Антрацитовый Вермиллион

Говорят, что человек в среднем лжет сто раз в день. Легко сказать лишнее слово начальнику для продвижения по карьерной лестнице или утаить часть истории в разговоре с близкими. И всё же не каждая ложь несет в себе злой умысел. Кто-то врет для выживания, кто-то для защиты, а кто-то просто по привычке. Уилл с некой тоской задавался вопросом — могут ли люди быть полностью честными хоть с кем-то? Насколько часто дети врут родителям? А друзья и возлюбленные друг другу? Часто ли ложь слетает с губ пациента на приеме у психиатра? Однако на последний вопрос он знал ответ как никто другой. — Не ожидала вновь увидеть вас, мистер Грэм. Удивлена, что вы действительно записались на прием. Беделия легким шагом прошла к мини-бару у окна, наполнив бокалы для двоих. Уилл не знал, как она до этого принимала пациентов, но учитывая тот факт, что Ганнибал Лектер в последние несколько лет являлся её единственным профессиональным интересом, он не думал, что что-то изменилось в этой рутине. Чувствовалось, что даже в данном аспекте эти двое удивительно похожи. Мрачная гостиная, служившая местом для приемов, дорогие винтажные кресла, стоявшие друг напротив друга, бокал вина до или после сессии — создавалось впечатление, будто Грэм и не прекращал «разговоры» с доктором Лектером. И всё же Беделия не являлась Ганнибалом. Неясный образ, воссозданный по общим чертам, легко разрушался, если смотреть чуть дальше красивой оболочки. По крайней мере, именно к такому выводу пришел Уилл Грэм, распробовав взгляд Дю Морье на вкус. Многие, кажется, не замечали или предпочитали игнорировать сходство между ними, хотя для Уилла было ясно как день — эти двое черпали вдохновение друг в друге. Беделия присела напротив него в кресле, изящно закинув ногу на ногу, поставив бокал вина на столике рядом с Уиллом. — Это единственный способ поговорить с вами. Или я ошибаюсь? — Бесспорно, — усмехнулась Беделия, пригубив фужер. — Если уж говорить о том, о чем я бы предпочла даже не вспоминать, то я бы хотела, чтобы каждое мое слово оплачивалось. Между ними ненадолго повисла тишина. Никто не спешил продолжать диалог, присматриваясь, стараясь прочувствовать игру оппонента. Уилл прекрасно понимал, что открыто Беделия не скажет ничего, что скомпрометировало бы её, но предполагал, что она не упустит шанс развлечься. Ганнибал бы не упустил. — Разговор о Ганнибале Лектере никогда не бывает приятным. — Однако вы всегда стремитесь поговорить именно о нем, — Беделия склонила голову, приподнимая брови. — Как жаль, что нам не представилось возможности провести настоящую консультацию, хотя мне кажется, что я итак знаю вас куда лучше, чем хотелось бы. Уилл не знал, как ему следовало бы отреагировать на эти слова, хотя доктор Дю Морье вряд ли ждала от него ответа, делая очередной глоток. Она была умной женщиной, поэтому Грэм знал наверняка, что любые обрывки информации о нем, сказанные Лектером в этом кабинете, Беделия умело связала в единую нить. Отчего-то ему очень хотелось услышать из уст самого Ганнибала — делился бы он чем-то с Беделией, если бы не держал в голове мысль об её убийстве. Закатное солнце мягко освещало левую половину лица женщины, тогда как правая оставалась в мрачной тени. Её хрупкая рука больше не тянулась к бокалу, и Грэм был твердо уверен, что она не притронется к нему до конца их сеанса. — Зачем вы вернулись? Ваша жизнь сейчас должна быть похожа на сказку — одинокий дом в глуши, любящая жена и её сын, — она сделала паузу, а затем продолжила с полуулыбкой, — А самое главное — никаких подарков из прошлого. — Джек попросил меня заняться этим делом, — лицо Уилла сложно было прочесть. — Вы всегда делаете