Доброе утро, Дозор!

Балор Напротив него сидели трое. Все, кто у него остался. Его последние дети. Пан, Араун и Хеймдалль. Двое тёмных и светлый. Они докладывали по очереди, и вести не радовали. Хель и Иштар арестованы. Ахилл сдался Ночному Дозору сам, и тоже теперь находится в СИЗО. Конечно, они не могут сейчас особо навредить, слишком мало им было известно на самом деле. Всё, что они могут рассказать, его враги уже узнали другими путями. Балору удалось скрыться. Пока. - Попробовать вытащить их? - предложил Пан. - Смысл? - равнодушно бросил обычно немногословный Хеймдалль, - На Иштар и Ахилле стоит блок. К тому же Ахилл, судя по всему, струсил. А от Хель и без блока толку нет. - Что насчёт второго? - спросил Балор. - Мы пытались. - ответил Пан за себя и Арауна. - Его охраняют. - Я всё узнал. - вставил Араун, - Медея сливала ему информацию. Вот почему... Балор застонал, прикрыв глаза рукой. Его любимая девочка предала его. Как такое могло выйти? И что же делать теперь? Все каналы подпитки перекрыты, за всеми мало-мальски доступными скоплениями детей следят дозорные. Пить же из взрослых ему слишком тяжело и опасно. А для последнего похода потребуются силы, много сил. И всё же, такая неудачная вылазка имела свою пользу, сомнения по поводу места расположения Круга разрешены. Осталось лишь узнать время. И ещё... Ему нужны двое, только двое. Кем же из своих сыновей он имеет право пожертвовать? Правда, есть ещё один на примете, но выйдет ли с ним? И времени мало, ох, как мало! Сыновья с болью, сочувствием и надеждой смотрели на него. - Я так понимаю, что подобраться к Кругу просто так нам теперь не дадут? - сказал Хеймдалль. - Коттедж ведь всё равно охраняют дозорные. Если мы войдем с штат охраны в нужный день... - предложил Пан. - Опять всё упирается в сроки. - заметил Хеймдалль. - Мы даже не знаем, сколько времени у нас есть на подготовку. Хотя, могу с большой долей вероятности предположить... Балор поднял на него взгляд единственного живого глаза. Он и не сомневался. Хеймдалль самый сообразительный. - Говори. - разрешил он. - У местных есть свой собственный языческий праздник, типа родительского дня... Филипп Приняв "по второй", Евгеша засуетился, подставляя Филиппу поближе принесенные закуски, быстро отослал официанта, и вынув невесть откуда, будто фокусник из рукава, небольшой металлический диск, расположил его в центре стола. - Заглушка от прослушки. - сообщил он, невпопад хихикнув, по-паучьи потер ладошками, и объявив со смесью алчности и удовлетворения, - Ну что, карты на стол? Филипп заставил себя съесть бутерброд с черной икрой, и кивнув на диск, спросил: - Сколько у нас времени? - На пару часов хватит. - ответил Евгений, и добавил, растянув губы в подобии улыбки, - Если только нашей беседой не заинтересуется Высший. Но Высшие ведь все в Москве сидят, в нашей глуши им делать нечего, верно? - Вы уверены в вашей... "группе поддержки"? - спросил Филипп, кивнув в сторону одного из тёмных, сейчас увлеченно обихаживающего свою даму. - Ну, - Евгеша дёрнул плечом, - насколько можно быть уверенным в данной ситуации. - Опасаетесь? Тёмный вздохнул, впервые глядя на Филиппа чуть свысока, как на значительно уступающего ему в возрасте и опыте. - Два покушения за сутки кого хочешь заставят опасаться. - Серьёзно? - удивился Филипп. - А вы думали, что только вас наши... клиенты считают опасным? - Пора со всем этим завязывать. - вслух подумал Филипп. - Именно! - очень обрадовался чему-то Евгеша. - Приступим? Следующий час был потрачен на приведение всей доступной обоим информации в общую картину. Некто, по прозвищу Балор, иной, неизвестного изначально окраса и уровня, и, судя по срокам, проведенным в районе нынешнего Заледеевска, возрастом не менее ста лет, получил в руки информацию о здешней аномалии. По какой-то причине он решил, что в месте аномалии можно построить портал, ведущий в иное измерение. Стал собирать сведения, и даже спонсировал раскопки. Попутно занимался вербовкой иных с обеих сторон. Из достоверно известных, погибших и живых, их уже насчиталось не меньше двадцати. Судя по всему, опытный сноходец. А так же, обладающий немалой харизмой, если сумел заморочить мозги взрослым, и казалось бы, вполне адекватным иным. Очарование