А я что, рыжий что ли?

– Ау! – неожиданно для себя я обнаружил, что у меня болит голова. Даже не так, я вообще не понимал, что происходит вокруг, поскольку чувствовал себя примерно так, как положено чувствовать себя молодому магу, которого огрели по голове пустым ведром, пыльным мешком, влепили лицом в праздничный торт и бросили после этого в озеро – помыться. А именно – мокро и больно голове, так что схватившись за голову, я только вскрикнул: – Ауч! – Ааааа! – пронзительный женский визг ещё больше ударил по ушам, заставляя мои нервные клеточки умирать одна за другой, – аааа! Ронни! – через мгновение перед моим лицом оказалось нечто страшное. – Аааа! Тролль! – я отползал назад. – Ронни, – Тролль наклонился надо мной и схватив меня за одежду, резко поднял, от чего у меня в глазах снова потемнело, – Бедный мой мальчик! И с такой силой поволокла, что я даже ничего понять не успел – кроме того, может быть, прискорбного факта, что сегодня я буду у кого-нибудь на ужин. * * * * И мне оставалось только одно. Сидеть и обтекать, в прямом и переносном смысле слова. Мне на лицо тут же положили повязку, а тролль на проверку оказался вполне себе человеческой женщиной. Только толстой и некрасивой. Это была толстая, рыжая баба, крепкая и очень, очень голосистая. Но судя по её заботе, я ещё более-менее жив. – Что произошло? – спросил я у какого-то мужчины, который оказался в той… дыре, в которую меня притащила женщина. Этот мужчина… Эта вся ситуация, что-то мне не нравилось во всём этом. Может быть, тот факт, что я опять во что-то вляпался? Конечно же, одежду на мне просушили, и даже уложили на диван, но чувствовал я себя более чем отвратительно. Именно моим текущим состоянием поинтересовался этот мужчина – пожилой, лицо его уже испещерили морщины, он имел седую шевелюру, от которой мало что осталось из-за лысины, и в какой-то мере заботливый взгляд. – Как вы себя чувствуете, молодой человек? – он склонился надо мной и поводил волшебной палочкой, – что вас беспокоит? – Если бы вы спросили, что у меня болит, то получили бы гораздо более краткий ответ, мистер… – Салливан, доктор Герберт Салливан. – Доктор Салливан. На текущий момент меня беспокоит всего несколько простых вопросов и, как несущественная мелочь на десерт – небольшая головная боль. Из насущных же вопросов первый – где я нахожусь, второй – кто эта женщина, похожая на тролля, с голосом, от которой мои барабанные перепонки чуть было не лопнули, и какого чёрта происходит вокруг? Послышался сдавленный «ох» и притворное падение грузного тела в кресло, стоящее неподалёку. Старое кресло жалобно скрипнуло, протестуя против такого грубого с собой обращения. Доктор Салливан закашлялся, приложив руки к лицу, с видимым усилием воли подавив кашель. Хм... – Что-то не так, доктор? – спросил я, медленно начиная понимать одно – голос у меня тоненький, словно мне снова лет эдак десять. – Что ты, всё в порядке, – доктор поправил свой халат, глубоко вздохнул, успокаиваясь, и снова повернулся ко мне, – у вас амнезия, мистер Уизли. Похоже, удар головой во время падения с метлы весьма серьёзный. – Удар? Головой? – я что-то не понимал, – то, что у меня болит голова, должно быть, напрямую связано с этим весьма и весьма прискорбным фактом, так что последняя добавка к моим вопросам отпадает сама собой. Голова у волшебника – не для того, чтобы в неё есть, и её нужно беречь, так я думаю. Доктор ещё применил на меня пару диагностических заклинаний и… и на этом закончил. Он отодвинулся. – Открытой травмы нет, следовательно, вам необходимо только принимать укрепляющее зелье, каждый день, – сказал он, – остальное находится в руках природы и вашего юного организма. Немногие взрослые могли бы пережить подобный удар, но вам повезло, что вы ещё мальчик, так что впредь следуйте своим убеждениям и берегите голову, – подмигнул доктор, – Миссис Уизли! – он повернулся к креслу, – хватит симулировать, я не настолько бездарный колдомедик, чтобы не узнать по вашему дыханию, что вы бодры как никогда. С вас один галеон за вызов и консультацию. За сим я удаляюсь, так как более мне тут делать нечего. Укрепляющее зелье не помешало бы всем вашим детям. – Конечно-конечно, – женщина тут же захлопотала, – а