то, что хочет Джек Кроуфорд? — открыто забавлялась Беделия. — Или дело в том, что желания агента Кроуфорда совпадают с вашими потребностями? Разговор с этой женщиной походил на густой туман. Тягучий, словно патока, душащий, как тугая веревка вокруг шеи. Тот туман, в котором нет возможности разглядеть даже собственную ладонь. Уилл опасался идти наощупь, не зная, на что наткнется. Казалось, Ганнибал уже знаком, изучен и понятен, в отличие от доктора Дю Морье. — Потребность в защищенности — одна их самых примитивных. — И все же вы здесь, чтобы удовлетворить другую потребность. — Вы поддерживаете с ним связь? — резко сменил тему Уилл. — Он присылает мне открытки на рождество и день рождения. Всегда прилагает рецепт, — легкий смешок сорвался с губ женщины, будто это не являлось прямой угрозой от такого человека, как Ганнибал Лектер. — Однако я никогда не отвечаю. — Отчего же? — Потому же, почему и вы, полагаю. В этом она ошибалась. Уилл не получал письма от Ганнибала за все время его заключения. Кроме одного. Он склонялся к тому, что всю почту относительно него Алана контролировала лично, не позволяя Лектеру связаться с ним. Возможно, ему хотелось так думать, но в любом случае это не имело значения — Грэм сжег бы любое письмо, подписанное рукой Ганнибала, если бы получил. — Если он и впрямь в итоге съест вас, Беделия — вы сами напросились. Её глаза весело блеснули, тогда, как с губ сорвался очередной смешок. Создавалось ощущение, словно она совершенно не боялась своей участи, но Уилл чувствовал, что это не так. Её пугала мысль оказаться на праздничном столе доктора Лектера, и Грэм стал тем, кто в её глазах мог поспособствовать этому. — В таком случае я не смогу винить его. — Вы лжете, Беделия. В своей истории вы тоже солгали, — женщина смотрела на него без тени эмоции, хотя Уилл не ошибался. — Вы довольно часто лжете. Почему вы так часто лжете, Беделия? Прилипшая фальшивая улыбка на её лице сводила мышцы самого Грэма, и женщина, словно чувствуя это, не переставала мягко растягивать губы. — Я напускаю туману. Ганнибал всегда был и остается моим пациентом, — она лениво растягивала слова, любуясь сменой эмоций на лице Уилла. — А я всегда была психиатром, готовым сотрудничать. Своим заявлением женщина выстроила высокую неприступную стену. Никто из них на самом деле не желал делиться информацией о Ганнибале, которую они узнали лично. Уилл в одно мгновение осознал, что она никогда не откроет тайны, которые постигла в результате общения с Лектером, только если это не поможет ей спастись. Лучше притвориться, что ничего не знаешь, чем объясняться с каннибалом за свои проступки. — Если мы будем оправдывать всё, чем вооружила нас эволюция, то убийство и каннибализм станут морально приемлемыми, — отрезал Уилл. — Они приемлемы, — ответила Беделия, вызвав у Грэма волну удивления, — Для убийц и каннибалов, — как ни в чем не бывало закончила она. — И для вас. — И для вас, — улыбнулся Уилл. — Это дело не должно было заинтересовать вас, как и все дела, с которыми Джек Кроуфорд мчался к вам. Вы ведь и не собирались возвращаться к работе? — она перехватила взгляд мужчины, а затем удовлетворенно кивнула самой себе. — Не собирались. Однако были не в силах сдержаться. — А разве вы разговариваете со мной не по той же причине? — Обаяние Ганнибала Лектера распространяется на многих людей, но разве те, кто пережил его немилость, не должны ясно видеть происходящее? — Разве тот факт, что вы сейчас сидите здесь — не доказательство того, что вы не попали в немилость, Беделия? Черты её лица впервые ожесточились с начала их беседы. Глубокая тишина, возникшая между ними, не способствовала продолжению этой темы. Каждый