Что, если...

      Занзас проснулся с трещащей как после недельного запоя башкой, с трудом шевелящимся телом, словно по тому проехалась Мирч на своем танке раз так -дцать, и чужими воспоминаниями, заставляющие мозг кипеть.              Последнее, что он помнил — прогремевший взрыв, явно усиленный пламенем Урагана и Облака, и как он на чистых рефлексах закрыл собой мелкого Дечимо.              Тому это, конечно, вряд ли помогло — взрыв он услышал не один, и несущие стены вместе с опорами тоже наверняка были уничтожены, сложив небоскреб, как карточный домик. Пламенные, конечно, могут пережить взрыв самолета и последующее падение, но в том-то и дело, что в тот момент Занзас пламени не ощущал совсем, иначе хрен бы он сейчас проснулся в явно далеко-далеко параллельном мире.              Здешняя его версия, кстати, словила несколько неприятных разрывных пуль с эффектом того же гребаного урагана на, казалось бы, простом задании, что заставляло заподозрить саботаж.              Чтобы на родной Сицилии его подстрелили — просто невероятная херь.              Он, вскоре после коронации Дечимо получивший назад права на остров вместе с титулом капо, первым делом вычистил всех кротов, агентов ЦЕДЕФ и отпиздил слишком много возомнившие о себе семейки, расплодившиеся за период почти парализованной Варии.              Мимо него и его ребят не то что мышь — молекула проскочить не могла без полного на то их одобрения.              Сицилия стонала, Сицилия материлась, прогибаясь под стремительно возвращавшего свои позиции Занзаса, пытаясь апеллировать к его ласково улыбающемуся nipote, который сладким голосом отвечал всем возмущающимся, во главе которых был ублюдок Емицу, что капореджиме Занзас действует от имени Вонголы теми способами, которые считает нужными — недаром Вария это независимый, автономный отряд Вонголы. И что лично его, Дечимо, все устраивает.              На то, чтобы навести порядок и окончательно закрепиться на земле не только формально по слову Вонголы, у него ушло почти три года. Он и его семья вкалывали как проклятые, разгребая последствия его десятилетнего отсутствия, саботажа со стороны Внешнего советника и почти полностью замороженных Ноно активов.              После разморозки ему и патлатой акуле приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы хотя бы удерживать тонущую Варию на плаву, и ему было страшно представить, через что пришлось пройти гордому Дождю, его остальным Хранителям, чтобы заставить выжить разваливающийся, отравленный, почти обескровленный отряд в течение многих лет.              Выжить — и ждать его с безумной верой, абсолютной преданностью, которой тогдашний он, еще совсем сопляк, не заслуживал.              За одно то, что отродье белобрысого ублюдка снял с их шей затянутую почти на грани смерти петлю, вручил в руки ключи от их кандалов и тюрьмы, оставив открытую для удара спину — доверяя им ее защиту — они признали его право на Вонголу, признали Дечимо, отдали свою верность… Которую приняли без малейших сомнений.              Ебанутая способность мелкого босса, совершенного, Гармоничного Неба, наложившаяся на мягкий, почти материнский характер и титановый стержень, выкованный аркобалено Солнца (как шутил Супербиа, титановыми у Савады-младшего были яйца и нервы, а не стержень).              Способность понимать и принимать человека таким, какой он есть, не меняя, не переделывая под себя, просто открывая те грани характера, что обычно скрыты от других, иногда — и от самого себя.              А еще — оберегать, эгоистично и жадно все, что было признанно своим, даже если объект был с этим не согласен.              За исключением его madre и собранной им самим семьи, никто никогда не защищал его.              Впрочем, Занзасу это обычно и не требовалось, да и на любую попытку укутать его в безопасное одеялко, как беспомощную куклу, он бы ответил залпом Пламени.              И в тоже время, где-то очень-очень глубоко в душе у него жило желание защиты (признания?) от людей, которые называли себя его семьей.              Этого, разумеется, никогда не происходило — ни его так называемые братья, ни старик Девятый, ни его стражи никогда ничего не делали с курсирующими слухами и презрительными шепотками за спиной тогда еще молодого мальчишки.              Ничего не поменялось и позже — но тогда у него уже появились собственные Хранители, и он научился либо не реагировать вообще, либо взрываться столь сильной яростью, что что-то говорить про него опасались хотя бы в пределах его слышимости.              Но от того, что это было привычно, это не переставало быть неприятным.              (Он отказывался признавать, что равнодушие его patrigno (его padre, как бы он этого ни отрицал) к подобным вещам что-то болезненно дергало внутри).              