А я что, рыжий что ли?

Сила… Я мерил шагами гостиную Равенкло и ходил, заложив руки за спину, и размышлял о сущности магии. Волшебники воспринимают магию как некую обыденную силу, обывательскую, не заслуживающую какого-то особого отношения. Для большинства волшебников магия это нечто само собой разумеющееся, вроде магловского электричества – мелочь, не стоящая внимания. Они не понимают, какая скрытая сила кроется в магии, вернее, ведут себя так, словно магия – это нечто смехотворно бытовое. Всё равно что военные, которые дерутся своими пулемётами как дубинками – они просто не осознают, как правильно. И что в действительности может пулемёт – они ограничены в своём понимании. И если так подумать… Было бы логично, если бы я обладал неизмеримой силой, безграничной мощью и властью, сопутствующей ей, то первое, что я попытался бы сделать – это не дать другим понять, какую Силу несёт в себе магия. Чтобы другие просто пользовались ею как дубинкой, а у меня было преимущество перед всеми. Вопрос о теории заговора – существует ли тайное мировое магическое правительство, по-настоящему осознающее весь потенциал, опасность и мощь магии, и поэтому специально ограничивающее волшебное общество в развитии? Ведь дети маглорождённых, полукровки, они воспитаны в мире маглов. Они должны понимать, что магия – это не какое-то чудесное средство. Посуду может мыть посудомоечная машина, стирать стиральная, а ездить можно и на автомобиле, даже летать – на самолёте, зачем тогда нужна магия? Превращать мышей в кубки? Что если, предположить гипотезу о том, что кто-то действительно вышел за эти рамки бытового, примитивного применения магии, и навязал всем остальным такое отношение к магии и такое мышление? Глядя на людей, которые меня окружают, я всё больше убеждаюсь в том, что они словно маленькие дети, или обезьянки, если быть точным. И они не осознают всего того, что даёт магия. Они не пытаются заглянуть в её сущность. Насколько могущественным может быть волшебник, если будет применять магию правильно? Раскрывая весь заложенный в неё потенциал? Эти люди… словно толкиеновские хоббиты, не осознают всей масштабности и силы происходящего вокруг, запертые в своём крохотном мирочке, где они застыли в развитии. Николас Фламель, старая карга, ещё жив, и он применял магию, чтобы достичь бессмертия – его мечта сбылась. Ограниченно, но сбылась – он создал философский камень – это нечто, выходящее за пределы маленького, гаденького, слабенького мирочка английских волшебников. Когда я на них смотрю, они мне кажутся нелепыми в своей простоте и в полном отсутствии амбиций и жажды забраться выше, понять больше, достичь великого… Они так смешны в этом! Они ведут себя так, словно магия – ограничена их скромными возможностями, и они не могут сделать что-то более масштабное, чем наколдовать себе мебель. У них кризис идей, кризис амбиций, кризис применимости магии. Перед ними не стоят задачи, которые нужно решать, и поэтому они не понимают, зачем им нужно волшебство. Вон, мои два брата-акробата используют магию и зелья, чтобы шутить над другими – у них есть применение, но в остальном… Если вычеркнуть бытовые заклинания – особой задачи у волшебников то и нет. – Мистер Уизли, что вы мельтешите. – Думаю о вечном, – машинально ответил я. – Поделитесь мыслями? – Я думаю о сущности потенциала магии. Волшебники настолько лишены амбиций и магия настолько лишена практической применимости, что она становится ненужной. Возьми любой современный магловский дом – одежду постирает стиральная машина, посуду помоет посудомоечная, а приготовит микроволновка из полуфабрикатов, освещение, климат-контроль, всё это обеспечивает электричество, комфорт – которого три сотни лет назад не было даже в королевском дворце. И это в самом обычном, рядовом, магловском доме. Даже у нас в Хогвартсе освещение ни к чёрту, а зимой так дует, что без тёплой мантии не выходи. Чем тогда волшебники лучше маглов, если не способны даже обеспечить себе обычный комфорт проживания? – воскликнул я, – вечной жизни не добились, вернее, только