лишь обрывочно знал о последних годах жизни другого. Их связывало одно ужасно неудобное обстоятельство, имя которому Чесапикский Потрошитель. Порой Уиллу казалось, что все, что он сейчас имеет — заслуга и вина Лектера. Как человек не способен обернуть течение времени вспять, так и Уилл Грэм не мог вспомнить свою жизнь, которой он жил до встречи с ним. Теперь было лишь «до» и «после» Ганнибала. Временная линия раскололась, отказываясь быть единым целым. И раскололась она не для одного Уилла. — Я слышала, что в вашей команде молодая стажерка. Это она сподвигла вас приехать? — Отчасти, — нехотя ответил он. — Удивительная самоотверженность и отчаянное желание правосудия, — Беделия не разрывала с Грэмом зрительный контакт, жестоко добавляя следующие слова, — Ваша, еще не запятнанная, юная копия. Уилл старался не проводить параллель между собой и Клариссой Старлинг, опасаясь, что найдет слишком много совпадений. Из уст Дю Морье подобная насмешка ощущалась греховно-грязной, отчего Уилл непроизвольно поморщился. Вопреки сложившимся обстоятельствам, посадившим их напротив друг друга, Беделия не была для него психиатром, а он — не был её пациентом. И все же они симпатизировали друг другу. Ганнибал дал им заинтересованность, которую они тайно взращивали, в сердцах отрицая. Никто не ожидал, что в этом закрытом клубе появится стул для третьего игрока. Однако Кларисса другая. Клариссу было жаль. — Вы не смогли помочь Эбигейл Хоббс, думаете, что сможете спасти эту новенькую? Уилл не нашелся с ответом на этот вопрос. Он откровенно не понимал, почему никто больше не видит пагубного влияния Ганнибала на Старлинг. Учитывая то, что она и сама, кажется, отрицала изменения, связанные с ним, Уилл уверен, что Потрошитель влез в её голову, и удобно чувствует себя внутри. Механизм запущен и Грэм оказался единственным, кому было не все равно, куда это в итоге приведет девушку. Чего ему и правда не хватало, так это времени. Времени на Клариссу Старлинг не было ни у кого, кроме Ганнибала Лектера. — Его привлекает красота разрушения, — неожиданная реплика Беделии вывела Уилла из размышлений. — Трещины, появляющиеся под давлением, падение того, что казалось нерушимым — один только вид приносит ему наслаждение. Беделия многозначительно посмотрела на него, но стоило Грэму открыть рот, как она медленно и тягуче продолжила: — Он делает вид, что крепко держит вас над пропастью, с нетерпением ожидая возможности убрать руки, чтобы… — Увидеть, как я разобьюсь, — закончил Уилл. — Он не сомневается, что соберет вас снова, — женщина заговорщицки улыбнулась. Уиллу не нужно было даже закрывать глаза, чтобы представить эту сцену — настолько она была правдоподобна. Лектер собственноручно столкнул бы его лишь для того, чтобы полюбоваться лунным светом, отражающимся от осколков его души. Грэма замутило, потому что он как никто другой знал, что склеенным он будет в разы лучше. По крайней мере, именно так считал Ганнибал. Заполнив пространства между разбитыми частями золотой смердящей жижей, именуемой безумием, Уилл в его глазах выглядел бы как произведение искусства. — И все же, вы можете отдать свое место другому человеку добровольно, — продолжала Беделия. — В письмах к вам он никогда не приложит рецепт. Профайлер искренне сомневался в этом. Ганнибал Лектер хорош и щепетилен во всём, даже если речь идет о выборе очередной жертвы. Особенно, если речь шла о выборе жертвы. Потрошитель всегда последователен в своих действиях и постоянен относительно решений. Потеря интереса — это не то, чем страдал Ганнибал. Грэм стал единственным исключением, ради которого доктор готов был расстаться со многими аспектами своей комфортной