Исповедь героя

Тук-тук. Приглушённый звук, разносящийся по всей комнате притуплённым гулом, звучал из-под маленьких покрасневших пальчиков. Совсем рядом на лакированную поверхность упала мокрая капелька, от чего ритм стуков замедлился. На смену ему пришёл всхлип, затем ещё один, и так чередой всхлипов и хрипов закончилась примитивная мелодия. Пара бледно-зелёных глаз показалась в тусклом отражении столешницы, но тут же поспешила удалиться. Абсолютная тишина оглушала больше, чем грохот от взрыва или любой другой звук, который резал уши кроткой атакой. Тишина эта была не успокаивающей, и даже не таинственной, а по-настоящему ироничной — она поистине выражала всё положение, к которому стремилась юная душа. «Когда я дожила до того, что стала тешить чье-то хрупкое эго?» — наверно, это была самая уверенная и дерзкая мысль Эми за ближайшие пару часов. Её тело содрогалось от приступов нескончаемых слёз, плечи осунулись, а аккуратные иглы растрепались, явно давая понять, что произошло что-то ужасное, неизменяемое уже ничем. Но разум не слушался. Отказывался верить. Слишком много всего кардинально непонятного и решающего произошло в ближайшие дни, жизнь развернулась и ускорилась в бешеном ритме. Это была не её жизнь и не её правила ведения этой самой жизни. «Не хочу больше ни о чем думать — голова пуста. Я ни на что не годна» — уловив внутреннее примирение, ежиха заключила — «Спать. Спать и ни о чём не думать». Постель встретила её тело лишённым уюта холодом и даже махровые тапочки, милосердно подаренные Крим, не спасали Эми от гнетущего чувства собственной бесполезности. Сон определённо ни шёл, и будь Эми чрезмерной фантазёркой, уже давно бы придумала теорию о том, что громкий стук её сердца напрочь отпугивает желание спать. Луна нещадно светила, пронизывая стальным светом даже сквозь веки, отчего ежихе пришлось встать и нервно задёрнуть штору. Но луна, будто с издёвкой или вызовом, продолжала заглядывать в окно, бесстыдно доставая полосами света до края глаза девушки. Она будто бы испытывала её и вскоре добилась своего — Эми захлебнулась рыданиями, накрывшись с головой одеялом. Тело ощутимо ныло и будто отторгало свою хозяйку. Собрав всю волю в кулак, Эми приподнялась на локтях и подняла взгляд на едва прикрывающую солнце занавеску. День был определённо солнечным и полным радости, но ежиха отчётливо дала понять себе, что сегодня её явно не радует эта погода. Она не помнила уже многих деталей вчерашнего дня, хотя и пыталась упорно восстановить их в памяти, чтобы понять причину своих терзаний. Больно. Холодно. «Так не пойдёт… — одёрнула себя ежиха — «Это не повод класть на себе крест. Нужно просто поднять настроение». Настроение — вещь, созданная из иллюзий собственных мыслей или надуманного чувства благосостояния. Вещи, которые могли бы хоть немного вызвать ощущение непрошенного, или же наоборот, уюта, лишь создают тень радости и хорошего настроения. Однако, если сердце растоптано, мозг рваными кусочками пытается преподнести ужас прошедших дней — это явный признак того, насколько расплывчатым может быть настроение. Эми это прекрасно осознавала, но находясь в состоянии измождения и усталости, не могла долго рассуждать на эту тему. В её голове сразу же появилась новая мысль: «Кого я обманываю? Я не готова навязывать что-то хорошее, если чувствую себя паршиво» Зашуршало одеяло, забегали тени на светлом покрывале, заиграло с большим азартом солнце за тонкой занавеской. В голове роилось множество рассуждений и теорий, но в то же время она была будто пуста — все они звоном отдавались где-то внутри, не давая возможности воспроизвести их вслух. Проблемы казались надуманными и взятыми из воздуха, поэтому жалость и сочувствие к себе постепенно пропадали. Ежиха погладила ноги, слегка побледневшие и уставшие от чрезмерного сна. — Возможно, я могла не так всё понять. Всё люди слышат то, что хотят, а не то, что могло бы прозвучать на самом деле. — Эми начала разговаривать вслух, пусть и шепотом, чтобы прогнать мёртвую и гнетущую атмосферу. После длительного времени, проведённом в полусне-полуреальности, она многое поняла для себя и даже дошла до обесценивания своих переживаний. — Пусть всё идёт своим ходом. Мне надоело действовать первой и пытаться изменить то, что изменить не в моих силах, — сделала вывод она, с большим энтузиазмом вставая с постели и на ходу скидывая с себя помятую ночнушку. Скала величественно возвышалась, закрывая собой красоты природных пейзажей и настырный ветерок. Именно за ней, вновь находясь в присутствии бабочки, задумчиво почёсывал нос Соник. Он смотрел на бабочку, думая о том, что она предвестница новых перемен и пытаясь сравнить её образ с