The World and time enough for us

Штирлиц брел по улицам спешно окапывающегося Берлина , размышляя о умирающей красоте этого старого города. За эту войну казалось, он должен был возненавидеть все немецкое , что частично было правдой, но было все таки, что то такое привычное в этом всем . Будучи человеком средних лет он поражался, как сильно менялись времена в этом столетии, казалось, все меняется так стремительно , как никогда не случалось ранее . И с одной стороны, рассуждал Штирлиц, изменения нужны , таков путь прогресса, который покажет свои ростки в будущем и зацветет бурным цветом , но с другой, он каждый день наблюдал за медленной агонией старого Берлина и старого мира. Тем временем на дворе стоял апрель. Исход войны был предрешен и превратился в вопрос времени. Штирлиц этому был очень рад , но как человек заставший те старинные, пронизанные некогда угловатой викторианской моралью времена, он понимал, что с концом войны , наступит конец целой эпохи той, изжившей себя , загадочной старины , частью которой он был. На смену придет новый , другой и совсем непонятный мир. Да, он будет , несомненно, он уже стучится в дверь, но Штирлиц знал, что открой он ему, он не найдёт себе там места. Он уже не молод, он уже не изменится. И эта мысль доставила ему неудовольствие еще и потому , что сейчас между ним и его врагом разницы было не так много, во всяком случае, не смотря на полярность своих позиций , конец ждал их одинаковый. Это было иронично подумал Штирлиц. Особенно забавляло его то, что он почти наверняка знал, что со своим «начальством» через пару лет войны он пересечется в Мексике , если конечно, он доживет. В такие минуты он порой мечтал вернуться домой , в Москву , понятную и родную , но последние годы , он чаще думал, что не хочет уже покидать Берлин . Про себя он шутил , что вдруг стал немцем . Но пути домой больше не было и как разведчик он это хорошо знал. Полный таких размышлений он не заметил, как дошел до своей «работы». А работы было много , даже слишком , для того безвыходного положения в котором он находился. А потому, не желая откладывать неизбежное Штирлиц пошел сразу же к начальству . Шелленберг ждал его , казалось, целую вечность. Штаб стремительно пустел , эвакуация персонала уже потихоньку набирала свои обороты , а потому в коридорах управления становилось все тише . А Шелленберг отвык от тишины . Будучи руководителем он привык к вечно хлопающим дверям своего кабинета и вечному гомону коридоров. Это помогало снимать напряжение и отвлекать Вальтера от проблем. Но с тех пор как постоянным гостем стала тишина он сходил с ума. Именно поэтому он всегда ждал Штирлица , по своему обыкновению сохранявшего бодрость духа и ясность сознания . Как удивительно , думалось Вальтеру, за эти несколько месяцев они стали почти что приятелями. Они часто пили кофе и много курили в большом кабинете Вальтера , сейчас казавшегося пустым и безжизненным. Нет работы с эвакуацией стало только больше , но разумно мыслящие люди , коих осталось не так много, как хотелось бы , понимали что все эти тонны бумажек ждёт печь , если они хотят пожить в плену у союзников или боже упаси у красных , хотя бы пару тройку штрафных месяцев. Штирлиц зашел в кабинет без стука , так как в нем более нет необходимости, мрачного Шелленберга мало кто выносил , а потому даже оставшиеся без крайней необходимости туда не совались. - О Штирлиц, я думал вы угодили под бомбу , где же вас носило черт возьми сколько времени ?- Шелленберг привычно огрызался вместо приветствия , заставляя Штирлица ухмыляться и пускать какую нибудь колкость . - - Прошу простить, бригаденфюрер, горевал над кустом гортензии , превратившемся в воронку , теперь мне совершенно нет никакого удовольствия ходить по парку. Видите ли эта гортензия мне особенно дорога, она всегда встречала меня по дороге в наше управление . А теперь… времена меняются, а старые и одинокие мужчины вроде нас остаются. Право виноват, я задумался - начавшаяся как потенциальная сатира фраза не долетела до своего ироничного заключения. Штирлиц устал и Шелленберг сейчас это отчетливо видел. Они оба устали и оба чувствовали этот повисший в зловещей тишине вес будущего окончания, который свалится на них смертельной лавиной и метались между желанием поскорее пережить этот момент и желанием оттянуть его в вечность. Сев в тишине в кресла вокруг кофейного столика они уставились на камин . Оба думали о том, как удивительно порой бывает в жизни , как неожиданно противоположные люди становятся совершенно похожи перед лицом великих перемен. Некогда веселый , невероятно умный ,хитрый и изворотливый Вальтер , любимец женщин и услужливый слуга своего хозяина стал тихим , желчным и осторожным , а саркастичный и харизматичный, но сдержанный Штирлиц стал более уставшим и флегматичным. Перед глазами двух смертельных врагов разворачивалось пламя камина , сквозь которое оба видели неумолимый марш нового миропорядка , в котором все, что имело значение меркло и увядало в вечности. А потом снова началась работа.