когда… – Память? – Доктор понял её с полуслова, – это я вам не могу сказать точно. Кроме, может быть того, что ваш сын Рональд находится в добром здравии, а память вернётся со временем. Если вообще когда-нибудь вернётся. – Ох, – Женщина снова притворно охнула, но доктор ей не поверил, улыбнулся и вышел вон. Я же взирал за происходящим цирком абсурда с нескрываемым интересом. Чёрт бы их подрал, волшебники, Уизли, всё понятно. Рональд Уизли – я по крайней мере, узнал своё имя. Интересно, чёрт, как же интересно, что произошло, что я вдруг осознаю себя в теле Рональда Уизли, некоего мальчика? Не вижу ничего в этом трагического – возраст никого не красит, а стать снова мальчуганом… Может ли быть для старого человека большее наслаждение, чем вернуться в ту славную, цветущую пору своего детства, когда деревья большие, трава зелёная, небо голубое… Волшебный мир и вправду удивителен, но… Надо провести рекогнисцировку и узнать всё о своём текущем положении. Любой ценой. К сожалению, о своём текущем «положении» я узнал сразу же, и это узнавание явилось ко мне в лице шумной, большой, многодетной семьи, которая навалилась на меня словно океанская волна, едва стоило врачу покинуть дом, все словно из всех щелей повылазили и поспешили поднять такой гвалт, что я болезненно сморщился, приложив руку к виску от боли: – Заткнитесь. Пожалуйста, заткнитесь, у меня голова болит. – А ну все заткнулись! – ультразвуковой гром голоса мамаши Уизли мгновенно прервал весь гвалт. Два пацана – явно близнецы. Девочка, рыжая, ещё юная, но симпатичненькая, сестра, судя по всему. Ещё один, меньше всего шумящий, с выражением чванства на лице. Кажется, он упомянул, что он теперь староста факультета в Хогвартсе, и не даст мне спуску. Ох, если он только об этом и думает – дело действительно плохо. Мамаша выперла всех из комнаты, и повернулась ко мне: – Ронникин, мой малыш, тебе правда плохо? – спросила она с неожиданной теплотой в голосе, – скажи, что мама может для тебя сделать? Может быть, тебя проводить в комнату? Да, точно. Тебе нужно поспать. – Не отказался бы, – я был сбит с толку такой резкой переменой настроения, – а… твоё имя… – я замялся немного. – Ах, – на её глаза тут же навернулись слёзы, – ты не помнишь меня! Какой ужас! Вот вернётся отец, он накажет этих двух остолопов, давших тебе метлу. Я кажется догадывался, по виноватым выражениям на лицах рыжих близнецов, и всём прочем, что кому-то, а именно – им, сегодня не поздоровится… Теперь главное понять – где я нахожусь территориально. Я слышал об Уизли, но лично никогда не встречался. Понятное дело, что я в старушке-англии, но где? Или вернее сказать – хочу понять всю территориально-материальную координату своего нынешнего местонахождения. Не только где находится этот домик относительно Лондона, но и какой сейчас день недели. Потому что за окном ярко светит солнце и блестит трава, а между тем, последнее, что я помнил до того, как всё это случилось – это метель, вьюга. Что уже подразумевало, что разница во времени значительна… * * * * Боль поутихла после долгого, двенадцатичасового сна. Заснул я в шесть вечера, проснулся в пять сорок утра, если верить часам, и одевшись, огляделся вокруг в своей комнате. Она была оранжевой от плакатов с изображением квиддичной команды «пушки педдл». Мне это ни о чём не говорило, кроме того, что у меня начинала болеть голова от всех этих бумажек. Я хотел было сорвать их, потянулся за палочкой, но рука схватила с пояса лишь воздух. Да и какого пояса? Нет его. Рефлексы сохранились. Это очень хорошо. Что ж, придётся немного поднапрячься. Я потянулся к этим листовкам раскрытой ладонью и резко рванул в сторону. Целая гора листовок мгновенно сорвалась со своих мест и собралась в центре комнаты. Телекинез. Щелчок пальцами – и она вспыхнула, языки пламени поднялись аж до потолка. Пирокинез. И так же быстро опали на пол хлопьями пепла. Ветер залетел в открытое окно и поток его, словно направляемый ловкой рукой, поднял весь пепел и вынес в окно это чёрное облачко. Контроль воздуха. Ох, чёрт побери, как я ослаб по сравнению с нормальным состоянием. У магии не было какого-то прямого отношения к волшебнику, нельзя быть сильным или слабым… в разном