Багровые закаты

      Сижу на гробу, закинув ногу на ногу. Теперь легонько ей покачиваю, но этого всё равно никто не видит – я уже давно стал призраком прошлого. Теперь я невидим и могу делать то, что вздумается. Хотя, конечно, не совсем всё: будучи бесплотным, я не могу что-либо потрогать или ощутить. О Боги, не думал, что мне когда-нибудь захочется настолько сильно ощутить на своей коже жар раскаленного песка или же испить прохладной воды в знойный день, когда по спине бегут ручейки пота. Но такова жизнь после смерти: твоё "я" остаётся, но даже простые человеческие удовольствия становятся более не доступными. Задумываемся ли мы при жизни о том, как прекрасны на вкус кушанья, которые нам подают, или же, как красивы те маленькие растения в нашем саду? Лично я всегда был занят делами своего государства, а если же меня посещали мысли о загробной жизни, то лишь изредка и ненадолго: я любил довольствоваться наличием Аменти*. Да и некогда размышлять о себе, когда половина дворца замышляет переворот и ещё значительная кучка осторожных революционеров желает тебе смерти. Ох уж эти дворцовые интриги – надоели мне ещё при жизни, но, как оказалось, со временем ничего не меняется: даже после конца правления фараонов всё осталось по-прежнему. Все вечно недовольны твоим правлением и считают, что тот молодой справился бы лучше. А если он становился правителем, то народ снова причитал: старикашка правил лучше. И так по кругу до бесконечности. Сначала меня это злило, потом я стал равнодушен, а теперь это очень забавляет. Чем больше существуешь в этом мире, тем становишься равнодушнее и циничнее.       Став невидимкой, я получил возможность больше изучать мир и людей, будучи никем не увиденным: теперь можно было спокойно присутствовать лично при всех тайных заговорах и встречах. Я понял, что люди, особенно живущие во дворце, абсолютно безжалостны: они были готовы убивать правителей и запугивать их детей ради своей личной выгоды. Однако, когда их ловили за руку, они клялись, что делали всё на благо Египта и сами не получили ни капли пользы. Я видел, как милые барышни без зазрения совести сыпали яд в кубки с вином, удовлетворённо улыбались, наблюдая за предсмертной агонией несчастливого, после чего выдавливали слёзы и бежали искать помощь, крича: "Нашему любимому господину плохо!"       Единственные, в чьих сердцах можно было разглядеть добро – это в сердцах бедняков. Меня всегда поражало как они, не имея порой и утена** в кармане, умудрялись проявлять милосердие и помогать более слабым и нуждающимся. Я, помню, видел никчёмного старика, который доживал свой век, валяясь в переулке и перебиваясь мелкими работами за кусок засохшей лепешки; однажды он вечером шатался по улицам в поисках угла для ночёвки и наткнулся на несчастный дрожащий комок. Он поднял его и разглядел щенка, у которого уже были видны ожоги – последствие знойного солнца в тот день – видимо бедолага не нашел для себя тени. Старик сначала нахмурился и собирался обратно положить животное, но потом сунул его подмышку и продолжил свои поиски. По пути он добыл небольшую склянку с водой и обосновался за углом домика. Старик уселся поудобнее, сделал глоток воды, а затем аккуратно положил щенка на колени. Он налил в ладонь воды и дал напиться животному, потом достал свой кусок еды и отдал щенку. В тот вечер бедняк остался голодным и с непогашенным чувством жажды, но он помог выжить беспомощному животному. Я впечатлился этим поступком и подумал, что у жителей дворца нет и капли того милосердия, которым обладает этот обездоленный старик.       Бедные часто защищали друг друга, однако и среди них находились поганые ящерицы, которые при первой же опасности сбрасывали свой хвост и бежали, куда глаза глядят. Порой полная нищета доводила людей до настоящих зверств, но я их ни в чём не виню: безработица, голод, смерти близких толкают на страшные вещи. Источник их несчастий находился совсем близко, но не все об этом догадывались. А те, кто всё понимал, боялись об этом говорить, потому что видели казни таких же умных, но не сообразительных.       Не понимаете, о чём это я говорю? Всё очень просто: обитатели дворца душили народ податями и налогами. После всех выплат законопослушный народ уже не мог позволить себе хорошую жизнь и поэтому довольствовался бедностью. Те, кто пытались обойти систему и не платить ничего получали плети или теряли голову***. И пока люди пытались выжить и оставить свою голову на плечах, дворцовые дамочки закупали заморские платья и благовония, тратя деньги бедняков. Они знали, за чей счёт живут, но всегда на трапезах высмеивали бедность.       Раньше, когда я ещё был жив, и подумать не мог, что именно так устроен наш мир. Я горел идеей быть справедливым правителем своего народа и полагал, что все разделяют мои взгляды касательно будущего Египта. Однако теперь, спустя сотни лет понимаю, что всё было далеко не так уж радужно: я был молод, амбициозен и мечтал сделать Египет самым важным государством. А пока я воплощал свои мечты, жители дворца подписали мне смертный приговор за ту бурную деятельность, что была развернута, ведь их сладкие жизни оказались под угрозой. Лекарь говорил, что это просто недомогание и усталость, но сейчас я совершенно точно знаю, что это был лишь яд долгого действия. Таким образом, после моей кончины новый фараон вернул всё на свои места к удовольствию дворцовых интриганов.       Ценой своей жизни я вынес важный урок: инициатива наказуема. Жалею ли я об этом? Ни капли. Я заставил как следует понервничать этих ободранных павлинов, едва не окончив их богатое существование.       Но всё это дела давно минувших дней... Сейчас я лишь ничто в этом мире, забытая душа фараона. Я ощущаю это в полной мере, когда нахожусь здесь – в своей гробнице. Я часто сижу на своём гробу, болтаю ногой и думаю о жизни. Порой разглядываю кучу драгоценностей, что была навеки запечатана вместе с моим телом. Роскошь поражает: драгоценные камни, украшения, золотая посуда... Только вот зачем мне всё это нужно не понятно – я ведь мёртв, а мертвецу не нужны деньги и богатства. Никогда не понимал этих традиций пихать барахло в гробницу. На что сдались эти прекрасные кольца и ожерелья, если душа давно покинула бренное тело и воспользоваться богатствами я не в силах? Теперь лишь остаётся ждать, когда потомки взломают моё укромное местечко и разграбят его. Вот он – жалкий конец нашего существования.