Занзас привык скалиться в жестокой ухмылке, полной невысказанных угроз, нарочито-ленивым движением тянуться к выставленной на обозрение кобуре…              Как и взрываться истинным, непритворным гневом и яростью, когда яд чужих слов все же проникал сквозь нарощенные метры драконьей чешуи.              А еще ему пришлось научиться проглатывать сказанное прямо ему в лицо оскорбление.              Как, например, в тот день, когда на третьем собрании после коронации одна из мусорных шавок почти прямым текстом назвала его бешеным, неконтролируемым зверем, у которого нет ни чести, ни верности, и которого Дечимо хорошо бы пристрелить, чтобы предотвратить инциденты.              Он стискивал ладони в кулак так сильно, что костяшки пальцев побелели от напряжения, а от стиснутых зубов был слышен скрип.              Занзас знал, что его старик улыбнется мирной приторной улыбкой и замнет ситуацию, словно ее и не было.              Знал, что окружающие уловят согласное мерцание в глазах части его Хранителей.              И ему, и его подчиненным нужно было проглотить эти слова, чтобы не дать окружающим удовольствия от его, несомненно, подтверждающей реакции.              Но от того, что он понимал это, что ему нужно засунуть гордость — свою и его отряда — куда подальше, легче не становилось.              Тупое, идиотское Небесное пламя болезненно трещало от осознания, что по нему в очередной раз пройдутся грязными сапогами с полного одобрения того, кто должен его защищать…              А потом температура в зале неожиданно ощутимо упала, и мягкий, вкрадчивый голос мелкого Босса разорвал тишину:              — Прошу прощения, дон Алекссио, мне показалось, или вы только что обвинили моего капореджиме, и, более того, моего zio в предательстве? Надеюсь, у вас есть очень веские причины для этого.              Выражение лица у Савады было абсолютно ледяное, а дружелюбная улыбка содержала гораздо больше зубов, чем должно было быть у человека.              Он не знал, что чувствовал в тот момент — гнев, смущение, раздражение, благодарность, все вместе?              Впервые со смерти madrе кто-то встал на его защиту.              Более того, его признали не только частью Семьи, но и семьи, одной фразой показав, что последняя для Савады стоит выше по значению.              Тогда, после собрания, он яростно рычал в сторону Дечимо, тщательно давя благодарность в глубине души. От мелкой заразы со своей трижды проклятой гиперинтуицией это не укрылось, и от понимающей улыбки того хотелось уебать из пистолета особо мощным залпом.              Позже из чистой мелочности мелкий мусор при посторонних он называл исключительно nipote, мстя за заставившее его поперхнуться воздухом «zio».              В последствии делали они это исключительно ради то краснеющего, то зеленеющего лица Емицу, которого от этого почти выворачивало наизнанку.              (А еще это было дело привычки. Если постоянно повторять одно-единственное слово, в него можно поверить и самому).              Так вот, причина, по которой он назвал происходящее херью — в этом мире в Колыбели местный Занзас пробыл всего полгода, после чего был выпущен с пусть серьезно урезанными, но все еще гораздо более объемными, чем у него, правами.              Черт возьми, да будь у его Варии в предыдущем мире хотя бы четверть нынешних возможностей после Колыбели, и разговаривать с Альянсом они могли бы уже по-другому, без необходимости не просто прогибаться — а почти ломаться в попытке выжить.              Так какого хрена, имея столько возможностей, связей и ресурсов на его территории все еще стаями маршировали крысы?              И что за хуета творится с его, он это подчеркивает — его — Хранителями?!              Исходя из воспоминаний, до определенного момента те были совершенно точной копией его родного мусора, а потом…              Ну, в этом мире Емицу размножился близнецами — старшей девчонкой с именем, и частично — внешностью его nipote, и пацаном по имени Иетсуна, который гораздо больше напоминал nonno Джотто, чем своего отца.              (Призрак Примо, иногда появлявшийся рядом с Савадой, был едва ли не более упертым, чем его потомок, и под ржач акулы требовал называть себя исключительно nonno. Такого выражения лица у patrignо и белобрысого ублюдка он не видел никогда, а Вария неплохо пополнила казну благодаря Маммону).              Так вот, эта самая la puttana какого-то черта пользовалась у его двойника доверием и верностью большей, чем его nipote у него самого, больше, чем Хранители.              А его Стражи по какой-то причине привязаны были к мелкой сучке больше, чем к нему… и почему-то их всех это не волновало.              И это было ненормально.              