Фламель, и то не вечной, а долгой. Невероятного здоровья – тоже нет, вон, треть студентов слишком жирные, ещё треть слишком тощие, и только треть более-менее нормальной, здоровой комплекции. Что такое магия и главное – в чём смысл среднестатистическому волшебнику вообще быть волшебником? На чём основана баранья уверенность в том, что он превосходит магла? На возможности превратить спичку в иголку, или на возможности ещё какими-то мелкими бытовыми удобствами пользоваться? Во всём Хогвартсе нет такой магии, которая реально заставила бы восхититься ею и сказать, что это – мощь, сила, и ради этого стоит потратить семь лет своей жизни! Самое могущественное заклинание здесь – это иллюзия в большом зале – и та чисто декоративный характер носит – скрывает паутину и грязь на потолке. Никто, абсолютно никто, – со злом сказал я, – не пытается заглянуть за пределы своей маленькой скорлупки, предпочитая прожить всю жизнь и умереть внутри неё, так и не увидев большой мир за её пределами. Считая самозавязывающиеся шнурки и каминную сеть – самыми большими достижениями в мире. – Довольно спорное утверждение. – А для меня нет, – ответил я с жаром, – Волшебники имеют магию, но не имеют куда приложить эту силу, и не понимают, зачем вообще прикладывать – живи себе тихо, мирно, будь весёлым пирожочком, и всё у тебя будет хорошо. Копошатся в своей маленькой песочнице, как дети, и не пытаются вырасти, не желают что-либо великое открыть, изобрести, достичь чего-то. Магия, для всех волшебников, всего лишь дополнительная подсобная возможность, не более того! Это отвратительно. – Однако, так живёт бОльшая часть волшебного мира, мистер Уизли. – Не пытаясь понять магию, не пытаясь понять, что это такое, в чём её потенциал и как его реализовать, просто плывя по течению и удовлетворяясь тем, что могут решить мелкие, незначительные бытовые неурядицы, с помощью волшебства? – выгнул я бровь, – видеть в волшебстве лишь нечто незначительное, не способное к чему-то бОльшему, чем завязывать шнурки, скрывать дома от магловских взглядов или перемещать людей по камину? – спросил я на повышенном тоне, – никто не хочет видеть того, что лежит на поверхности – истинный потенциал магии неизмеримо велик, но волшебники слишком слабы и слишком глупы, чтобы даже пытаться осознать его, не то чтобы реализовать. Я пытаюсь понять нечто, находящееся за пределами сознания простого волшебного обывателя, закончившего Хогвартс и работающего мелким клерком в министерстве магии. – Хм… – Голос задумчиво протянул. Я обернулся. За моей спиной стоял профессор Флитвик. – Добрый вечер, профессор. – О, конечно, добрый вечер, мистер Уизли, – с улыбкой сказал Флитвик, – скажите, мистер Уизли, а какой потенциал магии видите вы? – Неизмеримо великая сила. Тот, кто перешагнёт через границу обывателя и встанет на путь развития этой силы, понимания её возможностей, сможет творить настоящие чудеса, а не бытовую мелочёвку. – В таком случае могу вас поздравить, вы уже вплотную подошли к уровню мастера чар, если не шагнули за него. – Бросьте, – я поморщился, – вы о клятве мастера, или манифесте этой толпы чудаков? Да, да, исследования, изучение, всё такое… – я помахал рукой в воздухе, – они сами с трудом понимают смысл этих слов. Вернее, понимают, но тоже ограничиваются определённым уровнем, топчутся на месте, просто с бОльшей энергией, чем простые волшебники. Наверное, я шокировал бы многих учеников Хогвартса, которые плохо знают историю магии, если бы сказал, что до того, как был создан Хогвартс, задолго до этого, существовали школы магии, вот только они враждовали между собой. Их было около десятка, плюс-минус, большие и малые. Школы, как правило, имели свою узкую специализацию. Во времена античности школы магии занимали высокое положение в обществе. После того, как был принят статут секретности, многие школы превратились в культы божеств, потому что вымарать из истории само их существование было нереально – они занимали слишком большое место в культуре маглов. В те далёкие времена даже магла едва ли можно было всерьёз