***
Незаметно прошло так несколько часов для очень немногочисленных, впрочем, обитателей квартиры. Один отсыпался, другой привычно коротал время, как и все пенсионеры — за телевизором. Успели пройти утренняя программа про здоровье, которой дед не верил ни разу, но зачем-то смотрел, несколько выпусков новостей и пара серий криминальных сериалов, когда кто-то вдруг позвонил в дверь. Степан Кузьмич никого не ждал, однако, недовольно кряхтя и в то же время любопытствуя, кого это вдруг принесло, пошел открывать. На пороге стояла молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати, роста небольшого, с не по годам серьезным выражением хорошенького лица и столь же серьезным взглядом светло-серых глаз немного навыкат. В ответ на естественный вопрос о цели визита, она, рывком отбросив лезущие в глаза пряди рыжевато-русых волос и взволнованно сглотнув, заявила, что ей нужен капитан Волков из милиции. — Спит он, ночное отпахал, его сейчас пушкой не разбудишь, — покачал седой головой гражданин Ивановский. В выражении лица и прежде всего в глазах гостьи отразилось смятение и даже испуг, но она, впрочем, быстро взяла себя в руки. — Могу я его подождать тогда в квартире? — спросила посетительница, немного неуверенно. — Он мне очень нужен, — прибавила зачем-то она, как будто хотела убедить в этом и деда, и саму себя. Окинув девушку долгим оценивающим взглядом, прикидывая, не воровка ли незваная гостья или еще кто, а то видали они всяких, пенсионер, пробормотав что-то вроде «ну раз очень нужен», все же посторонился, открывая проход в квартиру. — А пройдемте, что ли, на кухню, я вас чаем угощу, чего так сидеть… — спустя паузу, закрыв входную дверь, малость лукаво предложил Степан Кузьмич, вдруг расслабившись и превратившись в радушного хозяина. Любопытство буквально впилось клещом в разум — ну очень захотелось узнать, зачем юной особе был так нужен Волков, да еще и «очень». Он уже и не помнил, когда к Славке в последний раз сюда девица хотя бы одна приходила, а тут вот… Да и желание поговорить хоть с кем-то, кроме телевизора и неразговорчивого соседа, взяло вверх над неусыпной бдительностью, так что старичок даже с удовольствием усадил гостью на табуреточку и принялся ухаживать, попутно заведя разговор, перетекший из знакомства в череду историй из его долгой жизни. И Алина (так, собственно, и звали девушку) показала себя как внимательный и даже благодарный слушатель. Рассказывая ей о бурной молодости, дедушка и сам не заметил, как увлекся и забыл о первоначальных намерениях вызнать секрет ее визита к соседу — так он отвык уже видеть блеск в глазах сидящего напротив, что нарадоваться не мог, да и рассказывал он в последние годы достаточно мало. Сосед был все время на работе и приходил вечно упаханным, как каторжник, и смурным, а немногочисленные приятели захаживали редко — возраст брал свое… Так что дед совсем разошелся, а его симпатия к незнакомке росла с каждым словом и с каждой чашкой…***
Чей-то дружный громкий смех и грохот падения древней алюминиевой кастрюльки на пол сделали черное дело — вырвали загнанного, как ломовая лошадь, опера из таких крепких и блаженных уз Морфея. Волков, кляня по матери весь белый свет, еле продрал глаза и сначала увидел меланхолично кружащиеся в потоке солнечного света пылинки, а потом дотянулся до часов, брошенных на тумбочке. Два часа дня. Всего! А он-то не собирался отрываться от подушки до вечера! Послав всех к черту, перевернулся на другой бок и попытался заснуть снова, но не то организм, привыкший вставать по любой тревоге в любом состоянии, оказался удовлетворен тем, что удалось наспать, не то Кузьмич и какая-то его гостья совсем развеселились. Кстати, что за гостья и откуда? У старика ни дочки, ни внучки не было отродясь? Тут же дало о себе знать и чувство голода… В общем, капитан все же оторвал от ложа свое бренное тело и, позевывая, поплелся на кухню, где и застал не совсем понятную ему, даже удивительную картину: Кузьмич, так и светясь благодушием, травил очередную байку про свою службу на границе, а какая-то девчонка, которая сидела к менту спиной, похоже, что с радостью и интересом слушала