Сакура цветёт в апреле

Ещё с самого детства человек знает понятие слова «любовь». Дети сами выбирают любить им того или иного человека или же нет. Они могут в лицо сказать: «Я тебя больше не буду любить», а потом расплакаться по причине, непонятной даже им самим. Тоже происходит и у взрослых людей, которым это чувство знакомо лучше других. Человек может клясться себе в ненависти, безразличии, дружеских чувствах к другому человеку, однако сердце будет говорить совершенно иное. Порой, чтобы принять чувства, человеку нужно несколько лет. Некоторые же легко принимают их за пару минут как должное. Понятие любви очень сложное, его с лёгкостью можно спутать с привязанностью и симпатией. Люди всю жизнь могут прожить с одним человеком, а в душе страдать по другому. Любовь связывает в себе ряд других чувств. В основном всё начинается с дружбы. Затем появляется некая безумная заинтересованность. Влюблённый хочет знать всё о своём избраннике, начинает преследовать его и выпытывать всю информацию о нём. Если же он хорошо знаком с ним, то всё сразу же переходит к третьему, самому постыдному пункту. Влюбленный человек сам не осознает, как пытается привлечь внимание возлюбленного к себе. Неосознанно он касается его, засматривается на его лицо, пытается быть ближе и выделяться среди толпы его друзей. Он начинает подозрительно относиться к его знакомым, ревнуя возлюбленного к каждому дорожному столбу. Этот человек для него значит очень много, он буквально живёт его жизнью. Кажется, что у него нет недостатков, а то, что раньше казалось противным и отталкивающим, сейчас кажется безумно милым и привлекательным. Человек может не осознавать всего того, что он творит и чувствует. Он до конца может не принимать свою любовь, пока не будет слишком поздно… Люди любят лишь раз. Все остальные чувства были или будут ложными, мутными, смешанными и запутанными. Кого человек любил, а кого нет, будет известно только тогда, когда смерть коснется одного из них. «Любить» — значит быть готовым к смерти ради его жизни. «Любить» — значит жить его жизнью. — Бакуго, ты так пишешь, будто уже сталкивался с подобным. Очень красиво. Кацуки подскочил на стуле и резко развернулся лицом к неизвестно откуда здесь взявшемуся Эйджиро. — Т-т-т-ты как давно тут стоишь?! — испуганным голосом закричал Кацуки, оглядывая с ног до головы Киришиму, и постепенно заливаясь яркой пунцовой краской. — Не так долго, минут пять где-то. Я зашёл, ты даже не услышал, ну я и решил посмотреть, что ты так увлеченно пишешь. Знаешь, мне кажется, что завт… — Идиот! Ты что в таком виде ко мне припёрся?! — крикнул Бакуго, отворачиваясь от ничего не понимающего Эйджиро, дабы скрыть смущение, — Накинь что-нибудь! Живо накинь что-нибудь, иначе я тебя прикончу!!! Киришима, совершенно ничего не понимая, оглядел себя с ног до головы. На нём были домашние тапки, пижамные штаны и белое полотенце на мокрых волосах. Только верхняя часть его тела была полностью оголена. — Бакуго, что такое? — в недоумении спросил Эйджиро, подходя ближе к Кацуки, уже почти умирающему от смущения. — Не подходи ко мне!!! — заорал Бакуго, прижимаясь к сочинению, — Не свети своей грудью мне в глаза, идиот! Надень уже что-нибудь! — Но Бакуго, ты же видел меня так. Вспомни, мой геройский костюм, он… — З-з-заткнись!!! Это другое! Эйджиро ещё раз глянул на Кацуки, которого уже трясло то ли от злости, то ли от смущения. Сняв полотенце с головы и накинув его на плечо, Киришима молча вышел из комнаты, оставив Бакуго наедине со своими мыслями. Впрочем, мыслить — это самое последнее, что Кацуки хотел сейчас делать. Он отодвинул от себя сочинение и начал внимательно всматриваться себе между ног. — Какого чёрта… Не прошло и секунды, как в руках Кацуки появился телефон с запросом «как бороться с возбуждением». Быстро перелистав все сайты, Бакуго лёг на пол и начал нервно отжиматься. Интернет не врал, уже через несколько минут возбуждение спало и Кацуки спокойно выдохнул. Сейчас главное — ни о чём не вспоминать и просто заняться тренировками. Бакуго перевернулся на спину и уже спокойно начал качать пресс, не позволяя лишним мыслям захватить его разум. Вдруг дверь в комнату опять распахнулась. В этот раз Эйджиро пришёл в футболке, что не могло не радовать Кацуки. — Надел футболку, как ты и просил. Что делаешь? — спросил Киришима, раскладывая свои тетради на столе. Кацуки молчал. Почему-то было неловко и стыдно перед Эйджиро, но сейчас нельзя было вспоминать произошедшее несколько минут назад. Нельзя даже думать об этом. Киришима в недоумении оглядел друга. Бакуго сидел на полу прямо перед ним. Его ноги были раздвинуты и согнуты в коленях, он был приподнят на локтях и всё время бегал глазами по комнате, стараясь избегать взгляда Эйджиро. — Ты чего в такой позе? — усмехнулся Киришима, — Вставай, у меня тут физика. Нам задачу такую сложную задали. Ты сделал? — Конечно сделал. Лёгкая задача, это ты тупой просто, — сказал Кацуки, поднимаясь с пола, отряхивая одежду. — Не тупой я! — Тогда зачем ходишь ко мне каждый день с уроками? — ухмыльнулся Кацуки, подходя к другу, — Давай свою физику. Выхватив из рук Эйджиро учебник, Бакуго начал читать. — На рисунке показан график зависимости температуры твёрдого тела от полученного им количества теплоты… Тетрадь открой и записывай, не сиди просто так! Масса тела два килограмма. Чему равна удельная теплоёмкость вещества этого тела? — Кацуки закрыл учебник и положил его на стол, — Недавно это изучали, ты должен понять как решается задача. — Удельная теплоёмкость.? — Киришима в недоумении почесал затылок и умоляюще посмотрел на Кацуки. — Она самая!!! Пиши, что тебе дано, потом решение. Решается всё по формуле. — Пятьдесят тысяч разделить на два, умноженное на пятьдесят… — Эйджиро начал быстро что-то черкать в тетради, а затем с довольной улыбкой развернулся к другу, — В ответе пятьсот, верно? — И какого хрена я тебе должен помогать? Сам всё решил же… — произнес Бакуго, складывая руки на груди. — С тобой лучше, — улыбнулся Киришима, — Я тут посижу, сделаю все уроки, Бакуго, ты не против? Внутри Кацуки что-то вспыхнуло, будто тысячи бабочек решили выброситься наружу из живота. Это была та самая улыбка, которую он так сильно любил. Та улыбка, которая заставляла его сердце трепетать, а ноги подкашиваться. В области сердца опять кольнуло, но он уже не обращал внимание на эту боль. Когда-нибудь он сходит к врачам. Когда-нибудь, но не сейчас, когда ему совсем не до них. — Хорошо, — лёгкая улыбка появилась на его лице, — Если нужна будет помощь — обращайся. Бакуго лёг на кровать и устало выдохнул. Сейчас Эйджиро был в его комнате. Всё было спокойно, но что-то тревожило Кацуки. Конечно, это было не просто что-то. Несколько минут назад у него встал на лучшего друга, и это не могло не тревожить. Ладно, если бы на месте Эйджиро была девушка. Но это чудо, что сейчас сидело у него в комнате и делало уроки, было самым настоящим стопроцентным парнем. Парнем и, плюс ко всему, лучшим другом Бакуго. Киришима был прав, Кацуки видел его в таком виде довольно часто. Но раньше же всё было