кем-то другим. С тем, кого он очень сильно огорчил необдуманностью своих действий и слов. «Эми в том платье была очень похожа на неё. Появилась неожиданно и прервала мой покой» — эта мысль прошла мимолётом, оставляя на лице подобие улыбки: грустной, сожалеющей, уставшей. Солнце снова нещадно палило, разогревая все поверхности вокруг и играясь жёлтыми бликами. Даже стебли были по-приятному тёплыми, воздушными и светились ярким солнечным заревом. Небо не пестрило голубизной, как в прошедшие дни, однако радовало глаз спокойствием и умиротворённостью сдержанных цветов. Соник одним рывком спрыгнул со своей незаконченной постройки, и, удачно приземлившись, устремил свой взгляд на горизонт. Пусть на душе было неспокойно, и ощущение не уюта подкрадывалось всё ближе, как во время сырости после дождя, вид приятно завораживал. Спокойная и утончённая картина тумана, светящейся в переливах травы и мутно-различимого леса вызывала не то чтобы восхищение и восторг, а скорее чувство прекрасного в обыденных вещах. Это заметно отвлекало от последних событий, одно из которых каждую секунду всплывало еле различимыми образами. Но даже эти образы, казалось, создавалась полную и многогранную модель того, что произошло и что нещадно давило, угнетало. «Отсутствие звука. Отсутствие света. Отсутствие порядка и чистоты» — звенело в голове навящиво, будто бы громким эхом расходясь по всей душе. Соник не хотел вспоминать, что именно для него значили эти обрывки не соотносящихся друг с другом слов, но сердце само проясняло каждую деталь и ныло, сжимаясь и останавливая пульс. Отсутствие звука — не услышанное во время сердцебиение. Отсутствие света — не увиденный и нужный в тот момент блеск глаз, живой и по наивному детский. Отсутствие порядка и чистоты — хаос и разрушение, гарь и копоть, которая поглотила буквально всё, отпечатывая свой запах почти во всех местах и предметах. Мелькнуло сожжённое белое платье, где-то вдалеке помахала обугленная до мяса детская ручка, смотря прямо в душу пустыми глазами. Образ был туманным, будто незаметным, но явно доказывающим неясность рассудка. Ёж сразу понял, что это мираж, созданный из его тяжёлых мыслей и переживаний. Запахло гарью. Будто материально ощутился запах приближающегося огня, танцующих игриво языков. Соник упал на траву, схватившись за голову, и тихо прокряхтел от нахлынувшего наваждения. Кадры обожжённого подбородка, скрутившихся от огня ресничек, вывернутой ноги, торчащей кости всплывали вновь и вновь, пролетая бесконечно длинной фотоплёнкой. Она неслась, открывая всё новые воспоминания и подробности того ужасного дня. Ребёнок, сидящий на руках у матери и с интересом перебирающий её бусы, по истине милый и красивый… Этот ребёнок бежит, радостно глотая воздух маленьким ртом, освещая все вокруг блеском своих счастливых глаз. «Когда-то и я был таким. Но почему ей было не суждено испытать… Почувствовать… Принять то же…» По щеке покатилась скупая слеза, впитывающая в себя весь блеск солнца. Скупая дорожка дала начало новой, обрекая парня на безудержные рыдания в попытках выплеснуть всю боль и чувство вины, съедающее изнутри. Он покатился по траве, махая руками перед собой и пытаясь на ощупь отыскать те горячие от солнца плечи, которые могли поддержать и успокоить. Ёж медленно вытер слезы, потеревшись лицом о траву и обессилено упал, нашёптывая непонятные даже ему самому, слова. Было пусто и безжизненно внутри, впервые за долгое время ему хотелось поддержки и чьего-то мягкого прикосновения. Тогда он пожалел о том, как, не придавая значения, отказывался от подобного, чтобы потом желать этого больше всего на свете. Под эти давящие мысли он вскоре уснул, оставляя слезы, скорбь и обиду огромным шрамом на сердце, скрытым за маской веселья и безразличия. Эми долго решала, какой наряд может подойти для прогулки. Она безумно нервничала из-за того, что её мозг ужасно тормозил из-за пересыпа и обилия ненужных мыслей. Внутри черепной коробки что-то прошло тяжёлым импульсом, отчего ежихе пришлось помассировать виски и осесть на поверхность тумбочки. Вокруг был сущий беспорядок, многие платья и сарафаны были жестоко смяты и отброшены в сторону. Роуз устало подняла глаза, осмотрев поистине грязную комнату. Её губы слегка искривились, и она издала подобие шипения, упав на пол. Руки будто плясали странный старомодный танец, пытаясь собрать одежду с пола. Тело будто отторгало все попытки движения, и само по себе сковывалось невидимой цепью. Вновь стало холодно и больно. Беспомощность и полное нежелание что-либо делать грохотом отзывались где-то внутри, вызывая чувство вины и стыд. Перед глазами опять появилась прозрачная влажная пелена, которая застелила