деда. Такое он видел едва ли не впервые. — А, Слава, это к тебе, — заметил его, наконец, Ивановский и кивнул на свою слушательницу. Для заслушавшейся барышни, делающей в этот момент очередной глоток, это оказалось, видимо, большой неожиданностью, поэтому она аж закашлялась, с громким стуком поставила чашку на стол, словно та обожгла ей руку, и резко вскочила, чуть не опрокинув табуретку, обернувшись и вцепившись обеими руками в свою сумочку. Степан Кузьмич оказался в небольшом замешательстве от такой метаморфозы своей бойкой собеседницы, не говоря уже о мало что понимавшем опере. Она же, не то испуганно, не то удивленно, словно не веря в то, что это он и есть, во все глаза уставилась на Волкова, сонного, помятого, взъерошенного, в старых тапках, трениках и рубашке, и, опомнившись, смущенно выдохнула скомканное «здрасте». — Ко мне? — переспросил недоверчиво капитан, не до конца еще проснувшись, а потому щуря глаза и хмурясь. — А по какому вопросу? — По личному, — последовал тут же ответ гостьи, усугубивший замешательство милиционера. — Хм, ну ладно, пойдемте. Раз по личному, — немного подумав и пожав плечами, согласился Волков и кивнул головой в сторону своей комнаты. Девушка, наконец взявшая себя в руки, тихо поблагодарила Кузьмича за гостеприимство и поспешила за искомым ею изначально Вячеславом Юрьевичем. — Вы извините, что не прибрано, — пробормотал он, вежливо пропуская ее вперед, — никого не ждал, сами понимаете… Гостья только кивнула, мол, конечно понимаю, и от внимания Волкова не ускользнуло, что эта непонятная какая-то девчонка, пришедшая к нему домой (узнала же где-то) «по личному делу», буквально осматривает его скудноватую холостяцкую нору, как будто для нее это имеет какое-то значение. А может просто любопытная… Как бы то ни было, хозяин жестом предложил девушке сесть на диван, едва успев убрать оттуда смятую подушку, а сам устроился напротив, в кресле. Повисла неловкая пауза, и Волков, отчаявшийся вспомнить, видел ли эту юную особу раньше и в связи с каким делом, решил, что барышня не знает, с чего начать, и потому заговорил первым. — Хм, вообще ко мне обычно на работу приходят, по всем делам — он и сам был в некоторой растерянности, так что начал не очень ловко, зато честно. — Но чтоб домой, это впервые… — Я, кажется, помешала вам? — вдруг усмехнулась девушка, резко сменив интонацию со смущенной и напуганной на саркастичную и даже. презрительную что ли? — Простите, это в первый и последний раз, — капитан уже хотел было ответить, но гостья прервала его на полуслове. — Меня зовут Алина Вячеславовна Рощина, и пришла я только чтобы посмотреть в глаза человеку, который бросил меня и мою мать еще до моего рождения! Сказанное прозвучало как выстрел в тишине… Это что, сон такой идиотский? — Чего?.. — только и смог протянуть Волков, вытаращив и без того большие от природы светло-серые глаза на девчонку и едва сдерживаясь, чтоб не прибавить «какого хрена». — Вы о чем вообще? У меня детей нету, да и не было никогда… — Да? — нервно усмехнулась Алина. — То есть и в Волгограде вы ни разу не бывали? Даже восемнадцать лет назад? И Нину Забелину не знали? Забыли, — спустя паузу горько улыбнулась она, глядя на обескураженного мужчину. — Хотя ладно, чего там, не вспоминали никогда. Подумаешь, обыкновенная командировка, — в голосе ее смешались с трудом сдерживаемое напряжение и злость. — Ну да ладно, — не дала она и слова сказать обличенному ею, выходит, что отцу, и вскочила, нервно поправив ворот блузки. — Я увидела все, что хотела, — она еще раз печально-иронично окинула взглядом комнату и ее обитателя, — и сказала все, — это «все» она буквально шлепнула голосом, как печатью прокурора. — Больше вас не потревожу, не волнуйтесь. Прощайте, — и как ошпаренная выскочила за дверь. Шокированный и даже раздавленный услышанным, Волков не сообразил хотя бы попытаться удержать эту Алину, чтоб объясниться. Он так и остался в той же позе в том же кресле, уставившись в старый многострадальный паркет елочкой. Мозг с превеликим трудом переваривал услышанное, и капитан сам не заметил, как неверяще выдавил из себя хриплым голосом: — Волгоград?!