"Межрасовая Академия" нечисти

      В первый момент пробуждения Куними прошиб холодный пот. Размытый взгляд заметался по белым матерчатым стенам, застиранной простыне, пижаме и замер на голых чистых запястьях. Ни браслетов подчинения, ни шрамов от них же. Словно он только попал в свой персональный ад, и все, что он пережил за последние годы — ему еще предстоит.       — О, ты очнулся? — за занавеску заглянул Киндайчи с бутербродом во рту. Разглядел выражение его лица и едва не подавился: — Ты чего? Все нормально? Что-то болит? Позвать Шимаду-сана?       — Н-нет, нет, все в порядке.       Куними приподнялся, сел, новым взглядом осматривая убранство палаты и собственные запястья. Нет, если комната пусть и издали напоминала камеру в лаборатории, то отсутствие шрамов ему совсем не показалось.       — Ты как вообще?       Киндайчи сел на соседнюю койку и распаковал незамеченный сверток с еще тремя такими же бутербродами, тут же протягивая один. Куними осторожно покачал головой, отказываясь. Горло, а вместе с ним и шея болели, и в голове от этого смутно, сквозь туман, начали проступать события вчерашнего дня. Много огня и дыма, ядом пропитывающего каждую клетку тела, глоток свежего воздуха, хриплый голос. И встревоженное лицо, облепленное мокрыми светлыми волосами.       — Хэй, Куними? — позвал Киндайчи, откладывая еду в сторону и пересаживаясь на самый край койки, норовя свалиться на пол.       — Я в порядке.       — Ну да, насколько это возможно, — возмущенно фыркнул друг. — Ты вообще соображаешь, что творишь? Это то же самое, как если бы Суга-сан туда влез!       — Не то же самое, — слабо возразил Куними, понимая, что доводов-то в свою защиту у него и нет, кроме самому смутно понятного «назло», которым он руководствовался, когда полез в пекло.       — Ага, конечно. — Киндайчи комично хмурился, и кажется всерьез злился на него, только Куними все не мог понять — за что? А он все продолжал ворчать: — и в лекарском крыле ты прилег отдохнуть просто так, а не потому что пропитался дымом насквозь. Шимада-сан сказал, что дым для сильфов все равно что сильнодействующий яд. И ты не мог этого не знать. Зачем полез? Отвечай, ну? Погеройствовать захотелось? Ты же умереть мог.       Киндайчи замолчал, выдохшись, скрестил руки на груди и сердито засопел, позабыв даже о завтраке. Куними виновато отвел глаза, захотелось по-детски оправдаться, мол, так получилось и вообще, он больше не будет. Пришлось накрепко сжать зубы, чтобы ни звука не прорвалось. Еще бы он стал оправдываться, да было бы за что. Он взрослый сознательный сильф, может делать все, что захочет.       — Ага, и самоубиться особо экзотическим способом, — возмущенно фыркнул Киндайчи, и Куними понял, что последнее произнес вслух. — Это ты может среди своих взрослый, а по-нашему тебе лет шестнадцать, не больше.       — Вот только не надо сравнивать, — отмахнулся Куними, малодушно радуясь, что Киндайчи понятия не имеет, сколько на самом деле ему лет, и насколько близок он в своем предположении. — И чего ты тут сидишь? Разве экзамены не начались?       — Завтра, вообще-то. Ты ночь только провалялся. Шимада-сан сказал, что еще пара дней, и сможешь сдать хотя бы часть экзаменов, чтобы на осень меньше осталось.       — Какое облегчение, — с сарказмом протянул Куними.       — Ну да, так себе новость, конечно, — понимающе покивал Киндайчи, он хоть и не отличался особой ленивостью, но покажите Куними того, кто искренне радуется экзаменам. — Но три экзамена гораздо лучше, чем пять.       — Отсутствие экзаменов гораздо лучше их наличия, — возразил Куними.       — Сомневаюсь, что преподаватели отменят экзамены, — ни на шутку задумался Киндайчи и тут же встрепенулся: — А ну-ка не заговаривай мне зубы! Я вообще-то беспокоился.       Куними поморщился:       — Да было бы из-за чего.       — И не я один, между прочим, — продолжал Киндайчи, словно не слыша. — Ты бы видел с каким лицом тебя Мизогучи-сенсей нес до лекарской. Я думал, его там на полигоне удар хватит.       — Меня нес Мизогучи? — не успел вовремя прикусить язык Куними.       Киндайчи внимательно на него посмотрел. Он может и не был достаточно проницательным, чтобы с ходу просечь всю подоплеку их отношений, но от его взгляда не скрылось волнение Куними и дрогнувший голос.       — Может, расскажешь, что происходит?       Куними тут же закрылся.       — Не твое дело.       — Мы же вроде как друзья, или уже нет?       — Киндайчи…       — Нет, я все понимаю, но...       — Да ничего ты не понимаешь! Ничего! Абсолютно! — Куними сорвался на крик и тут же закашлялся, обожженное горло сжалось от боли так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть толком не получалось.       Киндайчи испуганно заметался по палате, но сделать что-либо не успел, рядом тут же возник Шимада с грозным выражением лица. На открывшего было оправдаться рот Киндайчи, он только строго зыркнул и тут же подступился к сжавшемуся в комок Куними.       — Я же всех предупреждал: пациентов не волновать, вам что, по сотне раз одно и то же нужно повторять? Все, брысь отсюда, никаких больше посещений до выписки.       — Но… но…       — Я сказал — вон из палаты, и на глаза мне не показывайся.       Киндайчи виновато кивнул и бросился прочь. Попасть под горячую руку доброму на первый взгляд Шимаде не хотел наверно даже самый самоуверенный студент.       Куними смог расслабиться и вдохнуть только когда горла коснулось мягкое свечение рук Шимады. Целительная магия согрела тело, разжало сведенное спазмом горло, уняло душащую боль. Слезы, успевшие навернуться на глаза, высохли, кулаки разжались. Куними сделал еще один осторожный вдох и задышал уже без опасений. Шимада рядом ворчал под нос и гремел склянками на столе, перебирая лекарства, к которым Куними так и не притронулся.       — Довести пациента до приступа через пять минут после пробуждения, где это видано. Запрещу к дьяволу все посещения, посмотрим, как они тогда запоют. Нет, ну это надо же.       — Киндайчи не виноват, — заступился за друга Куними. Было совестно, что все шишки полетели на Киндайчи, хотя именно Куними слишком остро отреагировал на простое предложение поговорить.       — Ну, конечно, — закатил глаза Шимада. — Полежишь два дня, и, если приступов больше не будет, отпущу на остатки сессии. Веселого мало, но рутина иногда лучший способ отвлечься и прийти в себя.       Куними кивнул, не особо вслушиваясь в слова лекаря. Его все продолжали беспокоить чистые светлые запястья. Раньше он успешно скрывал их длинными рукавами, но даже не видя их перед глазами знал, что шрамы на месте, хватался за них, цеплял взглядом, когда переодевался, держался как за якорь, и теперь был в полной растерянности.       — Что-то не так? — Шимада присел на краешек койки и заглянул в глаза.       Куними уставился в сторону.       — Шрамы. — Он обхватил ладонью запястье. — Зачем вы их убрали?       — Я подумал, тебе не нужны напоминания о событиях, оставшихся в прошлом.       — Вы… вы знаете? — вскинул он взгляд на лекаря.       — С кем, ты думаешь, ты разговариваешь? — Шимада возмущенно фыркнул. — Я все же лекарь, и даже без информации от твоих родителей, догадался бы, откуда эти шрамы. По их просьбе, я не стал вносить факт принадлежности к Подчиненным в твое личное дело. Но, как понимаешь, знать об этом я должен.       Этот факт так поразил Куними, что он не нашелся, что сказать. Кто еще знает? Сколько людей в курсе его неприглядного прошлого, кроме Киндайчи, Энношиты и Шимады? Куними не замечал у окружающих взглядов, которые преследовали его дома. Всеобщая жалость так раздражала его дома, что он сбежал в Академию, пересилив страх. И совсем не хотел наткнуться тут на горестные вздохи и неловкое молчание. Достаточно было того, что Киндайчи в разговорах с ним выглядит так, будто ходит по лабиринту иллюзий, взвешивая каждое слово, что, честно сказать, не всегда ему удается.       Шимада молчал. Куними даже с закрытыми глазами чувствовал на себе его осторожный изучающий взгляд, и понимал, что разговор еще не закончен. Ведь он сам поднял тему шрамов.       — Нужны, — хрипло выдавил он и снова уставился на голые запястья. — Мне нужны были эти шрамы.       — Зачем? — негромко спросил Шимада. — Чтобы каждый раз, глядя на них, вспоминать о всем том зле, что тебе причинили?       — Они были напоминанием о том, что я выжил, вырвался из этого. А теперь каждый раз, просыпаясь, я буду видеть чистую кожу и бояться, что все только впереди.       Куними краем глаза заметил движение и успел убрать руку до того, как Шимада взял ее в свою. Шимада вздохнул.       — Возможно, такие напоминания и нужны. Но у тебя в душе и так достаточно шрамов, чтобы не забывать о том, что произошло. Неужели этого недостаточно? Неужели нужно каждый день видеть на себе следы двухлетнего непрерывного кошмара? Ты вырвался, выжил, не всем так повезло. Поверь мне, далеко не всем, хоть ты и без меня это прекрасно знаешь. Так не лучше ли продолжать жить? Начать все с чистого листа или остаться во мраке в постоянном страхе? Разве выбор тут не очевиден?       — Не думаю, что у меня получится. — Куними обхватил себя руками. Перед глазами, нервируя, маячила чистая кожа.       — Сразу — нет. — Шимада поднялся с койки. — Не требуй от себя слишком многого. Отсутствие постоянного напоминания уже большой шаг. Подумай об этом.       Куними поднял голову, поймал ободряющую улыбку и медленно кивнул.       — Отдыхай. Я пойду, проведаю Ямагучи и Савамуру.       Тсукишима медитировал над конспектом к первому экзамену, но не видел ни строчки в абзаце по ведению боя с превосходящими силами противника. Кто придумал сдавать теорию по боевой магии, он не знал, да и не хотел даже задумываться, втыкая в конспект только для того, чтобы отвлечься от мыслей о Ямагучи. Тем более, что плевать, как он сдаст экзамен — через неделю он уедет и неизвестно через сколько вернется, и вообще сможет ли восстановиться в Академии.       Дверь в комнату хлопнула, Тсукишима тут же пришел в себя и уставился на незваного гостя.       — Я тебя не приглашал, — сквозь зубы процедил он, узнав во вторгшемся Сакусу.       — Мне приглашение не нужно. — Сакуса огляделся по сторонам с видом человека, меньше всего желающего здесь находиться. — Отец написал.       — Не интересно.       — Я бы на твоем месте не был так уверен. — Сакуса вынул из кармана сложенный вчетверо лист и, подойдя к койке Тсукишимы, бросил его поверх конспекта. — Говорил же тебе, терпение главы клана не безгранично. Он отзывает тебя обратно домой.       Тсукишима развернул письмо, чтобы убедиться. Сакуса не врал, глава клана в ультимативной форме велел сыну паковать тсукишимовы вещи и порталом ближайшего города отправить домой сразу после экзаменов, дабы преподать урок строптивцу. И лучше бы Тсукишиме вернуться добровольно, а иначе за ним приедут, и не факт, что Сакуса-младший при этом тоже не огребет от папеньки.       — Я никуда не поеду. — Тсукишима покачал головой, сложил листок и протянул обратно. Сакуса скрестил руки на груди. — И ты меня не заставишь.       — Я понятия не имею, что происходит, но, если отец говорит, что тебе нужно вернуться домой, значит на это есть веские причины.       — Есть, — не стал отрицать Тсукишима. — Но со своими проблемами я разберусь сам. Уже начал. Можешь так ему и передать.       Сакуса смял в руках письмо, не сводя с соклановца недовольного взгляда.       — Что-то еще? — спросил Тсукишима, крепче стискивая пальцы на конспекте.       Проведенный в добровольной изоляции со вчерашнего обеда, он остро чувствовал пробуждающийся голод, и то, что впервые за это время его одиночество нарушило живое существо, отвлечению не способствовало. Тсукишима против воли ощущал всем телом от кончика языка до кончиков пальцев чужую энергию — горькую, с кровавым металлическим привкусом.       — Я попрошу его дать тебе время до конца моей практики. После экзаменов у тебя будет месяц на то, чтобы решить свои проблемы. А потом мы поедем домой. Вместе. У меня нет никакого желания влезать в ваши дрязги, но мне бы не хотелось, чтобы отец лично приезжал сюда.       — Боишься, что прознает про твою практику у друидов? — издевательски протянул Тсукишима, ухватившись за подсказку.       Сакуса дернулся от услышанного, ощерил удлинившиеся клыки и прошипел:       — Тебя это не касается.       — Как и тебя мои проблемы.       Сакуса скорчил кислую мину, смял и без того измочаленное письмо и, не найдя, что бы еще сказать, вышел из комнаты. Тсукишима остался один на один с осточертевшей книжкой по теории боевой магии и раздраем в мыслях.       Перед палатой, где лежали Ямагучи и Савамура топтались с озабоченным видом два студента. Шимада тяжело вздохнул. Ему хватило посещения Киндайчи, чтобы понять, что волновать своих пациентов еще слишком рано. Куними-то с трудом пережил посещение друга-человека, а два темпераментных элементаля кого угодно отправят за грань, и высушивай потом свой резерв, в попытке вернуть слинявшую туда душу.       — Мы на минутку, — состроил жалобные глазки Сугавара. — Можно?       — Знаю я ваши минутки, — проворчал Шимада и припомнил элементалям урок по изгнанию низшего беса: — После ваших минуток кладбище в соседней деревне пополняется.       — Хэй, это было один раз! — возмутился Куроо. — Мы не виноваты, что у него сердце слабое оказалось!       — И вообще низшие бесы неразумны, — добавил Сугавара, — необязательно было его хоронить.       — Это был лучший экземпляр из зверинца Академии. А вы на минутку к нему зашли попрактиковаться.       Элементали переглянулись, хотелось бы Шимаде верить, что виновато, но во взглядах сквозило такое самодовольство, что захотелось немедленно их выставить.       — Ну, пожалуйста, Шимада-сан, мы правда только узнать, как у Дайчи дела. И мигом в общежитие. К экзаменам готовиться.       