поразить существованием волшебства, вернее, об этом знали практически все. У истоков Хогвартса стояли четыре школы древнего мира, которые создали своеобразный союз. Школы имели свои особенности, и после появления Хогвартса, занявшего лидирующее положение в мире волшебства, постепенно исчезли. Такие школы, как Шармбатон или Дурмстранг, тоже ведут свои истоки к школам магии, но на этот раз к одной единственной, а не сразу к четырём. И тут англы выпендрились и всех обошли! Однако, ордена как таковые не исчезали, по крайней мере, когда я был молод, они вполне гласно существовали, вот только вместо того, чтобы принимать учеников, они принимали людей после Хогвартса, и ордена магии были своеобразным отражением феодальной системы мира в волшебном мире. У школ были волшебные замки, они воевали, они враждовали и дружили, контролировали определённую территорию и были в ладах с магловскими аристократами. К слову, Мерлин, из легенды о короле Артуре, не существовал никогда. Реальный Мерлин был выпускником Хогвартса, жил во времена короля, и поддержал своего феодала в борьбе за трон. Кажется, там ещё участвовали в истории волшебный меч и сложные чары, в общем – посадил он свою деточку на английский престол. На кой ляд ему сдался собственный ручной магловский монарх – понятно было только после, поскольку Мерлин, похоже, считал, что мудро может править магловским миром и давать умные советы. В общем то – обыденная история. Вот только мысли у мужика были хорошие – он стремился создать единое волшебно-магловское государство, которое не было бы разделено барьером недопонимания. И даже что-то у него получалось, но получалось кривенько и проект свернули. Когда принимали статут – придумали современную легенду о короле Артуре и Мерлина отодвинули назад во времени, почти на тысячу лет, чтобы маглы не докопались. В те времена не так уж много было книг, особенно у маглов, и потереть информацию волшебникам не составило труда. Ордена существовали, и продолжили развиваться, выродившись в непонятные, но считающиеся очень древними и очень авторитетными, образования. В частности – только волшебник, состоящий в ордене, мог считаться Мастером. В общем-то это отражало отнюдь не то, что подумали бы маглы – маглы подумали бы, что Мастер – это какой-то там чудак, который сдал особые экзамены в министерстве магии и теперь имеет более высокий статус, почти как доктор наук. Но нет, общество волшебников и правда иное. Мастер – это мастер школы. Титулы разделялись так же, как и во времена моей юности – ученик, подмастерье, мастер, гранд-мастер. Учеников и подмастерий сейчас было немного, откровенно говоря, мастеров – и того меньше, а гранд-мастер, как правило, был только один. И он имел чисто церемониальную функцию, ничего, по сути, не решая и не имея никакого влияния. Мастер чар или мастер зелий, которые преподавали в Хогвартсе – весьма уважаемые. Не будь Снейп мастером школы змеи – то хрен бы ему лысый, а не должность профессора зельеварения. Про Флитвика такого не скажу. Современный магический мир существенно отличается от того, каким он представляется ученикам Хогвартса – в этом одна из ключевых слабостей школы. Она капсулирует ученика в себе и не пытается дать ему никаких знаний о иностранных школах, о других школах в Англии, о титулах и званиях, о том, чем волшебник вообще может заниматься после выпуска из школы. Но это совсем не означает, что мир захватили тайные правительства в виде кучки магических школ, все прочие теории заговора тоже стоит оставить при себе – вряд ли школа магии имела хоть какое-то политическое влияние. Просто… Просто. – Мистер Уизли, вы что-то знаете о нашем ордене? – спросил Флитвик, блеснув глазами. – Ордене? Ах, вы об этой толпе чудаков. Не так мало, как хотел бы. Занятный клуб по интересам. – Клуб по интересам? – Флитвик задрожал от возмущения, – Мистер Уизли! Вы надменны! Орден чар существует уже больше трёх тысяч лет, и в нём состояли многие великие волшебники. Его уважают во всём мире. – Былые заслуги это конечно интересно, – поморщился я, – но сейчас