Потерянный

Старая дверь протяжно скрипнула, приоткрываясь от порыва ветра, и этот скребущий по нервам звук нарушил идеальную тишину в темной душной комнате. Однако временный постоялец даже не подумал встать с кровати, чтобы прикрыть ее, погруженный в свои безрадостные мысли настолько, что, если бы за окном упал метеорит, это не стало бы достаточной причиной, чтобы повернуться. Ричи залез на кровать, как и был, прямо в пропитанной грязной водой одежде и кроссовках, и теперь возлежал там, быстрыми глотками отхлебывая виски из практически пустой бутылки. Его взгляд бессмысленно буравил потолок. Когда информация о том, что Эдди был мертв окончательно и бесповоротно, наконец дошла до его оглушенного сознания, он рыдал так, как не рыдал никогда в своей жизни: сначала в озере возле карьера, окруженный друзьями, а потом один в этой самой комнате. Боль была такой невыносимой, что для того, чтобы ее сдерживать, чтобы не позволить себе просто разлететься на кусочки без возможности восстановления, потребовалась масса усилий, которые материализовались в физической форме: в виде полопавшихся капилляров на коже вокруг глаз. Кинув мимолетный взгляд на зеркало в ванной, он невесело усмехнулся своему отражению, и в этой усмешке – ничто иное как смесь ненависти и жалости к самому себе. Но это было тогда, полтора часа назад. Сейчас же он дошел до грани истощения, его эмоциональный резерв был пуст, и единственным желанием было заснуть и больше никогда не просыпаться. Если бы он только мог перестать дышать, запретить своим легким поглощать кислород, остановить собственное сердце силой мысли. И плевать на карьеру, плевать на фанатов. Плевать на Неудачников. И на него, на самого Ричи, тоже плевать. Кто бы мог подумать, что он докатится до такого? Еще позавчера у Ричи была нормальная, средней паршивости жизнь. А затем, мимолетно обретя хоть какой-то маломальский смысл, она снова его потеряла, теперь уже безвозвратно. Даже в собственной голове эта формулировка звучала жалко, и он прекрасно осознавал это, ясно? Может быть, потом он сможет жить нормально, но именно сейчас все выглядело так, будто это был конец. Финальная точка, после которой больше никогда не станет легче. А раз так сложно, есть ли вообще смысл утруждаться? Поэтому он заливал свое горе алкоголем в слабой надежде потерять сознание и захлебнуться собственной рвотой. Позволить Неудачникам найти свой труп, отвлечься от своей глупой радости по поводу победы над Пеннивайзом, своих вновь обретенных дружеских (и не только) связей. Оглядываясь назад, Ричи не будет гордиться этими мыслями, но сейчас... Сейчас ему было не до гордости. Не тогда, когда перед глазами стояло безжизненное лицо Эдди, его последние слова – насмешливые, в их стиле. Ведь он даже не думал, что все может закончиться именно так. Что из всех возможных вариантов это будет именно он. Они не виделись двадцать семь лет, и он совсем забыл, как много Эдди для него значил. Если в его бестолковой жизни и был кто-то важный, то это Неудачники, но даже никто из Неудачников все равно не был важнее Эдди. Потому что Эдди был всем. Ричи и Эдди всегда имели особенную связь. Даже если Эдди и не знал о его чувствах, они наблюдали, как оба взрослели, знали все идиотские привычки друг друга, все неприятные черты характера. Ричи помнил его дурацкую футболку с «Thunder Cats», которую он так любил, что отказывался выбрасывать даже после того, как она стала ему безбожно мала. Тогда Ричи знал его так, как не знал никто другой. И он просто не мог поверить, что человек, который был ему ближе чем семья, дороже, чем своя собственная тупая жизнь, был теперь там, где Ричи больше никогда не сможет его увидеть. Что теперь, когда он вспомнил, ему придется жить без него. Однако как быть, если его собственное сердце осталось там вместе с ним, погребенное под обломками, потому что он просто не мог уйти без него. Как быть, если и сам Ричи остался там