Сила убеждения у этого марида была — закачаешься. Шимада даже проговорил про себя заговор от постороннего влияния, но ничего не обнаружил.       — Ладно, сначала я сам узнаю, как там обстоят дела, и, если Савамура готов к приему, у вас будет пять минут, не больше.       — А чего так мало-то? — попытался снова возмутиться Куроо, но Сугавара наступил ему на ногу и с милейшей улыбкой сказал:       — Спасибо.       Болезненное шипение ифрита здорово подняло Шимаде настроение, и он, уже не хмурясь, скрылся за матерчатой перегородкой. Первым делом, кивнув на приветствие Савамуры, Шимада поступил к Ямагучи. Любимый ученик до сих пор пребывал в глубоком сне, что было гораздо лучше комы от истощения, но хуже, чем если бы он бодрствовал. Магический резерв постепенно пополнялся, не так быстро, как хотелось бы — короткая связь с вампиром, ниточка которой ослабла, но так и не оборвалась, — давала о себе знать. Отток был совсем мизерный, но он был. И это всерьез беспокоило Шимаду. Если так пойдет дальше, то Ямагучи просто не сможет находиться в одном здании с Тсукишимой, а помня про его ослиное упрямство, держаться подальше от вампира Ямагучи точно не захочет.       — Как он? — раздался хриплый вопрос с соседней койки.       Шимада вздрогнул и обернулся — он совсем забыл о втором своем пациенте.       — Жить будет.       Дайчи удовлетворенно кивнул. Перед глазами до сих пор стояло заплаканное лицо Ямагучи, сил которого не хватало на то, чтобы облегчить его боль. Сейчас, замотанный по самое не хочу в бинты, с онемевшим до горла телом, Дайчи боли не чувствовал, но вчерашние ощущения были еще свежи.       Шимада закончил возиться с Ямагучи и подошел к нему, и Дайчи пришлось вытерпеть несколько неприятных минут осмотра. Боль пробивалась сквозь обезболивающие эликсиры слабым нытьем, но это ничего. Дайчи представлял, как будет весело, когда все ожоги разом зачешутся, заживая. Ему предстояли не самые лучшие времена. Не рехнуться бы.       — Огонь не магический. Даже шрамов не останется. Вот только сессию тебе придется пропустить. Сдашь осенью.       — Не самое страшное, что могло случиться, — философски заметил Дайчи, разглядывая замотанные в бинты руки. Голос еще звучал сипло, дрожал и срывался чуть ли не на каждом слове, и Дайчи старался меньше говорить.       — К сожалению, лечить ожоги магией слишком энергозатратно, поэтому придется потерпеть компрессы с целебными мазями. Но зато через неделю будешь как новенький.       — Тоже не самое страшное. — Дайчи сжал и разжал на пробу левую ладонь, на которой розовел ожог совсем другого рода. — А это когда заживет?       Шимада поправил очки и склонился над ладонью.       — Откуда? — спросил он резко. И тут же сбавил обороты, напоминая себе, что разговаривает с пациентом. — То есть, я видел эту рану, но она явно не первой свежести.       — Я обжегся пламенем ифрита.       Повисла тишина. Шимада испытующе смотрел на Дайчи, ожидая продолжения истории, но тот молчал, задумчиво колупая забинтованным пальцем розовую едва зажившую кожицу без привычных линий жизни, ума и сердца.       — Раны от ифритов заживают быстро, но шрамы от их огня убрать нельзя. Ладонь так и останется пустой.       — Это было бы проблемой, если бы я верил в хиромантию, — усмехнулся Дайчи. — Но все равно спасибо вам.       — Не думаю, что ты нуждаешься в моих советах, — негромко произнес Шимада, выпрямляясь. — Но, постарайся впредь не доводить ифритов до белого каления. Как любят говорить они сами — пепел не срастается.       — Спасибо, Шимада-сан. Но я не боюсь Куроо.       — Я не только о Куроо. В мире и без него достаточно ифритов, и, если один из них относится к тебе хорошо, это еще не значит, что остальные поддержат его инициативу. Элементали, которые учатся в нашей Академии своего рода уникумы, отщепенцы собственного народа. В большинстве же своем, из-за действий Подчиняющих, они ненавидят всех людей без разбору.       — Я запомню.       — Хорошо. К тебе тут посетители.       Шимада неодобрительно покачал головой, но добавлять что-то к сказанному не стал, молча выйдя из палаты. Через минуту его место заняли Сугавара и Куроо.       Дайчи молча смотрел на них, таких разных, но с одинаковым выражением боли и вины в глазах. И все недовольство их поведением, двухдневным игнорированием, таяло от этих чувств.       — Ну чего жметесь там, как нашкодившие котята? — проворчал он еле слышно. — Проходите.       Элементали переглянулись и неуверенно подошли ближе, устраиваясь в основании койки по обе стороны от спрятанных под простыней ног.       Дайчи нахмурился, чувствуя повисшее в воздухе напряжение. А на какую встречу они рассчитывали? Что кинется к ним на шею? Обида может и поутихла, но Дайчи не такой дурак, чтобы не замечать очевидных вещей. Тем более теперь, когда подозрение, мелькнувшее еще на берегу озера неожиданно обрело под собой твердую почву: из-за многослойного ворота одежды на шее Сугавары мелькнула красная метка. Дайчи прикусил губу, сообразив, что это такое.       Ему бы следовало порадоваться за друзей, которых семь лет разногласий привели к тому, что они теперь обрели. Но радоваться не получалось, как бы сильно он этого не желал. Хотелось остаться одному и как следует подумать. Собственное отношение к вылезшему на передний план факту совсем не дружеских отношений элементалей здорово его напрягло. То, что его бросили, оставили за бортом, не должно так уязвлять. Однако это уязвляло. В отношениях этих двоих, к тому же таких бурных, не было и не будет места для третьего. В груди неприятным стыдным пожаром разгоралась ревность, банальная злая ревность на то, что теперь у Куроо и Сугавары есть вещи, которые его не касаются. Ревность, которую он всеми силами постарается подавить, потому что его друзья не заслуживают такого отношения.       — Как ты? — взволнованно спросил Сугавара, первым нарушив напряженную тишину.       — Шимада-сан сказал, что через неделю все должно зажить, — радуясь сторонней теме, попытался улыбнуться Дайчи. Да, через силу, да, с трудом, и совсем не из-за стягивающих кожу бинтов. Но элементали ни за что не должны были заметить. Это его, Дайчи, заморочки, и он с этим обязательно разберется. Рано или поздно.       — Значит, пропустишь экзамены? — ухмыльнулся Куроо, и Дайчи заметил, что далось ему это тоже не так легко, как прежде. — Смотри, как бы не оставили на второй год.       — Сдам осенью, — отмахнулся Дайчи. А глаза нет-нет да и цепляли уже побледневшую метку на шее Суги.       Сугавара перехватил его взгляд, и против воли дернулся поправить воротник.       — Ты вчера нас очень напугал, — отведя взгляд, пробормотал он.       