Школьная история

- Пошли ко мне, Цзян Чэн... Я устал от них, хочу побыть наедине с тобой. Эти слова, прозвучавшие хмельным шепотом прямо на ухо, родили не самые благочестивые ассоциации. Он успел уже на нервах выпить достаточное количества алкоголя, чтобы перед глазами все немного плыло, а совершенно любой поступок казался нормальным. Так, нормальным ему показалось обнять Лань Хуаня за талию, чтобы тот не упал. Они стояли недалеко от бара, и поток желающих выпить неизбежно проходил мимо них. Цзян Чэн и так добрую половину общительных лиц отваживал одним только взглядом, подходили либо самые тупые, либо самые пьяные – и те, и те все равно не задерживались надолго, потому что общительный с профессором Цзян Сичень тут же при ком-то другом начинал замыкаться, и черт. Это льстило. - Пойдем, - приблизив губы к уху Лань Хуаня, ответил наконец Цзян Чэн. Они покинули людный зал немного нетвердым шагом. Спустились по лестнице – Цзян Чэн все еще обнимал своего профессора, даже не пытаясь его отпустить. Лань Сичень время от времени чуть спотыкался, кажется, он не привык пить слишком много – но его широкая расслабленная улыбка, появляющаяся, когда он смотрел на Цзян Чэна, стоила всего алкоголя этого мира. Кровью и потом они одевались. Сперва не могли найти нужную вешалку, после путались в рукавах – Цзян Чэн, кажется, тоже смеялся. Поняв, что дело пропащее, он отнял у Лань Сиченя его тонкий плащ, решительно развернул мужчину к себе и помог одеться – но когда тот довольно кивнул, рук Цзян Чэн не убрал. Прижавшись со спины, он провел ладонями по талии Лань Хуаня, скользнул руками вперед, обнимая его – нет, всего лишь застегивая массивные черные пуговицы. - Вот так, - сказал тихо и только затем отошел. Лань Сичень и правда был пьян. Обернувшись, он все еще улыбался, и щеки его алели. Такой невинный и радостный – Цзян Чэн грелся одной лишь его улыбкой и сам невольно в ответ приподнимал уголки губ. Со стороны они, наверное, выглядели, как полные идиоты – долго и молча смотрели друг другу в глаза в полумраке неживого первого этажа. Накинув свое тяжелое черное пальто, Цзян Чэн достал из рукава плотный серый шарф – он носил его всегда, даже слишком часто. Но сейчас вместо привычного своего места эта вещица устроилась вдруг на шее Лань Хуаня – Цзян Чэн быстрым движением укутал его поплотнее, завязал как умел и посмотрел Сиченю в глаза. - Не хочу, чтобы ты замерз, - он сказал все честно, понимая, что никакая его фраза не покажется профессору Ланю неправильной. Тот плавно покачивался из стороны в сторону, когда они шли к выходу, а в такси, назвав нужный адрес, почти тут же уснул. Наверное, впервые Цзян Чэн был благодарен неровной дороге и неосторожному вождению – машину порой дергало, и почти сразу Лань Сичень уронил голову ему на плечо. Этого было достаточно, чтобы тут же его обнять, просунув руку под спину – и всю дорогу Цзян Чэн дышал мягким запахом чужих волос, едва заметно касаясь их щекой. Рыжеватые ночные огни то и дело мелькали в окне машины, их дрожащий свет танцевал на лице Лань Сиченя. Цзян Чэн смотрел на его ресницы, и губы, и нос – все это он впервые видел так близко. Нельзя было упускать эту возможность, черт знает когда он еще сможет вот так взглянуть на этого мужчину, когда сможет к нему прикоснуться. Самыми кончиками пальцев Цзян Чэн отвел с его лица прядку волос. Лань Хуань, кажется, спал действительно крепко и потому не заметил, как его руку накрыла горячая чужая ладонь. Так они и ехали, а когда машина наконец остановилась, было чертовски сложно разбудить Лань Сиченя – хотелось просто продолжать ехать с ним, спящим так мирно. Даже проснувшись, Лань Хуань продолжал улыбаться. Все ещё нетрезвый, видя перед собой своего возлюбленного Цзян Чэна - Сичень был счастлив. Прижимался к нему и держался рукой за его ладонь на своей талии, пока они поднимались вверх к его квартире. Ему казалось, что он держится ничего так, но на самом деле Лань Сиченя ощутимо вело, и без поддержки он бы точно упал. Однако дверь квартиры открыть смог. Когда Цзян Чэн предложил свою