жизни, потому что конечная цель оказалась слишком желанна. Если бы Джек не решил привлечь стороннего консультанта по делу Хоббса, то Беделия так и оставалась бы фавориткой, способной скрыться за вуалью вместе с Лектером. — Это не то, что можно получить, желая этого. Вам ли не знать, — с грустью протянул мужчина. Беделия отвела взгляд, задумавшись. Уилл уже готовился попрощаться, предполагая, что «прием» завершен, когда женщина вновь обратила на него внимание, застав его врасплох. — Вы идете по улице и видите в траве раненую птицу. Какова ваша первая мысль? — Она уязвима. Я хочу ей помочь, — с сомнением ответил Грэм. Она лишь понимающе кивнула. — Моя первая мысль тоже о том, что она уязвима. И всё же…- сделав небольшую паузу, она с придыханием продолжила, — …я хочу раздавить её. Первобытное неприятие слабости столь же естественно, как и материнский инстинкт. Мягкая улыбка на её устах и слегка опущенный взгляд выглядели дико в контексте подобного диалога. Заметив сомнение на лице профайлера, женщина успокаивающе добавила: — Конечно, я бы её не раздавила, но моей первой мыслью было сделать именно это. Грэм молчал, тогда как Беделия, перевела взгляд в окно, ненадолго задержавшись на отблесках заходящего солнца, теперь её светлые кудри ярко переливались на свету в темноте комнаты. Ганнибалу бы понравилась подобная картина. Особенно с приправой в виде бесчеловечности, которая отныне следовала за Дю Морье как верная собака. — Вот чему меня научил Ганнибал. Именно так он убедил вас, что вы убийца, — она не смотрела на Уилла, нежась в лучах закатного солнца. — А вы не убеждены? — с тоской спросил Грэм. — Вы не убийца, — усмехнулась Беделия, снова посмотрев на него, — Вы способны на праведное насилие, потому что полны сострадания. — А на что способны вы? Беделия выпрямилась и прежде чем ответить, склонила голову. — Акты экстремальной жестокости требуют высокого уровня эмпатии, — улыбаясь, женщина не отрывала взгляда от глаз Уилла, стараясь отыскать там тот отклик, который ожидала. — В следующий раз, когда у вас возникнет желание помочь кому-нибудь, подумайте о том, чтобы раздавить его. Возможно, это поможет вам избежать множества проблем. Гнилая понимающая улыбка не сошла с её лица, даже когда она вновь пригубила бокал вина.

***

Ганнибалу нравились телефонные звонки. Правда лишь тогда, когда они были уместны. Некое подобие азарта — никогда не знаешь кто на другом конце провода. Каким будет звонок? Даст ли он возможность Хоббсу убить свою жену и попытаться забрать любимую дочь? А может позволит распознать предательство в дрожащем голосе, противоречащим самому себе? Какой ты поднимаешь трубку? Ты — манипулятор, заинтересованный в уникальном опыте? Или же руку к трубке протянет друг, поверивший в понимание? Когда Дэннис внесла стационарный телефон в комнату стеклянной тюрьмы, Ганнибал знал, кто ему звонит, поэтому трубку поднял доктор Ганнибал Лектер. Разговор, не продлившийся долго, дал мужчине достаточно информации для размышления. Это все, чем он мог заниматься, по мнению его надсмотрщиков. Алана, несомненно, радовалась любому проявлению скуки на лице Лектера — в этом мужчина не сомневался. Доктор Блум хотела бы лично сжать хрупкие тонкие пальцы вокруг шеи Чесапикского Потрошителя. Это помогло бы, словно обезболивающее для кровоточащей раны — перестать ощущать тяготы страха, жившего вместе с ней все эти годы. Жаль, что не поможет от кровопотери. Изводить чудовище морально при любом удобном случае, бросать камни в закованное в кандалы животное — вот чем на самом деле наслаждалась Алана, не имеющая решимости сжать руки вокруг чьей-то шеи. Ганнибал блаженно улыбнулся. Бедная доктор Блум, страдающая