Дайчи виновато повел плечом. Вчерашнее он помнил смутно, потерявшись в боли еще во время начертания Энношитой круга. И все, что происходило дальше, казалось не самого лучшего качества иллюзией. Все запомнилось как-то урывками, отдельными картинками и звуками. Красные, от еле сдерживаемых слез глаза Суги, бледное каменное лицо Куроо с ярко проступившими ифритскими метками. Шумная толпа, в которую ифрит и марид врезались как волнорез, помогая ему дойти до лекарской. Вопросы, заданные ломким сухим голосом. Кажется, Дайчи им улыбался, пытаясь успокоить, распухшее от ожога горло к тому времени не в состоянии было издавать членораздельные звуки. Кажется, он хотел им сказать нечто важное. Теперь же вместо зажившего горла, говорить ему не позволяли раздрай в собственных чувствах и полная каша в голове. Ну и факт того, что Куроо и Суга, возможно, и даже скорее всего встречаются.       Разговор не клеился. Недосказанность висела между ними, заставляя ерзать на местах и избегать прямого зрительного контакта. Один Дайчи смотрел на них открыто и выжидательно. Ведь видит же, что хотят что-то сказать, но никак не решатся. Он и сам не знал, хотел бы услышать от них официальное признание, или проще наткнуться на амурничающих друзей где-нибудь в галерее перехода между корпусами. Но то, что им, как и ему, стало неуютно в присутствии друг друга, угнетало.       — Знаете. — Дайчи приподнялся на постели и устроился поудобнее, утыкаясь взглядом в розовый ифритский ожог на руке. — Если вы хотите что-то сказать, я сердиться не буду. Правда. Просто… — Он сжал ладонь в кулак, чувствуя пробивающуюся сквозь лекарства боль. — Вся эта атмосфера, что висит между нами последние три дня, здорово нервирует, и мне бы хотелось, чтобы все стало как раньше. Если это возможно, про себя добавил он.       — Как раньше уже не будет, — отстраненно заметил Куроо, подтверждая его опасения.       Сугавара виновато потупился.       — Вот как, — Дайчи глубоко вздохнул: — Значит, вы действительно встречаетесь?       На плечи навалилась усталость. От озвученного вслух предположения явственно загорчило во рту. Но Дайчи мужественно ждал подтверждения, разглядывая бессильно разжавшуюся ладонь, стертые линии жизни, судьбы, сердца. Того самого, что замерло сейчас в груди, готовое сорваться либо на ликующий бег, либо… Что будет с ним, если они подтвердят очевидное, Дайчи не знал, но чувствовал — будет несладко.       Последовавшая за вопросом тишина только усилила гнет собственных чувств. Ни согласия, ни опровержения не последовало, молчание становилось все невыносимее. Дайчи вскинул голову, чтобы поторопить друзей, но не смог выдавить ни звука. Картина, открывшаяся его взгляду, предстала настолько комичная, что он на время забыл о боли. И душевной, и физической.       Куроо и Сугавара вытаращились на него, открывая и закрывая рот, не зная, как бы поделикатнее намекнуть человеку, что его умственные способности оставляют желать много лучшего. Это явно читалось в их глазах, и Дайчи против воли почувствовал себя круглым дураком.       — Мы не встречаемся! — первым обрел дар речи Сугавара.       — Ты нам нравишься, идиот! — выпалил Куроо, явственно ощущая звон в голове от осознания того, что все это время думал о них Савамура.       — Сам идиот, — на полном автомате огрызнулся Дайчи, а потом понял, что ему сказали и вскинул одну бровь, вторая была надежно забинтована: — Постой, что?       — Куроо! — возмутился Сугавара.       — Что — Куроо? Что — Куроо? — огрызнулся Куроо, скрещивая руки на груди, чтобы спрятать сыпавшиеся с пальцев искры. — Мы бы так до завтра тут вокруг да около ходили. А теперь он знает, и пусть решает, что с этой информацией делать. Разве не ты говорил, как тебя допекла неизвестность?       Сугавара поджал губы:       — Разве это честно, вываливать на него такое без подготовки?       — А что ты предлагаешь, начать с проникновенных любовных писем и записок на стене Академии о нашей внеземной любви? Савамура адекватный взрослый человек, ну может не такой сообразительный, как хотелось бы. От прямолинейности еще никто не умирал.       — Ему и так хреново, а ты огорошиваешь с ходу такими новостями! — гнул свое Сугавара.       — А может вы прекратите снова говорить обо мне так, будто меня тут нет?!       Куроо и Сугавара смутились.       — Прости.       Но Дайчи только качнул головой — привычная перепалка друзей здорово согрела сердце, и он даже не сразу понял, что обрадовался вовсе не тому, что они грызутся как обычно, а от осознания того, что никто его третьим лишним не считает, а совсем даже наоборот…       — Я вам нравлюсь. — Он ошарашенно покачал головой, факт, который еще не скоро уляжется в его голове. — С чего вдруг?       — С чего ты решил, что вдруг? — фыркнул Куроо, немного расслабляясь. Пропали искры, которыми он не специально пытался подпалить простыню, побледнели враз выступившие метки на лице, да и жаром от него больше не несло.       Сугавара, не сдержавшись, хихикнул.       — Да, прав был Куроо, когда говорил, что наше к тебе отношение не заметит только слепой и ты сам.       Дайчи насупился.       — В романтическом плане? — на всякий случай уточнил он и получил в наказание пару укоризненных взглядов. — Ладно, ладно, я понял, да. И что мне теперь делать?       — Для начала, прости, что избегали, — Сугавара скорчил умилительную рожицу, Куроо тихо фыркнул. — А потом, можешь подумать о нашем предложении.       — Так вы ничего не предложили.       — Вот скажи, Савамура. — Куроо мученически закатил глаза. — Ты специально строишь из себя дурачка?       — Не специально. То есть, не строю! — огрызнулся Дайчи, потом с подозрением оглядел издевательское выражение лица обоих друзей и осторожно спросил: — вы же не предлагаете мне разделить с вами быт и кровать?       Куроо и Сугавара переглянулись с лицами людей, которые дальше признания ничего не продумали.       — Может, для начала решишь, нужны ли мы тебе вообще? — осторожно спросил Сугавара и добавил: — в качестве, э-э-э, романтических партнеров.       — Быт и кровать, — не удержавшись заржал Куроо. — Раздели сначала чувства, а до кровати мы доберемся как-нибудь потом.       — Есть над чем подумать, — осторожно заметил Дайчи, не поддержав веселья. Перспектива оказаться в одной постели с ифритом здорово нервировала, хотя он знал, что специально Куроо никогда не станет причинять вред.       — Конечно, сколько угодно, — с готовностью закивал Сугавара, но Куроо тут же все испортил:       — Ты только не долго думай, а то знаем мы вас, людей. Вас ведь без пинка ни на что не сподвигнешь.       — А вы сами?.. — Дайчи проглотил рвущееся с языка предположение и закончил вопрос совсем не так, как задумывал: — Сами-то вы между собой разобрались?       Сугавара бросил на Куроо нечитаемый взгляд и снова дернулся поправить воротник. Куроо широко улыбнулся:       — А то как же, разобрались конечно.       Метки на лице, то ли от смущения, то ли от самодовольства проступили четче.       — Тогда зачем вам я? — озвучил Дайчи сам собой напрашивающийся вопрос.       — Без тебя мы можем, но не хотим, — сказал Куроо тут же посерьезнев. Сугавара кивнул.       Обезоруживающий ответ, твердые уверенные взгляды. Дайчи смущенно потер кончик носа бинтом. На такую откровенность, признаться честно, он не рассчитывал, и что с этим теперь делать — не представлял.       Казалось, если бы не пожар, они бы так и продолжали морозиться. Если бы не пожар… Дайчи задумчиво пожевал губу:       — Если бы не пожар, вы бы так и не решились?       — Ну, рано или поздно решились бы, — лукаво прищурился Суга. — А вообще…       — Как начался пожар? — перебил его Куроо, резко меняя тему.       Дайчи пожал более здоровым плечом, выбитое ныло сильнее обожженного.       — Я так понял, что Тендо нашел какую-то подозрительную коробку и полез в нее. Мы не видели, что там, но оно разбилось и нас раскидало по залу взрывной волной.       — Может, преподаватели натаскали что-то из алхимической лаборатории?       — Преподаватели не идиоты, чтобы оставлять легковоспламеняющиеся вещи рядом с горой книг.       — Это могло выйти случайно.       — Я сильно сомневаюсь, что пожар был случайным.       — С чего ты взял?       Куроо неопределенно повел головой, хмуро посмотрел Дайчи в забинтованное лицо и, не говоря ни слова, поспешил вон из лекарской. Дайчи даже не успел открыть рот, чтобы остановить его.       — Думаешь, он что-то понял? — спросил он у Сугавары. Тот кусал губы и выглядел достаточно несчастно, чтобы понять — марид догадывался о том, что задумал Куроо, но не хотел говорить. — Суга?       — Он же ифрит, — беспомощно сказал Сугавара, словно это все объясняло.       Может и не все, но кое-что Дайчи все же понял. Куроо — ифрит. Огонь его стихия. Кому, как не ему разбираться во всем многообразии пожаров — природных и не очень? Вот только что конкретно он задумал, Дайчи понять не мог. В архив сейчас не попадешь. Как рассказал ему Шимада, преподаватели решили отложить разбор завалов на каникулы. Тогда и рук свободных будет больше, ведь некоторые студенты даже в каникулы предпочитали оставаться на территории Академии.       — С ним все будет в порядке? — голос, и без того хриплый, сел от волнения, Дайчи прочистил горло и требовательно посмотрел на Сугу. — Он же не сделает какую-нибудь глупость?       — Боюсь, именно этим он сейчас и занимается.       Сугавара тоже не выглядел спокойным и то и дело оглядывался на дверь, словно надеялся, что Куроо образумится и вернется к ним в палату. Но вместо ифрита, легкую занавеску одернул Шимада.       — Посещение окончено, — безапелляционным тоном заявил он. — Савамуре нужно больше отдыхать. И где ваш пламенный третий? Надеюсь, не спрятался где-то под кроватью?       — Шимада-сан!       — Да шучу-шучу.       — А можно мы вечером еще зайдем?       — Если Савамура не будет спать — можно. Но старайтесь меньше его утомлять, организму нужно восстановиться после такого стресса.       — Это вы про нас с Куроо?       — Это я про пожар. Хотя, вы с ифритом тоже не подарок, если разобраться. Я даже из смотровой чувствовал, как скакало у Савамуры давление.       Сугавара смущенно потупился, но Дайчи подозревал, что смущение он скорее играет, чем чувствует на самом деле, больно уж довольно блестели глаза из-под упавшей челки.       — Шимада-сан. — Как и думал Дайчи, Суга быстро оправился и мило улыбнулся лекарю. — Можно мне еще одну минуту, я сейчас выйду.       Шимада с подозрением оглядел марида и кивнул. Дайчи проводил лекаря взглядом и повернулся к Суге, собираясь спросить, что еще тот забыл сказать, но наткнулся на странное выражение лица.       — Что? — тихо спросил он, обнаружив Сугу непривычно близко.       — Можно мне?.. — марид склонился над ним, замерев буквально в паре сантиметров от лица.       Дайчи не сразу понял, о чем он просит, а когда до него дошло, с трудом подавил смущение:       — Если тебе хочется.       — Боже, какой же ты идиот, — мягко, волнующе рассмеялся Сугавара и легко коснулся губами его губ. — Я опередил Куроо, — хитро подмигнул он ошарашенному Дайчи и выскочил из палаты.       — Вы еще соревнование устройте! — вскинулся вслед Дайчи и против воли улыбнулся на возмутительное «Так мы вроде уже».       И только когда остался один, не считая спящего на соседней койке Ямагучи, Дайчи вспомнил о злополучной папке и крошечной руне огня. Вот ведь олух! Конечно, он был подстроен, этот пожар. Подстроен, чтобы скрыть нечто важное, спрятанное на страницах личного дела дяди Энношиты.       Дайчи хлопнул ладонью по лбу, зашипел от вспыхнувшей по новой боли и, шепотом обзывая себя последними словами, полез под подушку. Надо было досконально изучить содержимое папки, доставшейся ему дорогой ценой. Хотя, не такой уж и дорогой, если в награду ему достались вновь потеплевшие отношения с Куроо и Сугой, и даже больше. Вот про это больше он решил до поры до времени не думать, потому что поселившееся в груди волнение от робкого, почти детского поцелуя Суги не настраивало на деловой лад.       Он открыл папку и начал читать.       Вразрез тишине и спокойствию лекарского крыла в кабинете председателя Укая шло бурное обсуждение произошедшего накануне возгорания.       — Теперь мы ничего не узнаем. — Ирихата кивнул на окно, из которого открывался вид на потемневший полуобугленный полигон. — Архива больше нет, все содержимое уничтожено огнем.       — Как-то подозрительно вовремя, вам так не кажется? — Укай обвел собравшихся деканов требовательным взглядом. — На совпадение это мало тянет. Кто-то очень постарался, чтобы мы не добрались до личного дела.       Вашиджо не стесняясь презрительно фыркнул:       — Ну и кто, по-вашему, мог это сделать? Кто-то из студентов? Бред! Кто-то из комиссии? Бред еще больший! А может почтенный председатель намекает на кого-то из преподавательского состава?       — Будет тебе, Танджи, — осадил горгулью Некомата. — Согласись, факты говорят сами за себя: мы узнаем, что Хибарида Фуки имеет какое-то, возможно непосредственное отношение к секте Подчиняющих. Заметь, покойный Хибарида. А через пару дней подчистую сгорает архив, где лежит его личное дело со времен обучения в школе магии.       — Что вы вообще интересного хотели там отыскать? — упорствовал Вашиджо. — Сколько раз он оставался после уроков? На какой балл сдал нежитеведение? Сомневаюсь, что он писал научную работу на тему «методы подчинения магических существ». Это все конечно очень интересно, но пусть им лучше займутся королевские дознаватели. А у нас сессия на носу. И лично я хочу получше подготовиться к грядущей адовой неделе.       — А и правда, Иккей, — заинтересованно повернулся к председателю Укаю Некомата, пропустив мимо ушей часть про экзамены. — Что ты хочешь выяснить из его личного дела?       Укай откинулся на спинку кресла и нахмурился:       — Характеристики от преподавателей. Выговоры. С кем и насколько опасно он развлекался. Был ли инициатором опасных затей. Были ли серьезные нарушения. Всего тридцать лет прошло, а я не помню о нем ровным счетом ничего.       — Кое-кого догнала старость.       Укай не глядя бросил на внука мелкое проклятье и тот грязно выругался, пытаясь распутать завившиеся в крошечные кучеряшки волосы.       Скрипнула неплотно прикрытая дверь, но за руганью младшего Укая этого никто не слышал.       — Нужно как-то восстановить документы архива.       — Заклинание обратного времени? — предложил Ирихата.       — Слишком долго, с одной только подготовкой мы провозимся до осени. А Подчиняющие уже шныряют вокруг Академии. Боюсь, наши подопечные в большей опасности, чем мы предполагали.       — Может в Ученом Совете есть копии документов?       — Вряд ли, это правило ввели совсем недавно, лет десять, не больше.       — Я могу помочь.       — Куроо? — Удивленный декан Некомата оглянулся на вошедшего. — Каким образом? То есть, что ты тут делаешь?       — Ну, я же ифрит, — криво улыбнулся Куроо, игнорируя второй вопрос. — Ифриты вспыльчивы по своей природе, и, если мы что-то уничтожим в приступе ярости, что-то неодушевленное, природа наделила нас способностью восстанавливать это до первоначального состояния. Это что-то вроде нашей природной магии.       — Но архив сгорел не в ифритском пламени. Как ты сможешь его восстановить?       — Это будет несколько сложнее, — уклончиво ответил Куроо. — Придется сжечь все руины, а потом пойти чуть дальше, чем до исходного состояния вещей, и восстановить архив до пожара. Но, если удастся, вы ведь сможете выяснить, что привело к взрыву?       — Если ты восстановишь все, как было, мы обнаружим что послужило причиной, — кивнул Укай.       — Исключено! — категорично заявил Вашиджо. — Не думаю, что простому ифриту такое под силу, и кто знает, не уничтожим ли мы таким образом остатки улик.       — Куроо? — повернулся к студенту Некомата.       — Я уверен почти на сто процентов, что мне удастся все восстановить. Включая магический фон.       — Но полной уверенности у тебя нет.       — Нет. Как и у вас нет идей, как восстановить архив. Так что моя идея ничем не хуже ваших провальных.       — Куроо!       — Парень прав, — перебил его Укай. — Говори, что тебе нужно, мы поможем. И лучше бы сделать это немедленно. Мне кажется, чем дольше мы будем тянуть, тем меньше у нас шансов, я прав?       Куроо кивнул:       — Мне нужен будет Хината, потому что после восстановления я начну остывать слишком быстро. А огонь саламандры защитит меня от полного угасания. Чем раньше мы начнем, тем больше деталей восстановим.       — Так что мы стоим? Кейшин, найди Хинату и приведи его на полигон.       — Ты уверен, что мы можем рисковать здоровьем нашего студента?       — С Хинатой риск будет минимален, — ответил Некомате Куроо, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Хотелось бежать, что-то делать, начать уже действовать, иначе природа грозилась взять над ним верх, и не факт, что и сам Куроо бы в этом случае уцелел.       — Иди на полигон, — заметил его нетерпение Укай. — Мы подтянемся, как только найдем Хинату.       — Все, не могу больше! — Бокуто съехал по стулу вниз, почти упираясь пятками в ножки стула напротив, где сидел Акааши, и откинул голову на спинку.       Атсуму тут же последовал примеру друга и откинул ручку в сторону.       — У меня сейчас мозги вскипят.       На их слова с соседних столов нервно зашипели. Устали все, библиотека была битком набита готовящимися к экзаменам студентами. Акааши неодобрительно посмотрел на саботирующих друзей.       — Может, еды принесете тогда? — предложил Осаму. Он тоже отложил ручку и устало потер глаза. — Мы тут уже часа три паримся. Хорошо бы сделать перерыв.       Бокуто с Атсуму тут же оживились.       — Отличная идея! С этой подготовкой мы и завтрак, и обед уже пропустили.       — У нас первый экзамен по сопромагу, — осадил их Акааши. — А вы из ста сорока билетов хорошо если сорок написали. Декан Вашиджо с вас шкуру спустит.       — У меня это сопротивление магии уже в печенках сидит, — заныл Бокуто. — Ну, Ака-а-аши, мы быстренько, одна нога здесь, а другая там.       — Ну да, как же. Как будто я не знаю, что стоит вам слинять, и в следующий раз мы увидимся только на экзамене.       — Я схожу с ним. — Осаму тяжело поднялся из-за стола и тут же получил болезненный пинок в колено от брата.       — Хэй, а почему это ты? Я тоже, между прочим, устал, будто неделю грешников жарил в папином зале наказания.       — Потому что вдвоем вы слиняете точно. — Осаму отвесил брату в ответ подзатыльник и, отскочив, в сторону скорчил обидную рожу. — И вообще ты у Вашиджо и так на карандаше, завалишь сопромаг, и о практике в столице можешь забыть.       Атсуму надулся. В сопротивлении магии он был не так хорош, как в остальных предметах, и декан Вашиджо не упускал случая ткнуть его в это носом, как и брат, и добрая половина их курса, которая завидовала его успехам во всем остальном. Оттого вдвойне обидно будет завалить этот экзамен, и брат это понимал.       — Ладно, проваливайте. — Атсуму уткнулся в ненавистный учебник и принялся искать ответ на сорок первый вопрос. Впереди была еще прорва работы.       Осаму кивнул Бокуто на выход и сам пошел следом, мимолетно взъерошив волосы брата на макушке.       Куроо летел по коридору, едва задевая ногами в пол, мимоходом радуясь своей природной легкости, которая даже в человеческой ипостаси делало его тело в несколько раз легче человеческого и позволяла перемещаться с невиданной скоростью. Не как мариды, конечно, но тоже довольно быстро.       На лестнице второго этажа Куроо едва не столкнулся с друзьями.       — Куда так несешься?       Бокуто отпрыгнул с траектории ифрита и сумел удержаться на ногах только благодаря руке помощи Осаму.       Куроо резко затормозил и уставился на них непонимающим взглядом. Внутри вспышками разгорался огонь, проступая на лице красными отметинами и срываясь с пальцев быстро затухающими искрами.       — Хэй, ты в порядке? — Бокуто сделал шаг ближе, хотя любой другой бы на его месте точно отступил перед дышащим жаром, но еще не потерявшим человеческую форму ифритом. — Ты горячий, Куроо.       — Что? — Куроо моргнул, взгляд приобрел осмысленность. Он огляделся по сторонам, осознавая себя в пространстве и тихо выругался сквозь зубы.       Взволнованный Бокуто осторожно, стараясь не обжечься, положил руку на плечо. Осаму за спиной хранил настороженное молчание.       — Ты куда летел так, что аж искры из-под ног сыпались?       — На полигон. — Куроо провел ладонью по лицу, стряхивая наваждение. Метки поблекли, но до конца так и не стерлись, выдавая внутренний раздрай.       