Глава 1
Не знаю, что меня будит, но полностью проснуться не удается — туман заполнил сознание, не давая мне пробиться, начать соображать. Открываю глаза. Не сразу понимаю, что белая мутная плоскость передо мной — потолок. Потолок. Такой чистый… Белый… Я смотрю на него долго, или мне так кажется, пока в голове слегка не проясняется. Все тело сковано слабостью. Хватает сил только на то, чтобы моргать и пялиться в белое пространство. Пытаюсь вспомнить, что случилось, и где я, но не выходит — не удается выловить нужное воспоминание. То мужчины в халатах. То опрятная, но отчего-то вселяющая только отвращение, женщина. То прибытие Томми в Глэйд. То метаморфоза Бена. Или Томаса? Алби? То чей-то монотонный еле различимый шепот, переходящий в однотонный гул. За бесполезным перебиранием в голове воспоминаний, я и не замечаю, как вновь засыпаю.***
Тихий щелчок проникает в сознание, вновь пробуждая. Открываю глаза. Снова потолок. Только сейчас голова работает яснее — нет тумана. Но я все равно не помню, что произошло. Уверен — ничего хорошего. Поворачиваю голову и оглядываю комнату. Мебели, кроме кресла и стула нет. В стене зияет единственное большое окно, открывающее вид на беспросветную чернь. Возле кровати стоит какой-то аппарат. Рядом висит пакет с жидкостью, от которого вниз тянется прозрачная трубка. А справа на стене примостилась большая прозрачная выключенная плазма. Помещение кажется знакомым. Буквально ощущая каждую мышцу в теле, напрягаюсь, пытаясь подняться, но мне не удается сдвинуться с места. Руки и ноги словно что-то держит, а голова налита свинцом — не могу ничем двинуть. Подчиняются пальцы, кисти, но не руки. Но я не сдаюсь. И только с третьей попытки, до меня доходит — меня реально что-то держит! Я связан?! Прикладывая титанические усилия, приподнимаю голову. Да! Ремни. Сердце пропускает удар и ускоряет ход. Почему я связан?! От выброса адреналина ощущаю прилив сил. Делаю рывок, но ремни продолжают крепко сжимать запястья. Становится трудно дышать. Я откидываюсь на подушку, медленно вдыхая и выдыхая. Так! Главное не паниковать! Если я успокоюсь, то мне удастся вспомнить, что случилось, и почему я привязан. Надеюсь… Закрываю глаза. Продолжаю пытаться медленно и глубоко дышать. Что произошло? Где я? Самое ужасное, что я не могу понять, какое воспоминание последнее. Да что уж говорить! Я не могу выудить из своей памяти хоть какое-то воспоминание после побега из лабиринта! Появился Томас, затем Тереза, мир стал разрушаться, Алби сбрендил, гриверы стали навещать лагерь в поисках жертв, и после того, как Томми дал монстрам Создателей себя ужалить, мы полезли в лабиринт в решающий бой. Мне не хочется вспоминать резню с гриверами. Не хочется вспоминать смерть Алби. И последнее, что я помню — мы скатываемся по трубе, смазанной какой-то отвратительной субстанцией. И вроде это воспоминание последнее, но я уверен, что это не так — я теряю какой-то огромный и важный пласт моего прошлого. Но я не могу его вспомнить. Неужели Создатели снова поиграли с моей памятью? Но зачем? Что им снова от нас нужно? Мы же выбрались, разве не в этом заключался эксперимент? Тогда почему я привязан к кровати? И где Минхо, Томми и остальные шанки? А если… Сердце ускоряется до бешеной скорости. Страх липкими щупальцами охватывает внутренности, сжимает грудь. Нет! НЕТ! Они живы! Минхо жив! И Томас! И все! Они не могли их убить! По крайней мере они не могли их убить, а меня оставить в живых. Зачем? В этом нет логики! Нет смысла! Нет же? Нет! Точно! Нет! И уж если я не могу вспомнить, то возьмусь за более важное дело, чем ковыряние в мозгах — надо выбраться из ремней, найти друзей и бежать. Добраться пальцами до застежек получается, но расстегнуть их не выходит. Я вожусь с ними, пока руки не сводит. Черт! От напряжения в висках пульсирует боль. Еще ее мне не хватало! Будь у меня что-нибудь острое, я бы смог распилить ремни. Или длинное и тонкое — оно помогло бы мне подцепить язычок застежки. Но у меня ничего нет. И что мне делать? Я некоторое время лежу, тупо уставившись в потолок, пытаясь придумать способ побега. Но в голову ничего не идет. Да и к тому же мне не дает сосредоточиться навязчивая мысль, что я должен что-то вспомнить.Прошлое