нормально. Почему тогда сегодня случилось такое? «Тупые Деку и Двумордый! Распространяют эту заразу по всей академии!» — подумал со злостью Бакуго, сжав руки в кулаках, — «Я не гей! Это даже смешно! Это глупость — думать о таком! Меня вообще никто не привлекает, я сам по себе!». Твердо уверив себя в том, что он — стопроцентный нормальный натурал без отклонений в голове, Кацуки довольно хмыкнул. Его взгляд вновь упал на Эйджиро, который сейчас нервно держал ручку в зубах и что-то бубнил себе под нос. — Чё там? Мозгов не хватает решить что-то? — усмехнулся Кацуки. — Нет, сочинение перечитываю, — не поворачиваясь лицом к другу, ответил Киришима и заправил прядь волос за ухо. Бакуго зациклил внимание на этом жесте и почему-то румянец вновь покрыл его щеки. — Почему ты постоянно укладываешь их? — этот вопрос сам сорвался с языка. Кацуки совсем не хотел озвучивать его вслух, ведь это было бы максимально глупо. — Что укладываю? — Эйджиро развернулся к Бакуго и задержал на нём взгляд. — Волосы. — Ну… — Эйджиро смутился от подобного вопроса и с улыбкой ответил, — Я хочу быть похожим на Алого Бунтаря. Он такой мужественный! Я восхищаюсь им и поэтому покрасил волосы и начал их укладывать. Кацуки поднял взгляд с окна на Киришиму и что-то удивлённо пробубнил себе под нос. — Ты их ещё и красишь? Это не твой настоящий цвет волос? — Кацуки медленно встал с кровати и подошёл к Эйджиро сзади. — Нет, у меня чёрные волосы, — улыбнулся он и, слегка покраснев, попытался отвести взгляд от друга. — Не могу представить тебя с чёрным цветом волос. Этот хороший и чертовски тебе идёт, — ухмыльнулся Бакуго, сам не понимая, что он сейчас сказал. Он провёл рукой по ещё не высохшим волосам Эйджиро. — П-правда?! — покрылся румянцем Киришима, — Спасибо! — Но лучше ходи без укладки, — произнес Кацуки, не выпуская из рук прядь волос Эйджиро, — Ты знал, что когда у тебя распущены эти грёбаные волосы, от тебя взгляда оторвать нельзя...?! — Ч-чего? До Бакуго только сейчас дошло, что он сказал пару секунд назад. Он густо покрылся румянцем и начал тараторить: — Я имел ввиду, что невозможно оторвать взгляда, п-потому что х-хочется дать тебе по башке, идиот! Так и напрашиваешься! Кацуки злобно глянул на Эйджиро, который в свою очередь, на фоне смущения изо всех сил и старался сдержать смех. — Бакуго, ты бы видел себя, весь покраснел! — широко улыбнулся Киришима, хлопая друга по плечу, — Так и быть, день-два похожу с распущенными. — З-завались и иди к себе уже! — крикнул Кацуки, прикладывая ладони к пылающим щекам, на ходу выталкивая Эйджиро из комнаты, — Достаточно у меня посидел, собирай учебники и вали! Я спать буду! — Бакуго, но ещё ужина не было! Куда спать? — Обойдусь без еды. — Ты сегодня вообще ел хоть что-нибудь? Ты не заболел? — Нет, не заболел! Вали к себе, Дерьмоволосый! Сладких снов! — И тебе, — улыбнулся на прощание Эйджиро и наконец вышел из комнаты. Кацуки устало выдохнул и бросился на пока ещё заправленную кровать. Нужно было сходить в душ, но было слишком муторно и долго спускаться на первый этаж. Бакуго вправду очень клонило в сон, и идти вниз у него просто не было сил. Он переоделся в пижаму, расстелил кровать и лёг. «Встал на Киришиму. Когда он с распущенными волосами, хочется подойти к нему со спины и зарыться в них. Родной цвет — чёрный. Интересно, как он выглядел бы с чёрными волосами?» — с подобными мыслями Кацуки и уснул. Время на обычные повседневные мысли и рассуждения перед сном не оставалось времени. Бакуго отключился в ту же минуту и погрузился в глубокий сон.