Утрата доверия

— Что вы здесь делаете? — спросил Майкрофт так, будто ответ на этот вопрос его действительно интересовал. Грег позволил себе моргнуть на пару секунд дольше положенного, но за это мгновение благословенной темноты картинка не поменялась. Майкрофт Холмс все еще стоял перед ним, посреди проселочной дороги, все такой же высокий, с безукоризненно прямой спиной, смотрел на него из-под вскинутых в вежливом изумлении рыжих бровей и совсем не обращал внимания на тот очевидный факт, что его неприлично дорогой костюм вымок насквозь. Это, стоит сказать, обескураживало. — А вы? — спросил Грег, не найдя ничего лучше. Потом, правда, эмоции взяли верх над заданным тоном беседы, и он добавил, переходя на регистр выше: — Это частная территория. Частная территория, Майкрофт. Мне плевать, в какие игры вы играете в этот раз, это переходит всякие границы! Какого черта вы здесь делаете? Вы снова решили испортить мне отпуск? — И в мыслях не было, — заверил Майкрофт. Без привычного зонта стоять было неудобно, возникал вопрос, куда деть руки. Раньше их можно было сложить на рукояти, и поза сразу становилась непринужденной. Сейчас добиться того же эффекта было куда сложнее. — Но раз вы так рьяно отреагировали на мое появление, стоит предположить, что эта частная территория принадлежит вам. Удивительная удача. Тогда вы точно знаете, где здесь можно зарядить телефон. Я заплачу. — Вы… что? — желание орать, которое перманентно сопровождало появление кого-либо из семьи Холмсов поблизости, пошло на спад, сказывался опыт. Вместо того Грег ощутил привычное смирение. Самым простым способом вернуться к нормальной жизни было, как правило, помочь кому-то из Холмсов решить их чертовы проблемы и перестать делать его жизнь ненормальной. Грег выдохнул, вдохнул поглубже и выдохнул еще раз. А потом махнул рукой в сторону своего пикапа и сам первым пошел к нему, пытаясь сообразить, есть ли в машине сухая одежда или какое-нибудь одеяло. Ни того, ни другого, конечно, не было. Было несколько мешков комбикорма, но даже несмотря на то, что Майкрофт выглядел как человек, который вряд ли обедал, это едва ли могло помочь в сложившейся ситуации. — Очень любезно с вашей стороны. Прошу прощения, что неизбежно испорчу кресло. Химчистку тоже готов оплатить, — сказал Майкрофт, забираясь в машину. — Мне казалось, вы ездили на Ауди. Но этот пикап тоже неплох. Решили вернуться к истокам? Лестрейд пообещал себе, что в следующий раз, увидев человека, бредущего посреди поля в сотне миль от ближайшей федеральной трассы, он просто проедет мимо. — За вашим сидением лежит рюкзак, в нем термос с чаем. Выпейте, вас трясет. И пристегнитесь, — проигнорировав идиотский вопрос, сказал Грег и потянул пряжку ремня безопасности сам, трогаясь с места. В любых других обстоятельствах Майкрофт вежливо отказался бы от предложения порыться в чужих вещах, но сейчас пить хотелось чудовищно. Пить, есть, спать, снять с себя вымокшие тряпки, согреться и еще, пожалуй, никогда больше не возвращаться к рабочим вопросам. Но если первые пять пунктов имели право на жизнь, то вот последний был отвратительной слабостью, и его стоило вычеркнуть из повестки. Майкрофт нашарил термос и выпрямился снова, а еще через полминуты блаженно зажмурился, делая глоток горячего чая. — Часто выпиваете за рулем? — вежливо поинтересовался он, оценив дозу бренди в напитке. — Только когда подвожу кого-то из членов правительства, — огрызнулся Лестрейд. Майкрофт молча кивнул — справедливо, — и сделал еще глоток, чувствуя, как постепенно возвращается чувствительность к мышцам. Это сложно было воспринимать как безусловно положительную динамику — мышцы тут же начали безбожно ныть, намекая на то, что беговая дорожка все же не является достаточной подготовкой к марш-броску по пересеченной