В первый момент, осознав, что пожар вероятнее всего был подстроен, Куроо охватила такая ярость, что только присутствие и так сытого по горло огнем Савамуры помогло ему удержать в узде собственную сущность. Он не мог дать себе воли даже в коридоре: там сновало слишком много для утра последнего выходного дня студентов. Решение пришло в голову вспышкой озарения: он мог убить одним выстрелом двух зайцев. Выместить свою злость и выяснить, каким именно образом подорвали архив. И добро, полученное от Укая старшего только подливало масла в гудящий в груди нетерпеливый огонь. Кончики пальцев покалывало, Куроо чувствовал, как бьются под кожей языки пламени только и ждущие, когда он себя отпустит, чтобы взметнуться безжалостным вихрем.       Куроо хлопнул себя по щекам и потряс головой — опять он чуть не вспыхнул, да что ж это такое? Бокуто разглядывал его с живейшим интересом.       — Что? — недовольно спросил Куроо, на дружескую болтовню его сейчас точно не хватит.       — Что задумал?       — С чего ты взял?       — Узнаю этот взгляд. Такой же был, когда мы голема лепили. Только он теперь еще и злой. И огоньки в глазах тоже какие-то недружелюбные.       Куроо на мгновение даже забыл о клокочущей внутри ярости. Бокуто с почти детской непосредственностью раскладывал его по полочкам, но взгляд был серьезный, взволнованный. Рядом с любопытством прислушивался Осаму, но пока в диалог не лез.       — Ладно, я действительно кое-что задумал, и даже получил разрешение старика Укая.       Бокуто просиял:       — Отлично! Мы с тобой.       — Но сопромаг… — вяло попытался возразить Осаму, видя что Бокуто на полном серьезе решил сопровождать друга.       — Да забей, — отмахнулся Бокуто. — У нас еще куча времени. Если что, Акааши всегда даст списать.       — Акааши скорее учебник тебя заставит сожрать, чем снова даст списать, а Вашиджо еще добавит, — проворчал Осаму.       Но Куроо-то заметил, что ворчал вредный инкуб только для вида, а сам довольно бодро чесал за ними, стараясь не отставать. Лестницу до первого этажа они преодолели в одно мгновение, а вот на выходе из учебного корпуса снова случилась заминка. На этот раз в лице строго поджавшего губы марида. Куроо резко затормозил, в спину налетели Бокуто с Осаму, чуть не спихнув его и Сугавару с лестницы в распахнутые двери.       Сугавара смерил их всех хмурым взглядом:       — Что ты задумал?       Сухой голос, посветлевшие глаза и чувство приближающейся бури как никогда ясно давали понять, что марид не в духе. И причиной тому, Куроо с удивлением понял, является он сам.       Врать и изворачиваться как-то резко расхотелось.       — Хочу восстановить архив, чтобы преподы по следам магии выяснили, кто устроил взрыв.       — А это вообще возможно? — шепотом спросил Осаму.       К его удивлению, ответили ему не меряющие друг друга серьезными взглядами элементали, а Бокуто, большую часть занятий дремавший на плече Акааши:       — Теоретически — да. Как минимум, можно узнать расу, к которой принадлежит тот, кто наследил в архиве. Чем больше следов, тем более точный анализ можно провести. Если повезет, можно даже узнать возраст напакостившего мага.       — Ты же загнешься, — не слушая их, сказал Сугавара. — Ради чего ты рискуешь жизнью? Неужели, это стоит того?       Куроо поджал губы.       — Ты же знаешь, что стоит. Тем более, что Хината мне поможет. Не так уж это опасно, если сделать все правильно.       — Это так же опасно, как если бы я поменял погоду на всем континенте, — возразил Сугавара.       — Но, если рядом будет океан, ты же выживешь?       — Ну-у, да. Возможно.       — Так вот саламандра — мой океан.       — Хината ребенок, он понятия не имеет, как преобразовывать энергию, чтобы ты мог ее усвоить.       — Мне очень льстит твое беспокойство, но…       — Я тут не льстить пытаюсь, а сохранить твою пламенную шкурку. Так что будь паинькой и не сдохни, пожалуйста. Иначе кое-кто не очень обрадуется твоей скоропостижной кончине.       — Ну, ты же протянешь мне руку помощи?       Бокуто и Осаму переводили взгляд с одного на другого всю пикировку и только глазами хлопали, не понимая и половины подоплеки разговора. Куроо бы им даже посочувствовал, но дождаться ответа от Сугавары было важнее. Его помощь существенно, очень существенно снизила бы риск истощения и последующего за ним переохлаждения. А также прояснила бы, действительно ли марид изменил к нему свое отношение, а не притворился на благо душевного равновесия Савамуры.       Сугавара смерил его серьезным взглядом.       — За пять минут научить ребенка преобразованию огня, я тебе не гений педагогики, — он покачал головой, но тут же хмыкнул, и былая бесшабашность заискрилась в потеплевших глазах, — сделаю, что смогу. На многое не рассчитывай. Придется потерпеть.       Щеки заныли от широкой улыбки, Куроо хлопнул Сугавару так, что разлетелись искорки и подмигнул:       — От тебя, лапушка, я готов стерпеть что угодно.       — И ледяной душ тоже? — фыркнул Сугавара, повел плечом и первым начал спускаться с лестницы: — пошли уже, чем раньше закончим, тем быстрее сможем вернуться к Дайчи.       Куроо угукнул и поспешил следом. За ними, как привязанные последовали Осаму и Бокуто.       — Хэй, я так понимаю, отработки сегодня не будет? — поравнявшись с Сугаварой, спросил Бокуто. — Раз никто нас в бассейны не поволок.       — А тебе так не терпится? — оглянулся на него марид. — Могу устроить.       Осаму незаметно поддел Бокуто коленом под зад и сделал страшные глаза. Бокуто понятливо кивнул и заткнулся. Тратить последний выходной перед экзаменами на чистку бассейнов не хотел никто.       У покореженной площадки полигона их уже ждали. Деканы полным составом и Укай-младший с Мизогучи до кучи. Остальные преподаватели более ответственно подошли к подготовке к предстоящей неделе экзаменов и не посчитали восстановление архива таким уж важным событием, чтобы отрываться от козней студентам.       Тут же стоял и переминался с ноги на ногу Хината, с любопытством и опаской косясь на деканов. Огненные волосы торчком, на руках перчатки, а под ногами так же нервно суетился маленький виверн, вымахавший за эти несколько дней почти по пояс саламандре.       Куроо кивнул взрослым и присел на корточки перед Хинатой. Тот с натугой улыбнулся:       — Укай-сан сказал, что я могу как-то помочь.       — Да. — Куроо помолчал, пытаясь как можно доступнее сформулировать то, что собирается делать и какая помощь нужна будет от Хинаты. — Я сейчас проведу один ритуал, на который уйдут все мои силы, и чтобы не… — он запнулся, избегая упоминания о неприятной смерти и быстро перефразировал: — чтобы не превратиться в камень, мне нужно, чтобы ты немного поделился со мной своей силой. Мы ведь существа одного элемента, так что тебе будет проще всего помочь мне.       Хината сосредоточенно посопел и кивнул. Куроо встал, хотел ободряюще потрепать его по волосам, но вовремя опомнился и отдернул руку.       — А как мне это сделать? — спросил Хината, привычно не обратив на это внимания.       — Сугавара тебе объяснит. И ты можешь не сдерживаться, когда придет время. А пока постой в сторонке и ни в коем случае не заходи за круг. Это всех касается. — Куроо обвел присутствующих серьезным взглядом.       