Чтобы его поехавший с катушек Ураган, вместо того чтобы выпотрошить сунувшегося в базы данных Варии не просто отпустил — а скрыл сам факт нарушения защиты, начал тайно посещать и обучать хакера, даже не пытаясь привлечь оказавшийся ценным ресурс в Варию, не запугал до полубезумия…              Черт, мелкая шишикающая дрянь называла это Принцессой, Химе… Когда любого другого без подтверждения благородной крови и права использовать эти титулы за это же он шинковал на куски… Даже сам Занзас удостаивался только «Босс», не больше.              Чтобы Скуало по первой же просьбе какой-то девицы начал обучать малолетнего щенка, который этого еще не заслужил… Не просто гонять, поднимая форму, а полноценно став Наставником, только потому, что его попросили… Да Акула самого Занзаса нахер пошлет с такими запросами.              Вонгольский Дождь показал честь мечника, страсть к клинкам и сражениям, буквально вырвал клыками свое право на обучение у Второго Императора мечей.              Его Хранитель с гордостью оттачивал мастерство своего Ученика, который сумел одолеть его в бою, не обращая внимания на скулящий мусор, умоляющий о Наставничестве.              А тут — ни возмущений, ни матов, почти сахарное поведение пай-мальчика, от которого хочется сплюнуть. У Супербиа была подходящая ему фамилия, и видеть того стелющимся перед кем-то тряпочкой, причем добровольно, без сбитых в кровь костяшек и рвущегося рычания было откровенно противно.              Про жадного аркобалено и говорить нечего — почему-то Туман, стоило только выблядку Советника поманить пальчиком, забывал о своей скупости, позволяя пользоваться ресурсами, делился информацией за бесценок или вообще бесплатно — короче, устраивал аттракцион неслыханной щедрости, который заставил бы не только туманника из его мира покрутить пальцем у виска, но и любого информатора. Мафиози, впрочем, тоже –паршивка не была частью ни семьи, ни Семьи, так схерали такие уступки?              Но самое худшее — он сам, вернее, его параллельное «я».              Сначала, узнав о махинациях Бельфегора за его спиной, тот был в ярости, почти отдав приказ на устранение суки, которая смогла каким-то способом сманить на свою сторону его Ураган.              Потом коронованный мусор каким-то странным способом уговорил его встретиться с девкой, и ярость утихла, сменяясь сперва смутной симпатией, а потом — теми самыми хер-пойми-какими эмоциями, что болтались на изнанке его сознания.              Приказ на ликвидацию тот Занзас отозвал, даже не задумавшись о странности происходящего.              А он сам вспоминал едва слышный запах тошнотворно-сладких цветов, исходящий сначала от Бельфегора при разговоре, а затем, гораздо более сильный — от самой девки.              От одних воспоминаний тянуло блевать, и почему предыдущего владельца тела не вывернуло наизнанку сразу же, еще при первом контакте с тягучим, словно деготь, Пламенем, осевшим на его Урагане, не понятно.              Зато Занзас понял, что с этой мелкой тварью что-то явно не так. Мозги она своим Пламенем разжижала знатно, и, видимо, надолго, если даже раза в полгода было достаточно для того, чтобы он превращался в самый настоящий мусор.              Ее же близнец-пацан… Если оригиналом он воспринимался как самодовольный, истеричный, слабый мусор-марионетка своего отца, то вот Занзас видел готового тихо и мирно сдохнуть ребенка.              Этот даже не ебнет, когда сломается — скорее, повесится или вены вскроет. Учитывая, что здешний Советник был тварью даже большей, чем из его мира, он не удивится, что сына сломал именно он.              У Иетсуны, блядь, не то, что Хранителей — друзей настоящих не было, шестерки и подпевалы не в счет, а социальные навыки колебались где-то на уровне минус бесконечности.              Его второй бесячий Туман, шипящий мусор и Облако Савады имеют больше понятия о том, как работает общение между гражданскими, чем паршивец, а это говорило о многом.              Ему нужно было больше информации. Реальной, неискаженной восприятием и мелкой сукой.              Поэтому…              — Мусор, у тебя есть минута, чтобы объяснить мне, какого хера это было и почему на моей территории все еще живут крысы.                     ***              Занзас с особым, мстительным удовольствием выжигал цепляющиеся, словно спрут, кусочки Пламени, осевшие не только на нем и его офицерах, но и в самом особняке.              Это заняло много, очень много времени, и пару раз мужчине хотелось сплюнуть и решить проблему радикально, вспоминая X-баннер Дечимо.              Чужое пламя поддавалось неохотно, с трудом растворяясь даже в не сдерживаемом Гневе, крохотными искорками все еще цепляясь за его Хранителей.              