местности. С предварительным окунанием в реку. В октябре. Нет, этот вид проведения досуга определенно был Майкрофту не по душе. — Так что вы здесь делаете? — спросил Грег еще через пару минут тишины. Майкрофт поморщился, как от зубной боли, сопротивляясь соблазну ответить “пью чай”, или что-то в подобном роде. Давать ответы, полностью игнорирующие суть вопроса, было его любимым хобби, но сейчас ситуация не располагала. — Это долгая история, и я не уверен, что вам нужно ее знать. Более того, я абсолютно убежден в обратном, — помедлив, сказал Майкрофт, потому что время от времени, для разнообразия, людям все же стоило говорить правду. — О, поверьте, у меня меня масса времени, и меня абсолютно не е… не беспокоит, в чем вы там убеждены, — заверил Грег. — Что происходит? Какого черта вы здесь делаете? Почему в таком виде? Хотите, высажу вас обратно? Майкрофт сделал еще один глоток и запоздало подумал, что пить горячий чай с высокой дозой алкоголя на пустой желудок, возможно, не самое лучшее решение. Но, с другой стороны, лишиться пальцев на ногах тоже хотелось не особенно. — Если вкратце… — Майкрофт попробовал сформулировать это “вкратце”, вздохнул и отпил еще. Как ни формулируй, звучало посредственно. — Если вкратце, я пытаюсь разобраться с убийством премьер-министра. — На ферме моих родителей? — уточнил Грег, и уровень скепсиса в его словах был сравним с дозой алкоголя в чае. — И потом, погодите, разве его убили? В новостях говорили что-то про тромбоэмболию… — Согласен, внезапная тромбоэмболия легочной артерии — хорошая причина смерти для премьер-министра. Куда более приятная, чем многие другие варианты, — поморщился Майкрофт и потянулся отпить еще, но остановил сам себя. — Нервная работа, сидячий образ жизни. Курение, к тому же. Весь набор предпосылок. Вы курите, Грегори? — Четвертый год пытаюсь бросить, — пробормотал Грег и потянулся к бардачку, за сигаретами. Майкрофт благодарно кивнул в ответ на протянутую пачку и прикурил следом за Лестрейдом. Обстановка располагала. К тому же, он наконец согрелся, алкоголь сделал свое дело, и сейчас стоило позволить никотину стимулировать выработку дофамина в мозгу — это было ничуть не лишним. — Это как-то связано с пропажей Шерлока? — через паузу уточнил Грег. Внутренний голос, все это время твердивший ему “не задавай вопросов, не влезай в это, просто доставь его до железнодорожной станции и сваливай”, страдальчески взвыл где-то на заднем плане. — О, не переживайте, Шерлок уже нашелся, — усмехнулся Майкрофт, затягиваясь. — Иначе, вы думаете, кто бы столкнул меня в реку? — Понятно, — проронил Лестрейд, хотя понятнее, конечно, не стало. Возможно, внутренний голос был прав. Скорее всего, был прав. Внутренний голос был прав определенно точно, и иногда его стоило послушать. Грег сделал над собой усилие и проглотил каждый из возникших в голове вопросов, а вместо того протянул руку к старенькому радиоприемнику. Остаток пути они провели в молчании, под абсолютно неподходящее ситуации душеспасительное мурлыканье Норы Джонс. *** Самым отвратительным было стаскивать мокрые носки, успевшие сопреть в мокрых ботинках. Майкрофт бросил их к остальной одежде и замер, встретившись глазами со своим отражением. Зеркало было немолодым, поцарапанным местами. На самой раковине под ним стояли вразнобой тюбики с кремом и прочая милая дамская ерунда. Майкрофту подумалось, что даже если пустить в дело содержимое всех тюбиков разом, с мешками под глазами это уже не поможет. События последних недель давили на загривок, и сейчас, в замкнутом пространстве узкой ванной комнаты, без защиты в виде привычного костюма, держать спину ровной не было никаких сил. Майкрофт смотрел в собственные тусклые глаза с неприятной смесью презрения и брезгливости. Человек в отражении был