навсегда. Ричи бы отдал все, чтобы оказаться на его месте. Почему он должен был продолжать жить, когда малыш Эдди остался там, в темной грязной пещере, похороненный под обломками. Это жестоко. Если Неудачники действительно желали ему добра, они должны были позволить ему остаться там. Ричи не заметил, как уснул, и когда пустая бутылка выпала из его ослабевших рук и покатилась по полу, он даже не вздрогнул, своим сознанием пребывая в этой дрожащей, кружащейся темноте – единственной альтернативой алкогольного сна без сновидений. Тем удивительней, что на утро Ричи проснулся без похмелья. Медленно открыв глаза, он повернулся в сторону окна, однако яркий свет тут же ударил по чувствительным глазам и заставил зажмуриться снова, вырывая недовольный стон. Неуклюже свесив ноги с кровати, Ричи в несколько движений перетек в сидячее положение, используя в качестве опоры левую руку. Он не знал, сколько именно просидел так на кровати; утренняя сонливость дополнялась нежеланием делать что-либо вообще. Поэтому, когда в дверь постучали, он лишь тяжело вздохнул и нацепил лежавшие на тумбочке очки, мысленно готовясь выслушивать ободрения от друзей, отвечать на неизбежные вопросы и как-то возвращать себя к более-менее сносному функционированию. Однако, как только эта дверь открылась, все мысли тут же уступили место шокированному оцепенению. – Не прошло и полдня как ты соизволил проснуться. Нет запасной зубной щетки? А то моя таинственным образом исчезла вместе со всем волшебным дерьмом из Дерри, просто какого хуя, она ведь не была волшебной, я привез ее из сраного Нью-Йорка, какое вообще отношение... – на ошарашенный взгляд Ричи, обладатель громкого голоса и неугомонного темперамента ответил своим, полным неприкрытого отвращения. – Боже, Рич. Ты серьезно спал в этой одежде? Это омерзительно. – Эдди, – шепотом произнес тот, не в силах оторвать взгляд. Его колени ослабли, заставляя пошатнуться в сторону друга и в последний момент уцепиться за него руками, чтобы не упасть. Но одного короткого прикосновения было достаточно, чтобы его тело отреагировало автоматически, активируя непреодолимую потребность сгрести в охапку, лихорадочно прижимая к себе. Поначалу тот попытался отстраниться, желая избежать контакт с грязной одеждой, но затем, почувствовав мелкую дрожь в чужом теле и расслышав судорожные всхлипы, разом смягчился; его руки обвили широкую талию Ричи в успокаивающем жесте. – Ричи? Что-то случилось? Ну-ка посмотри на меня. – Если это Пеннивайз, мне все равно, только не исчезай, мне правда все равно, – бездумно бормотал он, когда Эдди подцепил пальцами его подбородок, разворачивая лицом к себе. На его щеке красовался заклеенный марлевым компрессом шрам, а пальцы были такими теплыми и живыми, совсем не похожими на ледяные пальцы умирающего от кровопотери друга, какими он запомнил их всего один день назад. От одного этого ощущения на глаза наворачивались слезы, а затем стекали по щекам некотролируемыми потоками. – Ричи, мы убили его вчера. На совсем, – напомнил Эдди, прежде чем на его лице расцвело понимание. – Тебе снятся кошмары, да? Мне тоже. Но сейчас все в порядке. Мы в порядке. Он произнес это спокойно и уверенно, со знанием дела, будучи частым гостем у госпожи Панической Атаки, однако в его взгляде отчетливо читалось сострадание. Не мог же Пеннивайз заботиться о нем, ведь так? Могло ли Оно так хорошо сыграть эмпатию? Без его ведома, руки Ричи принялись сами собой гладить чужую спину и затылок, ощупывая человека перед ним – типичный жест для дружеского беспокойства, особенно, если учитывать, что друг предположительно был мертв несколько часов назад – будто бы так он мог удостовериться, что это не галлюцинация. Потому что размытое от застилающих глаза слез зрение могло обманывать. Нечеткие детали знакомого образа могли померещиться в пьяном угаре. В конце концов, он мог просто наконец-то слететь с катушек, сознание – превратиться