не времена Мерлина, чтобы орден с собственным замком и сотней-другой палочек, мог считаться серьёзной политической силой. А учитывая глобальную магическую стагнацию… Я с трудом себе представляю, чтобы орден занимался чем-то действительно важным. – Вы зря так думаете, – Флитвик выдохнул, – Орден имеет в своём составе множество выдающихся современных волшебников, ведёт постоянные исследования магии, археологические раскопки, тестирование множества новых заклинаний. Авторитет ордена чар велик, у нас есть факультеты во всех крупных магических школах мира! – Тем не менее, это толпа чудиков, – улыбнулся я, – хотя я не спорю, авторитет велик, но всё же. – Я признаю, что вы что-то умеете в магии, и даже что-то очень необычное, но это не даёт вам права так отзываться о древнем и весьма уважаемом сообществе исследователей чар, – Флитвик был вне себя от гнева. – А я права не спрашиваю, – усмехнулся я, – ордо магикае, конечно, древний орден, но я бы не сказал, что его члены пытаются реально заглянуть в магическую бездну так глубоко, как это делаю я. – Хорошо, – Флитвик тряхнул рукой, – покажите мне, на что вы способны, мистер Уизли. Под вашей самоуверенностью должно быть что-то! – Например? – я спокойно сложил руки на груди, – магию? Парочку заклинаний? – я растопырил пятерню и между пальцами пробежали разряды электрических дуг. Флитвик фыркнул. Вокруг него заклубился туман, превратившийся в огонь. – Обойдёмся без фокусов, мистер Уизли. Посмотрим, так ли вы будете уверены. Я покажу вам заклинание, а вы проведёте его анализ. Сумеете решить маленькую проблемку – я, так уж и быть, разрешу вам быть самодовольным. – Идёт, – без проблем принял я условие пари. Профессор достал палочку и продемонстрировал мне заклинание. Его изначальная функция, судя по всему, была простенькой, но… заклинание было неправильным. Не в том смысле, что профессор ошибся, совсем нет – флитвик выполнил его идеально, но заклинание, которое он произнёс и исполнил палочкой, вообще не работало и было незавершённым. – Как интересно, – я присмотрелся, – мне понадобится некоторое время. – У вас есть час, – злобно сказал Флитвик. – Сойдёт. Я достал из своей сумки приборы, и выбрав первый попавшийся свободный стол, разложил свою походную версию лаборатории. Точные измерительные приборы разных видов и эпох, и венчал всё это ноутбук. Я повторил заклинание Флитвика перед приборами, много раз, достав ещё больше, и получив все ключевые показатели – попытался создать алгоритм работы этого заклинания. Формулу, проще говоря – и вот тут то крылась загвоздка. Оно было правильным по внешнему виду, но по сути – представляло из себя нечто не имеющее простого значения. Это бывает в математике, вроде теоремы Ферма – с виду она простенькая, даже элементарная и похожа на что-то, что сможет решить или доказать даже школьник. Но в реальности – всё это вылезает в такие глухие дебри сложнейшей высшей математики, что над этим бьются веками. Однако, решить это прямо здесь и сейчас – это было слишком соблазнительное предложение. Использовать компьютер для ввода алгоритма и пересчёта тут бесполезно, если не применять старый добрый брутфорс для поиска решения. Но это не наш метод! Мы не ищем лёгких путей – я всерьёз напрягся – потому что серые клеточки в моей голове заработали с усиленной в сто раз энергией. Это было слишком интересно! Проблема упиралась в недостаточную проработанность части заклинания, вернее, часть заклинания изнчально могла считаться неправильной. Я даже начал отслеживать действия того, кто создавал заклинание – его первоначальным замыслом, судя по всему, было создание чар левитации. Применить заклинание левитации к волшебнику было почти невозможно – и в этот феномен упёрся изначально создатель – ведь волшебник обладает собсвенной магией. Так что всемирно было известно, что левитировать самого себя нельзя. Многие великие волшебники могли создать лишь иллюзию настоящей левитации, левитируя свою одежду – и что характерно, в одежде это вполне себе работало, и она не рвалась под весом волшебника. Потому что