Новый закон

      

***

      Граф Зименский вышел из здания суда, куда заходил послушать интересное земельное дело, и хотел было направиться к своему экипажу, но заметил, что тот окружен группой репортеров. Большой запечатлитель на треноге был установлен так, чтобы поймать свою жертву прямо на широких белых ступенях суда. Портативные варианты артефакта писаки держали в руках наготове. — Зачем Тьма принесла сюда этих стервятников? — обратился граф к идущему следом секретарю.       Тот спешно пролистал свои записи и беспомощно развел руками — сегодня никаких интервью не планировалось. Зименский поправил шейный платок, перехватил трость поизящнее и направился вниз, обдумывая на ходу, что именно могло привлечь внимание прессы к его персоне.       Новый закон был окончательно принят неделю назад, и все заинтересованные издания уже взяли у него интервью, некоторые даже по несколько раз. «Если паршивца Лукаса опять видели на нелегальных гонках, то непременно сошлю его в какую-нибудь дальнюю провинцию на полгода, — решил про себя граф. — Все равно никаким его обещаниям уже веры нет. Но лучше пусть это будет очередной протест или посторонний светский скандал, о котором я каким-то чудом еще не успел узнать».       «Щелк!» — едва слышно сработал запечатлитель. Граф Зименский терпеть не мог эти почти бесшумные артефакты: никогда не знаешь, из-за какого угла они на тебя направлены. Но как лицу публичному и к тому же облеченному властью ему приходилось мириться с этим досадным обстоятельством.       Он выдавил из себя сухую официальную улыбку. — Добрый день, Ваша Светлость, я Тари Корт, репортер «Светлого вестника». Мы с коллегами из «Говорим откровенно» и «Политики правды» хотели бы задать вам несколько вопросов.       Лорд внутренне напрягся — две из трех названных репортером газет были прикормлены политическими оппонентами. Нельзя дать им повод для злословия! — Что вам угодно узнать, госпожа Корт? — Не изменилось ли ваше мнение относительно Образовательного Закона? — Нет, я по-прежнему стою на том, что дар — слишком редкое явление и Раустения не может себе позволить продолжать от него отворачиваться. Принятый закон позволит уже через три года увеличить количество магов на государственной службе минимум втрое. — А что вы скажете о лордах, из-за него не отпустивших детей в Аштенфилд в этом году? — Нужды страны важнее их предрассудков, — отрезал Зименский. — Еще пара вопросов, — улыбнулась Тари, и по тому, как заблестели ее глаза, лорд понял, что она наконец перешла к сути. — Правда ли, что ваша дочь обладает способностями к магии? — Да, это официально подтвердилось несколько лет назад. — Юной леди Майрен недавно исполнилось шестнадцать. Будет ли она обучаться? — Давайте не забывать, что обучение магическим искусствам остается длительным и изнурительным процессом, потому не всем юным леди оно подходит. Вопрос образования моей дочери будет решаться в кругу семьи. — У нас есть информация из достоверного источника, что леди страстно желает обучаться магии и что в вашей резиденции случаются разногласия на этой почве. Что же мешает юной девушке исполнить свою мечту?        Граф досадливо скрипнул зубами. «Выясню, кто из слуг болтает, — выверну паршивца наизнанку!» — Уважаемым изданиям не следует опускаться до сплетен. А сейчас прошу простить, у меня еще много дел. — Он снова выдавил официальную улыбку. — Больше комментариев сегодня не будет, — вмешался преданный секретарь. Спрятав бумаги за пазуху, одной рукой он оттеснил репортеров, другой открывая для графа дверцу экипажа. — Если у вас остались вопросы, то подайте официальный запрос! Вас обязательно уведомят, когда Его Светлости будет угодно дать интервью.       Экипаж тронулся. Какое-то время пассажиры ехали в напряженной тишине. Несчастный секретарь боялся лишний раз шевельнуться, дабы не отвлекать графа от важных раздумий. — Найдите бумаги из Аштенфилда, — без предисловия начал Зименский. — Узнайте, что там с билетами на поезд. Да, и мне нужен список лордов, чьи дети будут обучаться в этом году. Раз чей-то болтливый язык поставил нас под удар, постараемся хотя бы использовать дочкину причуду с пользой. Любопытно, на сколько ее хватит?              

***

      Сухие дрова горели жарко и время от времени потрескивали. Языки пламени лизали дно старого закопченного котла. Собравшиеся вокруг три старые ведьмы и ведьмак жадно наблюдали за кипящим варевом. Наконец наступила полночь, и рука со сморщенной покрытой пятнами кожей добавила последний пучок трав. Где-то в лесу зловеще ухнула сова… — Ну вот и славненько! — протянула отвечавшая за готовку бойкая старушка в потрепанном зеленом шерстяном платке. Нетерпеливо натянула веселенькой расцветки прихватку и перетащила котел из камина на свободную трехногую табуретку возле стола. — Кому с сахаром? — Она принялась разливать зелье по старым фарфоровым чашкам — выжившим остаткам трех разных сервизов. Запах мяты, чабреца и гвоздики стал отчетливей, дополняя аппетитный аромат свежей выпечки. — Не нужен нам твой лежалый сахар, Сорин! Лучше пускай Гората достает свой пирог, мы же все его чуем! — слегка ворчливо отозвалась полненькая ведьма в больших очках.       Кончик ее седой косы почти доставал до пола, гипнотизируя сидящую под столом полосатую кошку. Дождавшись, когда наполнят ее чашку, ведьма оставила занимавшее руки вязание висеть в воздухе и плавным жестом заставила питье перелететь на свой край стола. Спицы продолжили набрасывать петли без заметного участия хозяйки. — С годами терпение должно прибывать, а у Доры лишь отнимается. — Говоря это, сухонькая старушка с прямой спиной поймала взгляд единственного присутствующего мужчины и кокетливо помолодела лет на двадцать, но ее муж лишь фыркнул в седую бороду, продолжая потягивать зелье. — Кто-нибудь знает, Ирвин придет? — спросила Сорин, с черпаком в руках глядя на последнюю пустую чашку. — Не думаю, — отозвалась Гората, перестав флиртовать и вынимая пирог из корзины. Ее видимый возраст вернулся к привычным шестидесяти годам. — Он прислал ворона с запиской. Если кратко: в заду у дохлого нырля он видал Короля, новые законы, собрание глав ковена в целом и каждого из нас по отдельности. — А зачем он туда заглядывал? — удивилась Сорин, вызвав веселье у коллег по Совету. — Шутки шутками, но он грозится, что лично спустит все лавины в этом году, если мы заберем его лучшего ученика, — отсмеявшись, подал голос седобородый ведьмак. — А уж волков в долину обещает со всех предгорий нагнать. — Пусть себе лает, старый кобель. — Дора, несмотря на предыдущее презрительное высказывание, насыпала в свою чашку четвертую ложку сахара. — Укусить он не посмеет, это ведь все от досады. Он так и не смог помочь парню. Никто из нас не смог…       Повисла пауза. Звенели ложки. Над чашками поднимался ароматный пар. Нарезался пирог. — Значит, мы все согласны, — все же подвел итог ведьмак. — Поедет Нерчерд. И будем молить Свет, чтобы у него все сложилось. Если бы я верил в судьбу, то сказал бы, что новый закон приняли ради него. А что со вторым местом, кого еще отправляем? — Может, Мальву? Она девочка спокойная, в неприятности не полезет. И парень ей вроде симпатичен. Но с другой стороны, впереди сезон простуд, а у нее как раз способности к целительству открылись. Она бы и здесь пригодилась. — Мальва слишком робкая, ее там с потрохами сожрут, — откликнулась Гората. — Предлагаю нашу с тобой, Диран, пятую внучку. — Это Златку, что ль? — уточнила Сорин, разливая по второй чашке своего лучшего общеукрепляющего сбора «для тех, кому за сорок». — Хочешь от своей головной боли избавиться? — Она наша общая боль, и отнюдь не головная, — фыркнула из своего угла Дора. — Отправлять ее и Нерчерда…. Что такого эти люди тебе сделали? — Я бы сказал, что они сами напросились со своим законом. К тому же Гората права: девочка не из тех, кто мирно выходит замуж или терпеливо тянет лямку в общей упряжке. Ей нужен вызов, чтобы расти. — Ум у нее пытливый, не спорю, с таким нужно обучаться, а не овец по буеракам выискивать, — согласилась Сорин. — Да и с парнем они дружат, а это увеличит его шансы. Вот только с подчинением правилам у нее неважно. Здесь все свои, а в школе вряд ли станут смотреть сквозь пальцы на ее непослушание. Надеюсь, рассудительности Нерчерда хватит на обоих. Не хотелось бы, чтобы их совместные выкрутасы вышли из-под контроля. У дворца могут появиться претензии, если кто-нибудь из благородных пострадает. К тому же представляете, что будет, когда мы вырвем долгожданную свободу прямо у Златы из рук? — Она вся в тебя, Гората, — вздохнул Диран, с выражением натерпевшегося мученика глядя на возмущенную жену. — Скорее всего, она просто возглавит бунт недовольных. Кто-то будет ныть, что забирают подругу, кто-то — что возможность покрасоваться в Школе досталась не ему. Найдутся те, кто осудят выбор Нерча как опасный. Будто одного Ирвина мало! И все это в разгар подготовки к сбору урожая и закрытию квартала на шахтах. А твари в этом году уже сейчас спускаются с гор, еще до холодов!       Совет понимающе переглянулся. — Значит, это будем не мы, — заключила Гората. — Нам нужен жребий, беспристрастная судьба. Никто не посмеет пойти против судьбы. Да и почитаемая традиция как-никак. — Заговоренная солома? — Заговоренная солома! — Все знают, что она не ошибается.        Собравшиеся с надеждой посмотрели на Дору, в этот момент вытаскивающую кошку из своих волос и свои волосы из кошки. Ведьмак лениво прикрыл глаза — кошка тут же выплюнула кончик косы и сонно обмякла, убаюканная его волей. — Спасибо, Диранчик. — Ведьма шлепнула басовито урчащее животное себе на колени. — Значит, будет так: в этом году я выигрываю конкурс шляп на осеннем фестивале и получаю должность почетной ворожеи на зимнем шабаше.       Остальные принялись морщиться и закатывать глаза, но горькую пилюлю все же проглотили — больше никто не умел так ловко, прямо в кулаке, обломить соломинку, чтобы взявшийся за нее кандидат гарантированно вытащил короткий стебелек. — Раз все решили, дорогой, сходи сообщи, что мы будем проводить древний ритуал заговора соломы. Пусть ковен собирается на жеребьевку через три дня. И кто-нибудь, плесните уже в котел чего покрепче! — Да поможет нам Свет пережить этот балаган!              Глава 1 В путь!