состоянии и разных чувствах, волшебник способен либо сотворить великую магию, либо потерпеть неудачу в сотворении простейшей магии. Именно поэтому требовался самоконтроль. Простейшая беспалочковая магия – могла очень немногое, честно говоря, но даже она заставила меня вспотеть, поскольку я вынужден был сконцентрироваться очень сильно. Потерев носком тапка пол, на котором остались небольшие чёрные разводы от пепла, я предпочёл одеться. Одежда для мальчугана была вполне себе приличной – натянув брюки, рубашку и сандалии, я спустился вниз. Дом… наконец-то я мог его рассмотреть. И мерлин съешь мою печёнку, если я видел более идиотское и хаотическое строение жилища! Такое ощущение, что его проектировали волшебники, которые мало того что перебрали огневиски, так ещё и хотели приколоться над жильцом, или эпатировать публику. Крутая лестница вниз, наверху спальни, внизу гостиная, превращённая в общую столовую, кухня. И всё это венчали магические приборы и приблуды, которых было много. Я спустился вниз тихо, ни одна половица не скрипнула. Виной тому моя магия – я пожелал так. Никому не признаюсь, но моя врождённая магическая сила – это умение оставаться незамеченным. Тихо ступать, скрываться даже от самых придирчивых глаз, быть незаметным там, где все шарят. Я мог бы стать знаменитым вором, может быть… если бы имел ещё одну черту характера – склонность к воровству. Я же наоборот, пугался брать чужое, и наоборот, когда нужно было пойти на дело, нерешительность завладевала мной. Я не трус… но я боюсь. Внизу никого не оказалось, я встал слишком рано. Вышел из дома, и осмотрелся по сторонам. Это правда был уродливый дом, но с виду, и особенно внутри, весьма уютный. Пропитанный теплом домашнего очага, как можно было бы о нём сказать, если не учитывать ультразвуковой гром моей матушки, по ошибке именуемый её голосом. На почтительном удалении от дома я заметил несколько построек, и неспешно пошёл туда. В большом хлеву, обнаружился свинарник – и не меньше дюжины свиней, большая часть которых уже близка к тому возрасту, когда их будет пора забивать. Напротив свинарника я обнаружил курятник – загон, обнесённый высоким плетёным забором, и внутри, за плетёной калиткой, кудахтали куры. Ходили из стороны в сторону, клевали что-то… Я прошёл по деревянному помосту, ведущему в курятник, и оказался в низком, слегка душном помещении, здесь на грубых деревянных досках, были устроены гнёзда, в соломе обнаружилось целых два новых яйца. Что ж, это хорошо – выдержав бой с курицей за её потомство, я вышел из курятника победителем, и вынес свой трофей. На свинку я посмотрел с некоторым разочарованием – к сожалению, мяса так же, как курицы, они не давали. Но, к моему великому счастью, обнаружилось, что дома имелась ветчина. Судя по всему – родственная ныне живым свинкам, домашняя и копчёная. Магическая плита была довольно большой, но старой, изрядно поношенной. Включив её, я закинул сковородку, ветчину нарезал тонкими полосками, плеснул масло, и пожарил себе очаровательнейшую яичницу с ветчиной, зеленью и кусочками помидора, щедро сдобрил всё это специями – чуточкой перца, чуточкой душистых трав. От одного запаха у меня в желудке образовалась зияющая пустота. И правда, это было чудо как вкусно – на запах появилась моя ультразвуковая мама, которая тут же чуть было не завыла как сирена, снова. – Ронникинс! Ты уже проснулся, что ж ты не сказал, что голоден? А подождать нас? – А? – я не совсем понял, о чём она, – я сходил в курятник, нашёл пару яиц, пожарил себе завтрак, – я запил молоком последний горячий кусочек, проглотил и продолжил, – было очень вкусно. А что? Нельзя? Или у нас так не принято? Матушка схватилась за сердце. – О, мой мальчик уже такой взрослый! Ронни сам приготовил завтрак! – она чуть было не разревелась тут же, – Роннииии! – А сейчас я хочу погулять… – видя, что она хочет обнимашек, я решил, что самое лучшее, что я могу сделать – это исчезнуть. Испариться. Так, словно меня тут и не было. Желание было таким сильным, что я аппарировал, ведь в этот момент представил себе сад за домом так отчётливо, и так хотел избежать этого ультразвука, что не выдержал и инстинктивно аппарировал… Наверное, не следовало этого делать…