помощь, Лань Хуань ужасно завозмущался, доказывая, что сможет сделать это и сам, что не такой уж он пьяный. Сделал. Минут пять примерно делал, не замечая, с какой нежной улыбкой смотрит на него Цзян Чэн, покорно ожидающий Сиченя и внимательно контролирующий его равновесие. Счастливый Лань Хуань наконец впустил мужчину в свою обитель. Он был просто в восторге - наконец-то этот человек оказался у него дома. Наедине с ним. Сразу же согласился, между прочим. Значит, и сам хотел? Мужчина смотрел на Цзян Чэна неотрывно. Смотрел, пока тот раздувался, снимал пальто. Сичень понял, что не шевелился, только тогда, когда Цзян Чэн стал снимать с него его собственный плащ. Стоял вплотную, осторожно раздевая Сиченя, который слабо подрагивал от такой близости. Пока они были в кафе, все ощущалось не настолько интимно, а теперь... Даже пьяным Сичень чувствовал, как по коже бегут мурашки. Цзян Чэн стянул с него плащ и уже собрался отойти, но не успел. Лань Хуань вцепился пальцами в его водолазку, вздыхая шумно от ощущения горячей кожи на груди мужчины, что так легко ощущалась через тонкую ткань. Сейчас он не думал ни о чем вообще, его не волновало даже, что потом, возможно, Цзян Чэн его возненавидит. Он просто делал, что хотел. Мягкие, терпкие от алкоголя губы прижались к губам опешившего Цзян Чэна. Сичень бездумно целовал их, сполз губами ниже, целуя и вылизывая его линию челюсти, а затем шею. Он ощущал, как сильно вцепился в его рубашку Цзян Чэн, как он напряжен. Сичень не думал даже о причине его бездействия, ему просто хотелось касаться этого мужчины. Он больше не мог сдерживаться. - Пожалуйста, Цзян Чэн... трахни меня, я не могу больше терпеть. Лань Хуань смотрел в его глаза и дышал в самые губы, то и дело порываясь вновь прижаться к ним. Черт. Черт, черт, черт. Цзян Чэн схватил его резко за плечи, шагнул вперед. Ноги Лань Хуаня едва держали – он врезался в стену прихожей, что-то рядом тут же упало. Цзян Чэн поцеловал его глубоко, прижал всем своим телом. Кожа Сиченя была еще холодна после улицы, он касался ее своими горячими пальцами. Проникал в рот обжигающим языком и почти что стонал – может, на самом деле стонал, потому что это было слишком, мать его, сильно. Лань Сичень как мог держался за его руки, плечи, водил пальцами по шее, а когда Цзян Чэн вцепился в его волосы – он застонал. По-настоящему, громко, почти что восторженно. Прямо на ухо. Цзян Чэн вновь поцеловал его, не давая глотка воздуха сделать. Наседал, раздвинув бедром ноги Сиченя, двинулся резко, прикусывая его губу от удовольствия. Блять. Пальцы зарылись в его черные волосы и не отпускали – Цзян Чэн потянул, открывая молочно-белую шею. Почти что укусил, прижавшись губами, вылизывал, целовал, оставляя красные пятна, которым суждено было пропасть до рассвета. Он чувствовал, как Лань Сичень тянет его черную водолазку, и больше всего жалел, что не чувствует все еще ближе – кожа к коже. Вновь их языки столкнулись друг с другом. Почти что переплелись, когда Цзян Чэн качнул головой, проникая как можно глубже. Он двигался, и двигался, и их голодное дыхание перемешивалось, а когда Цзян Чэн вновь надавил бедром между ног Лань Хуаня, тот застонал в поцелуй. Снова укус – мужчина оттянул его губу, чтобы после продолжить свой поцелуй. Влажный, напористый, они оба почти задыхались, потому что не было времени подумать о воздухе, а когда Цзян Чэн все же вздохнул – он ощутил лишь легкий аромат трав. Привкус шампанского на губах. Вся его кожа как будто горела, было невыносимо жарко с этой проклятой кофте. Цзян Чэн резко выдернул рубашку Сиченя из брюк, задрал как мог, шарясь ладонями по спине. Его блядская шелковая кожа… она была почти сладкой на вкус – он вновь лизнул его шею. - Прости, - прошептал Цзян Чэн в изящный сгиб, где бешено бился пульс. Он отдавал ему в губы, стучал так отчаянно, что, казалось, прервешься – замрет и он. - Прости меня, - вновь прошептал Цзян Чэн. Пальцы его в волосах Лань Хуаня ослабли. Он достал вторую руку из-под рубашки и вцепился в талию Сиченя так, словно сам мог упасть. Оба они