      Злата

      Как я и ожидала, сборы превратились в сущий кошмар! И начался этот кошмар еще тогда, четверть луны назад, когда из всей молодежи ковена короткие соломинки достались мне и Нерчу. Он, помнится, еще надеялся, что сможет убедить Совет изменить решение. Небезосновательно, учитывая, что прежде они категорически возражали против того, чтобы он покидал земли ковена без надзора наставника. Ага, как же, держи карман шире! «С судьбой не спорят!» — вот и все объяснение, которого он удостоился.       Когда уже я, заразившись наивностью Нерча, тоже попыталась возникать, вредное старичье просто заявило, что заговоренная солома не ошибается. И пригрозило использовать этот древнейший и надежнейший метод для поиска мне подходящего жениха, раз я так хочу пустить корни дома. Доверять свое будущее семейное счастье овечьей подстилке как-то не хотелось, и я сочла разумным просто помалкивать до самого отъезда. Но теперь, наблюдая, как добрая половина ковена носится по нашему дому в попытках собрать меня в дорогу, я готова была снова начать громогласно возмущаться решением Совета. В конце концов, даже если проклятая сухая трава выберет моим суженым горного тролля, у меня будет больше шансов найти общий язык с ним, чем со взбесившейся родней!        Конечно же, у моих многочисленных сестер, тетушек, бабушек, кузин и подруг было собственное мнение относительно того, что может оказаться жизненно необходимым в школе. И в результате каждая из них считала своим долгом принести что-нибудь из разряда «еще спасибо мне скажешь» и лично, чтобы я не дай Свет не забыла, запихать эту ценнейшую вещицу в мою сумку.       Когда же место в сумке заканчивалось, следующий непрошенный благодетель просто перетряхивал ее и со словами вроде: «Ну это ты зря взяла!» — выкидывал часть вещей, освобождая место для «по-настоящему необходимого» багажа.       Поначалу я еще пыталась спорить и отстаивать нужные мне предметы, то теперь просто сидела на кровати посреди растущей груды забракованного заботливыми женщинами добрай и с ужасом наблюдала, как моя трещащая по швам сумка в очередной раз выворачивается, а затем набивается заново, попутно обрастая дополнительными котомками, мешочками и узелками. — Ну что ты кривишься, Злата? — пожурила меня тетушка Марта, одной рукой выкидывая из сумки мои любимые штаны, а другой пытаясь затолкать в нее древний фамильный котел для зелий. — Конечно, мы волнуемся за тебя. Ты о городской жизни и не знаешь ничего, легко можешь оступиться. Лучше позволь тем, кто обладает жизненным опытом, подстелить тебе соломки…       При упоминании ненавистной соломы у меня начал подергиваться глаз. В тот момент я находилась в шаге от того, чтобы выхватить злосчастный котелок, надеть на голову заботливой родственницы и начать стучать по нему первым, что подвернется под руку! Даже почувствовала, как знакомая теплая волна поднимается от стоп, наполняя меня энергией. Пришлось приложить немало усилий, чтобы подавить зародившийся магический порыв. В таком взвинченном состоянии проще простого не рассчитать силу, и тогда притянутый предмет вместо того, чтобы аккуратно лечь в руку, оставит на ней синяк, а то и вовсе со свистом пролетит мимо. Повезет еще, если пострадает мебель, а не чья-нибудь голова. Когда телекинетический дар только открылся, я частенько травмировала и себя, и окружающих, пока не научилась правильно дозировать энергию.       Не замечая исходящей от меня угрозы, тетка продолжала целеустремленно заталкивать котелок, попутно засыпая меня ценными советами о жизни в городе. Учитывая, что сама она в настоящем городе практически никогда не бывала и весь ее опыт ограничивался посещением ярмарок в Горвиле и чтением детективных романов, Марта искренне верила, что городская жизнь целиком состоит из опасностей, начиная от нечистых на руку торговцев и заканчивая обязательной встречей с таинственным незнакомцем, охотящимся за наивными провинциалками с целью принесения оных в жертву Тьме. И неважно, что подобные ритуалы не практикуются уже сотню лет. Таинственный незнакомец, конечно же, на редкость старомоден и питает нездоровую склонность сооружать кровавые алтари во всех ближайших мрачных подвалах. На мое резонное замечание, что нужно быть полным идиотом, чтобы заниматься подобной ерундой, и еще большим идиотом, чтобы выбрать в жертву ведьму, за которой стоит целый ковен, тетушка только отмахнулась.        В книжках тетушки героиня всегда спасалась за счет невероятной удачи и подручных средств. В мою удачу Марта, судя по всему, не верила, да и я после истории с жеребьевкой — тоже, и потому она пыталась компенсировать недостаток везения увеличением арсенала средств самообороны. Под конец я уже начала втайне молиться этому таинственному незнакомцу, чтобы он наконец пришел — за тетушкой. И даже лично готова была помогать ее связывать и волочить в ближайший мрачный подвал. И мольбы были услышаны! Правда, вместо таинственного незнакомца в комнату заглянула мама. Увидев в моих глазах проблески назревающего насилия, она дипломатично утащила Марту на кухню пить чай.       Такой шанс нельзя было упускать! С трудом вытащив из сумки котелок, я затолкала его под кровать и на всякий случай замаскировала жутким бесформенным свитером в цветочек, принесенным кем-то из кузин. Дальше дело было за малым: вернуть на место штаны и те из личных вещей, что не успели затеряться под грудой чужого барахла, распихать по многочисленным карманам расческу, нитки, маленькое карманное зеркальце и тому подобные необходимые любой ведьме мелочи. Взвесить сумку в руке. Цапнуть еще пару первых попавшихся узелков и размашистым движением швырнуть все в открытое нараспашку окно. У самой земли подхватить поклажу стремительным магическим потоком, обеспечив ей мягкую и тихую посадку.       Пять шагов до лестницы, съехать по перилам, еще четыре шага, одним прыжком миновать дверь в кухню, еще три шага — и выскочить в дверь, ведущую на задний двор. Сгрести вещи — и бегом к конюшне.       Удача — видимо, для разнообразия — на этот раз оказалась на моей стороне. Все не в меру заботливые родственницы собрались на кухне, и до конюшни я добралась никем не замеченной. Когда я забежала внутрь, отец с братом как раз заканчивали чистить стойла.       Похоже, мой затравленный взгляд был настолько красноречивым, что папа, едва увидев меня, без лишних вопросов пошел запрягать. Брат, заговорщицки подмигнув, закинул сумку и узелки в телегу, после чего лично сбегал в сарай за моей метлой. Не прошло и двадцати минут, как мы с отцом уже выезжали прочь со двора, оставив Лема прикрывать дерзкий побег. Пусть теперь он отдувается перед взбесившейся родней. Возможно, мне и было бы стыдно бросать старшего брата на растерзание не в меру активным тетушкам, но тот неосторожно проболтался о коварных планах в мое отсутствие превратить мою комнату в личную мастерскую. Так что пусть отрабатывает.       Все время, пока папа правил повозку через поселение ковена, отвечая на приветствия и перебрасываясь шутками с соседями, я просидела в обнимку с вещами, накрывшись старым пледом, ожидая, что в любой момент кто-нибудь из бдительных пожилых ведьм заметит меня и поднимет тревогу. Но, хвала Свету, все обошлось! Застоявшийся конь шел резво, и вскоре родное поселение скрылось за поворотом дороги. Угроза миновала, и я, покинув укрытие, перебралась на козлы к отцу.       Пару часов мы просто наслаждались тишиной и мирными пейзажами предгорий. От ведьмовского поселения вела одна-единственная дорога, и все лошади ее знали. Она петляла по склонам, с которых открывались живописные виды на холмы с пасущимися стадами овец и дальние фермы, окруженные желтыми лоскутами пшеничных полей. Там полным ходом шли приготовления к сбору урожая, что начнется с середины следующей луны. Работники спешно подновляли амбары, чинили повозки, сгоняли и клеймили отобранный на продажу скот. В такое время, полное хлопот, фермеры редко поднимались выше овечьих выгонов без весомого повода, так что на верхней дороге мы были одни.       Отец передал мне вожжи, а сам тихонько насвистывал, вырезая узоры на костяном гребне для кого-то из моих младших сестер. Ветерок трепал его легкие непослушные золотистые кудри, в которых только очень острый взгляд смог бы различить серебро седины. Из всей семьи только меня угораздило унаследовать эту несерьезную внешность, в то время как брат и сестры щеголяли карими глазами и волосами всех оттенков каштанового, унаследованными от мамы. Я же взяла от нее только невысокий рост.       «Не ведьмовская масть», — горько вздыхала бабушка и все время порывалась меня перекрасить. Но попытки каждый раз заканчивались катастрофой. Последняя была лет пять назад, когда мой дар только открылся и меня впервые официально пригласили на шабаш. Гордая бабуля поспешила избавить меня от «возмутительно легкомысленного оттенка, недостойного начинающей ведьмы». Для этого она использовала свой фирменный состав, отлично работавший на сестрах и придававший их волосам мягкость и красивый медный блеск, чудесно смотрящийся в свете костров шабаша. Откуда ей было знать, что эликсир превратит мои кудряшки в пушащийся во все стороны шар, и настолько рыжий, что издалека меня саму можно было принять за костер! Конфуз тогда получился знатный. Сверстники смеялись до слез, порываясь растащить мои волосы на талисманы. Старшие ведьмы неодобрительно качали головами, сетуя на распущенность молодого поколения, и между делом пытались выведать у бабули состав краски. Бабушка хмурилась, поджимала губы и упорно молчала. С тех пор она, к моему великому облегчению, зареклась меня красить.       Я тяжело вздохнула: еще пол-луны назад цвет волос был одной из насущных проблем, теперь же казавшейся сущей мелочью на фоне свалившейся на меня ответственности. Да я готова была обриться налысо, если бы это избавило от сомнительной чести представлять наш ковен во внешнем мире!       Из пучины мрачных размышлений о собственной судьбе меня вывел отец, отобрав вожжи. Оказалось, что я уже какое-то время их натягивала, сама того не замечая. Видимо, всеми силами желала отсрочить неизбежное. — Знаешь, я ведь и сам могу доставить вещи на вокзал. Почему бы тебе не развеяться? — кивнул он на метлу. — В городах летать нельзя, да и кто знает, какие ограничения будут в этой школе.       Упускать возможность насладиться щемяще-сладкой свободой, что рождается лишь в вдали от земли, я не стала. Схватилась обеими руками за чуть шероховатую рукоять, повидавшую множество хозяев еще до меня, перекинула ногу, привычно поерзала, устраиваясь на узком седле. Старенький артефакт загудел, собирая направленную в него силу. Я почувствовало, как связь становится стабильней с каждым мгновением, и поскорее оттолкнулась ногами, не желая растрачивать драгоценные минуты полета. В ушах засвистело, я описала круг над телегой, сделала плавную бочку, помахала рукой грозящему мне отцу и принялась набирать высоту. — Только на поезд не опоздай! — донесся до меня его голос, едва различимый за гулом ветра.       «Пролететь насквозь» — так ведьмы говорят о невзгодах, которые нужно пережить. И если большинство считало эти слова просто фигурой речи, то я воспринимала их буквально. Когда жизнь начинала казаться мрачной, я поднималась в небо, позволяя высоте и скорости вытеснить из головы все лишнее.       Вот и сейчас злость на старых перечниц из Совета отступила на задний план. В конце концов, я еще успею позлиться на них, например, в поезде. А сейчас стоит поторопиться! Выше на скалах до сих пор цветет медовый вереск. Пожалуй, соберу маме букет, раз уж не успела толком попрощаться.              

Майрен

      Ужин в резиденции Зименхог проходил в тягостной обстановке. За длинным обеденным столом из черного дуба, рассчитанным на большие званые обеды, присутствовала только семья. Слуги в темно-синих бархатных ливреях с вышитым на груди ястребом бесшумно перемещались по столовой, предлагая закуски, унося пустую посуду и доливая напитки.        Я ковыряла вилкой в салате безо всякого аппетита. Нервное напряжение не позволяло мне съесть ни кусочка. Завтрашний поезд — моя последняя возможность попасть в Аштенфилд вовремя. Хотя надежды на смену решения у меня почти не осталось, я все равно планировала поднять этот вопрос за десертом. И заранее буравила отца умоляющим взглядом, пытаясь без слов намекнуть о степени моего отчаянья и вытекающей из нее серьезности намерений.       Мой отец, граф Зименский, высокий светловолосый мужчина, с годами подрастерявший былую стать, сидел во главе стола, как и полагалось хозяину фамильной резиденции. Он в очередной раз подставил слуге бокал и получил осуждающий взгляд супруги. Тонкая рубиновая струя сухого красного полилась с мелодичным журчанием.       Порой я думала, что предпочла бы походить на него, но увы. С первого взгляда становилось очевидным, в кого из родителей уродились мы с Лукасом. Наша мать, графиня Агнесса Зименская, обладала безупречной холодной красотой. Фарфоровая кожа, классический макияж и ни единого светлого проблеска в черном глянце волос, всегда изощренно уложенных.       Вероятно, тщательно закрашенная седина все же была, ведь графиня педантично указывала, сколько побелевших волос стоил ей каждый из наших с братом проступков. По примерным подсчетам Лукаса, ее волосы полностью лишились естественного цвета еще лет пять назад.        Одета светская львица была в бордовое домашнее платье от известного модного дома, а подходящие по цвету драгоценности лишь подчеркивали благородный образ. Она никогда не спустилась бы к ужину, даже семейному, в неподобающем виде. А вот закатить за этим ужином истерику могла запросто.       Постепенно в доме устоялась традиция приберегать все неоднозначные темы до десерта. Даже несмотря на волнение, нарушить негласное правило я не осмелилась. Наконец десерт был подан. Не успела я набраться храбрости и открыть рот, как меня опередили.       Граф пристально посмотрел на сына, который успешно игнорировал напряженную атмосферу за столом и весь ужин обременял нас хвастливой болтовней о своих планах на последний учебный год в Королевском университете. Лукас покорно замолчал, когда отец отложил вилку и легонько побарабанил пальцами по столешнице, привлекая к себе внимание. — Дорогая, дети, я должен поставить вас в известность, что обстоятельства несколько изменились. Подготовку Майрен к предстоящему сезону придется отменить. Я отпускаю ее учиться в Аштенфилд. Для нее взят билет на завтрашний поезд. — В самом деле? — растерянно пролепетала я, все еще не веря в свою удачу. Неожиданно легкая победа застала меня врасплох, и теперь мое сердце бешено колотилось от восторга. — Действительно, давайте отправим ее учиться! Мне же все равно никто из друзей не верит, что она не умеет использовать магию! Думают, что я вынужден пресмыкаться перед младшей сестрой, чтобы не выкинула меня из окна или не натравила каких-нибудь тварей… — Конец фразы потонул в кашле, когда возмущенно тараторящий Лукас поперхнулся бисквитом. — Дорогой, мы уже достаточно обсуждали эту тему и, казалось, пришли к согласию. — Графиня с тихим звоном опустила приборы и кончиками пальцев отодвинула от себя тарелку.       Понятливый дворецкий, не дожидаясь начала бури, подал слугам знак удалиться, а затем и сам поспешно покинул столовую, плотно прикрыв за собой дверь. — Обещаю, вы не пожалеете, я буду получать только высшие оценки, — На всякий случай я все же решила произнести заготовленные аргументы. — В отличие от Лукаса, я никогда не нарушу школьные правила, вы сможете мной гордиться. Я…       Отец взмахом руки оборвал поток моих заверений, спокойно глядя матери в глаза. Все-таки в этой партии я была пешкой. Даже брат, наконец вернувший себе способность нормально дышать, не рискнул вставлять новые замечания. — Дорогая, ситуация изменилась, и я принял наилучшее решение с учетом интересов Майрен. — И как же она изменилась? — нарочито спокойным тоном поинтересовалась мать. Увы, после такого затишья всегда следовал взрыв. — Может быть, твой безумный закон отменили и Аштенфилд в этом году не будет набит отбросами под завязку?! — Дорогая! — с нажимом произнес граф, намекая на необходимость выбирать выражения — на тот случай, если кто-то из слуг подслушивает. — Или, может быть, появилась мода иметь в женах магичку?! Ведь каждый лорд мечтает о жене, способной швырять в него стулом через всю комнату. Или прятать любовников за иллюзией! Или и вовсе внушать чувства! О каких интересах Майрен ты говоришь? Ей что, замуж не нужно?! — Мы это уже обсуждали. — Граф явно приготовился к долгой обороне. — Леди из уважаемых семей каждый год оканчивают Аштенфилд. — Провинциалки — возможно. Те, у кого десять сестер. Уродки без перспектив… Ты среди них видишь нашу дочь?! Открой глаза, Сеймур, — я подарила тебе бриллиант, достойный украсить корону, если только ты понимаешь, о чем я говорю! — Я прекрасно тебя понимаю. Света ради, нет нужды поднимать эти темы при детях! — Отец предпринял очередную попытку сдержать бурю.       