в заброшенные руины со своими призраками, и у его призрака было бы имя и ингалятор в кармане. Но Ричи все равно смотрел, изо всех сил фокусируя зрение, боясь, что в ту секунду, когда он моргнет, Эдди просто исчезнет как наваждение, и чувствуя, как из его носа текли сопли, добавляя прелести и так весьма живописному зрелищу. – Что это еще за хрень? Эдди медленно поднял руку, поправляя съехавшие очки, которые вовсе не скрывали покрасневшие глаза. – Это мое лицо. – Нет, я не про... – начал Эдди, но уголки его губ резко дернулись, против воли хозяина складываясь в полуулыбку. И Ричи шумно выдохнул, радостно шокированный таким знакомым жестом. – Умойся. Видимо, щеток я от тебя точно не добьюсь, с тем же успехом можно было спросить у бездомного. Эдди развернулся и быстрым шагом покинул комнату, только чтобы через пару секунд снова появиться в дверях и протараторить: «Бен и Бев уезжают, так что пошевеливайся там». Однако оцепенение и не думало спадать, поэтому Ричи проследовал в ванну чисто на автопилоте; его плохо слушающиеся конечности заплетались по пути. Включив прохладную воду, он набрал ее себе в ладони и плеснул в лицо, только потом вспоминая, что забыл снять очки. Когда Ричи спустился в вестибюль, Неудачники были уже там. Первым свое внимание на него обратил Билл, приветствуя чуть ли не с начала лестницы. – Б-боже мой, ты ночью вагоны раз... разгружал или что? Ужасно выглядишь. Все ожидали привычного бойкого ответа, но вместо этого последовала продолжительная пауза. – Все вопросы к мамаше Эдди, – слабо отозвался Ричи, и вышеупомянутый Эдди даже не стал возмущаться, а это само по себе многое значило. – Только не считайте меня сумасшедшим. Неудачники озадаченно переглянулись, а затем одновременно закивали, уверяя, что они не будут. Майк добавил, что Ричи может им довериться, однако тот все равно замялся; пальцы рук нервно теребили подол рубашки, пока он раздумывал, как бы поднять эту тему. – В общем... Как бы сказать… – он с сомнением посмотрел на Эдди. – Вы не помните, как Эдди умер? Пять пар глаз вытаращились на него в полном изумлении. – Что? – Какого черта? – Понимаю, звучит очень по-идиотски, но я был уверен... Это было так реально. Вы точно ничего не припоминаете? – Эй, я вообще-то здесь. Не хочешь спросить меня, а не делать вид, что я тут просто предмет мебели? И да, блять, я точно уверен, что не ходячий труп! –вскрикнул Эдди, возмущенный таким тотальным игнором. – Ты что, мне не веришь? – Судя по толщине медкарточки в твоем приемном отделении, ты именно ходячий труп и никто иной, – огрызнулся Ричи. – А ты не веришь мне? Я, блять, своими глазами видел, как ты умер. Думаешь, я тут прикалываюсь? – Конечно мы тебе верим, Ричи, – примирительно отозвалась Бев. – Мы верим, что это могло показаться реальным. И с тобой все в порядке, это нормально – быть немного дезориентированным, когда переживаешь такое. Мы все чуть не погибли, а тут еще и Стэн... Любой не выдержит. – Но ведь вы все выдержали. – Каждый справляется своим собственным безумным способом. Но я понимаю тебя, как никто другой, – ее проницательный взгляд встретился с его, безмолвно напоминая, как двадцать семь лет тому назад Беверли тоже побывала во власти Мертвых Огней. Ричи неуверенно кивнул в ответ. Провожать Беверли и Бена пришлось довольно скоро, и все это ему казалось, будто он находился на сцене театра абсурда – одно неловкое движение, и все картонные декорации вокруг развалятся, выдавая уродливое нутро реальности. Все участвующие в постановке актеры знали пьесу, они играли, играли, играли, без единой запинки произнося заранее заготовленные слова, и только он один забыл свои. Прощаясь, Ричи с трудом выдавил из себя шутку, чтобы не пугать непривычной молчаливостью и серьезностью своих друзей. Но их было не так легко одурачить. Беверли обняла его на прощание, уверяя, что, если понадобится поговорить, он мог звонить в любое время дня и ночи. Бен