тяжело дышали, бедро все еще зудело – он чувствовал, как возбужден Лань Сичень. Чувствовал, что сам скоро взорвется. Чертов привкус шампанского на губах. Цзян Чэн поцеловал Лань Хуаня в губы – мягко и осторожно. Это прикосновение было почти что невинно, он касался его раскрасневшихся губ раз за разом, пока не оставил последний невесомый поцелуй в самом уголке рта. Лань Хуань не открывал глаза, упершись затылком в стену. Что же они творили? Цзян Чэн, у тебя и грамма совести не найдется. Он отвел Лань Сиченя в спальню. Зажег только ночник, его мягкий рыжий свет наполнил уютную комнату. Лань Хуань был тих, он, кажется, совсем выбился из сил. На шее его краснели следы поцелуев, только взглянув на них, Цзян Чэн ощутил жар и вылетел из комнаты. Потребовались долгие минуты, чтобы умыться холодной водой, посмотреть на свое отражение с черными омутами вместо глаз. Он все еще тяжело дышал, слишком часто облизывался, очки чуть запотели. Твою мать. Цзян Чэн принес в спальню стакан воды, помог Лань Хуаню чуть приподняться. - Вот так, - прошептал, сидя бок о бок, обнимая его за талию. Теперь профессор Лань походил на печку, даже в полумраке виднелись его алые щеки. Он едва ли видел Цзян Чэна, так сильно был пьян. И все-таки улыбался. Мужчина поцеловал Сиченя в висок. Слишком велик был соблазн. Скользнул губами к щеке, к мочке уха – прикусил ее. Сичень чуть слышно хихикнул. - Прости, - сквозь поцелуй улыбнулся Цзян Чэн, провел носом по его шее. – Ты бы себя видел, Лань Хуань. Ты бы себя слышал… Его взгляд, фигура, лицо, движения, голос, его чертово в с ё заводило Цзян Чэна. Поцелуи пьянили, прикосновения разводили под кожей пожар, вкус его губ никогда больше уже не забудется. Оттого становилось хуже. - Тебе нужно поспать, - горько шепнул Цзян Чэн, мягко поворачивая подбородок Сиченя к себе. На него смотрели большие, но совершенно хмельные глаза. – А я буду с тобой. Они вместе упали на подушки, и Цзян Чэн вновь поцеловал его – нежно. - Спи, - прошептал в поцелуй, - Лань Хуань. - Цзян Чэн... - прошептал в ответ Лань Хуань, прижимаясь к нему поплотнее, полностью расслабленный и счастливый. - Ты только не уходи... Я люблю тебя, не уходи, хорошо? Я только чуть-чуть полежу и снова тебя поцелую... Уже в процессе разговора речь Лань Хуаня потихоньку замедлялась и становилась тише, пока мужчина совсем не замолк, уткнувшись лицом куда-то в шею Цзян Чэна. *** Голова просто раскалывалась, казалось, что по ней будто кто-то долбит молотком - неустанно и монотонно. Лань Сичень с глухим стоном сел в постели, не сразу понимая и вспоминая, что было вчера вечером. Он кое-как дотянулся до тумбочки, залпом выпивая стакан воды, затем сполз с кровати, неуклюже заходя в ванную и чуть ли не окунаясь лицом в раковину под холодную воду. Постепенно становилось легче. Лань Хуань умылся, почистил зубы аж два раза - после алкоголя был ужасный запах и вкус. Нашел в себе силы залезть в душ - и вот тут до него, наконец, дошло. Воспоминания возвращались постепенно, частями. Вот они с Цзян Чэном смеются, стоя у барной стойки и чокаясь бокалами. Вот идут к такси. Вот мужчины входят в дом Лань Хуаня - а затем сплошное бесстыдие. Как Лань Хуань вообще посмел прикоснуться так к Цзян Чэну? Поцеловать его? Попросить... о таких вещах? Боже, какой позор. Понятно же, что Цзян Чэн не отказал лишь потому, что тоже был пьян. Поцеловал тоже поэтому, но в итоге все же отстранил от себя. Постепенно стыд превращался в грусть, и Лань Хуань стоял под прохладной водой, опустив голову. Мокрые волосы прилипали к лицу, но он даже не замечал этого. Не замечал, как дрожит от холода и страха, как голова кружится. Думал лишь о том, что Цзян Чэн в итоге все равно его отверг. Даже пьяного, готового на все, покорного - отверг. Не нужен ему ни сам Сичень с его душой и характером, ни его тело, ни его знания. Вообще ничего. И единственные причины, по которым он вчера не получил в лицо - воспитанность Цзян Чэна и его нетрезвое состояние. Лань Хуань вышел из ванной, мокрый, дрожащий от холода и нервов. Закутанный в полотенце, скрывающее