собой весь обзор, оставляя лишь размыленные границы. — Пожалуйста, только не сейчас… — хныкая, прошептала Эми — Я не хочу снова плакать! Я просто хочу… Я хочу… — яростный бросок вещей о стену прошёлся эхом по всей комнате. Прозвучал обречённый выдох — Я сама не знаю, чего я хочу. Одежда была сложена по шкафам, а снесённые в порыве злости, вещи расставлены по своим местам. Наряд был выбран, пусть даже не тот, который представляла себе ежиха. Снова улыбка. Длинная, ровная улыбка, тишина прикрытых глаз. Взмах ресниц и угрюмый взгляд прожигает улыбку, будто пытаясь убрать её. Ежиха стоит перед зеркалом, пытаясь понять, выглядит ли она счастливо, когда натягивает губы, пытаясь изобразить то, что хотят видеть все вокруг. Эми вновь покрутилась перед зеркалом, осматривая корсет жёлтого платья и пытаясь найти изъян. «Кажется, будто вся моя яркая одежда сидит на мне неуместно» — хмыкнула девушка и закрыла дверцу шкафа, тем самым убрав изображение себя в зеркале. Крим уже давно поджидала подругу, стоя посреди цветущего парка. Всё вокруг благоухало и пахло, оставляя приятную оскомину где-то внутри. Лёгкий и пряный запах кустарников, цветов и деревьев, опьянял и, определённо, радовал. На скамейку легко приземлился острый лист акации, перед этим покружившись в долгом вальсе. За ним последовали другие листья, чередой будто бы провожая своих собратьев в путь. Тихо звякнул лепесток синего цветка, дёрнувшись от ветра. Крим засмотрелась на эту картину, уже не замечая того, что к ней приближается парочка. Постоянные возгласы и колкие фразы сопровождали их диалог, от чего крольчиха отвлеклась и посмотрела в их сторону. Руж и Наклз криво шли по тропинке, неудачно пытаясь столкнуть друг друга с неё. Крим мягко улыбнулась, увидев их напыщенные лица. Руж не теряла своего излишнего самолюбия и галантно переступала с ноги на ногу. Ухмылка не покидала её лица, и на все возмущённые возгласы Наклза она отвечала смиренным кивком. —…Меня когда-нибудь раздражают твои совершенно не смешные шуточки! — донеслось до ушей Крим, когда ребята прилично приблизились к ней. — Что у вас произошло? — поспешила вмешаться Крим. Наклз недовольно фыркнул и укоризненно посмотрел в сторону Руж. Та всё ещё усмехалась, с вызовом поблёскивая лукавыми глазами. — Просто бедный Наклз совсем не разбирается, где ему говорят правду, а где — ложь, — девушка слегка толкнула его в бок, вызывая в нём ещё большее раздражение. Наклз закатил глаза, пыхтя от злобы и потенциального поражения. Козни этой хитрой особы часто доводили его до подобного, однако в глубине души он понимал, что это главное средство от скуки в его ничем непримечательной жизни. Её наглая улыбка, тень от полуприкрытых век и ехидные взгляды стали такими привычными и родными, что он буквально забывался, находясь рядом с ней. Ему часто казалось, что она похожа на ещё не заснувший вулкан — вот-вот наровит вспыхнуть и заполнить его жизнь неприятностями и проблемами. Каждый день он будто купался в её тонких шутках, напрямую оскорбляющих его чрезмерную доверчивость. Она ему изрядно надоела, каждый день напоминая о том, как сильно можно привязаться к человеку, который не привязан к тебе. Всё в её движениях казалось слишком горделивым и заносчивым, её тяга к драгоценностям пугала и нервировала. Но так не хотелось, чтобы это всё прекращалось, и он был готов терпеть и тонну неуместных шуток и периодические побои, лишь бы этот карточный домик не рухнул. — Я устал уже тебе повторять, что всё, сделанное тобой, очень предсказуемо — прошипел он, ещё не до конца очнувшись от своих собственных рассуждений. Руж была неприступной крепостью, которая использовала вместо обороны шутки и наигранный флирт, в попытках скрыть свою истинную натуру. Она носила много масок и маскировок, тщательно скрывая свои желания и чувства. Наклз прекрасно понимал это и даже не пытался протиснуться в поток её мыслей, чтобы понять, насколько она несчастна. Ему хотелось положить руку ей на плечо, тепло улыбнуться и сказать: «признайся, в глубине души ты ранима и тебе плохо», но по объективным причинам он не мог сделать этого. Пробиться сквозь защиту Руж не удавалось никому, настолько она была крепка, что казалась уже неотъемлемой частью её личности. Крим заскучала, вновь наблюдая за словесной перепалкой двух влюблённых, но отвергающих это, друзей. Она мысленно рассуждала о всяких мелочах, лишь изредка просматривая на пару. «Эми очень сильно опаздывает» — она тихо вздохнула — «Это на неё не похоже». Наконец её уши тронул интересный диалог, происходящий между Руж и Наклзом. Внутри скрутился неприятный узел, когда она услышала имя обсуждаемой персоны. —…Соник старается быть аккуратным и не