Мы с Лукасом безмолвно наблюдали за разгорающимся скандалом, болея каждый за своего чемпиона. — Ей досталась моя красота! Я потратила годы на ее безупречное воспитание! Я! Ты же хочешь выкинуть все это ради своей политической репутации! Поступок дурака, Сеймур! — Так, довольно. Дети, ступайте. — Отец встал из-за стола, красный от вина и гнева, и жестом указал нам на дверь. — Майрен, начинай собирать вещи. Я сказал, что ты едешь.       Мы поспешно выскочили из-за стола.       «Мама в самом деле назвала отца дураком! Круги на воде от такого камня долго не улягутся…» — думала я, взбегая по ступенькам. А голоса родителей за спиной все не утихали: — Ты еще пожалеешь об этом решении! — Позволь напомнить тебе, дорогая, каким было твое состояние на момент нашей свадьбы. Да, Майрен досталась твоя красота, но не питай иллюзий о том, кто именно оплатил ее «безупречное» воспитание…       Пускай хоть всю ночь спорят! Я чувствовала — отец решение не изменит. И летела в свои комнаты как на крыльях. Никому не понравится мысль прожить всю жизнь пешкой. А дипломированный маг представлялся мне уже совсем другой фигурой.       Правда, эйфория длилась недолго. Лукас собирался к друзьям, но нашел время зайти и пожелать мне хорошей дороги. — Знаешь, что граф сказал, когда ты умчалась быстрее гоночной метлы? — спросил брат, стоя в дверях. От него разило дорогим вином. — А ты, надо полагать, остался подслушивать? Ну просвети меня. — Сказал, что так проще. Сказал, обучение там суровое и ты быстро поймешь, что переоценила себя с идеей об образовании и попросишься домой еще до первого снега. Неудача должна тебя усмирить. Вот так, малышка Май, я выдаю тебе план противника. Не стоит благодарностей! — Лукас? — Да? — Ты куда-то шел.       Он шутливо отсалютовал мне и умчался развлекаться, а я швырнула в закрывшуюся за братом дверь первую попавшуюся безделушку.       Все еще кипя от раздражения, потянула за шнурок и велела появившейся горничной нести чемоданы. Я могла бы и полностью поручить сборы слугам, но это было бы равносильно тому, что все за меня соберет графиня. После нескольких печальных открытий, я перестала доверять свои вещи и секреты даже личной горничной. Более того, неплохо научилась скармливать ей дезинформацию. Время от времени разочарованная в результатах шпионажа мать увольняла девушек. Они сменялись круговоротом белых передников, гладких пучков, аккуратных чепчиков и незапоминающихся лиц. Но мне никогда не было жаль. Чаще я чувствовала досаду от необходимости запоминать очередную Джилл, Мейси или Сьюзи.       В школе я планировала выглядеть многообещающей прилежной студенткой, а вовсе не бриллиантом для украшения чего-то, пускай даже и короны! Вот и приходилось сидеть на постели нахохленным ястребом, решая судьбу каждой извлекаемой из гардероба вещи, а затем провожая ее пристальным взглядом: отобранное — в чемодан, отвергнутое — обратно на вешалку.       Самые дорогие наряды хранились в чехлах. Вот несколько платьев, что заказывали на мои именины, — последние три года у меня один размер. Эти остаются. А вот то, что я надевала для дебюта в свете. Безукоризненно белое, как того требует традиция. Оно радует глаз затейливым кружевом и поясом из крупного жемчуга. В нем я была самой необычной и хорошенькой среди снежинок-дебютанток! Носилось всего один раз. Без сомнения, остается. А это красное, неоспоримый триумф. Хотя здесь, скорее, заслуга маминой модистки, она сумела предсказать моду на атлас в самом начале сезона. Ярко-алое, оно притягивает взгляд даже на вешалке. Я задумчиво провела рукой по гладкой струящейся ткани. Остается!       Увожу с собой самую непритязательную и мрачную часть гардероба, оставляя все самое яркое здесь, позади. По крайней мере, на какое-то время. И кто знает, надену ли снова, ведь мода переменчива и время этих нарядов может уйти, пока я буду в школе. Час с небольшим спустя я покачала головой, разминая затекшую шею, и велела приготовить кофе. Обычно сборы в поездку планировались заранее и легко могли растянуться на четверть луны. Но сегодня нам нужно успеть до рассвета. Вздохнув, я махнула рукой выжидающе застывшим служанкам: — Дальше займемся обувью.       Они нырнули обратно в гардеробную, где зашуршали коробками. Сборы в новую жизнь продолжались до глубокой ночи.       Спускаясь с утра по парадной лестнице, я невольно прислушалась: в доме стояла настороженная тишина. После вчерашнего скандала это было особенно заметно. Слуги старались не попадаться лишний раз на глаза и говорили только шепотом. А из семьи — и вовсе никого. Лукас, похоже, в родной резиденции даже не ночевал: скорее всего, так и не смог смириться с тем, что не его великолепие в этот раз — объект всеобщей истерии. Мать не покидала спальни и наверняка будет «больна» еще несколько дней. Отец, напротив, уже уехал — его дела никогда не могли подождать.       Притихшая прислуга собралась на крыльце, чтобы проводить юную леди, и мне ничего не оставалось, кроме как надеть для них свою лучшую выходную улыбку. Наконец с долгими прощаниями было покончено и под хор голосов, желающих мне хорошей дороги, я юркнула в спасительную тень экипажа, откуда украдкой бросила взгляд на резиденцию.       В окнах маминой спальни мелькнул силуэт, или мне просто хочется так думать? Не важно. Так или иначе, я своего добилась и теперь впереди куда большая цель. Мы еще посмотрим, кто именно неверно меня оценил!       На центральном вокзале было очень многолюдно. Шум толпы и свистки смотрителей смешивались с объявлениями о прибывающих составах и криками лоточников. Густой угольный дым растекался мягкими клубами, добавляя происходящему налет нереальности и какой-то сказочности, словно я наблюдала изнутри представление мастера иллюзий.       «Все кричат и бегают в дыму! Я чувствую себя как на пожаре», — непременно проворчал бы граф. Он никогда не жаловал этот вид транспорта.       Я же запахнула плотнее плащ, чтобы сберечь одежду от сажи, и с наслаждением вдохнула полной грудью запах дыма, железа и того черного вещества, которым смазывают все эти механизмы, и почувствовала запах свободы. Наверное, свободы в моих легких оказалось непривычно много, потому что я закашлялась совершенно не изящным образом. Справившись с собой, извлекла из рукава надушенный платок и, прижав его к лицу, поспешила за вокзальными работниками, уже уносившими мой багаж на нужную платформу.       Поезд, что должен был увезти меня прочь от столичной жизни, был небольшой — всего пять вагонов. Нужный мне вагон первого класса сверкал зелеными боками сразу за паровозом. Проводник в такой же зеленой форме поспешил услужливо распахнуть дверь и опустить для меня подножку.       Пока он изучал документы, я окинула любопытным взглядом оставшиеся вагоны: два серо-зеленых и два серых вагона, стоящих в конце, — второй и третий класс соответственно. Сама никогда не видела, но говорят, что в серых вагонах все сидят на общих скамьях вплотную друг к другу. Я зябко передернула плечами, представив, как на протяжении многочасового пути кто-нибудь то и дело пихает меня локтем, норовит поставить на ногу свой багаж или заглянуть в мою книгу, вздумай я почитать. Кошмар! Я забрала у лучезарно улыбающегося проводника билет и, опершись о предложенную им руку, вспорхнула в обитое бархатом нутро первого класса.       Пусть я согласилась оставить блеск светской жизни, свои удобные комнаты, свою горничную и даже в известной мере свой титул ради возможности стать магом. Но все-таки хорошо, что путешествовать в этих жутких серых вагонах от меня никто не просит.       В купе слуги разместили и закрепили мой багаж, пожелали мне приятного пути и, получив чаевые, удалились, оставив меня в гордом одиночестве. Я осмотрелась. Купе было рассчитано на двух пассажиров, путешествующих на короткие расстояния в пределах одного дня пути. Небольшая кушетка с подушками, две отдельных полки для багажа, под окном, закрытым плотной шторой, маленький изящный столик темного дерева и два кресла, обитых бордовым бархатом, друг напротив друга.       