его тело от груди и до середины бедра. Вышел как есть, слишком разбитый сейчас, чтобы думать о собственной порядочности. Было совсем не до того. Он осторожно заглянул в комнату. Цзян Чэн ещё спал. Лежал на его кровати, занимая около половины. Одна рука протянута поперек туловища, другая покоится на животе. Только сейчас Лань Хуань понял, что так и спал на его руке и в объятиях этого мужчины. Тот не просыпался, и Лань Хуань с одной стороны был благодарен за это, ведь не придется разговаривать с ним о произошедшем прямо сейчас. А с другой стороны он мечтал, чтобы Цзян Чэн поскорее ушел - видеть его было действительно тяжело. Видеть профессора Цзяна в своей кровати - просто какой-то новый вид пытки. Профессора Цзяна которого домогался вчера так открыто и просил себя оттрахать. Лань Хуань нашел в себе силы дойти до кухни, выпить таблетки. Сесть за стол. Но потом нервы все же сдали. Мужчина всхлипнул, закрывая лицо руками, чувствуя, как в глазах собираются слезы. - Какой же я, - отчаянно шептал Лань Хуань, чтобы хоть куда-то вылить свое горе, - просто ужасен, ужасный человек. Как я вообще посмел... какое право имею прикасаться к нему таким образом? Какое право я имел пользоваться его опьянением, надеясь, что он не откажет? Я ужасный, ужасный человек... *** Цзян Чэн, если честно, плохо помнил, как заснул. Он долго лежал, глядя в темноту, такую пронзительную, что в глазах словно шумело. Лань Хуань на его руке устроился крайне удобно, тихо сопел ему в шею, и его теплое дыхание волнами мурашек разбегалось по всему телу. Такой мирный и ласковый… одна его рука обнимала Цзян Чэна поперек туловища, вторая покоилась под боком. Лань Сичень тихо сопел, и в груди щемило от каждого его вздоха. Что творилось у него в голове? Всегда улыбчивый, вежливый, он внезапно признался Цзян Чэну в любви. Предложил то, от чего кровь закипала, и мысли путались. Нет, Цзян Чэн хотел это все. Более чем… потому-то его сознание едва ли принимало на веру слова Лань Хуаня. Он, точно идиот последний, убеждал себя в том, что признание было только из-за алкоголя, что вовсе не то Лань Сичень имел в виду. Да, Цзян Чэн, не то он хотел сказать, умоляя себя отыметь. Разумеется. И все-таки они оба уснули. Не было этого тягучего ощущения сна, когда еще до пробуждения ты понимаешь, что спишь. Барахтаешься в этих сетях сновидений, крутишься с боку на бок и не можешь никак понять, хочется ли открыть глаза наконец. Кажется, лишь один раз Цзян Чэн проснулся – перед самым рассветом. Открыл глаза, совершенно трезвый рассудком, уставился в светло-серый потолок, чуть размытый без очков. Рука слабо гудела – Лань Хуань все еще спал на ней. Лежал во все той же мирной позе, только ногу свою умудрился просунуть между бедер Цзян Чэна, чтобы ближе прижаться – совершенно невинно. Он был так красив и беззащитен – Цзян Чэн, извернувшись, оставил мягкий поцелуй на его лбу и закрыл глаза. Было совершенно отчетливое чувство, что утром он проснется один. На миг захотелось остаться в этом моменте, в предрассветной тишине, слабо шумящей в ушах, мягкой прохладой обдающей лицо. Хотелось лежать под теплым одеялом всегда и чувствовать, что Лань Хуань обнимает его. Доверчиво ластится, все так же дышит тихонько в шею, и можно было представить, что это утро для них - одно из многих. Цзян Чэн хотел бы его поцеловать в эти теплые мягкие губы. Склониться над ним, поставив руки по обе стороны от его головы, и отвести в сторону черную прядку. Хотел бы разбудить его бережными поцелуями, чтобы увидеть сонную улыбку этого человека. Цзян Чэн хотел бы будить его каждое утро, но у него был только этот беззвучный миг в дрожащей тишине. И он снова закрыл глаза, понимая, что не забудет его уже, наверное, никогда – ни этого мягкого запаха чужой кожи, ни легкого зуда в руке, такого приятного и чуть тянущего. Не забудет и то, как Лань Хуань крепче обнял его, чуть улыбаясь. Цзян Чэн вновь провалился в сон, чтобы проснуться в пустой постели. Он не посмотрел на время, даже знать не хотел, какое сейчас время суток. Резко открыл глаза, и первое, что