навлекать на себя новые проблемы. — тихо рассуждала Руж, смотря будто бы сквозь парня, — Это очень умно. Наклз был недоволен сказанной репликой и слегка нахмурился. Где-то внутри себя он искал оправдания для Соника и пытался понять его мотивы. Сам Наклз никогда не убегал от проблем, принимая их, как должное и прекрасно знал, что уклонение от них повлечёт за собой новые невзгоды. — Везде ты ищешь выгоду, Руж… — он устало вздохнул, неопределённо прожестикулировав рукой — Парень запутался и ему страшно. Я не думаю, что он придумывает какую-то тактику, потому что Соник — личность импульсивная. Он встретил на себе взгляд карих глаз крольчихи, наполненных грустью и страхом. Губы Крим задрожали, в попытках сказать хоть что-то, что могло ты остановить эти беспочвенные рассуждения. Ей было больно, обидно и страшно — всё это перемешивалось в неприятную тяжесть, которую крольчиха постаралась отодвинуть на задний план. — Крим, я не думаю, что ты должна разбираться в произошедшем. Мы все боимся и просто ждём, что будет дальше, — в попытках как-то сгладить свои слова, сказал Наклз. Его тон стал мягче и спокойнее, чем был до этого. Он пытался принести спокойствие в измученное страхом сердце девочки. — Я просто хочу, чтобы Соник разобрался во всём, и мы могли ему помочь… — тихо процедила Крим, смотря вдаль, где сквозь деревья пробиралась знакомая фигура. — Крим, Наклз, Руж, приветствую, — кивнула Эми, дёрганым движением поправляя шляпу. Её лицо выглядело так ярко и красочно под бликами солнца, и это было ей на руку, ведь оно скрывало все её переживания и чувства. Чувства. Такое многогранное и непонятное до конца слово, которое не описывает полностью всего спектра эмоций и нужд томящегося сердца. Оно придумано, чтобы показать всю пылкость и намерения существа, но настолько лаконично, что хочется кричать о том, что скрывается за ним. — Эми, ты так долго добиралась? — поток внутреннего смятения перебила крольчиха, которая без зазрений совести повисла у неё на руке, — Мы же собирались навестить Тейлза, прогуляться… Хватит ли у нас на это времени? Эми тепло улыбнулась, обхватив руку подруги покрепче. На душе полегчало, как только Крим по-доброму улыбнулась, освещённая лучами света. Она была похожа на маленький нежный бутон, согревающий одним своим прикосновением. — Извини, Крим, просто у меня появились неотложные дела. Теперь мы можем заняться тем, чем планировали. — Эми кивнула в сторону дорожки, загадочно улыбнувшись своим мыслям. Соник неохотно открыл глаза, наблюдая за размыто пляшущим пейзажем леса. Сон не прошёл до конца, но тело было готово продолжить работу. Ёж небрежно потёр лицо руками и перевернулся набок, готовясь встать. Однако краем зрения он зацепил белый клочок бумаги, явно выделяющийся среди травы. Он резво вскочил, жадно вчитываясь в немногочисленные слова на нём. «Я обещала готовить тебе еду. Эми.» Сердце затрепетало с новой силой, увидев знакомое имя, написанное размашистым почерком. Стало приятно и очень тепло от осознания того, что о нём заботятся. Живот, будто бы в подтверждение этих слов, тихо заурчал. Приятно, безумно приятно и тепло. Столько обидных слов и недопониманий не сломили её желания защищать и помогать ему. Взгляд прошёлся по завёрнутой в платок еде, от которой шёл приятный аромат. Пару движений рук, и перед Соником предстал огромный сэндвич, бережно завёрнутый в пару салфеток. Он с огромным энтузиазмом накинулся на еду, все ещё размышляя о том, как поступить и не испортить все ещё больше. Эми казалось теперь совершенно другой: более неприступной, подавленной и собранной. Совсем недавно она с трепетом и сдержанностью пыталась поймать его взгляд, легко поправляя подол белой ночнушки. Соник вспомнил её лицо в этот момент — полное счастья, задора и смущения. Её скулы были освещены оранжеватым светом выплывающего на горизонт солнца, а лёгкое платье ускользало с ног. Тонкие лямки спадали с плеч, от чего она нервничала и упрямо подтягивала их на место. Она выглядело глупо и невинно, противореча всей атмосфере этого места. Казалось, что пара фраз могла уничтожить её свет совсем, но Соник не желал и думать об этом. Он хотел бежать к ней, спотыкаясь о камни и поваленные стволы деревьев, чтобы посмотреть ей в глаза, дотронуться до плеч и сказать что-нибудь, хоть что-то, что могло бы усмирить её обиду. «Кажется, я испорчу всю её жизнь, если просто покажусь перед ней» — пронеслось в голове, отрекая последние попытки подняться и попытаться найти девушку. Поэтому Сонику оставалось только несколько вариантов: продолжить строить хижину, довольствоваться одиночеством и пребывать в тяжёлых раздумьях. Болезнь Тейлза разыгралась не на шутку, впечатывая