гораздо больше, чем это самое закованное чудовище. Знакомый голос, рассказывающий ему о метаморфозах, которые стремительно изменяют не его тело, но сознание, возвращал Ганнибала на несколько лет назад. Удивительно, чего можно достичь, если уронить семечко изменений в плодородную почву. Теперь мужчина на проводе уже не человек, но еще не Дракон, которым стремится стать. Он убедил себя, что превращается, как бабочка, отказываясь принять тот факт, что его тело просто забирают. Хотя Ганнибал сомневался, что в данном случае это человеческое тело когда-то в полной мере принадлежало мужчине. Вопрос времени, когда он сойдет с ума, уверовав, что возвращает себе истинный облик. Лектер размял запястья, расплываясь в полуулыбке. Жажда быть тем, кто столкнет этого человека в объятия липкого безумия, внезапно отозвалась в горле, заставляя Ганнибала шумно сглотнуть. Наблюдать за подобным разрушением вблизи было бы волнующе. Он бы действительно пожалел о невозможности «помочь» разорвать тонкую кожу, выпустив крылья Дракона, если бы был неискушенным игроком. В безумии нет ничего привлекательного, если оно управляет тобой. Веселье обернется упущенной возможностью. Сумасшествием следует любоваться в зеркале, распробовать, как дорогой алкоголь, прочувствовать, как оперное выступление, а не бросаться в него с головой. Ганнибалу нравилось наблюдать за моментом падения своих пациентов. Громкий звон внутренней расколовшейся чашки завораживал. Однако Лектеру нравился лишь процесс, кульминация которого всегда являлась для него развязкой. Не имело значения, что будет дальше, это находилось вне его компетенции. Люди, не способные заигрывать со сладкой гнилью безумия своими руками мастерят себе дорогу туда, откуда не смогут выбраться, Ганнибал лишь протягивает им руку, предлагая выбор. Расслаблено опустив плечи, мужчина выпрямился, поспешно поднимаясь с подобия кровати, к которому пришлось привыкнуть, беря во внимание годы заключения. Скрестив руки за спиной, он одними глазами следил за тихими передвижениями, словно мог видеть через стену. Когда дверь послушно отворилась, Лектер, казалось, перестал моргать, впитывая вид лица напротив. Тонкий аромат в очередной раз выдал Уилла Грэма задолго до встречи. Иногда Ганнибалу казалось, что он не способен забыть, чем пахнет этот мужчина. Даже отвратительный лосьон после бритья стал для него той самой изюминкой, превращая аромат Уилла в завершенный букет. — Добрый вечер, Уилл. Не ожидал увидеть тебя так скоро. Напрягшаяся фигура Грэма подсказала Ганнибалу, что и сам профайлер не собирался приходить. Алана ошибалась, думая, что Лектер не развлекался в своей стеклянной тюрьме. Отсутствие социальной жизни и изысканных ужинов, бесспорно, печалило, но это неприятное обстоятельство стоило мужчины напротив. Отчаянно сопротивляющегося, верящего в справедливость Уилла Грэма. Который, однако, посмел взглянуть в темные, полные очарования, глаза Безумия. Осмелился приблизиться настолько близко, что лишь пара сантиметров и моральные принципы отделяли его от возможности дотронуться. Ганнибал терпеливо ждал, когда Грэм будет готов подарить свой поцелуй антропоморфному существу. Он ждал больших жертв, которые, однако, Уилл Грэм преподносить не планировал. — Чем больше времени, тем меньше времени, — устало сказал Уилл. — Вечер добрый, доктор Лектер. Его фамилия так странно звучала из уст Уилла в сочетании с «доктором». Любое расстояние, выстраиваемое Грэмом между ними, приносило больше ликования, подтверждая догадки Лектера. Правила, установленные грубо и неумело, в спешке — не работали, как бы профайлер не верил в собственную благоразумность. Смерив Уилла быстрым взглядом, даже