увидел – серый потолок. Рука не гудела больше. Он повернул голову, увидев только подушку, на которой провел ночь Сичень. Закончилось, наверное, все между ними. Начаться ведь не успело – а уже подошло к концу. Он встал, как был, растрепанный и помятый. Слышал тихие звуки с кухни, и впервые, наверное, думал, что показаться на глаза Лань Хуаню, даже если его прогонят в ту же секунду, необходимо лишь для того, чтобы просто на него посмотреть. Убедиться, что все в порядке, что он хорошо себя чувствует, а после и на глаза ему не попадаться, если тот не захочет. Цзян Чэн даже не знал, за что Лань Сиченю винить его – но все равно чувствовал, что извиниться обязан. За то, что застал его в момент откровения, за то, что раскрыл его слабость – только вот пока непонятно какую… Все то, что случилось ночью в стенах этого дома, Цзян Чэн не мог объяснить, он только ждал вердикта Сиченя. С этими мыслями и вышел на кухню, но обнаружил не то, чего ожидал. Лань Хуань, кажется, плакал. Лица его было не разобрать, он сидел на углу стола, закрывшись руками. Спина его дрожала, и вся фигура мужчины, сгорбленная, хрупкая, испугала Цзян Чэна. Черт, что он натворил? - Лань Хуань, - прошептал он, подлетая. А может, говорил, уже стоя перед ним на коленях, Цзян Чэн и не помнил. Только взялся за запястья Сиченя, как-то неловко попытался их отвести, но мужчина лишь сильнее сжался. - Мне жаль, - Цзян Чэн подался вперед, заключая его в объятья, - мне так жаль, правда. Я сделал такую глупость, Лань Хуань… Он не знал точно, за что извиняется. За свои жадные поцелуи, за касания у стены, за желания своего больного рассудка – или за то, что не мог взглянуть на Лань Сиченя иначе. Цзян Чэн любил его, чертовски любил, и извинялся, возможно, за это, ведь ничего поделать уже не мог. Его руки гладили Лань Хуаня по голове. Приклонив колени, Цзян Чэн прижимал его крепко-крепко и бормотал несуразицы, обещая больше никогда Лань Сиченя так не обидеть, не тронуть, не оскорбить. Только вот вряд ли это тому помогало – как и Цзян Чэну, в груди которого болело только сильнее. У Сиченя не было сил ответить Цзян Чэну. Тот прижимал его к себе, не замечая попыток Лань Хуаня отстраниться, и он вскоре прекратил их. Затем и слезы высохли, а дрожащий мужчина остался сидеть в объятиях профессора Цзяна - заплаканный, красный, стыдящийся своего вида. - Отпусти меня, я должен одеться, - сдавленно шепнул мужчина, когда нашел для этого силы. Цзян Чэн будто и не замечал. Сидел в его ногах, уткнувшись лбом в обнаженное плечо Сиченя, обнимал руками его за талию. И в шепоте мужчины, что продолжал перед ним за что-то извиняться, Лань Хуань понял главное - Цзян Чэн не злится. Мужчина все так же не отпускал его, и Сичень, подняв наконец лицо и убирая руки, взглянул на его макушку. Положил осторожно одну ладонь на его плечо и горько прошептал: - Ты чрезвычайно добр к тому, кто пьяным полез к тебе. Я поступил ужасно, домогаясь тебя, не смог сдержать свои чувства. Не знаю, что ещё наговорил тогда, я правда плохо помню, но… думаю, достаточно для того, чтобы мы больше никогда не общались. Мне так жаль, Цзян Чэн, так жаль... Мне было очень приятно так близко с тобой общаться, но, боюсь, я больше не заслуживаю твоего внимания и недостоин доверия. Так что позволь мне сейчас одеться и хотя бы проводить тебя как следует. Как бы Лань Сиченю ни хотелось это предотвратить, он не смог бы и дольше удерживать подле себя Цзян Чэна, который, наверняка, сейчас в обиде на него, но из вежливости не говорит об этом. Говорить, если честно, Цзян Чэн сейчас не мог априори. Горло сжало еще на том моменте, когда Лань Хуань только упомянул свои чувства. Это был миг, когда вся картина мира профессора Цзяна, взлелеянная нелюбовью к собственному характеру, тонной бессознательных страхов и природной недоверчивостью, пошла крупными трещинами. Они протянулись от его искренней веры в собственную непривлекательность до твердого убеждения в том, что Лань Хуань совсем из другого мира - какой-то эфемерной реальности, наполненной вежливыми улыбками, размеренными