Лай бездомного пса

Щелчок. Тишина. Щелчок. Тишина. Тишина?

Щелчок, тишина, щелчок, тишина, щелчок, тишина, щелчок, тишина, щелчок, тишина, щелчок, тишина, щелчок, тишина, щелчок, тишина, щелчок, тишина, щелчок, тишина. Что? Щелчок. Как он сразу не заметил этот звук? Тишина. Недолго думая о камерах слежения, Шуичи сонно проморгался, несколько неуклюже проведя жаркой ладонью под подушкой, и аккуратно вытянул смартфон, несколько раз с лёгкой неуверенностью тапнул по экрану, после дольше задержал указательный палец на нужном месте поверхности телефона. Юноша с любопытством провёл по разблокированному экрану, осматривая приложения. Заинтересовавшись приложением банка, Саихара нажал на него, и, дождавшись загрузки… «Да с этими деньгами я могу… Я могу… Я могу всё». Глубоко вздохнув в лёгкие спёртый воздух комнаты, юноша резко с отвращением отпрянул от подушки, а потом нечаянно с болезненным шипением упал на пол. Хрипло застонав, Шуичи боковым зрением только заметил: комната изменилась, стала меньше. — Всё в норме? — голос Кокичи звучал внезапно весело. — Что… Что случилось? — спросил Саихара. — Что это вообще за запах? — Какой запах? — Как будто такой резкий, странный… Ацетон? — А, этот запах… — кивнул сам себе Оума. — Понял, понял… Я же окно открыл на проветривание, что ж ты, падла, воняешь-то до сих пор? Ой… Это разбавитель для масляных красок. Понесло меня чуток… А эта дрянная краска… Масло так долго сохнет, что скоро я сам иссохну тут… Прикинь, неделю будет стоять. Я так взял его на пробу, но что-то и правда… Бред получается. Надо было заказать разбавитель без запаха, а не тянуть свои загребущие руки до этой дряни в магазине… Ты только не нюхни от скуки саму жидкость, а то от жизни охуеешь так же сильно, как и я… — Уверен, что там никакого бреда нет. Забудь про запах… Покажешь? — Точно хочешь увидеть это творение? Я только пробую новый материал, многое в практической работе тупо не знаю, поэтому оно может выглядеть пошло, тривиально… — Конечно, — мягко улыбнулся Шуичи, пытаясь не кривиться от запаха, — я уверен, что хочу на это посмотреть. Я не помню, как бы ты рисовал передо мной… — Саихара-чан, красками пишут, а сухими материалами рисуют. Я уже было подумал, что научил тебя различать эти понятия, — вяло заметил Кокичи. — А про то, что я давно не творил… Вдохновение, наконец, посетило меня. Это не просто «рабочий настрой», который напрямую зависит от размера награды, а это именно вдохновение, когда… Жаркая погода наконец спала, а вместо неё подул прохладный ветерок, который приятно обволакивает твою душу и поднимает всю твою тяжесть вверх, к звёздам… — Оума-кун, ты… — Прости, что перебиваю, но ничего не могу с собой поделать… Знаешь, просто посмотри. Я пока не знаю, стоит ли такими возвышенными фразами разъясняться, пока ты не посмотрел на это… Вот. Special for you. Идём-идём, поднимайся. Они вышли в гостиную. На холсте, что расположился на мольберте, немного неуверенно лежали мазки краски, в некоторых местах грубо отделяясь контрастным цветом от других мазков. Чёрная свободная лошадь легко скакала галопом в левую сторону листа, размывая цветущие по обеим сторонам дороги живописные огненные подсолнухи. Глаза животного почему-то светились первобытным страхом и отчаяньем. «А ведь можно многое понять о человеке, посмотрев на рисунки… В психологии есть что-то такое. Но я не уверен, можно ли применить эти знания к абсолютно каждому». — Это… «Подсолнух купается в золотом масле, томно уходя вверх, поражаясь, насколько мало солнце», — тихо спросил Шуичи, надеясь, что его слова не будут высмеянными. — И «У вороного моего коня Так бег ретив, что сразу миновали Места, где милая живёт… Как в небе облака — Они далеки стали!» — резво подхватил Оума. — Как… Как тебе? Да, тут всадника нет, но… Но как тебе? — Это… Это прекрасно, Оума-кун. Ты так нарисовал… Это наипрекраснейшее… Драгоценнее самого драгоценного камня в мире… У меня даже слов нет, как это восхитительно. — С-Саихара-чан?.. — неожиданно сбоку робко позвал Кокичи, будто бы болезненно и одновременно опьяневши сверкая аметистовыми глазами. — Что такое? — Я обожаю