Я ошалело смотрю на сомкнувшиеся с жутким грохотом ворота. Тишина окутывает, оглушая больше чем скрежет движущейся гигантской бетонной стены. В лабиринте остались Минхо, Алби и… Томас. Ворота закрылись прямо перед носом! Я успел только увидеть, как Минхо спотыкается и падает, а затем… этот сумасшедший шанк — Томас — в последнее мгновение влетел в лабиринт, несмотря на мой приказ не делать этого. Чертова хромота! Из-за нее я не успел. Не успел помочь Минхо. Не успел остановить Томми. Теперь этот стебанутый шнурок умрет вместе с… с моими друзьями. От этой мысли ледяной ужас растекается внутри, сворачивая внутренности в тугой комок. Тошнота сжимает горло. Накатывает слабость. Нет смысла надеяться, что они вернуться живыми. Тишина захлопнувшихся ворот подписала им смертный приговор. Никто не выживал ночью в лабиринте. Это невозможно. Я знаю… Но я не могу поверить в это… Не могу! Только не Минхо! Не Алби! Они не могут умереть! Только не они! Поднимается сильное желание что-то сделать — взорвать стену, перелезть ее! Черт! Что-то! Они там одни! И скоро к ним присоединятся гриверы… — Н-Ньют? Чак. Его испуганный слегка плаксивый голос ураганом проносится по моему сознанию, заставляя собраться. Я не знаю, что мне делать, но нельзя раскисать. Нельзя. Сжимаю кулаки. Нельзя. Поворачиваюсь в сторону паренька. Голова слегка кружиться, но я не обращаю внимания — концентрируюсь на лице Чака. Он смотрит на меня с такой надеждой, что становится только хуже. Все, на кого я надеялся, остались по ту сторону ворот. Они уже… Нет! Они пока живы! Я должен верить в Минхо! Он лучший бегун! Черт, он куратор бегунов! Уж кто-кто, а он точно выживет! Но Гордон не выжил… — Ты предлагаешь, остаться ночью в лабиринте, хотя в нем не выжил даже твой гениальный ублюдок! Он был круче нас всех взятых и умер! И ты думаешь, что сможешь стать лучше его и выживешь?! Даже Минхо не верил, что возможно выбраться… Заткнись! Я должен надеяться! Иначе… иначе я не выдержу. — Они… — голос Чака осекается, губы дрожат, глаза все еще круглые от страха. — Надеюсь, что нет, Чак, — хрипло отвечаю на его немой вопрос, — надеюсь… Резко разворачиваюсь и ухожу. Надежды во мне с тлеющий уголек, готового погаснуть в любую секунду, но я поддерживаю его как могу, иначе я не переживу эту ночь.Настоящее время
В очередной раз просыпаюсь. И да, первое, что я вижу — белый потолок. Я несколько секунд смотрю на него, пытаясь собрать мысли в кучу и понять, что меня разбудило. Это было похоже на… Кашель! Кто-то в комнате! Я быстро поворачиваю голову и вижу на кресле пожилого мужчину в слегка потертом, но тщательно выглаженном, коричневом костюме. Среди его серебристых от седины волос заметна небольшая лысина, а лицо покрывает ухоженная короткая борода. На кончике носа повисли очки в тонкой черной оправе. Он читает огромную, старую, толстую книгу, которую ему приходится держать двумя руками. За ухом примостился длинный карандаш. Кто он? Создатель? Словно почувствовав мой взгляд, мужчина поднимает глаза и, встретившись со мной взглядом, озаряется улыбкой — глаза светятся, и вокруг них появляется множество тонких морщинок. Все лицо словно сияет изнутри. И это мгновенно вызывает доверие. Нет! Мне нельзя никому доверять… По крайней мере пока не пойму, что происходит, и где мои друзья. Пока я связан. — Рад видеть осознанный взгляд, — голос мужчины кажется знакомым, но я не знаю, где слышал его и когда. Я пытаюсь ответить, но мне удается выдать только еле различимый шепот — горло пересохло, голосовые связки не подчиняются. — Конечно, — он снова озаряется, поднимается и откладывая томину. Берет откуда-то из-за аппарата стакан и небольшой прибор с кнопками. — Сейчас я приподниму койку, чтобы Вам было удобнее и дам кусочек льда. Хорошо? Я не отвечаю. Ему этого и не надо. Он нажимает на кнопку, и кровать подо мной медленно и плавно движется, пока я не оказываюсь в полусидячем положении. — Чудесно! — он подходит ко мне и ложечкой выколупывает из стакана осколок льда. Мне жутко хочется пить, но руки и ноги у меня все еще связаны, а этот мужчина мне незнаком. Могу ли я ему довериться? — Вам будет