беседами и долгими прогулками в парке. Цзян Чэн же был... другим. Рядом с Сиченем, таким элегантным, он ощущал себя грубым и неотесанным сгустком нелепости, неуклюжим и слишком громоздким. Даже сейчас, опустившись перед ним на колени, Цзян Чэн все равно ощущал, насколько же он крупнее. Лань Хуаню разве комфортно в его компании? Похоже, все-таки более чем. Он так горько и искренне извинялся... не просто за произошедшее - именно за то, что позволил себе показать свои чувства. Точно те же, что плескались в груди у Цзян Чэна. Когда Лань Сичень беспомощно попросил его отпустить, руки сами крепче сжались вокруг его талии, тонкой и изящной, словно бы созданной для объятий Цзян Чэна. Он вцепился в Лань Хуаня что было сил, краем уха замечая, как тот охает от неожиданности. Нужно было сказать, признаться. Выпалить что-то вроде: "Я тоже!" - и тут же его поцеловать. Но комок так и стоял в горле, Цзян Чэн совершенно забыл, что умеет говорить или даже шевелиться. Он окаменел, чувствуя, как тонкие пальцы Лань Сиченя касаются его плечей. Хотелось, чтобы они зарылись в волосы, погладили по голове, чтобы Лань Хуань прошептал: "Все хорошо, все всегда будет у нас хорошо", - и Цзян Чэн бы ему поверил. Но пока что все было... все было на грани. Как будто на тонком льду, с той только разницей, что под ним могла обнаружиться не только ледяная вода, но и обжигающе-горячий поток их общих чувств. Они все-таки были правдой? Все, что Цзян Чэн сумел - это качнуться назад, так и не размыкая объятий. Он был силен, тем более в порыве эмоций - Лань Сичень, едва ли опомнившись, слетел со стула прямо к нему, на пол - и на колени, вновь оказавшись чуть выше Цзян Чэна. Его теплое, чуть дрожащее тело оказалось прижато вплотную к груди Цзян Чэна, глаза ошарашенно смотрели на мужчину, и когда тот сел поудобнее, Лань Хуань опустился на добрый десяток сантиметров, все еще сидя... не на полу. Цзян Чэн крепче обнял его за талию, их лица были чертовски близко, так идеально для поцелуя - но он уткнулся в чужую шею, чтобы пробормотать: - Ты нравишься мне, Лань Хуань, - и это было самым смелым поступком за тридцать лет его жизни. - Очень, - а это вторым по счету. Цзян Чэн рвано выдохнул, понимая, что некуда больше бежать. Он упал, окончательно, бесповоротно, в омут своих чувств и признаний, заключенный в этих удивленных блестящих глазах, от которых он не мог оторваться, пока говорил: - И я хочу быть с тобой, - Цзян Чэн хмурился и хотл отвернуться, но не мог, словно стальные тиски держали его, и смелость, самая последняя на его веку, убывала по капле с каждым словом, - хочу целовать тебя. Не потому что мы с тобой выпили, а просто так. Понимаешь? Хочу прямо сейчас, Лань Хуань, когда ты, почти обнаженный, сидишь на моих коленях на полу кухни. Когда я глажу твою голую спину, чувствую, как ты дышишь мне в губы, и вижу, что ты тоже этого хочешь. Хочу. Свое оцепенение Лань Хуань заметил не сразу. В ушах ещё звучали слова Цзян Чэна, которые тот произнес, не отрывая взгляда от глаз Лань Хуаня. Но какая у него может быть причина, чтобы говорить все это? Он же не мог начать ему нравиться просто так, внезапно. Начать нравиться после совместной пьянки и поцелуев. Да Лань Хуань даже не умеет классно целоваться, чтобы это хотя бы чуть-чуть походило на правду. Мужчина молчал, продолжая недвижимо сидеть на коленях профессора Цзяна. Продолжал вглядываться в его глаза, видеть, как тот обеспокоенно и с надеждой смотрит на него в ответ. Видел все это и все равно сомневался - в себе самом. Ну как так может получиться, что Цзян Чэну он нравится? Что, может быть, он его любит? Хочет целовать... Почему? Что он сделал такого, чтобы заслужить это? И все же Сичень понимал, что ничего тут и не надо было делать. Что сам он полюбил Цзян Чэна не за какие-то его поступки, а за характер, за его ум, манеры. За личность. К тому же он был действительно красив и, разумеется, это тоже послужило толчком к первой симпатии и последующим не самым приличным желаниям и мыслям. - Но как я могу тебе нравиться, если я повел себя так