Тишина стояла такая, что, казалось, даже шорох одежды способен создать эхо в огромном зале. Сотни людей с дрожью следили за тем, как первый жрец неторопливо поднял инкрустированную рубинами корону на вытянутых руках, показывая народу. Будущий император встал на колени и покорно склонил голову. Внимательный глаз мог бы заметить, что его парадная мантия была местами порвана, словно когтями дикого животного, а кое-где остались затертые в спешке пятна крови и грязи. В другое время императора-неряху бы подняли на смех, но сегодня был день, когда подобные мелочи не имели значения.
Корона коснулась его головы и в тот же миг торжествующие крики грянули в зале. Вторя им, подобно эху, тысячи людей за стенами дворца стали приветствовать восхождение на трон императора-героя. Кризис Обливиона официально завершился.
— Слава новому императору! — с надрывом закричала девушка, стоявшая в первом ряду.
— Слава! — подхватила сотня голосов.
Горящие взгляды нового императора и героини битвы у Брумы пересеклись, улыбки, слегка неровные, но как никогда искренние, казались отражением друг друга. Девушке очень хотелось сорваться, подбежать и обнять его, привычно оказаться рядом, безостановочно шепча жаркие слова поздравлений, но она держала себя в руках. Официальная церемония еще не была завершена.
Император поднял руку и в тронном зале воцарилась тишина.
— По праву крови, волею богов и граждан Империи, я принимаю титул императора. Клянусь быть милосердным и справедливым правителем. Подданные… Друзья! Я надеюсь, что вы разделите вместе со мной этот путь!
Крики стали еще громче, поднялся невообразимый гвалт. Люди беспорядочно обнимались друг с другом, крича слова, которые сами не слышали. Император посмотрел на девушку, но еще до того, как он простер руки, она уже бежала к нему вверх по крутым ступеням.
— Мартин! Мы смогли, мы смогли, мы смогли!
Она плакала, почти не замечая слез. Долгие месяцы сражений, усталости и отчаяния наконец-то прошли, и она могла позволить себе эмоции. Счастье и боль, горькое сожаление о тех, кто не смог пройти этот путь до конца, и радость за тех, кто мог сейчас вместе с ними разделить торжество. Жар и холод одновременно захватили ее и она не могла сосредоточиться на том, какое чувство было сильнее всех.
Он испытывал то же. Бастард императора, даже если бы ему было известно, кем он являлся, у него никогда не было шансов взойти на престол. Страшные мысли терзали его — если бы не Кризис, он так и был бы обычным священником. Неужели кто-то сделал это специально? Может, он был частью чьего-то ужасающего заговора? Нет… Не время и не место предаваться таким мыслям. Тяжелые времена остались в прошлом, но впереди еще много работы. Какой бы путь ему не уготовили Боги, впервые за эти долгие месяцы он был уверен в будущем. Он видел улыбки своих подданных и веру в их глазах. Знал, что самые близкие люди всегда будут преданы ему. Знал, что он не останется один на этом пути. Конечно, темные страхи в его сердце не смог развеять и свет горящих Драконьих Огней, но у него еще будет время для переживания и рефлексии, сейчас он должен был держаться достойно.
Он осторожно прикоснулся губами ко лбу Иланы, проведя носом по светлым волосам, на которых до сих пор остался запах пепла. Девушка в ответ коротко прильнула ближе, почти непозволительно интимно для той ситуации, в которой они сейчас находились, и отступила, соблюдая манеры. Они и так позволили себе слишком много. Да, Илана была его невестой, но об этом еще не было объявлено официально.
— Я хочу, чтобы ты была со мной, — тихо проговорил он.
— В горе и радости, — продолжила она, осторожно касаясь его руки, надеясь продлить телесный контакт. Его пальцы чуть подрагивали от волнения, на ее — явственно чувствовались мозоли от тетивы. Но прикосновение ощущалось привычным и правильным, вызывая легкие мурашки. — Я всегда буду рядом.
Пожилой Клинок подошел к ним. В последней битве он был серьезно ранен и теперь прихрамывал при ходьбе.
— Мой император, народ ждет.
— Знаю, Джоффри, спасибо. Лана, идем, мне нужно, чтобы ты была рядом. Ты — герой Империи. Без тебя мир бы погиб.
Илана смутилась, кончики ушей залились красным. Она не привыкла к этим громким словам так же, как Мартин еще не привык к титулу императора. Но у них впереди еще все время этого мира, чтобы свыкнуться с той реальностью, что они создали. Толпа, собравшаяся у дворца, взревела, когда на постамент взошел император в сопровождении грандмастера Клинков и героини Кватча.
— Мартин Септим! — скандировали люди. — Мартин Септим!
Он поднял руку и почти мгновенно наступила тишина. Люди жаждали слов.
— Граждане Империи! — начал он, обводя взглядом пеструю толпу, собравшуюся у подножья дворца, и при этом стараясь говорить громко и четко. — Кризис Обливиона завершен!
Эта волна криков была просто оглушающей. Кто-то свистел, кто-то плакал от счастья и облегчения. Тут и там в небо вздымались простенькие заклинания, рассыпаясь разноцветными искрами. Мартин неловко улыбнулся и бросил взгляд на стоящих позади спутников: Илана едва сдерживала слезы и широко улыбалась, глядя лишь на него, Джоффри же сурово смотрел вперед. На его лице не было и следа улыбки.
— Однако тяжелые времена еще не закончились. Многие провинции сейчас в хаосе, некоторые города стоят в руинах, а жертвы среди населения, по предварительным сведениям, около сотни тысяч. Я знаю, что это несчастье коснулось многих, — проговорил он чуть тише, но и толпа, внемля ему, совсем замолчала, ловя каждое слово своего императора. — и я благодарен, что в дни невзгоды вы остались сильными. Те обломки врат Обливиона, что потухли отныне в столице и во всем Тамриэле, станут символом вашей стойкости. Когда пожар утихнет, мы вместе возродим Империю из пепелища. Нам с вами предстоят тяжелые дни восстановления, но мы справимся. Может, я воспитывался не как наследник престола, но я буду стараться изо всех сил, чтобы Империя процветала.
Император выдержал небольшую паузу, чтобы перевести дыхание и унять отчаянно бьющееся в груди сердце. Он верил, искренне хотел верить в свои слова, но говорить их было больно. Он не знал, поступает ли правильно, пороча праздник трауром, но и промолчать он не мог. Даже если закрыть глаза и не видеть столбы дыма и развалины стен, воздух все еще пах озоном, пеплом и кровью, напоминая, в каких условиях проходило это торжество.
— Последние врата были закрыты несколько часов назад, — продолжал Мартин, — В городе ещё много завалов, не всех погибших успели убрать с улиц. А потому сегодняшние утро и день я предлагаю посвятить скорби. Вспомните ушедших и поблагодарите их, ведь именно они те, кто подарил нам эту победу, — он вновь взял небольшую паузу, чтобы продолжить чуть громче и с улыбкой. — А вечером начнем праздновать. У нас есть более чем достойный повод! Да здравствует мир в Империи!
Секунду толпа молчала, а затем взорвалась официальным: «Да здравствует император!». Тысячи голосов: мужские и женские, высокие и низкие — все слились в один восторженный гул и лишь один шепот, женский, едва различимый в этом гомоне, ответил: «Да будет вечна его империя».
***
Даже когда они вернулись во дворец, люди за стенами продолжали скандировать имя императора. Мартин нервно выдохнул и оглянулся на спутников.
— Надеюсь, моя речь была не слишком наивной. Я не знаю, как говорят императоры.
— Они говорят, как ты, — с отеческой улыбкой произнес Джоффри. — По крайней мере, Уриэль. Ты хорошо справляешься с новыми обязанностями.
Мартин скромно улыбнулся, принимая похвалу. Он обернулся к девушке, ожидая и ее слов, но в этот момент они вышли из дворца и толпа мгновенно разделила их. Илана встала чуть поодаль от основного действия, с легкой улыбкой наблюдая, как Мартин разговаривает с какими-то важными людьми, чьих имен она не знала; как пожимает руки и неловко обнимает особенно смелых подданных; как краснея принимает цветы и благодарности.
Невольно предаваясь воспоминаниям, девушка вернулась во времени на полгода назад, когда брат Мартин, слишком смущающийся от самой фамилии Септим, давал свою первую речь перед салютующими ему Клинками. Тогда его, облаченного в сутану простого священника, пугала даже мысль о престоле, а сейчас этот же человек, но уже в дорогих императорских одеждах, едва ли не светился, купаясь в любви и поддержке своего народа.