по-дружески хлопнул его по плечу и даже предложил поехать с ним, поскольку Бев должна была пока вернуться к себе, чтобы уладить дела с мужем. Такая трогательная забота не могла не вызвать улыбку, хотя, разумеется, предложение он отклонил. Большую часть дня он был немного заторможенным, потому что беспокойство все никак не желало отпускать. Мысль о том, что собственному восприятию реальности едва ли можно было доверять и до этого казалась довольно пугающей, приобретая теперь всепоглощающие масштабы. Но присутствие Эдди потихоньку успокаивало, привязывало к земле и давало опору. Его громкие возгласы, энергичные жесты и мимолетные прикосновения постепенно убеждали Ричи в реальности происходящего. Все вместе они прошлись по улицам города, вдоль магазинов, которые построили сравнительно недавно, предаваясь воспоминаниям. Ричи откровенно хихикал, в очередной раз прерывая и так заикающегося Билла, благоговейно повествующего о светлых моментах из детства, чтобы рассказать какую именно из своих многочисленных идиотских футболок и гавайских рубашек он купил вот в этом вот магазинчике за углом, я вам клянусь, парни. Нет, у меня была такая, ты просто не помнишь! В конце концов, они разошлись, Билл – навестить могилу Джорджи, Майку пришлось вернуться в библиотеку, потому что работу никто не отменял, а Эдди захотел пройти мимо своего старого дома. – Ох, как будто это было вчера, – мечтательно закатывая глаза, поделился Ричи, а потом толкнул его локтем в бок, игнорируя раздраженное шипение. – Прямо в груди тепло становится, когда вспоминаю свои ночные визиты к Соне Каспбрак. М-м... Романтика. Однако оставшиеся Неудачники были солидарны в одном: с приближением вечера никто из них не хотел покидать Таунхаус. Вместо этого они провели немного времени в гостиничном баре, а затем вернувшийся с работы Майк принялся показывать Биллу какую-то редкую книгу, и тот, увлеченный, ответил согласием на предложение перейти в более тихое место (иногда два человека могут создавать очень много шума, особенно, если они находятся еще и не совсем в трезвом состоянии). Ричи проводил их взглядом и многозначительно поиграл бровями, в своем сомнительном психическом состоянии благополучно забывая о том, что никогда не шутит про геев при друзьях. Однако Эдди не обратил на это особого внимания, или, по крайней мере, не подал виду. К полному восторгу Ричи, он опустошал уже четвертый стакан виски, по сути, украденный ими из заброшенного барного шкафчика. – Хочешь посмотреть «Парк Юрского периода»? – вдруг внезапно предложил тот, и взгляд его больших темных глаз задержался на нем дольше, чем считалось приличным. Сердце Ричи пропустило удар. – У меня есть с собой рабочий ноутбук. – На все случаи жизни, мистер Кей? – широко улыбнулся он, стараясь сохранять свой энтузиазм на не слишком подозрительном уровне. Не говоря уже о том, что перспектива пойти сейчас спать и не видеть Эдди целую ночь вселяла легкую панику. Так они и оказались в комнате Ричи, сидящими на его кровати с ногами. Они расположились перед ноутбуком Эдди, со стоящим поверх одеяла ведром жаренных крылышек, ни на минуту не прекращая бесконечный поток комментариев: шутливых, возмущенных или просто глупых то с одной, то с другой стороны. В какой-то момент голова Эдди оказалась у него на плече; мягкие каштановые волосы щекотали открытую кожу шеи, а тяжесть навалившегося тела была такой приятной, что совершенно не хотелось двигаться. Впервые за эти безумные два дня он чувствовал комфорт и умиротворение, а присутствие живого Эдди утоляло ту невыносимую боль, которая буквально вчера доводила его до безумия, вызывая легкое головокружение. Поэтому только сейчас он позволил себе украдкой насладиться этой близостью. Всего несколько минут или, может быть, еще немножко. Все в порядке, если никто не узнает. Каждый имеет право почувствовать себя счастливым хотя бы на несколько минут. Ричи снова не заметил, как уснул.