левитация распространялась на волшебника. Пятьдесят минут из часа у меня ушло на проверки и перепроверки и воссоздание самого процесса создания заклинания, а так же на анализ его содержания. Нужно было завершить заклинание, которое должно было нарушить одну из фундаментальных истин магического мира – невозможность волшебника левитировать самого себя и других волшебников. Я думал над этим, думал, думал, шестерёнки в моей голове особенно быстро раскочегарились – клавиатура ноутбука вводила уже формулы из моего сознания, и делала это чрезвычайно быстро. Решение было настолько простым, что это было гениально. Настолько простым, что можно было хлопнуть себя по голове и спросить – как же раньше я до этого не додумался? Оно озарило меня спустя ещё семь минут работы – я прокручивал в голове формулу, её изменения и примерно представлял, как она должна работать, если внести коррективы в формулы заклинания. Но решение оказалось гораздо проще, чем я думал – потому что сконцентрировавшись на одной проблеме, я не понял самого принципа. И укорил себя за себялюбие и самодовольство – это было настолько простое и элегантное решение, что я даже рассмеялся: – Да, это действительно чрезвычайно любопытная задача! – сказал я флитвику, – как там у нас формула? Давайте покажу, – я выхватил палочку и изменив в точности все показатели, совершил акустическое воздействие, то бишь произнёс заклинание, оно существенно отличалось от изначального, и жест палочкой тоже изменился, теперь он состоял из большего количества фрагментов. – Вэпэро Маргу Спир, – я быстро указал на Флитвика, и в следующий момент заклинание сработало. Флитвик даже понять ничего не успел, как его очень небольшое тело оторвалось от земли. – Теперь попробуйте двигаться в воздухе, профессор. – Уизли! – возмущённо пискнул он, – вы проверяете свои заклинания на профессорах Хогвартса? – возмущённо спросил он. – Есть такой грешок, – я почесал подбородок, – а задача, которую вы мне дали, по настоящему любопытна. Мне пришлось создать целую собственную теорию небинарных взаимодействий, чтобы решить эту задачу. Теория заключается в создании динамических резонансных колебаний между заклинанием и объектом заклинания, амплитуда которых напрямую подавляет заклинания. Говоря простым языком, понятным ученику Хогвартса – собственная магия волшебника пытается взять под контроль применённое к нему заклинание, и поскольку происходит небинарный каскадный резонанс разночастотных воздействий, заклинания… Наложенные на волшебника чары развеиваются, в результате амплитудных магических колебаний в сфере магии, разрушая применённое к нему заклинание. Я ввёл в это заклинание фрагмент-противовес, который стабилизирует и полностью сводит на нет колебания, балансируя тем самым применённую магию и магию волшебника, что приводит к почти мгновенному подавлению волшебником наложенного заклинания… Я использовал метод обобщения множеств, чтобы воздействовать на заклинание наиболее мягко, и завершил недостающие фрагменты. – Уизли, опустите меня на место, – потребовал Флитвик. – Ваша магия уже подавила заклинание. Я её не контролирую, это делаете вы, – развёл я руками, пожимая при этом плечами, – попробуйте. Флитвик довольно грубо опустился на пол, едва не упав, и уперев руки в боки, посмотрел на меня недовольно. – Мистер Уизли, вы смеете утверждать, что закончили это заклинание вместо его создателя? – Так оно и было, – ответил я, улыбнувшись, – а что? – Я должен всё тщательно проверить! Проверка потребовала ещё участия различного оборудования и многократного применения заклинания, только на этот раз жертвой его стал я. Однако, памятуя о структуре заклинания, я легко перехватывал управление над полётом и довольно обыденно летал. Заклинание требовало собственных сил волшебника, но не так много, как можно было бы подумать. Скорее совсем немного, но чем быстрее двигаешься – тем больше магии тратится. Я раньше интересовался этой темой и точно установил, что источником магии служит сам волшебник, вырабатывая собственную магию, часть которой выходит