лиса в кровать. Он с большим усердием поднял руку, чтобы принять от Крим стакан воды, а после мигом упал назад, в нагретую постель. От него шёл жар, который ощущался без прикосновения. Лис надрывисто кашлял, с отчаянием хватаясь за горло. — Это уже очень странно. Когда я заходила к нему вчера, у него была лёгкая простуда. — прошептала на ухо крольчихе Эми, обеспокоенно поглаживая руку Тейлза. Вновь холодная тряпка оказалась на его лбу, а тело было бережно закутано в одеяло. — Почему Соник не приходит? Я столько хочу ему рассказать. — тихо хрипел лис, то и дело дёргая Эми за руку. Эми тяжело взглянула сначала на него, потом на Крим, уловив кивок со стороны подруги. Было больно и неприятно наблюдать за угасающим лисёнком, нуждающемся в помощи. В ежихе просыпалось чувство долга «старшей сестры», и ей безумно хотелось прогнать этот недуг от ещё не окрепшего тела лиса. — Я думаю, он переживает за тебя, Тейлз, но боится появляться в городе. — прошептала Крим, поправляя одеяло на нужное место. За окном вечерело. Показался розоватый свет солнца, укатывающегося за горизонт. На постели лиса заплясали сиреневые блики, подкрадываясь к его лицу. Он с надеждой уставился в окно, пытаясь увидеть там синюю макушку друга. — Эггмен давно не объявлялся… Кха-кхм… Эми, он что-то затевает, Соник нужен нам, — лис с мольбой в глазах посмотрел на неё, сжав сильнее напряжённую руку. Эми натянуто улыбнулась и вновь погладила лиса по руке, вкладывая в этот жест как можно больше ласки и спокойствия. — Тейлз, когда он придёт в себя, первым делом он очутится здесь, у твоей кровати, — её шелестящий голос успокоил лиса и он прикрыл глаза, растворяясь в бредовых видениях, вызванных жаром. Крим и Эми неспешно вышли из комнаты и тихо прикрыли скрипящую дверь. Крим выглядела крайне подавленной и в её глазах плясали огоньки чего-то большего, нежели просто грусти и тоски. Она обеспокоенно взяла Эми за ладонь и взглянула ей в глаза, стараясь передать всю боль и страх, что скопились в ней за эти пару дней. Страх за Соника и увядающего на глазах Тейлза мешался в ней с непремиримым желанием разорвать полотно неизвестности. — Эми… Найди Соника, я чувствую, что ты знаешь, где он. Я боюсь за него, за Тейлза, за тебя. Тейлз должен увидеть его, нам всем станет легче. — Крим медленно разомкнула пальцы, освобождая ежиху из хватки. Эми вздохнула со всей тяжестью и беспокойством, что в ней были. Вновь видеть Соника, чуть не погибшего накануне… Снова видеть его раздавленное лицо и открывать свои чувства перед ним. Ей до ужаса не хотелось вспоминать их диалог, полный недосказанностей и переживаний. Собравшись с мыслями, она тихо сказала Крим: — Я знаю, тебе очень тяжело. Вам всем. Я найду его, Крим, чтобы ты наконец отпустила этот груз. Девушка торопливо шла по лесу, с силой задирая подол платья. Он то и дело зацеплялся за ветки, которые скрывались в полумраке вечернего леса. Кроны деревьев теперь не выглядели столько прекрасно, сколько устрашающе. Внутри клокотало желание поскорее выйти из этого мрачного лабиринта теней и чёрных, как копоть, деревьев. Показался долгожданный силуэт деревянной постройки, освещённый последними блеклыми лучами света. Эми, уже не выдержав щемящего страха, опустила подол и быстро побежала, поскальзываясь на траве. — Соник! Пожалуйста, покажись! — она выпалила эти слова, с надеждой оглядываясь по сторонам и пытаясь найти его. Ноги перестали слушаться, и она с силой упала на траву, переводя дыхание после непродолжительного бега. Ежа нигде не было, как и звуков его присутствия. Эми лихорадочно начала оглядываться, в попытках найти хоть что-то, что могло укротить её страх темноты. Луна появилась неожиданно, белым диском выкатываясь на просторы небесного полотна. Она озарила белым сиянием деревья, обрыв и недоведённую до конца хижину. — Мне страшно… Соник! Мне страшно! — Эми схватилась за голову пытаясь удержать подступившие слёзы. По зади раздался хруст веток, от чего Эми упала на локти и попятилась назад, зажмурив глаза. Сердце плясало где-то между грудной клеткой, отбивая свой собственный ритм, понятный только ему. — Эми? — растерянно выдохнул ёж, выронив доски из рук. Они с грохотом попадали, рассыпаясь в разные стороны. Казалось, будто время оставило свои полномочия и замерло, теряя счёт секундам. Ежиха ошарашенными глазами смотрела то на них, то на него, пытаясь собрать общий пазл происходящего. Органы сдавило жгучим ожиданием, а под горлом что-то тянуло, доставляя волнение. Неукротимое чувство испуга рвалось наружу, готовое выпрыгнуть из сердца Эми. Соник прикрыл глаза, потирая их пальцами. Удивление и стыд, вперемешку со смущением втаптывали его в грязь по самую макушку. Голова