Балора не цепляло лишь тех, чей разум уже был уже занят - любовью, идеей, вдохновением. "Дети" выполняли его приказы, поддерживали его силами, любили его до одержимости. А потом один из детей Балора, Семаргл, узнал с точностью, что все они для отца - расходный материал. Что, те, кто начинал задумываться, влюблялся по-настоящему, отдалялся от "отца", гибли, отвергнутые им, и уже не способные жить без него. Погиб и Семаргл, Роман Ульянченко, потеряв смысл жизни, потеряв веру в "отца", ставшего причиной гибели его самого близкого друга. Вряд ли Семаргл помнил в момент самоубийства о записной книжке, содержащей такие важные сведения. Но волей судьбы, она выпала из его кармана, затерявшись в траве под колесом обозрения. - А ведь Алла Гориленко говорила тогда... - вспомнил Филипп. - Да, - согласился Евгений, - Вроде бы так себе, средненькая ведьма, но пророческий дар каким-то краем её отметил. Или кратковременное знакомство с Балором в супермаркете, тогда, так этот дар усилило? - Вы ведь допросили её дополнительно? Уже без Алексея? И все её пророчества, выданные в Ночном Дозоре вам известны? - Ну разумеется! - тёмный мотнул головой, в наигранном удивлении, что собеседник может сомневаться в его предусмотрительности, - Вы ведь знаете, что на детском стационаре, прямо над входом имеется изображение змеи и креста? Обычная медицинская эмблема. Ну? "Красноглазой змее с креста всё видно", помните? - "Деток пожалей", - дополнил Филипп. - Вот-вот. - кивнул Евгений, - И про то, что книжка в парке, в траве, она Балору достоверно сказала. - Вот только книжки там уже не было. Её нашёл Андрей Вдовин. - Странно. - задумался Евгений. - Что странно? - Почему же она не сказала, что книжка в чьем-то кармане лежит? Сказала, что там её уже нет, и всё. Что-то темнит ваш светлый! - Евгений игриво погрозил пальчиком, - Как Колобок прямо, и из Сарска сбежал, и с Новых дач. Каким образом? - Честно, понятия не имею. - признался Филипп. Он мог бы рассказать о выдуманной дочери Андрея, но не стал. И в памяти всплыло странное видение - выхваченная из темноты вспышкой молнии детская фигурка, одной рукой прижимающая к груди белого зайца, а другой цепляющаяся за край куртки Вдовина. Про то, что змея в предсказании ведьмы-цыганки "с рук ест", Филипп тоже напоминать не стал. Слишком явно это указывало на дом Александра Казанцева, где долгое время проживал Всеволод Акимов, и с этим ещё предстояло разобраться до конца. - Всё-то знала, шельма старая, - продолжал рассуждать Евгений, - И про то, что глаз у Балора всего один (что, кстати, мифическому образу соответствует), и про то, что "Круг" - на реке. - Да, и то, что он меня чуть не сжёг, - согласился Филипп, - Магия у него странная. Но почему-то при всей своей силе, и силе своих последователей, он не учуял настоящее место аномалии, и искал сперва не там. - Раскопки велись чуть выше по течению. - сообщил Евгений. - Почему? - удивился Филипп, не особо подкованный в вопросах историко-археологических изысканий. - Подумайте сами, - пояснил тёмный, - "Круг" был святыней, а кто ж на месте святыни будет дома строить, с огородами и отхожими местами? Но вот кой-какие записи в поселении были найдены. Ещё при царе Петре I их по подвалам позапрятали, чтобы, значит, особо верующие христиане не развандалили языческие святыни. Но постепенно, как это бывает, обряды подзабылись, местячковая религия угасла, оставив по себе в народе лишь сказки. - Не поверю, что вы не хотели проверить теорию Балора. - сказал Филипп. - Ох, давайте будем реалистами. - неприятно сморщился Евгений, - Решим проблему с Балором и его подельниками, а потом с мистикой будем разбираться. Безобразничает-то он отнюдь не мифически. - и напомнил, - Так что там с записями по дате? Нам надо быть готовыми к сроку. Ждать его в определённый день, в известном месте. Там и накрыть. Живьем, желательно. А потом он нам под "Исповедью" всех своих детишек сдаст. Филипп помрачнел. Слишком свежи были воспоминания о действии "Исповеди", производимой собственными руками. Он достал из внутреннего кармана своего пиджака тетрадку из записной книжки Семаргла и положил на уже просмотренную тёмным папку с прочими накопленными сведениями. Евгений медленно, как бы нехотя, с