Так же тут имелись графин с водой и пара стаканов, дверь в туалетную комнату, на которой висело большое зеркало, и — истинный признак роскоши — кристалл регулируемого освещения, закрепленный у потолка и прикрытый стеклянным плафоном.        Положив сумочку на столик, я прошла к зеркалу, чтобы поправить прическу. Отколов шляпку, небрежно кинула ее на кушетку и занялась волосами. Несколько упрямых прядей уже выбрались из низкого пучка и повисли вдоль шеи, напоминая любопытных змеек и подчеркивая бледность кожи.       Возможно, сочетание черных волос и глаз со светлой кожей смотрится эффектно, но как же надоедает замазывать синяки, проступающие под глазами даже от легкого недосыпа. Или эти предательские летние веснушки!       Мои губы всегда слишком бледные. Хорошо, что их цвет можно исправить — спасибо помаде. А вот что мне исправить никак не удается, так это щеки. Они имеют тенденцию вспыхивать, стоит всерьез разволноваться. Делая меня наполовину не пригодной для светских игр. — Ерунда! — говорит мама на все мои жалобы. — Ты моя дочь, ты научишься контролировать себя. — Надеюсь, это произойдет поскорее! — каждый раз отвечаю я, зная, что спорить бесполезно, и накладываю второй слой пудры.       Стоя перед зеркалом и поправляя волосы, я увидела в отражении, как за моей спиной открывается дверь купе. — Спасибо, ничего не нужно! — поспешила я упредить вопросы проводника. — Это несомненно радостная весть, учитывая, что мне, леди Майрен, совершенно нечего вам предложить!       Вошедший молодой человек опустил на пол два чемодана. — Ах, прошу меня простить, я не могла знать, что это вы, лорд Дилияр. — Я поспешно освободила руку от перчатки и протянула вошедшему.       Сын шаркешского посла был завидной партией и, кроме прочего, весьма хорош собой. Мы множество раз встречались на различных приемах, где его всегда осаждали поклонницы. Я и сама находила его общество одним из наиболее приятных. Мне импонировали его тонкое чувство юмора и аура загадочности, которую он умело поддерживал.       Поймав мою руку, юноша дольше обычного задержал ее в своих пальцах. Я даже испугалась, что он может перевернуть ее ладонью вверх и поцеловать у основания кисти, там, где бьется кровеносная жилка, — это считалось бы уже даже не флиртом, а откровенным соблазнением. А мы здесь совершенно одни! К счастью, спустя мгновение он, как и положено, едва ощутимо коснулся губами моих костяшек и выпустил руку.       Краткий момент паники заставил меня почувствовать себя крайне глупо. Я осторожно посмотрела на попутчика. Дилияр оставался совершенно бесстрастен, но его голубые глаза смеялись. Он принадлежал к той редкой породе людей, способной улыбаться так, одним лишь взглядом. Краска предательски прилила к моим щекам. Да он попросту пошутил надо мной, изобразив томный вид!       Я отстегнула плащ и опустилась в одно из кресел. — Я-то думала, что оставляю светское общество. — Мой голос звучал максимально иронично. — Но вот оно, едет со мной в одном купе. Позвольте спросить, что вы здесь делаете, лорд Дилияр? — Я полагал, это очевидно. — Юноша снял шляпу и продолжал стоять, держа ее в руках и разглядывая обстановку. — Что может делать человек нашего возраста в это время на поезде в этом направлении? — О, вы не так меня поняли — я прекрасно понимаю, что пункт назначения у нас общий. Что вы делаете в моем купе? Я уверена, отец выкупил его под мои нужды. — Видите ли, вопрос с вашим отъездом решился весьма поздно и все билеты были уже куплены. Узнав о постигших вас затруднениях, моя мать весьма щедро предложила вашему отцу выкупить один из наших билетов. А он поспешил радостно согласиться. По крайней мере, именно так мне это было представлено. Теперь как друг семьи я осчастливлен ответственностью сопроводить вас...       Внезапно мне стало ясно, что в наши с Дилияром взаимоотношения вмешались третьи силы, могущественные и безжалостные. И имя им — родители!       План был прост — они хотели, чтобы их дети провели наедине долгих восемь часов дороги.       Мы хмуро посмотрели друг на друга, думая об одном и том же. — Что ж. — Я вернула перчатку на место, закинула ногу на ногу, устраиваясь в кресле поудобнее, и жестом предложила Дилияру занять второе. — Добро пожаловать, чувствуйте себя как дома. Вы ничего не имеете против чтения в качестве занятия для леди? Потому что я собираюсь предаваться ему всю дорогу! — Премного благодарен! — Он бросил свою шляпу рядом с моей, закрепил багаж на свободной полке и, скинув пиджак, опустился напротив. — Прошу, читайте сколько угодно, а я как раз намеревался вздремнуть в этом чудесном кресле! — Надеюсь, вы не станете сопеть и мне не придется ронять на вас книгу. — Целиком и полностью разделяю вашу надежду. — Лорд. — Леди.       Раздался оглушительный свист, вагон дернуло так, что стаканы на нашем столе жалобно звякнули, и тут же застучали колеса, быстро набирая скорость.       

Злата

      Я, конечно, опоздала бы на поезд, если бы не осознание той простой истины, что это ничего не изменит. Совет ковена просто устроит мне разнос, а потом свернет в бараний рог, сунет в ящик и отправит почтой. Но даже понимание этого не помешало тянуть до последнего и заслужить неодобрительный взгляд отца, ожидавшего с вещами на платформе.        Солнце уже клонилось к закату. Почти все жители шахтерского поселка, в котором находилась нужная нам и, в общем-то, единственная в этой части предгорий железнодорожная станция, или еще не вернулись с вечерней смены, или же отсыпались после утренней. Поселок выглядел вымершим — на крохотной пассажирской платформе почти никого не было, хотя до отправления поезда оставалось не больше десяти минут. Оно и понятно — в конце лета в наших краях мало кто путешествует. Если только какая-нибудь старушка решит навестить дальнюю родню или очередная комиссия явится оценить работу угольных шахт.       То ли дело третья весенняя луна, когда поля уже засеяны, стада ушли на пастбища и начинается сезон свадеб. А какая ж это свадьба, если на нее не съехалась вся родня, включая троюродных дедушек и четвероюродных кузин? В такое время все предгорье срывалось с насиженных мест и начинало хаотично кочевать. И кочевало до первой летней ярмарки, после которой все наконец разъезжались по домам. И порой не виделись друг с другом до осеннего фестиваля. Тогда все вновь съезжались в Горвиль, чтобы торговать, участвовать в скотоводческих выставках и просто веселиться, растрачивая годовую премию, выданную на шахте. В такое время по железной дороге даже пускали настоящий пассажирский поезд с десятком вагонов.       Но до фестиваля было еще полторы луны, и на путях стоял обычный грузовой состав из темно-синих вагонов, забитых углем. И только в самом его хвосте сиротливо притулились два пыльных сереньких вагона, которые цепляли раз в семидневье для тех, кому вдруг приспичило отправиться по неотложным делам. — И почему они серые? Неужели нельзя было покрасить в красный или зеленый? — Раздавшийся за спиной голос заставил нас с отцом синхронно подпрыгнуть от неожиданности.       Я обернулась и гневно уставилась на Нерча, ответившего мне невозмутимым взглядом зеленых глаз из-под длинной спутанной челки. Нет, его привычка бесшумно подкрадываться точно когда-нибудь доведет меня до сердечного приступа! — Здравствуй, Нерчерд. Я уже говорил, что тебе не помешал бы колокольчик на шее? — озвучил мои мысли отец. — Говорили, дядя Эндрю, но господин Ирвин сказал, что это лишнее. Мол, от меня и так вся домашняя скотина шарахается. — Твой наставник о животных печется больше, чем о людях. — Папа неодобрительно покачал головой. — Пока тебя к нему не направили, шахтеры постоянно присылали жалобы в ковен. И теперь это снова начнется. Совет, конечно, попробует подобрать кого-то вместо тебя, но не думаю, что срастется. Ты первый, кто ужился с ворчливым старикашкой. Даже благодарность спасенного из-под снежной лавины имеет предел, и Ирвин способен израсходовать этот лимит за пятнадцать минут беседы. А через полчаса общения с ним спасенный уже мечтает закопаться обратно, причем как можно глубже. И как только тебе удается его урезонивать?..       Нерч пожал плечами с деланым безразличием, но по тому, как изменилась его осанка и заблестели глаза, было понятно, насколько папина похвала ему приятна. На секунду я увидела его совсем с другой стороны: из холодного зеленого взгляда исчезла вечная настороженность, темные каштановые прядки только подчеркивали необычный оттенок глаз. Особенно привлекательно смотрелась робкая улыбка на обыкновенно хмуром лице.       