бессилен. Человек в отражении не имел шансов на победу. Хуже того — человек в отражении отчаянно сопротивлялся самой мысли о необходимости продолжить бой. Чудовищно не хотелось иметь с этим человеком ничего общего. Ощущение не было новым, совсем нет. Но если раньше ненависть к себе была отличным топливом для того, чтобы двигаться дальше, раз за разом доказывая невесть кому, что он имеет право расходовать кислород, сейчас все складывалось иначе. Обязанности безвременно почившего премьер-министра были автоматически возложены на первого министра, и несмотря на всю временность этой процедуры, она неизбежно затронула весь кабинет. Официальная версия о тромбоэмболии не подвергалась сомнению вслух, и тем не менее, вопросы национальной безопасности встали как никогда остро. Как и вопрос о том, что он, вероятно, национальной безопасностью больше заниматься не может. Слова об утрате доверия ни разу не прозвучали вслух, но подобные вещи никогда и не озвучивают. Верно было и то, что подобные вещи не происходят в одночасье. За время службы Майкрофт пережил достаточно переворотов, больших и малых — во многих участвовал, к некоторым подталкивал сам, отдельные режиссировал от начала и до конца. Этот же произошел без его ведома, несмотря на то, что он оказался непосредственным участником. Выбрать менее подходящий момент для того, чтобы проявлять слабость, было невозможно. Но и вернуться к прежнему себе никак не удавалось. Тот холодный, рациональный человек, политика для которого была не столько профессией, сколько призванием, споткнулся о недостойную внимания мелочь, и сломался безвозвратно. Понятия “хорошо” и “плохо”, начиная с определенного момента, не имели особенного значения в его жизни. Мир был устроен сложнее, чем способна описать бинарная логика, и потому любое решение, которое может восприниматься как “хорошее” с одной точки зрения, с других ракурсов неизменно обретало другой окрас. Этот прискорбный факт делал все одновременно и невероятно сложным, и несказанно простым — принятие решений больше не базировалось на моральных принципах и собственных представлениях об этике, в игру вступала холодная логика и способность просчитывать последствия на ряд шагов вперед. Там, где решающую роль играл интеллект, Майкрофт побеждал неизменно. А потом, само собой, случился Шерринфорд. Закрывая глаза, Майкрофт все еще оказывался в бетонном мешке камеры; перед ним стоял Шерлок, напряженный до дрожи в длинных пальцах, обезоруженный необходимостью сделать выбор между братом и Джоном. Решение Майкрофта пожертвовать собой не имело ничего общего с благородством, оно тоже исходило из чистого расчета. Жизнь Джона имела понятную, очевидную ценность: за те несколько часов в крепости Майкрофт успел убедиться, насколько важен добрый доктор для эмоциональной стабильности его непутевого младшего брата, для его способности принимать правильные решения и двигаться дальше. И вместе с тем, вся ситуация, в которой они оказались, наглядно демонстрировала его собственный, величайший в жизни провал. Закрывая глаза, Майкрофт все еще оказывался в бетонном мешке камеры и раз за разом отчетливо осознавал, что его жизнь не несет никакой ценности. Ни для Короны, которую он сам обрек на Мориарти, ни для Шерлока, готового выстрелить, ни для него самого. В тот момент ледяной панцирь рациональности пустил трещину, и наружу полезло неприглядное, осклизлое щупальце обыкновенных человеческих эмоций: главный Снеговик британского правительства осознал всю бездну собственного одиночества и больше не мог ее игнорировать. В жизни Майкрофта не было ничего, кроме борьбы. Но, кажется, он окончательно перестал понимать, за что боролся. Майкрофт поморщился, чувствуя, как сдавливает в груди, и резко выпрямился, отдергивая шторку, чтобы забраться под душ.