— И все же, как тебе речь? Не особо удачно получилось, да? — спросил Мартин, продолжая прерванный диалог. Он появился так внезапно, что слегка напугал девушку. Но она лишь улыбнулась, замечая, что мужчина в точности повторил фразу, сказанную когда-то в Храме Повелителя Облаков. Забавно, что даже сейчас они думали об одном и том же.
— Отличная речь, ваше величество, — в такт ему повторила героиня Кватча, склоняя голову в почтительном поклоне. — вы слишком строги к себе. Сегодня и впредь эти люди будут любить и уважать вас за то, что вы сделали. Вы станете отличным императором.
— Император, — чуть слышно протянул Мартин, переводя взгляд на Амулет Королей на шее. — Не думал я, что все же доживу до этого момента.
Девушка ничего не ответила. Они простояли в тишине еще немного, смотря друг другу в глаза, предаваясь общей ностальгии и деля на двоих тихую радость победы, пока другие люди вновь не оттеснили их друг от друга.
***
Коронованный император сидел на полу тронного зала в одиночестве, опираясь спиной на подножие трона и закрывая руками лицо. Церемония давно завершилась, но повсюду сновали люди, в спешном порядке украшающие город к празднику, а он просто хотел трусливо спрятаться: от шума толпы, искусственных улыбок и запаха гари, которым пропиталось, кажется, само его существо. Он закрывал глаза и слышал, как народ на улицах веселится и празднует, то и дело причитая «Слава Мартину Септиму!», но за закрытыми веками небо окрашивалось в красный и крики счастья обращались в визги паники и мольбы о помощи. В его сознании они раз за разом не успевали прийти вовремя. На белоснежные стены древнего города проливалась кровь, а улицы полонились трупами людей и тварей Обливиона. Башня Белого Золота рушилась. На земли Нирна ступал сам Мерунес Дагон.
Опоздай они хоть немного и худшие из его кошмаров могли бы обратиться реальностью.
Слава Девяти, они успели раньше, разожгли Драконьи Огни и остановили вторжение. Хотя Мартин честно не понимал, почему им так повезло. Он видел свою смерть: видел кровь и огонь, и золотого дракона. Видел свои последние минуты так же, как видел их его отец. То, что он выжил, не более чем насмешка Богов над судьбой.
Проблема в том, что мужчина готов был умереть. Он, раскаявшийся священник и не самый приятный человек, давно смирился с тем, что ему придется отдать свою жизнь за Империю и благополучие её жителей.
К чему он не был готов — так это к короне, что лежала на Рубиновом троне, которой он сам не решался занять. Все закончилось, они победили, но он не знал, как жить дальше. Для чего?
От серого камня веяло холодом, приятно охлаждая разгоряченное тело, но императорская мантия сковывала движения, а Амулет Королей висел на шее удавкой, мешая вздохнуть.
Он не хотел становиться императором. Не хотел решать чужие проблемы, не хотел давать речи, в которые сам не верил, не хотел становиться для кого-то спасением или надеждой, но у него не было выбора — не после того, что именно он стал причиной Кризиса Обливиона и всех этих страшных месяцев, полных боли, страдания и смерти.
Сын фермера, неудавшийся даэдропоклонник, посредственный священник — Боги швырнули его в омут событий, положив на плечи груз непомерной ответственности, не давая возможности отказаться. А потому сейчас он был вынужден искать правильный путь: в темноте неизвестности, в одиночку.
Все люди, что окружали его, самые близкие люди: Илана, Джоффри, Окато, улыбающийся покровительственно и обещающий помогать, — они не могли понять его и никогда не смогут. Как бы ни хотели помочь — у них не получится.
Мартин не был рожден императором, но был вынужден взять на себя это бремя. И лишь Девять знают, как ему страшно.
Мужчина просидел в пустом зале еще немного, приводя в порядок дыхание и участившееся сердцебиение. А затем чуть пошатываясь поднялся на ноги, позволяя себя последние секунды слабости, надел тяжелую золотую корону и вышел из зала, растягивая губы в привычную мягкую полуулыбку.
Его ждал его народ.