Неужели он всегда был таким высоким? Мы же виделись всего неделю назад! И как я могла не заметить, что он снова вырос? Видимо, была так сильно поглощена собственными проблемами, что даже не подумала поинтересоваться переменами в жизни лучшего друга. С тех пор, как две зимы назад Ирвин взял его в ученики, мы стали видеться сильно реже. Ну что ж, теперь времени, чтобы наверстать упущенное, будет хоть отбавляй. — Златка, сходи забери ваши билеты, пока мы с Нерчердом перекинемся парой слов. Наверное, стоило поинтересоваться, что такое, не предназначенное для моих ушей, родитель собрался обсуждать, но я была слишком поглощена собственными мыслями, потому просто кивнула и направилась на другой край платформы к маленькой деревянной будочке с надписью «Билетная касса». — Златка, это ты, что ль? — встрепенулись при виде меня пожилая кассирша, убирая под прилавок потрепанный женский романчик и поправляя выбившиеся из-под чепца седые волосы. — Я, теть Тонь. Вот, пришла получить зарезервированные для ковена билеты. — Значит, правду говорят? Что вас с зеленоглазеньким парнишей выгоняют из ведьм за все ваши несносные выходки? — Ну что вы, теть Тонь! Шанс учиться в Высшей школе — это большая честь. Нас выбрали как самых достойных. — Я гордо расправила плечи и сделала максимально честные глаза. — Ах вот оно что! — протянула старушка. Сразу стало понятно, что моим словам совершенно не поверили. — Билеты, теть Тонь, — напомнила я, осознавая, что чем дольше продлится беседа, тем больше нелепых сплетен завтра будет ходить про наш отъезд. — Конечно, конечно! Туточки они. Погоди, только имена ваши впишу… Так-так, значит, два билета для госпожи Златы Полянской и два для господина Нерчерда… Прости, запамятовала, какая у нашего зеленоглазика фамилия? — Нет у него фамилии, просто поставьте, пожалуйста, прочерк, — уныло протянула я, понимая, что сплетен теперь точно прибавится. — Ох, вот горюшко-то… Ох-ох-ох… Ну да ничего, бывает… А ты присмотрись, присмотрись! С таким парнем и фамилией поделиться не зазорно, да и в изгнании все не так тошно будет, — изрекла бабулька и заговорщики подмигнула. — Конечно, присмотрюсь, — покорно согласилась я, понимая, что, если начну с ней спорить, в вагон придется запрыгивать на ходу. — А почему билетов по два? — Так вы ж с пересадкой! — обрадовала меня кассирша. — Отсюда поезд только до Горвила. Там вам надо будет пересесть на другой. Вот тут на билете все написано. — Большое спасибо, теть Тонь. — Я наконец забрала злосчастные картонные прямоугольники и поспешила назад, пока любопытная старая сплетница не успела еще о чем-нибудь спросить.       Когда я вернулась с билетами, Нерч уже не просто улыбался. По его перекошенной роже было понятно, что друг с трудом сдерживает смех. Отец же, напротив, выглядел неожиданно серьезно и немного… смущенно? Не успела я накинуться на них с вопросами, что такого интересного они обсуждали за то недолгое время, пока меня не было, как над платформой раздался громкий звон. Бабушка Тоня, высунувшись по пояс из окошка своей деревянной халупы, отчаянно размахивала колокольчиком, оповещая немногочисленных пассажиров, что пришла пора грузиться по вагонам.       Пришлось подхватывать вещи и торопиться к угловатым серым коробкам в конце состава. Сонная проводница, дежурившая у входа в первый вагон, не глядя шлепнула печать на билеты — и мы уже затаскиваем сумки, узелки и цепляющиеся за все подряд метлы в крохотный тамбур. — Ну вот и все, — махнул на прощанье папа. — Берегите друг друга и помните — что бы ни случилось, вы всегда можете вернуться! В ковене вам всегда будут рады.       Раздался пронзительный гудок, состав ощутимо дернуло, и платформа с машущим отцом поплыла прочь. — Как думаешь, это правда? Нам и впрямь будут рады, если что-то пойдет не так и придется вернуться? — задумчиво протянул Нерч, глядя через пыльное стекло на удаляющийся поселок. — Ну конечно, старушенции в Совете будут очень рады… надрать нам задницы, если опозорим ковен! — Вот и мне так кажется, — согласился он и, подхватив часть сумок, покинул обшарпанный тамбур.       Я тоже не стала задерживаться и, взяв оставшийся багаж, поспешила следом.       Несмотря на все мои старания, уснуть никак не получалось. И даже то, что вагон оказался практически пустым и мы легко получили две скамейки в личное распоряжение, не сильно улучшало ситуацию. Тусклая масляная лампа раскачивалась над дверью и раздражала мерцающим светом. Старенький деревянный вагончик отчаянно скрипел на поворотах и подпрыгивал на стыках рельс, каждый раз вызывая непреодолимое желание вцепиться в жесткое сиденье.       Что удивительно, наших попутчиков бессонница не коснулась совершенно! Судя по всему, перспектива в любой момент оказаться в летящей на всех парах мешанине из развалившихся досок и металла их совершенно не пугала. Даже курицы, плотно набитые в корзинку в руках пожилой дамы, дремавшей через проход от нас, с наступлением темноты наконец затихли. В другом конце вагона две девушки в одинаковых коричневых дорожных платьях со знанием дела расстелили на своих лавках толстые одеяла и, свернув из шалей подушки, легли спать, едва поселок скрылся из виду. Видимо, студентки женского пансиона возвращаются в город после каникул, проведенных с семьей. Кроме нас, бабки с курицами и студенток, в вагоне был только пожилой усатый господин, читавший газету и продержавшийся дольше всех, но в конце концов тоже задремавший под глухой перестук колес и жутковатые скрипы. Мы с Нерчем одеял захватить, конечно же, не догадались. И теперь я вертелась на неудобной лавке в бесплодных попытках убедить себя и свои затекшие конечности, что это пригодное место для сна.       Еще полчаса спустя я смирилась и села. Поезд проскрипел очередной поворот, за окном скользнули огни какого-то переезда. Яркий свет отразился в глазах моего попутчика, заставив их на секунду вспыхнуть двумя зелеными искрами. При всем моем теплом отношении к Нерчу, должна признаться, выглядело это жутковато! — Тоже не спится? — Не могу перестать думать, сколько гвоздей было сэкономлено на постройке этих вагонов.       В слабом свете почти невозможно было разглядеть лицо сидящего напротив, но мне показалось, что друг улыбнулся. И это напомнило о том, что я увидела на перроне. — Скажи, что такого наговорил тебе мой отец? Нерч неопределенно пожал плечами. — Да так, ничего важного, — пробормотал он, внезапно поглощенный интересом к неразличимому в темноте пейзажу.       «Ну конечно, так я тебе и поверила! Ничего важного… То-то вид у вас был, словно у пары заговорщиков!» — подумала я. — Так дело не пойдет. Нас с тобой в одной шахте завалило, если ты вдруг забыл. И выберемся мы, только если будем копать в одном направлении. Один облажается — считай, что облажались оба. Или ты не слушал, что говорил Совет перед жеребьевкой? — Новый закон — отличный повод подточить власть ковенов. Если выяснится, что мы не тянем общий уровень, ведьмовской уклад жизни окажется под угрозой. — Вот именно, и все мы понимаем, что «тянуть общий уровень» недостаточно. На нас лежит ответственность за репутацию всех ведьм, за репутацию ковена. И за свою собственную. Если не справимся, старичье из Совета вполне может мстительно услать нас на какой-нибудь пустырь гонять горную нечисть и собирать заблудившихся овечек по буеракам. — Ты преувеличиваешь, — возразил Нерч, но теперь в его голосе особой уверенности не слышалось. — Это ты еще не осознал масштаб наших проблем! — Златка, послушай, сейчас ты злишься на старших за разрушенные планы и время, и я тебя понимаю… — Восемь лет! Три на учебу и еще пять, чтобы отработать ее стоимость! Если только ты не знаешь, где зарыт тот клад, что поможет нам оплатить обучение. — Мне все это тоже не нравится, но в Совет не набирают по объявлению. Уверен, у них были веские причины, чтобы... — Они использовали солому! — Согласен, метод нестандартный, но... — Нестандартный?! Да его уже лет сто никто не применяет! — Потому, что он очень сложный! — Или потому, что он не работает! Это просто слепая случайность! — В любом случае, — не стал продолжать спор Нерч, — наш разговор с дядей Эндрю не имеет к этому никакого отношения.       