После восстания все устаканилось даже слишком быстро.
Какое-то время это казалось подозрительным многим из андроидов, но потом Хэнк высказал Коннору неплохое предположение: президент Уоррен просто старается сделать вид, будто она сразу была на стороне андроидов. Такую версию и приняла за официальную пресса, а вслед за ней и просто-напросто вся общественность.
Девиантам(как их уже не называли) простили все "грехи", а точнее - убийства, вандализм и кражи, решив, что все это легко оправдать, мол, во имя свободы, для самозащиты и так далее. Так и Коннору сошло с рук убийство двоих людей в башне Киберлайф, за что он в какой-то степени начинал себя корить, раньше не задумываясь, что те люди, возможно, умерли ни за что. Но Уоррен, не будь дурой, добавила предосторожность: если выяснится, что какой-то из андроидов повторно совершил убийство, судить его будут за оба.
Спустя примерно месяц, андроидов стали принимать на работу, как людей, и стараться расселить по квартирам. Правительство предложило сначала поселить лидеров, но те отказались, сказав, наоборот, приоритетными делать обычных андроидов. На Иерихоне постепенно уменьшалось количество проживающих. Судя по спискам, которые пришлось составить, их было несколько сотен тысяч. В других странах и городах андроидам тоже старались помогать, но в Детроите это удавалось лучше и быстрее всего. Киберлайф тратились, помогая все это реализовывать.
Кстати, в связи с произошедшим, Киберлайф решили остановить производство всех андроидов, кроме детей. Их решили делать на заказ для людей, которые не могут иметь детей, если вдруг им не хватает детей и детей-андроидов в детских домах и других способов завести детей. Также, решили на заказ продолжать делать животных-роботов.
Прежде чем остановить производство, был выпущен один андроид - RK900, названный Ричардом. Производство остановили буквально за считанные дни до того, как начать копировать его до заказанных 200,000. Ричарда с радостью и готовность приняли в полицию, и сначала его попытались повесить, как Коннора пару месяцев назад, на лейтенанта Андерсона. В связи с этим, Хэнк и Ричард сдружились, но в конце-концов Ричарда приставили к Гэвину, аргументировав это тем, что у Рида, видите ли, раскрываемость плохая.
Первое время Гэвин и Ричард часто ссорились. Обычно из-за того, что Гэвин до сих пор не до конца избавился от ксенофобии по отношению к андроидам. Иногда Ричард тоже начинал злиться, но обычно дальше поджимания губ и тяжелых вздохов ничего не заходило. Кроме одного случая.
Гэвин, чисто из вредности, нарочито долго выполнял задание, и в итоге, под давлением накопленных обид, это окончательно вывело Ричарда из себя. Он сказал что тот ведет себя совершенно непрофессионально, делая подобное ему на зло. Получив язвительную шутку в ответ, Ричард сверкнул глазами, сжал зубы и сдержал порыв швырнуть чем-нибудь в детектива(а то и им самим куда-нибудь в район мусорки или унитаза), но на сдерживание порыва наорать не хватило сил. Впервые накричав на своего напарника, он пулей вылетел из участка. Гэвин с восхищением посмотрел ему вслед, рассмеялся, быстро завершил задание и, довольный, спокойно ушел из участка.
В это время у Ричарда все было ровно наоборот: бесился он недолго, и когда дошел до дома уже стыдился своего поведения. Стал думать, что зря устроил это, что, может быть, обидел его, что вот уж теперь точно ничего из их общения не выгорит... А затем мысленно стукнул себя и постарался забыть об этом.
Удивительно, но именно после этого Гэвин стал более приветливо общаться с андроидом. На удивление, перестал использовать придуманное им же самым прозвище "Девятка", почти перестал обзывать жестянкой и материться. Ричард сначала относился настороженно. Обсуждая это с Хэнком, он не получил никаких советов, зато неплохую порцию сарказма, намеков, смеха из-за того, что Ричард намеков этих не понял, и решил, что разговаривать с лейтенантом об этом бесполезно. Постепенно Ричард вернулся к тому общению, что применял к Гэвину с самого начала: обычная вежливость. А потом это даже стало похоже на общение друзей.
Теперь, пожалуй, вернемся к Коннору. Когда Ричарда приняли в полицию, Хэнк рассказал об этом бывшему напарнику и поинтересовался, собирается ли тот возвращаться. В связи с восстанием весь участок заинтересованно обсуждал новости и очень сильно изменил отношение лично к Коннору, так что сомнений в том, что его примут, не было - его знала и даже любила вся полиция Детроита. Коннор сказал, что с удовольствием вернулся бы, если бы не количество проблем на Иерихоне. Он рассказал Хэнку в подробностях о проблеме, буквально, отсутствия свободного места на Иерихоне, от чего Андерсон изявил желание вытащить друга из этого ада хотя бы на свой диван. Так Коннор и оказался проживающим у Хэнка и вернувшимся к работе в отделе убийств. Благодаря просто тому, что Хэнк был не против, Коннора отдали ему в напарники, и тот, можно сказать, просто вернулся на старое место, будто ничего не случалось. Только теперь искать нужно было не униженных оживших андроидов(по крайней мере, не только их), а уже настоящих сволочей и сумасшедших - убийц-людей.