***

Пробуждение далось не легко: с трудом разлепив веки, Ричи болезненно застонал, а потом тут же зашипел – одновременно от сухости во рту и режущего черепную коробку звука собственного голоса. Сбитый с толку внезапным похмельным синдромом (вчера он выпил не так уж и много, какого черта?), Ричи не сразу заметил, что простыня на его кровати была влажной и холодной, а Эдди нигде поблизости не наблюдалось. Да и одежда, в которой он вчера засыпал, до этого не казалось ему такой мокрой. Нехотя нанеся визит душевой кабинке, и чуть не споткнувшись по дороге обратно о пустую бутылку, он в скором времени спустился в холл. Там было немноголюдно: Билл Денбро сидел на ступеньках спиной к нему и вертел в руках печально знакомый скейт. Но, как только он услышал скрипучие шаги на лестнице, то сразу бросил это занятие, отодвигая скейт в сторону. Он повернулся, демонстрируя осунувшееся лицо, которое уступало в своем упадническом великолепии только лицу самого Ричи. – Ричи, к-какого хрена? Я бы спросил, не разгружал ли ты ночью в-в-вагоны, но боюсь, что уже знаю ответ. В ответ на эту фразу Ричи насмешливо приподнял брови. – Это не было смешно и в первый раз, чувак, неужели ты совсем не можешь читать реакцию аудитории? Пропустив недоуменный взгляд Билла, Ричи прошел мимо и, хотя и не откапал ни одной бутылки пива в гостиничном баре, к своему облегчению, все же довольно быстро обнаружил кофемашину. Торопиться было некуда – голова, в любом случае, быстрее болеть не перестанет, а воды он уже попил прямо из крана в ванной – поэтому Ричи в очень размеренном темпе налил себе чашку кофе, чтобы потом так же размеренно поглотить ее содержимое, перебрасываясь дежурными приколами с чертовски мрачным Биллом. Но это было прежде, чем его внимание привлекла вошедшая в холл будущая семейка Хэнском. – Бенджамин, что за дела? Неужели ты решил наконец оправдать свое имя, но что-то перепутал, и вместо того, чтобы помолодеть, начал двигаться по жизненной прямой от будущего к прошлому? Вы разве не же должны были уехать еще вчера? – удивленно спросил он. Бен ответил, принимаясь что-то объяснять, но если честно, Ричи больше интересовало не это. – А где Эдди? Вопрос был встречен неестественной и совершенно неожиданной для него тишиной, заставляющий сразу же нахмурить брови и отставить в сторону недопитый кофе. Одного короткого взгляда на друзей было достаточно, чтобы понять, что что-то здесь было не так. Их напряженные лица выражали очевидный испуг и непонимание – молчаливые всадниками личного апокалипсиса Ричи. Бен открыл было рот, что-то сказать, но так и не решившись, уступил инициативу Беверли, которая смотрела на него с неимоверной жалостью. – Эдди же умер, дорогой... – тихо произнесла она, и ее глаза подозрительно заблестели. Последний вдох Ричи застрял на подходе к легким. – Как? – Ты не помнишь, как это произошло? – уточнил Бен. – Нет. То есть, да. Но я ведь видел его вчера. – С тобой все в порядке? – и снова этот испуг, хотя, какого черта, Бев, тебя серьезно беспокоит только это, а не то, что ты только что сказала? – Вчера мы уничтожили Оно, но уже после того, как оно смертельно ранило Эдди. Это было вчера. Когда Ричи долго не отвечал, она сделала шаг к нему и повторила: – Ричи? Еще один шаг. Кружка, сжимаемая ледяными влажными пальцами до скрежета, опасно наклонилась. – Вчера?! От всего это его голова пошла кругом. Поступающая к горлу тошнота заставила резко вскочить с места, и когда Беверли сделала попытку подойти поближе, он молча прошел мимо нее, не обращая внимания на окрики Неудачников и скрываясь в ближайшей уборной. Захлопывая дверь с громким треском. Как только она захлопнулась, он склонился над унитазом, избавляясь от только что выпитого кофе и последней части своей вменяемости. Когда все закончилось, Ричи осел на пол, прислоняясь к холодной стене и содрогаясь