тебя, ты знал? — с чувством сказал Оума, подходя ближе. — Оума-кун… — Хочешь посмотреть на… На старые рисунки? Я тут разбирал свои полки и… Я тебе их не показывал, потому что… Неважно. Сейчас я думаю, что готов предоставить эту дичь на твоё обозрение. — Да, конечно. Я с радостью, — легко кивнул Шуичи. — Вот и чудно. Ну что, начнём обзор на старый скетчбук?.. Или, вернее сказать, на альбом? — заливисто-приятно рассмеялся Кокичи, подхватывая альбом на спирали со стопки больших тетрадей. — Ладно… Ой, бля… — Что такое? — Саихара-чан, мы и в самом деле напоролись на страшное, — театрально хлопнул альбомом по воздуху Оума, всё же открывая и пролистывая рисунки. — Этим рисункам реально дохуя с лишним лет… Ой, бля… Зачем мне вообще была нужна эта штука… Вот это действительно есть тривиальность и звенящая пошлость… — Оума-кун, здесь нечего стыдиться. Не такие они уж и страшные, как ты про них думаешь, я в этом уверен. Вряд ли у кого что-то получается на высоком уровне ещё с детства, и это нормально. — Всё, я решил… — Посмотреть на них? — предположил Саихара. — Не-а-а-а… Я решил кое-что другое. Это просто мысли вслух, не обращай внимание, — отмахнулся Кокичи. — Вот мы сейчас посмотрим на эту дичь несусветную, как я и обещал, готовь свою бедную психику. Знаешь, в «предисловии» хочу сказать, что это было нарисовано мною очень, очень много лет назад, а неокрепший детский разум может творить всякое, такое бывает… Творить может такую хрень, что я правда не желаю верить, что это я когда-то накалякал, не какой-нибудь долбоёб… Ладно… Начнём с того, что в то время я даже не знал, что понятие «поведение краски на принтерной бумаге»… О боги, мне уже больно… Так вот, «поведение акварельной краски на принтерной бумаге» было, так сказать, тем, что било меня похлеще низких баллов по английскому. Потому что, вот, посмотри, даже на первой странице… Бедная бумага просто чуть ли не подохла от количества вылитой на неё воды. Хотя, если так посмотреть… Она и подохла, посмотри, как стрёмно волнами пошла… В общем, обычный странный недопейзаж, ничего примечательного здесь не найти: кусты, деревья и река. Сверхгениальность у меня в карман за словом не лезет… — Звучит как оскорбление, ты так не считаешь? — спросил Шуичи, жестом приглашая сесть на пол. — Имею право: я оскорбляю себя из прошлого, — сел рядом с Саихарой Оума. — А ты так говоришь, потому что эти недопейзажи — это самое нормальное, что ты здесь видел. Листаем дальше… Итак, это была очень интересная ситуация, если вспоминать… Тогда я решил, что являюсь великим художником «в анамнезе». По всем традициям тогдашнего времени я ставил свою фирменную подпись, как «настоящий художник»… В общем, эта прекрасная каллиграфическая подпись никоим образом не спасла рисунки. Насчёт остального… Странный хвойный лес и светящийся гриб. Не думаю, что стоит что-то объяснять. Идём дальше. — Я считаю, что гриб получился довольно интересным. Тем более, что он хорошо выделяется… — …Своей бредовой шляпкой и странным светом, который чуть ли не рвёт бедную бумагу… Ладно, идём дальше. О, а это здесь мне надоели кусты и деревья, и меня понесло на всякое такое криминальное… Слава всем богам, мою акварель выкинули, хах… — Кокичи тяжело вздохнул, вдруг вздрогнув: — Это вообще смешная история: я так зарисовался с этим боссом мафии, что который раз менять воду пошёл почти что к ночи. Тогда… Тогда и выкинули мне акварель. Но я не грущу, эта краска была не такой дорогой и хорошей, как у меня появилась позже… Но… Да, история не подходит под категорию «смешная»… Но они постоянно такое делали… Знаешь, я хотел тогда хоть в лепёшку раздавиться, лишь бы прекратить всё это. Угодить им. Но уже скоро я понял, что всё это — хуйня ебаная. «…Раздавиться?.. Нет, он не помнит… Не помнит. Надо найти всех, вдруг, собравшись все вместе, они вспомнят… Тем более, с деньгами проблем нет, если надо будет платить за проезд. Нужно сначала зайти в социальные сети, чтобы вычислить их, найти нужную информацию. Я не верю в то, что я им не нужен». — Оума-кун… — А, нет, нет, не надо меня жалеть. Я им благодарен. — Из-за чего ты благодарен им? — Из-за