легче, Ньютон. Это просто лед, — он снова улыбается, но на этот раз в глазах печаль. Наверное, не стоит отказываться. Если бы они хотели меня убить, то выбрали бы более изощренный способ. Это же Создатели! Они для эксперимента построили, черт, лабиринт! Я позволяю ему вложить в рот кусочек замерзшей воды. Он быстро тает, приятно увлажняя горло. После первого, мужчина протягивает второй, я не отказываюсь. От льда сильнее захотелось пить, только уже нормальной воды. — Вы кто? — наконец получается выдавить, все еще хрипло и тихо. Он удивленно замирает, а затем, словно что-то вспомнив, кивает. — Даа, верно… — кладет на место стакан и медленно садится в кресло. — Вы меня не помните. Я Доктор Чарльз Стент. Я курировал Вас до того, как началась первая Фаза. Курировал? Первая Фаза? О чем он? Он видимо замечает мое недоумение, впирает в меня внимательный взгляд и спрашивает: — Что Вы помните, Ньютон? Мне совершенно не хочется отвечать. Зачем ему это знать? Я так и не понял, кто он такой! Мало ли что он имеет в виду под словом «курировать». Не отвечаю. Доктор вздыхает и откидывается на спинку кресла, поглаживая бороду и пристально всматриваясь в меня. В глазах продолжает плескаться печаль. Долгое молчание начинает напрягать. Я обвожу комнату взглядом. С моего нового положения мне открывается совсем другой обзор — более полный. Но ничего нового и интересного не обнаруживаю, кроме небольшого комода у стены напротив. И да, за окном день, и я вижу не только кончики крон деревьев, но и что за стеклом находится лес, который тянется далеко за пределы горизонта. Не знаю, был ли я до эксперимента в настоящем лесу. Не помню. Но сейчас мне ужасно захотелось прогуляться по нему. Он такой же как в Глэйде? Да нет, точно нет. Он же такой огромный! Но сейчас не это важно. Я оборачиваюсь и встречаюсь все с тем же пристальный и печальным взглядом мужчины. — Почему я связан? — с трудом проговариваю я. Язык словно не мой. Еле поддается. Доктор удивленно приподнимает брови. — Вы этого тоже не помните… — снова поглаживает бороду. — Что ж… Вы постоянно норовили сбежать, вынимали иглу капельницы, пытались побороть медбратов, вставали… Ясно, значит я пытался сопротивляться Создателям. Что они со мной сделали? Или делают… — Где мои друзья? — Вы про Томаса, Минхо и остальных испытуемых? — Да. — С ними все в порядке, — он улыбается, — иммуны изолировались от окружающего мира, но, согласно информации последних переговоров, известно, что они в полном здравии и благополучии. Я ничего не понял. Иммуны? Кто они такие? Зачем они изолировались? Да что за бред?! Зачем я вообще верю этому старикашке?! Он небось мне лапшу на уши вешает, а я слушаю, разинув рот! — Где я? — В клинике ПОРОКа. — Клинике? — Верно, Вы пролежали в коме долгий промежуток времени, специалисты ПОРОКа заботились о Вас, а теперь, когда Вы очнулись, они готовы предоставить Вам все необходимое для реабилитации. Какие заботливые! Аж до слез пробрало! Что они задумали? Почему я впал в кому? Я был ранен или Создатели ввели меня в медикаментозную кому? И сколько прошло времени? — Сколько? Мужчина пронзает меня сканирующим взглядом. — Около двух лет… Нет… Два года? Я провалялся на кровати два года… Если я был здесь, то что происходило с моими друзьями? Они в безопасности, или Доктор врет, и они тоже лежали в коме, и сейчас, как и я, не понимают, что происходит. А может, мужчина обо всем врет, и я вообще в коме не лежал? С чего я ему верю? — Ньютон, — Доктор Стент хмурится, — я вижу, что Вы мне не доверяете. И понимаю, что в Вашем состоянии и с Вашим прошлым это естественно. Но Вы должны поверить мне и начать сотрудничать. Только так я смогу помочь Вам реабилитироваться и скорее выбраться из клиники. Со временем вы все вспомните и поймете. Что думаете? Сумеете довериться мне? Хорош, нечего сказать. Я почти поверил. Ну, а что? Я смогу подыграть. Пока я связан, я не могу ничего иного сделать. Может, за хорошее поведение развяжут, а там уж я найду способ выбраться. Надеюсь к этому времени ничего с моими друзьями не произойдет… Я отвожу взгляд и делаю самое наивное и нерешительное лицо. Глубоко, словно наконец решаясь, вздыхаю. Киваю. Игра, так игра.