Те так же серьезно кивнули. Хината порыжел еще больше от еле сдерживаемого пламени и довольный зажмурился, не часто ему выпадал шанс использовать всю мощь своего огненного запаса, а тут такой случай.       Куроо хмыкнул, в обычные дни он и сам не прочь поразмяться, но сегодня им двигало отнюдь не желание покрасоваться да щелкнуть по носу зарвавшегося марида, а ярость. Чистая и обжигающая настолько, что даже кости ныли от жара. Пережить предстоящий ад мог бы только такой же ифрит, как он, и саламандра в любом из своих обличий. Даже драконы были недостаточно огнеупорными, чтобы выйти невредимыми из заварушки с доведенным до бешенства ифритом.       — Ну, понеслась.       Куроо повернулся к полигону, прикрыл глаза, раскинул руки и вспыхнул беспокойным пламенем, мгновенно отогнав жаром людей на приличное расстояние. Рядом остались стоять только Бокуто и Хината с одинаково восторженным выражением лица.       От ног Куроо в обе стороны побежали две дорожки пламени, идеальным кругом обводя полигон. По периметру круга вспыхнули и тут же погасли рунические символы древнего ифритского языка, оставшись на траве узорчатыми обугленными язвами. Пламя Куроо сменило оттенок с беспокойного бледно-желтого на ровный голубой и загудело. Куроо сделал шаг в круг, потом еще, а после взлетел на несколько сантиметров и перелетел оставшееся расстояние, замерев точно в центре.       — Красиво.       Бокуто вздрогнул и обернулся на подошедшего Осаму. Тот, не отрываясь, смотрел на загадочный ритуал, и зарево нового пожара отражалось в покрасневших глазах инкуба. Сугавара недалеко от них тихонько объяснял семестровый курс преобразования магии, пытаясь максимально быстро и просто донести до Хинаты порядок его действий. Деканы застыли чуть дальше, пряча за профессионализмом лихорадочный научный интерес в глазах.       — Да. — с запозданием ответил Бокуто Осаму и вернулся к созерцанию.       От Куроо во все стороны разбегались крошечные языки пламени, охватывая, подпаливая и плавя каждый предмет: будь то камень, колонная или бетонная плита, которые от высокого градуса просто-напросто рассыпались в легкий серебристый пепел и зависали беспокойным облаком над головой ифрита.       Вопреки обычным пожарам, жар от кострища ифрита не выходил за пределы круга, и ребятам оставалось только догадываться какое адское пекло творилось в эпицентре. Немного погодя пожар охватил собой все пространство внутри круга, взметнувшись столбом раза в два выше человеческого роста, и тут же осел, словно его выключили. Пламя исчезло, и только обугленная трава с внутренней стороны круга напоминала о том, что бушевало тут секунду назад. Пасмурный день померк сильнее, лишенный дополнительного источника света.       Ифрит висел над пятиметровой пропастью, границей которой служил не погасший огненный круг. Выжжено было все вплоть до пола архива, который покрывал толстый слой пепла. Тот пепел, что висел над головой Куроо, начал медленно оседать поверх уже лежащего на первом подземном этаже. Куроо на мгновение погас, оставшись висеть в своей человеческой форме. Казалось, что он израсходовал все внутреннее пламя и вот-вот рухнет вниз. Бокуто встревоженно закусил губу, Сугавара рядом подобрался, готовый метнуться сквозь огненный круг, если будет нужно подхватить обессиленного ифрита. Но Куроо, словно почувствовав это, нашел взглядом Сугавару и отрицательно качнул головой.       — Идиот, — раздраженно прошипел Сугавара, однако остался на месте.       Куроо минуту провисел в полной неподвижности, а потом — Бокуто даже ахнул — на слое пепла то тут, то там начали вспыхивать крошечные искорки. Одна, две, десяток. Они объединялись в язычки пламени непривычного изумрудного цвета и словно бы поглощали пепел. Тот таял, заметно уменьшаясь в объеме, а на его месте начали возникать свитки, разбросанные книги, ящики, полные бумаги, нижние полки стеллажей, основания колонн, которые до взрыва поддерживали массивный потолок. Язычки пламени побежали по стенам, восстанавливая стертую мозаику, перекинулись на ограду, выпрямляя покореженную сетку.       Это было так похоже и одновременно отличалось от заклинания обратного времени. Бокуто в детстве довелось присутствовать на восстановлении хранилища редких артефактов, который подожгли антимаги. Тогда как раз участвовал его отец, один из редких специалистов этого заклинания. Уничтоженные предметы здесь возникали так же, словно бы из воздуха, но с невероятной для того заклинания скоростью. На подготовку и восстановление хранилища ушло чуть ли не полгода. А здесь же… Похоже, что Куроо уложится в час, не дольше.       Зрелище завораживало, в глазах уже слезилось от зеленого пожара, и Бокуто отвел на секунду глаза. Кое-что заставило его насторожился. Между всполохов пламени, восстанавливающих ограду полигона, мелькнул полупрозрачный силуэт. Бокуто прищурился, сделал два шага в сторону, чтобы сетка ограды не мешала обзору и нехорошо удивился:       — Хэй, это Уссури?       Осаму и Сугавара вгляделись туда же.       — И правда. Похоже, что он.       — Откуда он взялся? — Бокуто с напряжением следил, как Уссури присаживается на корточки. — Кто-нибудь видел? Мы же все время здесь были.       — Что он там делает?       Сугавара сделал заинтересованный шаг, но Бокуто успел раньше, сам не понимая, почему нездоровый интерес Уссури так его встревожил. Бокуто знал только, что круг и символы, которые выжег на траве Куроо, ни в коем случае нельзя портить. Иначе процесс восстановления может выйти из-под контроля. В общем-то, как и в любом ритуале, где задействованы руны. И вид Уссури, склонившегося над выжженной меткой, заставил интуицию Бокуто завопить дурным голосом.       — Что ты делаешь? — зашипел Бокуто, подбежав к Уссури и перехватил руку с, к счастью, еще не испачканным в дерне и саже ножом.       Тот вскинул испуганные глаза.       — Хотел поближе рассмотреть символы.       — Нет! — Бокуто с силой сжал чужую кисть. Нож выпал с глухим стуком. — Ты пытался испортить круг Куроо. Я видел, как ты хотел сковырнуть руну!       — Да с чего ты взял?! — Уссури безуспешно пытался высвободить руку, а другой зашарил по траве в поисках пресловутого ножа. — Я никогда не видел таких рун на занятиях Такеды-сана. Мне просто стало любопытно.       — Врешь!       Нездоровое оживление на границе огненного круга привлекло внимание декана Вашиджо.       — Что здесь происходит?       — Уссури пытался сковырнуть руну!       — Неправда!       — Правда! Ты хотел испортить ритуал!       — Хватит! Бокуто, иди к ребятам, я разберусь.       Бокуто вернулся к друзьям, проводив взглядом до самой Академии Уссури и выговаривающего ему Вашиджо.       — Может, прав был Акааши, — задумчиво протянул Осаму, глядя в ту же сторону.       — В чем?       — Что с Уссури что-то не так.