Маркус с готовностью отпустил Коннора вернуться к работе. Он давно видел, что тот явно больше работы любит разве что свободу от программы. Многих вещей о том, что творилось в голове у Коннора, Маркус не знал, но все равно понимал, что и Хэнк ему важен, а если бы он продолжил заниматься исключительно свободой, потерял бы связь с человеком, который ему дорог, как однажды Маркус потерял связь с Карлом. Сейчас все было хорошо: Карл снова поднялся на ноги(простите автора за эту шутку, пожалуйста) и чувствовал себя чуть ли не лучше, чем раньше. Рядом с ним теперь был больше Лео, чем Маркус, и, кажется, они впервые хорошо ладили и сблизились. Маркуса он все так же любил, но теперь еще и перестал бояться, что Лео что-нибудь вытворит. Тот и вовсе в основном при встрече с Маркусом опускал взгляд в пол и больше мямлил, чем говорил.
Но со всем этим у Коннора проблемы не кончились. Когда Маркус отпустил его, Коннора больше занимало письмо, полученное от очень, очень известного ему человека. Какое-то время он мешкался, что ему отвечать. В конце концов, он поинтересовался, почему он просит об этом и обсудил все с Хэнком. В общем, в первый же свой выходной, Коннор был вынужден отправиться на загадочную встречу для разговора с Элайджей Камски.
Вопреки всем переживаниям Коннора и приехавшего с ним Хэнка, встреча прошла даже очень хорошо. На удивление, в этот раз все было совершенно не так, как в прошлый. Камски был одет, а этого уже достаточно, чтобы понимать, что встреча отличалась от предыдущей. Более того, рядом была только одна Хлоя, которая, как выяснилось в ходе разговора, сама желала остаться с ним.
Итак, вот то, что вынесли из разговора Хэнк и Коннор:
Камски никогда не был на стороне Аманды и не хотел, чтобы ее план воплотился в реальность. В подтверждение этих слов Элайджа напомнил, что он сам намекнул Коннору, что всегда оставляет лазейки в своих программах. О том выходе Аманда не знала.
Настоящий Камски оказался очень милым и добрым, более того, он был счастлив, что Коннор-таки справился.
К концу разговора он поздравил Коннора с возвращением на работу. Через секунду то доверие, что он смог создать, казалось, испарилось: Хэнк спросил, откуда он знает. Камски таинственно ответил, что у него везде есть уши. Коннор уточнил, не Гэвин ли является его ушами. Он давно раскопал чуть ли не всю родословную как Гэвина, так и Камски, и выяснил, что они братья по отцу. Элайджа, узнав об этом, рассхохотался и все подтвердил, довольный своим созданием.
***
Хэнк и Коннор все больше сближались. Чаще всего день проходил так: Коннор стучится в комнату Хэнка, удостовериться, что тот встал. Совместный завтрак, сборы, едут на работу. Вечером Хэнк подвозит напарника до Иерихона, если они освобождаются не очень поздно, а сам едет домой, гуляет с Сумо и отдыхает. Через пару часов приходит Коннор, и они проводят вечер вместе: еда, алкоголь, разговоры об андроидах и людях, чтобы лучше понимать друг друга, просмотр чего-нибудь вроде фильма, но чаще всего - книги. Они садились за стол с книгами и просто читали; Хэнк старался научить Коннора читать, как человек: не сухо анализировать, а читать, складывая буквы в слова, а слова в предложения и обдумывать их. Часто эти литературные вечера заканчивались очень поздно, причем бурной дискуссией, которая останавливалась только тогда, когда Коннор неожиданно вспоминал, что лейтенанту, вообще-то, нужен сон.
В один из как раз таких книжных вечеров Коннор увлеченно вчитывался в строки какого-то романа, где много описывались чувства людей - тема, интересующая его с тех пор, как он сам начал их испытывать. В какой-то момент прочитав очередной абзац, Коннор остановился и отвел взгляд. Диод пару раз мигнул красным и карие глаза вновь вернулись к его началу.
Абзац был, как обычно, наполнен ярким и подробным описанием чувства.
Влюбленности.
Обычно читая описания чувств, Коннор старался проводить параллель с собой: страх, эмпатия, злость, грусть, каждое описанное чувство он находил у себя, осознавал и ему очень нравилось, что он может их испытывать.
Этот же абзац напугал его... Такое описание любому показалось бы страшным: он описывал влюбленность разрушительной силой, рассказывал, насколько ужасно, если это чувство невзаимно, проклинал его. Но больше всего Коннора пугало то, что в начале, где описывались ощущения "бабочек в животе", он начал проводить параллель и понимать, что испытывает это чувство.
Быстро пробежав абзац глазами третий раз, Коннор нахмурился. Создавался какой-то диссонанс: выходило, что чувство светлое, приятное, но в то же время готовое тебя довести до смерти, когда ты его осознаешь.
Андроид бросил взгляд на напарника: тот сосредоточенно смотрел в книгу, явно увлеченный сюжетом.