всем телом. – Черт. Черт, черт, черт, – бубнил он, с каждым словом намеренно ударяясь затылком об стену. – Что за дерьмо! Теперь он уверен, что сходит с ума. Что и требовалось доказать. Он просто не мог потерять Эдди и не сойти с ума. Это аксиома. И в ответ на это его сознание придумало изощренную пытку для своего носителя, запутывая в нереальных образах. Создавая иллюзию надежды, а затем безжалостно уничтожая ее. Но кто мог винить его за это? Оно всего лишь пыталось спасти Ричи от невыносимой реальности. Потому что Эдди, без которого не сложился бы его нынешний характер, без которого детство было бы совсем другим, как если бы радуга не появилась без присутствия одного из двух компонентов: дождя или солнца... Эдди был так чертовски важен. И он так не хотел умирать. – Эй, Рич! – в какой-то момент в закрытую дверь постучали, усиливая головную боль, но Ричи был так подавлен, что это казалось сущей мелочью. – Как ты там, тебе плохо? – Нет, что ты, Бенни. Мне прекрасно, – слишком бесцветно для сарказма ответил он и поморщился от неприятного вкуса во рту. – Просто люблю тусить в туалете. К его облегчению проявления заботы на этом закончились, и никто из Неудачников не стал навязывать свое присутствие, интуитивно улавливая, что последнее, что сейчас нужно было Ричи – это необходимость держать лицо. Он просидел на полу еще какое-то количество времени, бездумно водя указательным пальцем по цементному шву между плитками пола, ожидая, пока вызванная паникой ледяная дрожь в его теле не уймется, сменяясь апатичной расслабленностью. Ну чокнулся, и что с того? Это даже не важно. Может быть, он заслужил это: за глупость и безрассудство, которые он проявил, попавшись в Мертвые Огни, или за трусость, потому что, получив такой прекрасный жизненный дар как любовь, он просто выкинул его в мусорку, так никогда и не решившись развернуть коробку. Но даже если и не так, даже если никакой кары не существует, и это, вот так просто, лишь естественная реакция организма на потрясение, то это ничего не меняло. Каждое живое существо имеет только два варианта: приспособиться или умереть. И даже если он действительно сошел с ума, прятаться в туалете вечно все равно было невозможно. Ричи плеснул в лицо холодной воды и прополоскал рот, покидая свое импровизированное убежище. Нужно было нормально взаимодействовать с Неудачниками, чтобы они перестали смотреть на него с таким беспокойством и жалостью, поэтому он вызвался съездить с Биллом за едой в местный супермаркет. И если, залезая на пассажирское сидение на пути туда, Ричи больше походил на зомби, все еще не в состоянии отойти от потрясения, то шоппинг немного привел его в чувство. Под одобрительные возгласы Билла он прямо в руках принес к кассе пять контейнеров с картошкой фри и каким-то жареным мясом, а потом купил самые сильные сигареты, которые только можно было найти в этом магазине. На обратной дороге Ричи выкурил пару-тройку штук и теперь намеренно фальшиво подпевал Сам Беттенс в ее песне «Not insane» к большому неудовольствию хозяина машины. – З-заткнись, это ужасно. Как будто у м-моржа начались схватки. Ричи сложил указательные и большие пальцы вместе, делая из своих рук очки и «надевая» их на лицо. – Поздравляю, малыш родился здоровым: двести килограмм, усы длинные, густые, – прокомментировал Ричи, и вслед за этим издал короткий язвительный смешок. – И я вообще-то взял тебя на партнерские роды вовсе не для того, чтобы выслушивать критику, Биллиам. Тот хихикнул, не отрывая взгляда от полупустой дороги. Быть может, думал Ричи, он тоже позабыл, каково это, когда машин так мало, что от магазина до своего отеля можно было доехать чуть ли не за пятнадцать минут. – Ты как? – вдруг внезапно спросил Билл, и поднявшиеся было в улыбке уголки губ Ричи быстро опустились. Он повернул голову к окну, внимательно