Времени у него по сути уже не осталось — Конфликту Колец в этой реальности тоже было суждено случиться, только в более масштабном в плане наблюдателей смысле.              Вспоминая план унижения, который составила мелкая пизда, ему хотелось сплюнуть и вымыться. Местные Хранители были предателями, ничего не стоящим мусором, который оправдывал только один факт — Пламя Истинного Неба, которым владела слишком самоуверенная, но все еще наивная девка.              Эта дрянь давила на мозги, соблазнительно распахивая объятия, завлекая обещанием тепла, уюта, дома…              Вот только ему, стоявшему за несокрушимой стеной абсолютной Гармонии, эти обещания казались пропитанными насмешливой фальшью.              По сравнению с горящей, непоколебимой Волей Савады-младшего, бескрайних небес, дающих свободу выбора, замаскированные под дом конура и цепь, что предлагала местная Тсунаеши, были насмешкой.              Если бы Дечимо пожелал, за него бы убивали, ради него бы сворачивали горы, свергали династии и создавали государства. А этот сумасшедший придурок протягивал им свое сердце в ладонях и просил только одного, но самого сложного — жить.              Какая мерзость, что в этом мире словосочетание «Истинное Небо» являлось обозначением по большей части отвратительных пиявок.              С таким боссом Вонгола падет очень и очень быстро. Причем не только она — скольких эта дрянь утянет за собой, прежде чем сдохнет?              Пусть уж лучше выиграет ее мелкий близнец. У Занзаса достаточно сил, чтобы удерживать рвущегося к власти Емицу, пока — только чтобы удерживать, не влиять. Но patrigno сразу от дел не отойдет, а, если все получится, то nonnо Джотто сможет склеить мальчишку из тех черепков, в которые его превратил Внешний Советник.              Удивительно, что тот вообще может Пламя вызвать, откуда только решимость и Волю черпает?              Занзас слишком любил Вонголу, чтобы позволить ей развалится в руках мелкой стервозины.              Примерно так он объяснил свое стремление Тимотео. Правда, про какую стервозину говорил, не уточнил, и окружающие решили, что речь идет о младшем близнеце.              В Намимори он прибыл как на войну — в отличии от все еще находящихся «под кайфом» чужого Пламени Хранителей, которые предстоящие сражение воспринимали каким-то странным, извращенным образом — не просто несерьезно (чем сперва грешили и в предыдущем мире), а словно… к игре. Не разминочному бою, а постановке на сцене театра.              Это невероятно бесило. Мелкие, нежелающие рассеиваться искры чужого Пламени превращали его офицеров из опасных, пусть и расслабленных, машин для убийства в настоящий цирк.              А ему, видимо, предстояло стать главным клоуном.              Собственное пламя почти взревело, словно Бестер, сжигая пытающееся опутать его чужое пламя.              Емицу, суке, просто нереально повезло быть Перевернутым Небом, неспособным образовать хоть какие-то связи вообще — иначе бы его дочурка уже давным-давно бы утащила Семью в такую задницу, что и представить страшно.              Хоть что-то хорошее в его Пламени было. Жаль только, что свою дочь он просто отверг из-за несовместимости этих двух видов Пламени, а не утопил ребенком.              Жалости к суке, по недоразумению зовущейся в этом мире Савадой Тсунаеши, он не испытывал.              Он искренне, от всего сердца презирал ее и отказывался признавать за той право на это имя.              Когда Конфликт Колец закончится, он заставит эту падаль убрать свое пламя с его Стражей… и, если ему не понравится результат… Что ж, терпеливым Занзас никогда не был, а законы мафии вполне однозначно высказывались о том, какими способами Небо может защищать свою семью.              Надо ли говорить о том, что у Пламенных за большинство преступлений, направленных на семью Неба, наказание было только одно — смерть?              С трудом дотерпев речь Червелло, он, наконец, увидел младшего близнеца… и с поднимающимся изнутри весельем понял, что большая часть его проблем канула в Лету.              Заебавшиеся, злобные и поразительно-янтарные глаза его соперника могли принадлежать только одному человеку.              — Так ты все-таки сдох, nipote, — констатировал факт Занзас, внутренне готовясь к тому, что сейчас ему прилетит в челюсть.              Так оно и оказалось, и увернуться от окутанного чистейшим Пламенем кулака ему удалось только чудом — засранец Савада, когда это было необходимо, был способен пройти звуковой барьер.              — Разве так нужно приветствовать своего zio, мелкий мусор?              Голодный оскал, который продемонстрировал Савада, прекрасно отвечал на этот вопрос.              Ну что ж, кажется, битва Небес начнется несколько раньше, чем положено.