опаской, взял тетрадку в руки. Пролистал. - Записи читаются во сне. - пояснил Филипп, - поэтому ксерокопии бесполезны. Евгений усмехнулся и с укоризной, в которой чудилась доля одобрения, покачал головой, без слов припоминая, как Филипп пытался скормить ему эти самые бесполезные ксерокопии. - Что же касается даты... - начал Филипп. Но ему не дали закончить. - Самайн? - предположил Евгений, - Хэллоуин? Это если логически. Но Хэллоуин 31 октября ведь? Хотя традиционные сбивки в календарях на две недели... - Да. - кивнул Филипп, - Сейчас принято считать, что 31 октября. Но как я посмотрел в интернете, раньше дата празднования была плавающей. И если посчитать по лунному календарю, в этом году выходит - 15 ноября. Что и подтверждают записи Семаргла. То есть, в новолуние, в восемь часов, если совсем точно. - Послезавтра... - Евгений задумчиво сдвинул брови, постукивая по столу кончиками пальцев вытянутых рук. Но быстро вернулся в обычное ехидно-игривое настроение, - Осталось нашему фомору назначить свидание и подготовить достойную встречу. Фёдор Фёдор спал. Всё время спал. А когда получалось проснуться, очень злился на это, на свою вынужденную сонливость. Но под нос ему сразу совали сытный обед, в состав которого обязательно входило вкусное, сочное мясо, он сжирал всё без остатка, и вновь вырубался. Помнил, что приходил в палату Медведь, говорил что-то. Фёдор умудрялся даже что-то ему отвечать. Но опять же, как во сне. И это тоже бесило. Он ведь так полюбил общаться с Медведем! Это так здорово! Как... Как слепому на короткое время становиться зрячим. Как с долгого мороза вдруг в тепло попасть, зная, что скоро, совсем скоро опять на мороз. Как в совершенно чужой стране, где язык и обычаи нереально выучить, вдруг встретить родню. А тут... Никак не мог вспомнить, о чём Медведь говорил. Ведь о чём-то важном? Блин. Очередное пробуждение произошло ночью. Рядом никого нет, свет в палате не горит. Но что оборотню тот свет? Он и так всё видит. Пошевелился. Всё тело ныло и болело, как побитое. Он плохо помнил, что произошло там, на Новых дачах. Помнил только дикую, выворачивающую наизнанку боль, а потом... такой же силы охренительное и нереальное чувство свободы, собственного совершенства. От ощущения всемогущества кружило голову... А ещё, рядом был враг. Существо до такой степени ненавистное, что готов сам себя пополам разорвать, башку вдребезги разбить, лишь бы уничтожить его. Но этому мешали слуги врага, тоже чёрные, злые, ненавистные. Звериное зрение выхватывало из пространства, не только впереди, куда глаза глядели, но и каким-то образом вокруг, вычленяя из множества мелькавших поблизости аур именно их. Ориентироваться получалось мгновенно, и даже ещё быстрее, составляя план атаки. Один враг - мертв, второй - обессилен и не опасен. Третий... Почему-то вот этого, самого лютого трогать претило. Но выбор был сделан не разумом, а самой волчьей натурой. И зверь кинулся в атаку, видя, как этот враг пытается помочь своему хозяину. А потом было бесподобное ощущение хруста чужих костей на зубах и восхитительно сладкий вкус крови на языке. Жаль только, что всего лишь - плечо, добраться бы до шеи! Что его тогда остановило? Ненависть. Та самая ненависть к главному врагу. И так захотелось на его горле сомкнуть клыки, почувствовать его кровь, текущую в горло! Вот только зверю не повезло. Враг оказался сильнее. Сбил с ног, оглушил, до позорного легко. И снова боль, возвращающая на привычное место кости и кожу. А потом спасительное беспамятство. Фёдор вдруг вспомнил, что сказал Медведю, как только увидел его здесь, в палате, с трудом шевеля вялым и будто распухшим языком: - Я теперь оборотень? Я не смогу стать перевертышем? Медведь вздохнул, покачал круглой, косматой головой, шумно придвинул гостевой стул, и грузно опустившись на него, ответил: - Ты - балбес, который не помнит нифига. В одно ухо влетело, из другого вылетело. Что я тебе говорил? Каждую минуту в своей жизни ты будешь себя об этом спрашивать. И каждый раз сам будешь заново решать, что себе ответить. - Но я... чуть не убил... - У тебя всё впереди. Ты БУДЕШЬ убивать. Придется. Тут дело в том - ради чего. Для себя? По приказу? Или потому что так надо? Так правильно? - И какой ответ верный? - уже возвращаясь в сонное беспамятство спросил Фёдор, изо всех сил желая успеть услышать, что скажет Медведь. - А какой к душе лежит. Никогда не делай то, что противно. Даже если оборотень... Фёдор сморгнул, возвращаясь из воспоминаний в реальность. Интересно, что маме сказали? Она знает, что он в больнице? Вот бы догадались наврать что-нибудь! А то ей в прошлый раз и так досталось... В большом окне, напротив койки, настойчивый ветер согнал в сторону большую, неповоротливую снежную тучу, обнажая почти полную луну. Красота этого зрелища завораживала. Хотя, казалось бы, чего там? Всего лишь спутник Земли. Чуть-чуть край срезан, невидный в космической мгле. Но пройдет всего пара дней... И вид её станет совершенным. Это будет правильно. И так хочется этого, поскорее, до боли. Фёдор прикрыл глаза, собираясь заснуть, от души насладившись непонятно приятным видом ночного светила... И тут же распахнул их. В палате кто-то был! Тёмный силуэт у углу, как оживший, овеществившийся символ тепла и любви. - Здравствуй, мальчик. - сказал чей-то голос где-то прямо в голове. - Вы... кто? - плохо шевеля непослушными губами спросил Фёдор. - Я так давно хотел с тобой встретиться. - продолжал незнакомец, приближаясь, от чего дышать становилось легче и притихала боль, - Я знаю, тебе тяжело. Так тяжело одному. Это так трудно, когда никто тебя не понимает. И даже маме нельзя рассказать, что с тобой происходит, да? - Да. - согласился Фёдор, начиная чувствовать нарастающую, неуютную тревогу. - Это ничего. Я помогу. Я буду рядом. И научу, как справиться. Хочешь? Фёдор молчал. В душе увеличивался раздрай, деля пополам противоречивые эмоции. Лёгкость чувств в собственном сне толкала довериться незнакомцу. Но звериное чутьё бередило ноздри откуда-то знакомым запахом. И тёплый, приятный сон превращался в кошмар, толкая вырваться из его тисков, освободиться, проснуться. - Ты больше не один, - не замечая этих терзаний всё говорил и говорил странный гость, - Они не верят тебе, я - поверю. У тебя будут друзья, настоящие, понимающие. Они - такие же как ты. Теперь мы всегда будем вместе. Теперь ты - мой сын. Я даже знаю, какое имя тебя достойно - Кухулин... Возможно, чёрный гость хотел сказать ещё что-то, такое же возвышенное, эпичное, но не успел. Фёдор взвился на постели, ужом выкручиваясь из простыней, обрывая провод капельницы, рухнул на пол, разрывая, к чёрту майку и трусы в частичной трансформации. Он изо всех сил рвался в тот тёмный угол у окна, где прятался в тени ненавистный враг, источая знакомый запах зла. Убить! - Фёдор мог сейчас думать только об этом, - Перегрызть горло! На куски разорвать! Почему? Потому что так будет правильно! В палате зажёгся свет, резанув по звериным глазам, ослепив на миг. Но зрение быстро пришло в норму, и стало видно, что в том углу никого уже нет. Кто-то резко кричал над распластанным полу-зверем, разом растерявшим все силы, кто-то требовал прекратить, прийти в себя... Кто? Судя по запаху... А, это Степан. Наверное, у палаты дежурил. Фёдора встряхнули за плечи, переворачивая на спину. Ещё что-то... Да, какая-то сонная магия, Степан умеет. Но как же неохота засыпать! Нельзя! Вдруг во сне опять будет... этот? - Он здесь был... - из последних сил пробормотал Фёдор. И понял, что Степан не разберет нифига, потому что из-за частичной трансформации из горла вырывается лишь непонятное бульканье пополам с рычанием. Надо срочно... вернуть как было. - Филиппу позвони... - уложенный в постель парень сказал это почти внятно, - Он здесь был... Этот... Но сон уже скосил совсем. Фёдор не почувствовал, как капельницу с какими-то там витаминами и прочими питательными веществами вновь пристегнули к руке. И как Степан, стоя у окна, глядя на луну, скрывающуюся за снежной тучей, набирает на своем смартфоне нужный номер, а потом спорит, иногда выслушивая ответы: - Филипп, у Фёдора опять был приступ... Да... Я не знаю, что... Я предупреждал, что он не в адеквате и может быть опасен... Это уже третий раз, сколько можно? А если в следующий раз он... Я предлагаю - в камеру... А сейчас что мне делать?.. До утра? Вы уверены? Степан помолчал, выслушивая приказы начальства, сурово и решительно хмурясь, но нехотя выдавил: - Хорошо. Как скажете.