с трудом принимала полученную информацию, и мозг отказывался верить в реальность, находящуюся прямо под носом. Луна будто бы увеличила интенсивность освещения и вспыхнула белым сиянием. Лицо ежихи, покрытое металлическими отблесками луны, напоминало чистый холст, ещё не наполненный цветами и эмоциями. Соник открыл глаза, посмотрев собранным взглядом на ежиху, полным серьёзности и решимости. Было тяжело скрывать навящивое ощущение неловкости и предвкушения встречи, поэтому он присел на корточки, чтобы собрать доски. Рубцы уже мёртвого дерева зацеплялись за волокна перчатки, от чего еж бросил это занятие и вновь окинул взглядом подругу. Она смиренно молчала, обняв себя за плечи и наблюдая за его дёрганными движениями. Говорить было непреодолимо тяжело и совестно, однако молчание было готово стать материальным. Тишина оглушительно звенела и давила своим весом, который был готов раздавить парня при первой же возможности. Его уши слегка дёрнулись, красноречиво показывая его нервоз и боязнь сказать хоть слово. Однако Соник, собрав всю свою смелость и остатки уверенности, тихо начал вести разговор по течению: — Эми, почему ты пришла так поздно? — он осмотрел её полностью, делая это уже без стеснения и боязни, — Эми? Ежиха подняла глаза, застеленные влажной пеленой и шмыгнула носом, будто пытаясь передать свою безысходность. Её скулы слегка дёрнулись в попытке дать прямой ответ, но она продолжила упорно молчать и смотреть, прожигая взглядом, полным отчаяния. — Я пришла, потому что Тейлз нуждается в тебе. Он сильно болен, и мы не знаем, чем ему можно помочь, — тонкий голос задрожал, а рука сама по себе приникла к холодной и шершавой руке Соника. Он неопределённо посмотрел на их руки, но не посмел отдёрнуть свою или возразить против этого странного жеста. Ёж надолго затих, опустив глаза. Тёплое прикосновение рук завораживало и обжигало необъяснимым по силе огнём, даруя спокойствие и поддержку. Они были настолько уставшими и безжизненными, что Эми хотелось взять его за плечи и растолкать, вернуть в них блеск и огонь, что горел раньше. Но она собрала оставшуюся грамму рассудка, и вкрадчиво прошептала: — Мы уже повзрослели, Соник. И ты, и я, и все наши друзья, которые ждут тебя… — она выдержала паузу, посмотрев на его лицо, загруженное нелёгкими мыслями. Своими словами она будто привела в действие хлыст из вины, который ударил его, оставив кровавый отпечаток. Ежиха почувствовала жалость, невыносимую жалость и тоску, смотря на его погасшее лицо. — Но я не хочу принуждать тебя лететь к ним в объятия, если ты этого не хочешь. Я просто… — Я хочу в объятия к тебе. — Соник отрезал эти слова так, будто бы копил решимость, чтобы их сказать, много лет. Его голос звучал, как металл, без мягкости, нежности или задорства. Скорее это звучало как данность, серьёзный факт, который никак нельзя оспорить или предать сомнению. Это правда, ему безумно хотелось в тепло. Просто почувствовать жар тела, которое готово принять его боль, поддержать, заставить забыться хотя бы на время. Он перестал испытывать всякое стеснение или неловкость, уверенно смотря на силуэт Эми. Он видел, как она была удивлена, и даже в какой-то степени напугана, но отказывать ему не хотела. Было видно, как она мнётся, мечется между двумя исходами событий, отведя взгляд куда-то вдаль. Однако покрасневшие щёки и плечи никуда не спрячешь, как бы сильно этого не хотелось, и Соник уже представлял, как прижмётся носом к этим горящим плечами, которые вспыхнули от его слов. Он представлял много чего, что противоречило его обычным рассуждениям, пока открыто рассматривал её. Ему нравилось видеть признаки смущения, которые так прозрачно показывало её тело. Руки слегка дрожали, глаза блестели в лунном свете холода и безразличия, но маленький носик продолжал дёргаться. Где-то в глубине себя он удивлялся, насколько быстро переменилось его настроение, и как нелепо он себя ведёт. Но губы продолжили шептать все откровенные желания, которые были на душе, пытаясь повести Эми до пика. — Я очень хотел бы к тебе в объятия. Мне нравится, как греются твои плечи на солнце и становятся красными. Мне всегда хочется дотронуться до них, но это не представляется возможным. Мне нравилась та ночнушка, в которой лямки падали быстрее, чем ты успевала их поправлять. Мне нравится, как ты щуришь глаза, когда стесняешься, а ещё мне нравится тебя до этого доводить… Его взгляд будто бы поменялся, стал более открытым и честным, и Эми это прекрасно замечала. Общее замешательство не давало ей полностью понять смысл этих слов, однако щёки горели, а значит тело на них отзывалось вопреки сознанию. В голове роилось множество вопросов, однако смысл