вовне. Ещё есть разные виды и подвиды магии, в том числе крайне могущественная, но крайне недружелюбная к волшебникам, природная магия. Руны и символы направляют эту могущественную силу, поэтому они не требуют постоянного обновления, зелья – используют последствия воздействия этой магии – ингридиенты из магических и немагических растений и животных. Конкретно сейчас меня заинтересовало вот что – если волшебник сам вырабатывает свою магию, которую применяет, то как можно повысить эту энергию, её количество. Очевидно же, что одно и то же заклинание от разных волшебников имеет разную силу. Плюс-минус зависит от конкретного заклинания и точности, но это скорее КПД, а меня интересует возможность изменения силы заклинаний. И то, как может волшебник повысить свои магические силы. Я ни за что не поверю, что такого способа нет и все рождаются плюс-минус одинаковыми – вон, Лонгботтом с Гриффиндора едва может выцедить из себя пару заклинаний, и те получаются у него из рук вон плохо, в то время как Поттер просто сияет от волшебной силы. – Действительно работает! – Флитвик аж подпрыгнул от удивления, – Мистер Уизли, вы немедленно должны пойти со мной! – Куда? – Я хочу показать вас нашему ордену, вы хоть знаете, какую задачу решили? – Не слишком сложную. – Да это великая проблема Бен Бецалеля! – возмутился профессор, – не было доказано, что волшебник не может применить заклинание левитации к себе самому, а не вещам, и не было объяснено, каким образом заклинание левитации переходит на волшебника с надетых на него вещей. Я намерен немедленно заявить о нахождении решения, – профессор нахмурился, – пойдёмте со мной. Нам нужно дойти до камина. Профессор схватил меня за руку. Я кивнул. – Не хочу тащиться к Дамблдору в кабинет. – А как иначе? – Держитесь, профессор, – я сконцентрировался и… Хлоп. Мы стоим в атриуме министерства магии – месте, которое известно огромным количеством общественных каминов. Профессор Флитвик аж покачнулся. – Мистер Уизли, это невозможно! Как вы смогли аппарировать? – сказал он, когда выровнялся. Атриум министерства ничуть не изменялся. Крайне мрачное место, похожее на грандиозный склеп. Выполненное в тёмных, тяжёлых, мрачных тонах. Целые ряды каминов вдоль стен напоминали усыпальницы. – Я всего лишь слегка проник через заклинания табу, – подмигнул я Флитвику, – но об этом лучше никому не говорить. В это время в атриуме было мало волшебников – их вообще немного, а тут сейчас… Где-то в сотне футов от нас какая-то карга из министерства ковыляла в сторону камина. Так что за приватность нашей беседы я не волновался. – О… – Флитвик удивился, – я понял вас, буду нем как рыба! Чего только не сделаешь, лишь бы не встречаться лишний раз с Дамблдором… Профессор Флитвик подошёл к ближайшему камину, сграбастал летучий порох и подумав, пустил меня вперёд: – Адрес «Ордо магикае». Поторопитесь, Уизли. – Слушаюсь, профессор. * * * * * Толпа чудиков забегала по помещению, удивлённая, одни хватались за головы, другие прильнули к окулярам приборов и безостановочно следили за чем-то. Иные летали над столами, хохоча и радуясь, словно дети. – Хм… – многозначительно хмыкнул пожилой волшебник, глядя на мои записи. – Пользуясь только разработанной терминологией нельзя решить многие текущие проблемы, – я пожал плечами, – поэтому мне пришлось слегка расширить текущую теорию, выведя новый раздел. – По другому объяснить явление резонанса невозможно, – вдруг сказал он, – и правда! Это так просто, что даже смешно! – он вдруг просиял лицом, – Феноменально, молодой человек! Феноменально! Я восхищён! – Польщён, – сказал я, – Эй, чудики, вы ещё не наигрались? – спросил я на повышенных тонах у толпы. – Неа, – ответила мне какая-то молодая ведьмочка-подмастерье, пролетавшая над столом, – Это такое забавное заклинание! – Только оно быстро истощает силы, особенно если двигаться. Так что недолго вам летать. Сляжете с истощением. – Ну так неинтересно, – надула она губки. – Чудики, – повторил я, покачивая головой, – Можно попробовать оптимизировать расход энергии… – задумался