Конечно, можно было не настаивать на откровенности, но в нежелании друга делиться информацией виделось что-то такое, что заставляло меня страстно хотеть вытащить из него всю правду. Или хотя бы убедиться, что этот секрет не выйдет мне когда-нибудь боком. — Хочешь сказать, вы о погоде болтали и беседа ваша никоим образом меня не касалась? — Я этого не говорил. — Брось, мы дружим с самого детства. Ты можешь рассказать мне все что угодно! — Я-то скажу, но не думаю, что тебе это понравится. — Сомневаюсь, что текущая ситуация может не понравится мне еще больше, так что выкладывай! — Дядя Эндрю счел своим долгом сообщить, что твоя семья посовещалась и, «несмотря на очевидные недостатки», одобрила мою кандидатуру, — ухмыльнулся ведьмак. — Вот уж не ожидал столь высокой оценки. — В каком смысле? — не поняла я. — Кандидатуру куда? — В твои законные супруги, разумеется. — Что?! — Вагон вновь начал отчаянно скрипеть, но я даже не заметила этого. — Ты что, попросил моей руки? — Сохрани меня Свет, я что, похож на мазохиста?! — В голосе друга прозвучало неподдельное возмущение. — Твой отец сам захотел со мной поговорить, если ты вдруг забыла! — Ты хочешь сказать, что папа дал тебе разрешение на брак, о котором ты его даже не просил? — Ну что-то вроде того.       Несколько минут я просто сидела и пыталась переварить услышанное. — Это что же, получается, я попросила твоей руки? — Думаю, такое я бы запомнил, — рассмеялся Нерч. Впрочем, я его веселья не разделяла. — Не понимаю, зачем было давать разрешение, если никто его не спрашивал? — Дядя Эндрю дал его как бы заранее. Ну или, правильнее будет сказать, на всякий случай... Ох, вот поэтому я и не хотел тебе говорить. Ты все не так поняла! — Правильнее будет сказать, что я вообще ничего не поняла. Так что будь добр, объясни еще разок, как так вышло, что я отошла на пару минут забрать билеты, а когда вернулась, оказалась практически помолвлена?! — Вот и мне идея породниться показалась, мягко говоря, абсурдной. У тебя, конечно, замечательная семья, но я как-то никогда не думал пополнить ее ряды.       Следующие минут двадцать мы потратили на то, что Нерч пересказывал возмутительную беседу с моим отцом, а я каждые пару фраз его бесцеремонно перебивала, чтобы высказать все, что думаю по поводу родительского самоуправства. Один раз я возмущалась так громко, что разбудила пожилую хозяйку куриц. Бабка недовольно погрозила нам пальцем и еще долго ворчала на «обнаглевшую молодежь, которую жизнь еще не научила ценить ночной сон». Пришлось извиниться и дальше разговаривать исключительно шепотом.       В конечном итоге картина в моей голове сложилась примерно следующая: мои не в меру заботливые родители с чего-то, не иначе как начитавшись сентиментальных детективов тетушки Марты, решили, что стоит нам оказаться вдвоем, вдалеке от дома, в незнакомом городе, среди чужаков, как наша дружба сама собой перерастет в романтические чувства. Точнее говоря, чувства должны были возникнуть у Нерча. В моей подверженности романтическим порывам они разумно сомневались. Но зато не сомневались в моей практичности и желании саботировать учебу, пусть даже ценой брака с лучшим другом. И они этот брак одобрили! Вот так просто взяли и заранее разрешили! Сперва кассирша эта, потом родная семья... Они там сговорились все, что ли? Возмущению моему не было предела. Я уставилась на Нерча яростным взглядом, но тот уже и не думал сочувствовать, от души забавляясь моим праведным гневом. — Думаешь, это смешно? А вот возьму и соглашусь, что ты тогда будешь делать? — Учитывая все, что о тебе знаю, в этом случае я, скорее всего, буду бежать. — Бедный папка, его ждет такое разочарование! — Я окинула приятеля задумчивым взглядом. — На самом деле, я была бы рада снова жить под одной крышей, как в детстве. — Да, веселое было времечко, — улыбнулся Нерч. — Когда в горах долго ничего не происходит, жизнь с наставником становится настолько размеренной и однообразной, что я начинаю скучать по твоей безумной семейке. — Слушай, а может тебе жениться на ком-нибудь из моих сестер? — подскочила я. — А ничего, что старшая из вас уже четыре луны как сосватана? Потом идет твой братец Лем, и что-то мне подсказывает — из него не выйдет хорошей жены, — фыркнул Нерч. — Потом ты. Из тебя жена будет еще хуже, чем из Лема. — Эй! — Потом мелкие… Тоже не вариант. — Почему это? — обиделась я за младших. — Они же такие хорошенькие! — Они исчадия Тьмы. — Он закатил глаза. — Я до сих пор не простил им ведра с водой, подвешенные над дверью, смолу в волосах, подожженные штаны… — Зато ты научился всегда быть начеку. — Склеенный учебник, камни в фантиках от конфет, енот в шкафу с одеждой... — Они просто хотели привлечь внимание! — Жаба в моей кружке с молоком… — Сущая ерунда! — Я нашел ее не сразу… — Ладно, согласна. Они те еще бестии. — Я разочарованно вздохнула, осознавая, что друг слишком хорошо знаком с сестренками, чтобы повестись на их миленькие мордашки. — Может, тогда кто-то из двоюродных? — И кого из них ты так сильно ненавидишь? — хмыкнул Нерч. — Что сразу ненавижу-то? — возмутилась я.       Вместо ответа он молча уставился на меня многозначительным взглядом. — Нет, правда. Ты высокий, работаешь спасателем, отлично танцуешь, — похвалила я. — Любая девушка будет рада. Тебя даже можно назвать красивым. — Большую часть времени... — Да ладно, не так все страшно! — Разве? — Ну вообще, страшновато, конечно — сдалась я. — Одни глаза чего стоят.       Ведьмак уставился на свое отражение в темном окне, ругнулся, несколько раз моргнул в безуспешной попытке убрать ночное зрение, и выругался еще раз. — Раз такое дело, давай ты на Янке женишься? — хихикнула я. — Она три года назад взяла у меня платье на шабаш и до сих пор не вернула. — Конечно! Без проблем! — вспылил друг. — Составь список всех провинившихся родственниц, я разошлю им предложение. — Я не это имела в виду! — запротестовала я. — К тому же после сегодняшних проводов в этом списке окажется половина ковена! — Как скажешь. — Нерч отвернулся и уставился на утренний туман, каплями оседающий на оконном стекле.       «Вот и поболтали, — подумала я, мысленно отвешивая себе затрещину. — Знала же, что тема больная, и все равно плеснула масла в огонь».       Перебирая варианты, как отвлечь друга от мрачных мыслей, я вспомнила, что мама положила мне флягу морса и пару кусков шоколадного пирога, что так нравился вечно голодному ведьмаку. Я бегло перекопала свои вещи, но еды нигде не было. И когда уже была готова проклясть того члена семьи, который решил, что сборник рецептов для меня важнее, чем уже готовая пища, вспомнила, что часть вещей Нерчерд закинул на багажную полку, чтобы освободить проход. Пошарила взглядом: вот она, нужная корзиночка, прямо над головой моего спутника. Осталось только дотянуться.       У меня почти не осталось магического резерва после полета на метле, и я совсем не была уверена, что смогу нормально контролировать перемещение корзинки в трясущиеся вагоне. Вместо этого я встала на сидение рядом с парнем и потянулась к полке, затем поднялась на мыски, затем подпрыгнула… Бесполезно, мне не хватало буквально сантиметра. Тьма забери мой маленький рост!       Изловчившись и опасно балансируя, я залезла на спинку сиденья и наконец завладела пирогом. — Смотри, что у меня для тебя есть! — радостно воскликнула я, разворачивая заботливо укрытый десерт.       В этот момент поезд резко затормозил, я вцепилась в полку, пирог выпал у меня из рук и, весело брызнув во все стороны густой коричневой начинкой, закончил свой путь на голове не успевшего увернуться ведьмака. Несколько секунд мы ошалело смотрели друг на друга, но потом мои пальцы соскользнули, я полетела вниз и рефлекторно вцепилась в Нерча. В результате оба оказались перемазаны в шоколаде. Узрев наше отражение в оконном стекле, я не выдержала и расхохоталась. — Должен признать, так передо мной еще никто не извинялся, — задумчиво протянул он, вытряхивая крошки из волос. — Это вышло случайно, — простонала я, утирая выступившие от смеха слезы. — Даже не сомневаюсь. Уверен, «Это Вышло Случайно» — твое второе имя. — Надеюсь, кусок был не единственный? — Нет, там еще один есть. — Только давай я его сам достану.       Совместными усилиями удалось привести лицо и одежду Нерча в более-менее приличный вид. После чего мы сидели возле окна, уплетали домашний пирог, запивая морсом, и наблюдали, как сонная проводница встречает новых пассажиров.       