их был схож: «Зачем ты это говоришь мне?» — Я говорю это к тому, чтобы ты не думала, что я играю с тобой или презираю тебя. Но я не могу пока дать тебе то, чего ты хочешь, Эми, — будто прочитав её мысли, Соник решительно перехватил её руку, которая всё ещё лежала на его, покрытой занозами и мозолями. Ежиха встрепенулась всем телом и к ней вернулась та самая Эми Роуз, которая хотела бежать за ним, броситься в кольцо его рук, и просить не отпускать, при этом зная, что ему чужды эти слова. Но она сдержала себя, свою ностальгию по прошлому и минутную слабость, которая чуть было не испортила всё то, что строилось с таким трудом. Она молчала, долго осмысливая его слова и борясь с неистовым желанием расплакаться и биться в истерике. Девушка медленно придвинулась, расцепляя их дрожащие руки, и обняла его. Тихо, по-доброму, без порывистости и напора, готовая в любой момент отстраниться, увидев его сомнения. Её руки сцепились вокруг его спины, мягко и поглаживая спинные иголки. Слова вырвались сами по себе, — нужные, правильные и такие взрослые. — Я понимаю, что ты не можешь мне дать то, чего я хочу. На это есть множество причин. Но я могу дать тебе то, что хочешь ты. Соник прильнул носом к её горячим плечам, слегка шмыгая толи от вечерней прохлады, толи от вызванных её словами чувств. Он мягко потёрся о них сначала носом, потом щекой, будто бы оттягивая момент и пробуя его на вкус. Эми не возникала, покорно держа его за спину и слегка поглаживая её. Она не чувствовала того же спокойствия и умиротворения, что чувствовал Соник, пусть ей были и приятны эти объятия, будто бы добрые и дружеские. Укол вины за то, что она пошла к нему из-за болезни Теилза, а теперь выясняет с ним отношения, которых и нет, постоянно возвращался к ней с новой силой. Она представляла, как бедный лис лежит, смотрит в окно, всё ожидая увидеть своего лучшего друга, но ей так не хотелось разрывать этот порыв, который произошёл между ней и Соником. Спустя какое-то время Соник выкрутился, перехватил одну из рук Эми, которые лежали на спине, и положил себе на голову. Он снова прижался к ней, как ребёнок, который ждёт поддержки от матери. Ёж ластился, как котёнок, изучая прикосновениями лица её плечи и все их изгибы. Ежиха поняла его намёк и погладила его по голове, вложив всю нежность и сожаление в этот жест. Она молчала, потому что знала, что говорить сегодня будет он. Эми просто ждала этого момента, ждала и готовила слова поддержки, которые могли бы хоть немного успокоить его сердце. Луна скрылась за облаками, и они остались в полной темноте, нагие и беспомощные друг перед другом. Только после этого Соник начал говорить тихим шёпотом: — Эми, ты не заметила, как всё меняется? — не дождавшись ответа, он продолжил ещё более тихо, с всё большей грустью — Теперь я говорю о чувствах, как ты когда-то. Он слегка усмехнулся, но смешок этот был больше горьким, тоскливым. — Знаешь, Эмс, я чувствую себя таким беспомощным. У меня такое чувство, как будто во мне собралось много личностей, которые… Как бы это сказать… Давят на меня. Трус, эгоист — не думал, что я когда-то таким стану, — он выдохнул — Да, знаю, не с того я начал. Мне тяжело выражать свои мысли. Но всё настолько поменялось, что теперь я сам хочу их выражать, хочу чтобы их слышали, понимаешь? Эми медленно кивнула. В голове было множество слов, которые она хотела бы донести ему, но понимала, что это не нужно вовсе. Этот момент был важен здесь и сейчас — важен потому, что Соник говорит сам, от сердца и ему не нужны вспомогательные речи. — И я знаю, почему так произошло. Никогда ещё ежу Сонику не приходилось сталкиваться с такой ненавистью. Ведь все любят меня. Но проблема в том, что я был и… Наверно буду… Не знаю… Эгоистом. Ведь не любил никого в ответ. — Соник снова выдохнул, прижавшись к Эми с двойной силой. — Мне впервые настолько страшно, Эми. Я просто тону в чувстве вины, которое испытываю. Никогда в жизни я не падал настолько низко. Впервые я испытываю то чувство, когда защищают меня, а не я кого-то, и мне это чувство неприятно. Всё моё нутро его отторгает. — он усмехнулся, чуть отстраняясь — Видишь? Я несу какой-то бред. Сам не понимаю, что говорю. Эми высвободилась из его рук, положила панаму на траву и легла на неё головой, скрестив руки на груди. Стебли зашелестели, покорно выгибаясь от её действия. Девушка, слегка улыбнувшись, с вызовом посмотрела на Соника. Он сразу понял этот жест и лёг рядом, тактично держа дистанцию. Минуту назад они были настолько близки, что теперь, смотря на её лицо, он не испытывал ни неловкости, ни смущения. Ёж чувствовал что всё происходит так, как должно быть. Пусть он всё это время старательно изображал