Спрашивать или нет? Обычно если вопросы появлялись, Коннор их задавал и Андерсон старался отвечать. А тут...
Если верить книге, то признаваться в чувствах нужно крайне осторожно, ведь если тебя отвергнут - нет ничего хуже разбитого сердца. Если он задаст вопрос, то и Хэнк наверняка начнет расспрашивать, чувствует ли он это к кому-то конкретному и тогда придется что-то отвечать.
Но с другой стороны... Он ведь может ему признаться, если тот чувствует то же самое?
Казалось, в груди что-то екнуло. Коннор вновь пару секунд посмотрел на Хэнка. Диод мигал.
Как понять, чувствует ли он это?
Взгляд оказался на столе. Диод крутился, светясь желтым, пока Коннор попытался хоть что-то проанализировать.
Многие чувства у Хэнка было сложно определить. Коннор мог заметить мельчайшее проявление эмоций, но тот почти всегда ходил угрюмый. Если они на месте преступления и лейтенант действительно хочет поработать, Андерсон пропустит шутку мимо ушей, забьет на оскорбление, прослушает чье-нибудь приветствие, не заметив, кто здоровался. Коннора даже немного завораживало, когда Хэнк отмахивался от, например, Бэна Коллинза, предлагавшего после окончания осмотра сходить в бар, или от неопытного криминалиста, говорящего о том, что Хэнк и сам уже смог определить или уже слышал из уст Коннора минуту назад.
А тут нужно было определить чувство, о котором в его программе имелась только научная информация. Нет, нельзя было определить, влюблен ли Хэнк Андерсон по тому, что у него расширились зрачки или пару раз дрогнул голос. Нужно было лезть в его голову... Ну или знать его еще лучше. Но для Коннора, читавшего преступников как открытую книжку, написанную для детей, Хэнк оставался запакованной, взрослой, сложной, чуть пожелтевшей от времени книгой, написанной на языке, не внесенном в его программу, и, возможно, в ближайшее время не поддающемуся переводу.
Почему так? Он не знал.
Продолжая думать, Коннор вспомнил о своем первом утре проживания у Хэнка.
Коннор сложил постельное белье, одолженное у Хэнка, в диван и уже был переодет. К слову, по дому он ходил в том, что тоже было взято у Хэнка; а точнее, в том, что лейтенант насильно всучил ему. Это были какие-то футболка и штаны. И то, и другое не было новым, но при этом и изношено не было. Зато было великовато.
Поставив чайник, он взглянул на время и отправился к двери, ведущей в комнату Хэнка. Он осторожно постучался и прислушался.
За дверью завозились и через пару секунд дверь открылась. Хэнк был в футболке и спортивных штанах, волосы были собраны в неублежный хвост, а сам он слегка запыхался.
— Ого!.. Все в порядке? — Тут же как-то неуклюже выпалил Коннор.
На это Хэнк усмехнулся, и объяснил, что пытается вернуться в форму уже около месяца, и вот этот его вид - следствие тренировки. Коннор быстро объяснил, что зашел проверить, встал ли тот.
"Я действительно тогда сказал "ого"?" — пронеслось в голове у Коннора и вызвало легкую усмешку.
— Ты чего задумался?
Вопрос сидящего напротив вывел Коннора из своеобразной дремы. Диод мигнул красным.
— Задумался?.. А... Да так, просто. Знаешь, сложно пока понимать, что я чувствую, поэтому и задумываюсь иногда подолгу.
— Ну, это понятное дело. Что такого прочитал-то?
Коннор посмотрел на абзац, снова обдумывая, что говорить. Решив, что все же пока не стоит, Коннор захлопнул книгу и коротко улыбнулся, глядя на Хэнка.
— Ничего особенного, забудь.
Хэнк чуть приподнял бровь.
— Как скажешь. И что, сегодня без спора?
Коннор, вставший из-за стола, слегка наклонил голову и, с той же тенью улыбки, что и у Хэнка была сейчас, сказал:
— Я предпочитаю слово "дискуссия". И да, с учетом того, что вчера мы закончили только в половину пятого, думаю, тебе стоит поспать побольше.
В общем, спустя минут пятнадцать дом поглотила тишина. Хэнк читал в кровати, а Коннор отправился в интернет в поисках правды.
К утру Коннор был полностью уверен в том, что влюблен в Хэнка Андерсона, но предпринимать что-либо не собирался.
***
Продолжать вести себя, как раньше, Коннору первое время не удавалось. К сожалению, он всем поведением выдавал, что в его голове что-то происходит.
Вопросов Хэнка Коннор старательно избегал. Если понимал, что дело шло к этому, переводил тему, как шахматист, за пять шагов до предполагаемого шаха совершающий рокировку, отдаляя мат еще на пять шагов.
Он ведь должен рано или поздно произойти, верно? Партия не может остаться неоконченной.
Правда, Коннор еще не был уверен, может ли он сам выиграть эту партию. То есть... Если Хэнк чувствует то же самое, то, может, стоит не только уходить от нападений, но и самому ходить дальше первой клетки? Хотя если Хэнк того же не чувствует, победить в партии, наверное, невозможно. У противника просто нет короля.