разглядывая зеленые насаждения справа. – Не спрашивай. Краем глаза он видел, что тот оторвал руку от руля, чтобы, наверное, похлопать его по плечу или что-нибудь вроде того, но так и не прикоснувшись, неуверенно опустил ее вниз. «Прости Билл, но, если ты спросишь об этом прямо сейчас, я открою дверь и выпрыгну из машины» – с мрачной решительностью подумал Ричи. Дальше они ехали молча, каждый смотрел в свое окно, как будто бы разглядывая улицы знакомого-незнакомого города, но на самом деле находясь глубоко в своих собственных мыслях. Он не знал, о чем думал Билл, но сам Ричи взвешивал плюсы и минусы идеи сказать им о своих ментальных проблемах. Однако почти сразу отмел ее, решая, что лучше подождать пару недель на случай, если они пройдут сами. Эдди бы сказал, что это жутко безответственно, ты, придурок, сейчас же звони психиатру! Эта мысль прозвучала его голосом, заставляя легкую улыбку появиться на лице, но затем Ричи подумал о том, что рано или поздно забудет его голос, его интонацию, и с трудом сдержал слезы. Чтобы избежать этого, он перевел взгляд на дома, всматриваясь в каждую деталь и заполняя голову отвлеченными мыслями о строительстве и архитектуре. Ему даже удалось немного отвлечься, пока на глаза не попался билборд с изображением новенького домика. Он привлек внимание потому что, кажется, Ричи больше не видел здесь ни одного билборда, по крайней мере, до этих пор не обращал на них внимания. Машина остановилась на светофоре, поэтому у Ричи была отличная возможность внимательно разглядеть его. Хорошо отфотошопленная фотография дома и стандартная фраза – ничего необычного. А потому посетившее его вдруг при ее виде странное чувство казалось неуместным. Бессмысленно притягивая взгляд. Даже когда они поехали дальше Ричи все никак не мог понять, почему его так зацепили слова: «Даже ваша самая смелая фантазия может оказаться реальностью». Фантазия и реальность. Как подозрительно в тему его размышлений, подумал он, гипнотизируя взглядом окно. Было ли то, что он видел фантазией или реальностью? Если бы Ричи верил в знаки Вселенной, он бы даже решил... Осознание заставило его резко втянуть в себя воздух. И как бы в подтверждение его догадок или, по мнению Ричи, скорее, в качестве издевательства, по радио снова заиграла злополучная «Not insane». С интервалом всего в несколько минут от предыдущего проигрывания. Серьезно? Неужели с ним действительно разговаривала магнитола или может… Может, не такой уж он и сумасшедший? Буквально не в состоянии остановить нетерпеливые подергивания ногой, он выскочил из машины, как только она остановилась у Таунхауса. Ричи мог только надеяться, что Билл решит, что ему нужно было в туалет, потому что иначе он не знал, как будет объясняться. Негромко прикрыв за собой дверь в комнату, он выудил из-под кровати свою пыльную кожаную куртку, которую в беспамятстве закинул туда после финальной битвы. С опаской перевернул ее двумя пальцами, слегка поднимая над полом, и тут же бросил обратно, замечая едва заметное шевеление. Ричи с ужасом уставился на трепыхающийся карман. – Вот же дерьмо, – пробормотал он себе под нос, а когда в какой-то момент карман шевельнулся сильнее обычного, едва подавил вскрик, ногой запинывая куртку обратно под кровать. Ричи прерывисто выдохнул, не отрывая взгляда от того места, где только что лежал предмет одежды. Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда почти сразу у двери раздался настойчивый стук. – Твою мать! – Ричи отскочил в угол комнаты, но это был всего лишь Майк, который пришел позвать его поесть вместе с остальными Неудачниками. Ричи сказал, что скоро спустится, давая себе немного времени, чтобы переварить эту информацию. И более-менее приведя в порядок свой внешний вид: поправляя съехавшие очки и умывая лицо, чтобы не выглядеть так, будто по нему только что проехался каток, присоединился к друзьям, поедая разогретую кем-то порцию еды из контейнера, краем уха слушая разговоры и вставляя свои пять копеек то тут, то там. Он правда ценил заботу, которой пытались окружить его Неудачники, но большую часть времени таращился в свою тарелку, потому что в полной мере принять эту заботу не позволяла совесть. Скрывая что-то столь важное и опять закрываясь от них, Ричи предпочитал бороться со своими проблемами в одиночестве. Он понимал, что это может отразиться на них всех, что, возможно, своими необдуманными, эмоциональными действиями он безвозвратно все испортил, а теперь не только не позволял все исправить, но и расстраивал их своим недоверием. Однако так же он понимал и другое: это был не тот случай, в котором ему стоило рассчитывать на помощь друзей. Они не вернут Эдди к жизни, и никакие их утешения не смогут уменьшить его горе. Здесь только он сам себе помочь может. Кроме того, сейчас у него появилось что-то, что он пока опасался называть надеждой, скорее смутное, чисто интуитивное подозрение, которое настойчиво говорило ему пока не рассказывать ничего друзьям в опасении, что они не поверят и даже могут ему воспрепятствовать. Эта мысль не нравилась Ричи, но рисковать чем-то настолько важным он все равно не собирался. Может быть, в будущем он пожалеет об этом, но эта ответственность его нисколько не пугала. Поэтому, когда Бев подкараулила его возле комнаты и позвала к себе, Ричи некоторое время упирался, утверждая, что он в полном порядке. Однако Беверли наотрез отказалась его слушать, и несмотря на свое бепрерывное ворчание, в глубине души Ричи был невыразимо благодарен ей за то, что вместо того, чтобы проводить время с Беном, она легла спать с ним, ничего не спрашивая и ничего не говоря. А потом обняла со спины, слушая его тяжелые вздохи. Это не было ни неловко, ни странно, наоборот, ему было почти что больно от того, насколько сильно они о нем заботились.

***

В этот раз он проснулся от того, что его настойчиво трясли. Сквозь сон слышались какие-то звуки, но заторможенное сознание Ричи не сразу разобрало, на что именно они были похожи. Только спустя какое-то время, когда его так и не прекратили дергать, он осознал, что издаваемые звуки, скорее всего, являлись всхлипами. Он недовольно застонал и перевернулся на другой бок, чтобы, нехотя открыв глаза, столкнуться с поспешно вытирающим рукавом глаза Эдди. И эта картина сразу же выбила из Ричи всю сонливость. Он буквально подскочил на постели, отшатываясь в противоположный угол. Эдди уставился на него в полном недоумении, а потом неуверенно протянул руку, но Ричи увернулся от прикосновения, хмуро и ошарашенно взирая на предположительно мертвого мужчину с другого конца кровати. – Ричи? – надтреснутым голосом произнес тот. Эдди выглядел так, будто ему дали пощечину, которую он совершенно не ожидал: брови сомкнулись, губы сжались в тонкую линию, а грустные карие глаза непонимающе взирали на Ричи, который сразу же почувствовал себя плохо от того, что обидел его, иллюзия или нет. Но несмотря на это он слишком сильно боялся пошевелиться, спугнуть это видение, боялся, что снова проснется один в холодной постели. Поэтому вместо того, чтобы крепко прижать к себе маленькую испуганную фигурку, как этого отчаянно требовало все его существо, Ричи только нервно поправил очки, разглядывая с опаской знакомые на первый взгляд черты лица. Не найдя ничего, что могло бы дать ответ на мучивший его вопрос, Ричи сухо произнес: – Докажи, что ты живой. Что ты не иллюзия. Эдди тут же приоткрыл рот для ответа, но прежде, чем первый звук все-таки вырвался из его рта, мужчина растерянно замер. И глубоко задумался, очевидно, этот вопрос застал его врасплох. – Не могу. Я не знаю, – наконец признался он, заставляя Ричи нахмуриться еще сильнее. – Более того, Рич, я не уверен, что жив ты.