некрасиво? - неуверенным тихим голосом спросил Лань Сичень, опуская стыдливо взгляд. Брови немного насупились, когда он снова вспомнил их жаркий поцелуй прямо у дверей квартиры. Вспомнил то, как вел себя Цзян Чэн с ним, то, как касался и прижимал к стене. А действительно ли Лань Хуань тут поступал неправильно? Разве он заставил? Только теперь до него стало доходить, когда чувство вины исчезло под наплывом более сильных чувств и волнений. Сичень, закусив губу, отвёл взгляд в сторону, понимая, что сейчас, когда он сидит на коленях Цзян Чэна, вырваться он не сможет да и не захочет. И все же... Стыдно. - Тогда ты, получается, сам хотел... всего этого? Спрашивать так напрямик было стыдно и неловко, и все же Сичень сделал это. Терпеть эту неопределенность ещё он бы не смог. Прямо перед его лицом маячили блестящие от волнения темные глаза мужчины, его губы, немного суховатые, но такие желанные. Соблазн поцеловать их был слишком велик. И Лань Хуань сделал это. Зажмурился, перешагивая внутри себя ту черту дозволенного, последний рубеж, что ещё помогал ему держать себя в руках. И вот сегодня осознанно он нарушает свои же установки, прижимаясь к губам Цзян Чэна по своему желанию и на трезвую голову. Все те взволнованные слова, которые успел Лань Хуань едва слышно произнести, вылетели из головы. Цзян Чэн мог бы дать на них ответ, но какой теперь в этом был смысл, когда все решилось простым поцелуем? Осторожным, почти что испуганным прикосновением губ, которое сперва показалось ненастоящим, но, чем дольше Лань Сичень целовал его, тем сильнее становились ощущения. Цзян Чэн, казалось, чувствовал каждую трещинку на его искусанных от тревоги губах - он и сам волновался. Тяжело выдохнул, когда наконец пришел в себя, и обнял Лань Хуаня так крепко, что тисками их теперь было не разделить. Цзян Чэн ответил на поцелуй - чувственно и напористо, почти сразу же перехватывая инициативу. Ему нужна была эта уверенность. Знание, что Лань Хуань тоже хочет всего, что происходит и произойдет между ними. Едва лишь поняв это, Цзян Чэн ощутил, что теперь может многое. Он может зарыться ладонью в его мягкие волосы, вновь потянуть, теперь точно зная, что это ему дозволено. Может прижать Лань Сиченя ещё теснее, провести языком по его губам, наслаждаясь их свежим вкусом - и тут же проникнуть внутрь, получая безоговорочный доступ. Цзян Чэн раздвинул ноги, позволяя Сиченю сползти медленно ниже, между его бёдер - сесть так, чтобы он вновь возвышался немного над этим мужчиной. Получилось положить ладонь ему на шею, чуть сжать сзади, расслабить пальцы. Язык Лань Сиченя робко прикасался к его собственному, позволял делать все, что захочется. Пальцы Лань Хуаня гладили его грудь, плечи, и на каждое прикосновение Цзян Чэн реагировал все острее. Его движения ускорялись, становились более напористыми - вскоре они целовались, почти задыхаясь, и кухню наполнили влажные звуки. Вновь Лань Сичень тихо постанывал от обилия ощущений, и снова хотелось вдавить его в стену - или уронить на пол, чтобы накрыть его, все ещё почти обнаженного, своим телом. Цзян Чэн был жаден до всего - наконец-то. Он целовал и целовал Лань Хуаня, пытался коснуться его сразу везде, а когда близости перестало хватать - он упал. Откинулся на спину, позволяя Сиченю удивленно повалиться ему на грудь, и тут же перекатился - Лань Хуань оказался лежащим на кухонном полу. Впрочем, плевать было - где. Цзян Чэн посмотрел на него, раскрасневшегося, на миг не веря, что все это правда, что этот мужчина признал его. - Ты мой, - тихо сказал он, склоняясь над Лань Сиченем, и снова поцеловал его, полностью уверенный, что получит ответ. И это было самое потрясное чувство - взаимность. Облегчение теплом разлилось в груди, когда Лань Хуань наконец действительно ощутил, что он не одинок. Что чувства его - взаимны, что Цзян Чэн тоже любит его, тоже хочет обнимать, касаться, целовать. Лань Сичень часто вздыхал в губы мужчины, обнимая его руками за шею, пытаясь прижать так близко, как мог. Ему казалось, что стоит моргнуть - и все исчезнет, что слова Цзян