я, – если ввести динамический диапазон срабатывания балансировочных элементов, и скорректировать изначальные входные параметры заклинания. Это чуть изменит жест палочкой. Но тогда муторней его будет вписать в ритмы, в общем – мне с этим париться совершенно не хочется. – Да, точно, – седовласый мужчина аж вспотел и вытер лоб надушенным платочком, от которого у меня тут же защекотало в носу, – Мистер Уизли, как в свои годы вы вообще разбираетесь в таких вещах? – Знать не знаю. Ударился головой, мозги заработали лучше, – повторил я старую легенду. – Это вы удачно ударились, – покивал мужчина, – мистер Уизли, не хотите ли вступить в наш орден? – Не интересно, – засунул я руки в карманы. – Подумайте хорошо, не спешите. Наш орден занимается магическими исследованиями, финансирует интересные проекты, но конечно же это чисто формальность, главное, что может дать орден чар – это ваш статус члена ордена. – Который наверняка накладывает какие-то обязательства. – Что вы, какие обязательства? – возмутился мой собеседник. Звали его Чарльз Огастас Хайрфокс… третий! – Хм… Лет пятьсот назад у вашего ордена была целая куча требований, – прищурился я, – тут и необходимость членских взносов, и необходимость делиться своими исследованиями, и клятва защищать орден… – Что вы, это атавизм, – усмехнулся Хайрфокс, – Это уже лет триста как не практикуется. Никто не будет посягать на ваши деньги или исследования, иначе от нас сбежали бы вообще все! Конечно же, вы можете делать это, но исключительно добровольно! Зато наш орден может предоставить вам помещения для исследований. – Лабораторию? – Да. Оборудование у нас не самое новое, но зато вполне рабочее. Есть алхимические печи, лаборатория зельеварения, залы для тренировок в дуэлях, всё, что можно пожелать! – Хм… – я задумался. – Убедил я вас? – Почти, ладно, примкну к вашей толпе чудаков. Где подписаться кровью? Хайрфокс рассмеялся, видимо, сочтя, что я шутил. – Достаточно чернил. Исходя из ваших знаний и умений, вам вполне можно присвоить звание мастера ордена. Это довольно почётно! Говоря об этом – да нихрена подобного. Раньше я бы даже не посмотрел в сторону таких увлечённых своими мелочными играми чудиками, как этот ордо магикае, но поскольку сейчас я Рон Уизли, шестой сын семьи Уизли, лишённый какого либо статуса, влияния, имени, я вынужден согласиться на такое предложение. – Кто бы сомневался, – я оставил свою роспись и достав палочку, сформировал заклинание девяти сигилов в воздухе, начертив палочкой серию крайне сложных светящихся узоров в воздухе. Они полыхнули магией и повинуясь движению палочки, шлёпнулись на пергамент, оставив сложный магический отпечаток, выглядящий как абстрактный узор, внутри которого вписан рисунок расправившего крылья орла. Глаза Хайрфокса округлились, когда он увидел технику печати. – Кхе… Мистер Уизли, а вы не прекращаете удивлять! Это же древняя техника заклинания вложения печатей. – Да? Ну ок. Ещё что-то? И правда, меня эти чудики сильно утомили. Только я подумал об этом, мне пришлось уворачиваться от пролетевшей мимо меня чернильницы, которая окропила чернилами стену рядом с нами. Портрет Виолентиса, висящий на стене, разразился самой грязной нецензурной бранью. Хайрфокс повернулся и бросил в него силенцио, а потом с горящим гневом глазами нашёл того, по чьей вине в нас полетела чернильница и запустил в него заклинание таранталлегры. Маг, лет тридцати на вид, экспериментирующий с новым заклинанием, внезапно начал отбивать чечётку на полу. – Ох, простите их. – Ничего. На то они и чудаки. Разрешите мне покинуть вас? – Да, да, если вы так желаете, – слегка смущённый матом от портрета Хайрфокс тут же ответил. Я кивнул ему и аппарировал обратно в Хогвартс, потому что меня уже очень, очень, ОЧЕНЬ утомило это всё. А ещё я нащупал благодаря новой теории кое-что интересное, а именно – энергетические зависимости волшебника, и меня сжигало изнутри желание засунуть свой нос в это, когда я думал, какого масштаба и какой силы можно было бы сотворить заклинание, если повысить свой магический потенциал!