в полумраке Ганнибал заметил тени, залегшие под глазами мужчины. — Проблемы со сном? — вопрос слетел с губ легко, на мгновение вернув их в мрачный рабочий кабинет доктора. Ощутимо вздрогнув, Грэм едва удержался от желания вскинуть ладонь и коснуться усталых глаз. — Чем больше смотрю, тем меньше хочу смотреть. Больше ничего не сказав, он раскрыл папку с документами, проследовав в сторону ящика. На этот раз Ганнибал заметил, что причина визита Уилла заключалась лишь в одной фотографии. Не успел Лектер взглянуть на лист бумаги, как Грэм заговорил. — Мы нашли это вырезанным недалеко от дома. Проверив ещё раз прилегающие участки других домов — обнаружили такие же. Уверено, глубоко и высоко. Очень острым ножом. Это не просто «мальчишка». Выждав скорее эстетическую паузу, чем действительно необходимую, Ганнибал спокойно произнес: — Это китайский иероглиф, означающий «ты поразил цель». Выражение, порой использующееся игроками в азартные игры. — Символ удачи. Он же есть на игральной кости в маджонге, — взгляд Уилла был тяжелым, напирающим. Наступившая пауза не сулила ничего хорошего. Отойдя на несколько шагов дальше, он, стараясь поймать взгляд Ганнибала, тяжело произнес, -…и красного Дракона. Уилл умен, что зачастую так будоражило Лектера. Он не сомневался, что профайлер его подозревал, чувствовал, что что-то не так, но не мог никаким образом обвинить его. В отличие от всех, кто наблюдал за ним, Уилл ни на секунду не забывал, что Ганнибал Лектер и Чесапикский Потрошитель — две стороны одной медали. — Вот большой красный дракон, — улыбнулся мужчина, — Уилл, ты знаком с картиной Уильяма Блэйка «Великий Красный Дракон и Жена, облачённая в Солнце»? Дракон Блэйка навис над молящейся женщиной, облаченной в солнце и украшенной венцом из двенадцати звезд, готовый поглотить священное дитя, которое вот-вот появится на свет. Лишь несколько картин западного искусства излучают столь уникальный кошмарный заряд демонической…сексуальности. Тяжелый взгляд профайлера продолжал буравить острый профиль Ганнибала. Лектер всегда улыбался так, когда давал ему очевидную подсказку. Знал ли он сам об этом — Грэм сказать не мог. — Человек, который избрал эти семьи, нашел в них что-то, что являлось для него красноречивым. Нечто, привлекшее его настолько, что он не смог сопротивляться желанию сделать всё это. Их что-то отличало. — Джакоби стали первой ступенькой на пути его становления, помогли ему, — согласно кивнул доктор, опуская фотографию обратно в ящик. — Пока он не встретил другие семьи. — Пока величие Дракона будет расти — будут другие, — легко соглашался Ганнибал. Уилл знал, что ему глубоко безразличны убийства, совершенные этим «драконом». Лектер вел свою игру, в которой Грэм оставался такой же фигурой на столе, как и все остальные. Одно лишь отличало его — без него Ганнибал не мог начать партию. — Я должен верить, что есть какой-то общий фактор. И мы найдем его, — Ганнибал перехватил его взгляд. — А иначе тебе придется войти в другие дома и увидеть то, что Дракон захотел оставить тебе. Скоро новое полнолуние. Тик-так, — забавлялся Лектер. — Мне нравится этот дракон, Уилл. — Считаешь, что он безумен? — А ты безумен? Недовольство, которое Уилл даже не пытался скрыть, забавляло Ганнибала. Он хотел дать профайлеру ровно столько информации, сколько позволило бы ему увидеть его в следующий раз. Три года назад Грэм сказал, что взаимоотношения между ними — это игра, которую никто из них не способен выиграть. И был как никогда прав, просто потому, что ни у одного из них не было желания выигрывать с самого начала. — Зависит от того, кто спрашивает, — нехотя ответил Уилл. — Je vois la lune sinistre se lever.*