попытки вернуться к нормальной жизни, улыбался, иногда шутил, — это не было способом скрывать от Эми свои тайны. Это было способом развеселить её, свести её переживания до минимума. Он сам не переставал удивляться тому, как за эти два дня он стал намного внимательнее к тем изменениям, что происходят в нём и Эми. Если бы он смог унять свой страх осуждения и появился перед Тейлзом, то увидел бы всё то, что когда-то пролетело мимо его глаз. Но ёж знал, почему так происходит, и это было не из «вымышленного чувства долга», как могла бы подумать Эми. Так происходило потому, что ежиха направила его на верный путь, показала, что ошибки нужно исправлять. Парень сам это прекрасно осознавал, как и то, что не замечал всех тех качеств, которые в Эми были всегда, но они были ему не нужны. — Соник, то, что ты говоришь — это не бред. Это твои мысли, которые ты выражаешь так, как можешь. Я никогда не смогу ощутить, что ты чувствуешь сейчас. Но чувствовать страх — это абсолютно нормально, даже для такого ежа, как ты. Я бы могла сказать, что ты не виноват в том, что произошло во время битвы с Эггменом, но мои слова тебе не помогут. Ты должен разобраться сам. Я бы могла сказать, что ты не виноват в том, что хотел спрыгнуть с обрыва, и теперь прячешься от всех, но проблема в том, что мои слова не дойдут до тебя, ведь ты запутался. Настолько сильно запутался, что только ты один можешь распутать этот клубок. Потому что только ты, поистине, знаешь, что испытываешь. Одно я знаю точно, ты боишься, но ты справишься. Тебе нужно взглянуть в глаза матери девочки, всем жителям нашего поселения, Теилзу, и всем нашим друзьям и сказать: «Я не виновен»! — Эми слегка отдышалась, закончив свою длинную речь, которую говорила без единой паузы. Дело в том, что она заранее знала, что скажет эти слова и скажет обязательно, при первой же возможности. — Но я виноват, Эми. — ёж отчеканил это так, будто тысячу раз повторял эту фразу. Возможно, это так было, но в его мыслях. Ведь каждый день подобные слова крутились у него в голове при первой же возможности. «Я виноват, я виноват, я виноват» — Нет, ты не виноват. Единственное, в чем ты виноват, так это в том, что не можешь признать свою невиновность. Соник, мы все твои друзья и любим тебя очень сильно, а я больше всех. Мы никогда не осудим тебя за то, чего ты не совершал. Поэтому ты должен прийти к Теилзу и рассказать ему всё так, как было, пока он не придумал свой собственный вариант событий. — последние слова девушка выделила с особой интонацией решимости. — Умеешь же ты красиво говорить, Эми. — улыбнулся ёж, переворачиваясь на спину. Луна снова выплыла из-за облаков, осветив парочку стальными лучами света. Под её покровительством заплясали тени на траве, заиграл туман в серебристых бликах. Засветились слёзы Эми, которые очень долгое время стояли неподвижно у неё в глазах. Соник снова развернулся к ней, настороженный долгим молчанием. Она смотрела на него с тихим восхищением, будто смотрит на самое лучшее, что собрано в этом мире. В прочем для неё так и было, вопреки всем словам и обидам. Ёж аккуратно поддел её слезу пальцем, наблюдая, как она растворяется в ткани перчаток. — Почему ты так часто стала плакать, Эмс? — прошептал Соник, улыбнувшись самой доброй и искренней улыбкой, на которую был способен, — Я обидел тебя чем-то… — Потому что я люблю тебя. Мне больно наблюдать за тем, что с тобой происходит, — она тоже непроизвольно перешла на шёпот, тихий, сливающийся с шелестом травы. Соник снова улыбнулся. Без лукавства, самолюбия и иронии. Улыбнулся, как самый счастливый на этой планете, будто ему преподнесли подарок, который он очень долго ожидал получить. — Моя маленькая Эми. — он, вытерев остатки слез с её щёк, тихо обнял её и погладил по голове — Пойдём к Теилзу. А потом нам ещё многое предстоит обсудить, хорошо? Эми окончательно растаяла в его объятиях, не переставая думать, что теперь они действительно возлюбленные, которые не стесняются объятий, разговоров по душам и прочего. Но в глубине сознания она понимала, что до ярлыка «возлюбленные» им далеко, и всё, что сейчас происходит, это метания Соника в попытке найти то, чего он хочет. — Хорошо, Соник. — выдавила она из себя, всё ещё борясь с желанием прижаться к нему в ответ и оттянуть этот момент настолько, насколько возможно. Они одновременно поднялись, пытаясь бороться с теперь уже нарастающей неловкостью. У них обоих устоялось такое ощущение, что когда они отдаляются от этого места, пропадает всё то, что было между ними. Однако сейчас это было не так важно, потому что Соник забылся в мыслях о неловкости, с усердием готовя речь, которую он произнесёт перед Теилзом, когда его увидит.