того, что в случае, если я захочу написать книгу, то она будет явно не скучная. — Это не совсем здоро… — А теперь перейдём к этому… Боссу мафии, — жёстко оборвал Кокичи, показывая на стоящих в анфас двух нарисованных людей. — Тогда я особо и не понимал, в чём прикол рисовать их просто надменно сидящих в королевских креслах, поэтому этот… Босс стоит позади, прижимает нож к горлу и убивает своего конкурента. У меня даже были кое-где наброски этой истории… Этот конкурент, кстати, был ещё с магическими способностями, поэтому его тут заковали в наручники, которые блокируют его силы. Только зачем он их так впереди сложил, будто бы молится?.. Мог бы вырваться. Вот где настоящая выдумка. А ты говоришь, что это мы с тобой — выдуманные персонажи… Итак, мне не очень нравится, как вышло нарисовать нож. Он реально кривой, и ты не будешь этого отрицать. И эти проплешины от карандашей, потому что акварель потом просто царапалась от грифелей… К тому же, с самим построением какой-то тихий ужас — и, пожалуйста, кто-нибудь, скажите прошлому мне, что никто в своём уме не будет рисовать кровь ядрённым таким розовым цветом. У меня красного не было вообще? Хотя… Может, оно и прикольно будет смотреться где-нибудь, но явно не здесь. Ещё бы и крылья бедняге убиенному пририсовал. Подожди… Нет, здесь есть крылья… Твою ж мать. Вспомнил… Я ж этой хуйнёй ещё и гордился когда-то… Вспомнил… Пиздец… А если пролистать ещё дальше — о… Ты тоже это видишь? «О, это ещё ничего, потому что ты грозился меня убить десятки раз, если я не вступлю в твою организацию. Такое интересное проявление любви, не хуже задниц с лисьими хвостами». … «О боги… Я придурок». — Искусство безгранично, — коротко сказал Шуичи, тяжело сглотнув пенистую слюну. — Я бы гордился, что так хорошо рисую. На чуть смявшемся листке антропоморфная лиса в три четверти, одетая в неприкрывающую живот жилетку и шорты, прижимала к выступающей пушистой груди кривой пистолет; она чуть сгибалась вперёд, выпячивая зад с длинным пушистым хвостом. На следующей же странице антропоморфный мускулистый полуголый волк душил вырывающегося обычного белого тигра животного вида. — О, Саихара-чан, знал бы ты, что за этим кроется, ты бы так не говорил. Меня за вот этот последний рисунок к психологу и отвели. Ещё и сказали моим, чтоб смотрели мои рисунки и считывали какой-то смысл… Но в этих рисунках никогда и не было смысла. С тех пор я приносил другой альбом в школу, так сказать, «для общества». Этот альбом «для общества» я и хотел тебе показать… Ты… Не считаешь это за проявление недоверия? — Нет, я не заставляю и не хочу, чтобы ты себя заставлял… Кем ты меня считаешь? «Кем ты меня считаешь? Что за вопрос? Я итак осознаю, кем он меня считает». — Шуичи… Саихара бессознательно вздрогнул, быстро облизнув губы: — Д-да? — Хочешь посмотреть на свой портрет почти пятилетней давности? — Конечно, я… Саихара с восхищающимся удивлением замер, глядя на профиль своего лица, на котором будто бы чужие глаза светились золотом, а в волосах, которые мягко колыхал невидимый ветерок, держались маленькие цветки незабудок, дотягиваясь до шеи. — Красиво… Я никогда не думал, что… Что так выгляжу. Ты делаешь многие вещи лучше, отображая их на бумаге. — Но ты так выглядишь... Ты хороший, достойный доверия человек. Стоп, Саихара-чан, это же перерисовка прошлого года, а не оригинал... Прости. Ты прекрасный человек... … «Я хотел бы спрос… Нет, нет, он не помнит». Шуичи сдержал тяжёлый вздох, ощутив лёгкое прикосновение к запястью, а после, настороженно обернувшись лицом к собеседнику, юноша почувствовал горячее дыхание у своих приоткрытых в немом удивлении губ. Резко дёрнувшись, Саихара неловко прижал к себе в объятии Кокичи, переживая, как сердце быстро наливается кровью. Только сейчас Шуичи ощутил по всему телу липкую дрожь — будто кто-то смотрел на него. Тварь следит. — Вообще-то… — сдавленно выдохнул Оума. — Сегодня твоя очередь готовить. — Конечно. «Я… С тобой никогда не было скучно, Кокичи. А сейчас мне одиноко без привычного тебя. Для тебя же нет ничего невозможного? Ты же не лгал тогда?» — Только не забудь. «Только вспомни».