Чэна повернутся вспять, что он оттолкнет его, не выслушав робкого признания, и уйдет навсегда. Думать об этом Сичень не успевал. Цзян Чэн прижал его к полу своим телом, целовал напористо и жадно, скользил руками по телу, все больше и больше обнажающемуся под жаркими касаниями. Лань Хуань чувствовал, что полотенце уже почти ничего не скрывает - прикрывает лишь сверху живот и бедра мужчины, оставив все остальное на обозрение Цзян Чэна. Сичень вцепился одной рукой в полотенце, чувствуя странное облегчение от того, что Цзян Чэн целует его настолько пылко, что не замечает этого. В конце концов мужчина, задыхаясь, прервал поцелуй и откинул назад голову, заходясь в шумных тяжёлых вздохах. Темные волосы разметались по полу, а Сичень, без одежды выглядящий ещё более хрупким, даже не замечал, что они лежат посреди кухни. Жмурился, вздыхал, пытаясь собраться с силами, и только потом перевел взгляд на Цзян Чэна, что навис сверху и смотрел на него темным взглядом. - Я твой, - шепнул мужчина тихо, глядя на него блестящими от счастья глазами. Он понимал, в каком положении они находятся, понимал все, и все же боялся поверить в то, что все это правда. Что Цзян Чэн любит его, Сичень ему нужен. Цзян Чэн же смотрел на него, боясь лишний раз отвести взгляд, потому что казалось: моргни, и Лань Хуань исчезнет. Этот растрёпанный, раскрасневшийся Лань Хуань, который облизывает пересохшие губы, кладёт ладони ему на грудь и выгибается дугой на полу, потому что завёлся от одних только поцелуев. - Мой, - повторил за ним Цзян Чэн, целуя открытую шею, дергающийся кадык. Он давно уже устроился между ног Лань Сиченя, и только пушистое полотенце отделяло их друг от друга - то, которое с каждым движением все больше сползало вниз. Пальцы холодил кухонный кафель, и только тогда, кажется, до Цзян Чэна дошло, где они находились. Он выдохнул, беря себя в руки - достаточно, чтобы чуть отстраниться, прекратить поцелуи. Ненадолго - Цзян Чэн сел быстро, чуть дрожащими пальцами поправил полотенце на бёдрах Сиченя, а в следующий миг уже держал его на руках. Это вышло легко - мужчина слишком уж растерялся, чтобы сопротивляться, и Цзян Чэн поднял его совершенно невозмутимо, только выдохнул в губы Сиченя, когда тот что-то воскликнул. - Пойдём, - поцелуй остался на припухших чужих губах. Цзян Чэн отнёс его в спальню, чтобы бережно положить на мягкий тёплый матрас, чтобы, глядя на Лань Хуаня немного взволнованным темным взглядом, решиться и снять одним слитным движением свою водолазку. - Лань Хуань, - тихо позвал Цзян Чэн, вновь склоняясь над ним, чтобы прикоснуться к тонкой шее Сиченя, провести носом за ухом, прикусить мочку. Здесь, в спальне, в чуть приглушённом свете, Цзян Чэн как будто обрёл ещё большую уверенность. Он легко сместился, оказываясь вплотную к Сиченю, и когда тот двинул бёдрами, Цзян Чэн тут же оказался между них. Полотенце, совершенно беспомощное против такого напора, тут же ослабилось - Цзян Чэн бедром ощутил тепло и напряжение. - Хочу тебя всего, - прошептал он в губы Сиченя, прежде чем поцеловать его глубоко и жадно. Почти сразу же тело двинулось само по себе, рождая мягкий тягучий толчок, разошедшийся приятной вибрацией по их телам. Цзян Чэн углубил поцелуй и снова качнулся - сильнее. Непонятно, кто из них застонал, может быть, даже он сам. Не было времени подумать, насколько его поведение непристойно... Цзян Чэн брал и делал, потому что терпеть уже не получалось, потому что с ночи в голове стоял пьяный голос Сиченя. «Трахни меня» Он прикусил губу Лань Хуаня, оттянул ее, сжимая пальцы на белых простынях. «Я не могу больше терпеть» Пальцы вцепились в его подбородок - резко и крепко. Большой палец провёл по нижней губе, вмешиваясь в поцелуй, оттянул ее на мгновение - и следом Цзян Чэн уже держал шею Сиченя сзади, крепко сжимая пальцы. Он все ещё двигал бёдрами, не оставляя полотенцу ни шанса - от каждого толчка оно все больше сбивалось. И тем сильнее хотелось отшвырнуть его в сторону. - Хочу увидеть тебя, - почти приказал Цзян Чэн, глядя своим взглядом-омутом Сиченю в глаза.