Майрен

31 августа В поезде (впрочем, по почерку это видно)       Дорогой дневник, вот уже пять часов как я еду в этом зеленом вагоне навстречу неизвестному. Вынуждена признать, что путешествие становится весьма утомительным: от постоянного сидения в кресле затекают ноги. От обеда я отказалась: не могу быть уверена, что моей ловкости хватит справиться с приборами в движущемся составе, а горничной, что разобралась бы с испачканной одеждой, здесь, увы, нет. И теперь меня терзает голод.       Лорд Д. всю дорогу спит (или делает вид). Что позволяет мне безнаказанно рассматривать его. Хотя уже через полчаса этот вид мне изрядно наскучил. Вынуждена признать: он заслуженно снискал свою славу. Его кремовая рубашка, сшитая на шаркешский манер — с круглым воротом и широкими рукавами — ему очень идет и интересным образом прекрасно сочетается с зеленым шелковым жилетом, зауженным, на пяти пуговицах (это уже дань нашей столичной моде). Мой спутник весь состоит из подобных сочетаний. Север и юг — Раустения и Шаркеш. Две половины его крови. Каждый раз, как он возвращается из пустынь Шаркеша, многие молодые люди бросаются копировать эту дерзкую манеру одеваться, давая мне и всем желающим возможность поупражняться в злословии.       Смеюсь — вспомнила, как в прошлом году эта лихорадка зацепила Лукаса. Разразился скандал — графиня запретила ему выходить из дома в таком нелепом виде. И хотя я стала тогда на сторону брата, в душе горячо ее поддерживала — он был похож на медведя, залезшего в змеиную шкуру!       Да, в отличие от моего братца, Д. сложен куда изящнее — южная порода. Еще от южной крови ему достались темные жесткие волосы, манера плавно двигаться и, конечно же, необычный разрез глаз. Впрочем, их цвет — холодный, прозрачно-голубой — он получил от матери, как и слишком светлую для шаркешца кожу, и пухлые губы. Кажется поезд замедляет ход!       Так и есть: делали остановку. Д. проснулся и ушел, цитирую, «в разведку». Слышу, как в коридоре с ним щебечут две девушки. Их голоса так похожи, что, не говори они самым раздражающим образом одновременно, я бы решила, что собеседница лишь одна…       Разведка докладывает: останавливались в Урьенфоге, на борт взошли леди Мадлен и леди Эльма из резиденции Ренехилл. Сестры-близнецы и наши будущие однокурсницы. Цитирую: «Очаровательно воодушевлены!»       Получилось! У меня получилось! Я смогла настроить кристалл освещения, не пользуясь регулятором! Правда, сначала я выключила его совсем, а потом, с перепугу, заставила ослепительно вспыхнуть… Д. поперхнулся чаем от неожиданности! Я знаю, что такие артефакты состоят из кристалла-накопителя, простенькой энергосхемы, заставляющей кристалл испускать собранную энергию в виде световых лучей, и выключателя — щелкаешь, схема замыкается, свет загорается. Вернее, эта модель чуть сложнее, позволяет выпускать только часть энергии, регулируя яркость свечения. Кто угодно может включить такой светильник, но только маг способен сделать это не касаясь, напрямую вливая энергию в схему. Хотя расстояние для таких фокусов ограничено: мне пришлось вытянуть руку вверх и даже слегка привстать из кресла, когда наконец схема стала ощущаться — словно морозный узор. Я представила, как из ладони исходит тепло и направляется к ней, и через несколько попыток у меня получилось! То есть сначала я где-то напортачила и свет погас, но потом все получилось как надо! Лорд Д. смотрит на меня недовольно, оттирая пятно от чая с рукава. Может, завидует?       Дорогой дневник, в этой отвратительной кляксе я не виновата: мы как раз проезжали густую рощу, за окном стало совсем темно — и тут же погас свет! Эта возмутительная шутка, недостойная лорда.       Не могу писать — воюю.       Кажется, кристалл сломан — погас и больше не реагирует, вероятно, мы включили и выключили его слишком много раз подряд. Неловко вышло. Стараемся не смотреть друг другу в глаза. Впереди еще три остановки…       Я полезла убирать дневник в сумочку и наткнулась на слегка помятые, засунутые впопыхах документы. Билет на поезд, паспортная карточка в обложке с фамильным гербом, свидетельство о наличии дара, подписанный отцом договор на обучение, рекламный буклет школы и квитанция из банка.       Последняя неприятно удивила: оказывается, отец оплатил пока лишь первую луну моего обучения. Понятное дело, он не верит, что я всерьез возьмусь за учебу, но мог бы сделать ставку на год или хотя бы на полгода. Даже из простого чувства приличия мог бы раскошелится, четыре недели — совсем уж унизительно! Я раздраженно хмыкнула, убирая документы, и это не укрылось от внимания моего спутника. — Что-то не так? — участливо поинтересовался сын посла. — Все в порядке. Вот, решила ознакомиться. — Я поспешила скрыть свои эмоции по поводу действий отца за развернутым рекламным буклетом. — В них есть полезная информация? — Он потянулся к наброшенному на кресло пиджаку и извлек из внутреннего кармана свой экземпляр. — Пожалуй, я тоже взгляну.       На первой странице было изображение Школы — светлое здание старой резиденции, окруженное пристройками и утопающее в зелени. На заднем плане угадывалось озеро, а на ступенях главного входа счастливо улыбалась группа студентов в белых ученических накидках. «Школа в Аштенфилде с этого года открывает двери для всех обладателей дара. Не упусти свой шанс!» — призывала обложка. Следующая страница посвящалась разъяснению Образовательного Закона и условий, на которых бедные студенты теперь могли обучаться в долг.       Далее шло краткое описания каждой из специализаций дара. Всего шесть направлений, разбитые на пары со взаимоисключающими способностями. Ни для кого не секрет: если сила проявилась каким-то одним образом, значит, второе направление из этой пары для мага уже недоступно. Или ты артефактолог, способный направить свою энергию сквозь подходящий материал, выжигая энергосхемы, либо телекинетик и воздействуешь на предметы снаружи, перемещая их в пространстве. Полиморфия, позволяющая изменять свое тело, также означает, что ты не можешь быть лекарем, воздействующим на тела других. А иллюзионисты, создающие образы из собственной головы, не смогут стать эмпатами, взаимодействующими с чужим разумом. Таким образом, любой маг всегда обладает набором из трех способностей, называемым палитрой дара. Та способность, что дается студенту легче прочих, впоследствии и становится его специализацией. — Вы словно держите в руках меню из ресторана, — прокомментировал мой задумчивый вид Дилияр. — Используя вашу метафору, я просто не знаю, что хотела бы заказать.       В моих словах была чистая правда — я так переживала о самой возможности учиться, что совершенно не думала о том, кем именно хочу стать. Главное, что этот кто-то уже не будет всего лишь мной. — Они как раз и рекомендуют не выбирать заранее.       Я поискала глазами нужную строчку. Буклет действительно предлагал не мечтать о конкретной силе. Чтобы не разочароваться, если вдруг откроется другая.       «Никакие диеты, обряды, амулеты и артефакты не способны повлиять на результат и даже могут быть опасны. Ваши способности заложены в вас с рождения, это важно понимать». — Думаете, кто-нибудь придерживается этого совета? — поинтересовалась я у лорда. — Думаю, пока они его не дали, шанс был, — улыбнулся тот. — А теперь это все равно что пытаться не думать о синей обезьяне, после того как тебя об этом попросили. Мысли все время будут возвращаться к запретной теме. Но позвольте спросить, как проявился ваш дар, если вы до сих пор не знаете хотя бы одну из своих способностей? — На меня стали реагировать артефакты. — Я смущенно покосилась на погасший кристалл. — Свет загорался или внезапно гас, запечатлители сами срабатывали… Вызвали мага из комиссии, и он подтвердил наличие дара. Сказал, что дар иногда открывается бурно, но потом должно стать поспокойнее… Советовал взять учителя, но мать отказалась. Первые полгода жутковато было. То люстра взорвется, то музыкальная шкатулка среди ночи заработает… Один раз я чуть не сварилась из-за нагревателя в ванной. А потом все пошло на убыль. Последние два года и вовсе без происшествий. Я даже не была уверена, что почувствую этот кристалл освещения, ведь дома мне не разрешали практиковаться...       На последней фразе я запоздало прикусила язык. Никогда не следует без необходимости открывать информацию о своих затруднениях — будешь выглядеть неудачницей. — Расскажите лучше о себе. — Я решила сместить внимание собеседника. — В обществе ходят слухи о ваших способностях к иллюзии, это правда? — Да.       И не слова больше. Я продолжала вопросительно смотреть, он — загадочно молчать. — Ой, полно вам, — не выдержала я первой. — Мы будем учиться в одном классе, расскажите же, как проявился ваш дар! Я же поделилась с вами своей историей…       Шаркешец посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом, словно размышляя, стоит ли мне доверять. Я изобразила максимально честные глаза. — Дело было так, — он слегка понизил голос. — Стащил я из папиной библиотеки книгу сказок, прочитал тайком и весьма впечатлился, можно даже сказать, испугался… — Что же это за сказки такие были? — изумилась я. — «Ночь тысячи зубов», «Красная дорога на Черную гору», «Маленький принц и бутылка Мертвого Ветра». — Никогда о таких не слышала… — Это шаркешские сказки, я примерно перевел для вас названия. Вы изучали шаркешский? — Немного. Я понимаю устную речь, если говорят медленно, и даже худо-бедно могу ответить, но, увы, читать эту восхитительную вязь так и не научилась. — В таком случае вы не смогли бы их прочитать, даже попадись эта книга вам в руки. Впрочем, там были картинки…       По тому, как зловеще это было сказано, стало понятно, что не только сюжет сказок стал серьезным испытанием для детской психики. — И что было дальше? — Испугавшись, я отказался ложиться спать. Все твердил нянечке, что под кроватью монстр. Устав спорить, она полезла туда, чтобы меня переубедить. А там и правда монстр! Иллюзия, конечно, но криков было… Этот монстр еще несколько месяцев у меня под кроватью появлялся, я уже и привык к нему. А потом он исчез. Даже жаль, мы вроде как подружится успели… — Сколько вам было лет? — Восемь. — Чрезвычайно рано для пробуждения дара, — усомнилась я. — Для моего рода нормально. Простите, мы прибываем на станцию, я, пожалуй, выйду размять ноги.       Он покинул купе, а я крепко задумалась. Я хорошо знала Раустенскую, со стороны матери, половину родословной Дилияра и даже лично была знакома со многими представителями этой семьи. Знатный уважаемый род, давно и прочно обосновавшийся в столице. Но маги в нем не появлялись уже несколько поколений. О ком же говорил лорд? О семье отца? Про этот род я знала лишь то, что знатностью он не уступал нашему и даже был кровно связан с правящей династией Шаркеша. Но как именно? И сколько в нем было магов? Надо бы расспросить мать при случае, она уж точно должна знать все о том, чье общество они с отцом мне старательно навязывают.       До конца поездки все купе были заняты, как, вероятно, и остальные вагоны. Мне даже казалось, что нагруженный поезд стал медленнее ехать. Дилияр, как истинный политик, узнал имена всех наших попутчиков, кроме пассажиров из последнего купе. По дороге в него никто не садился, а значит, оно либо пустует, либо кто-то тихо едет в нем от самой столицы.       Наконец в окне появился долгожданный городской пейзаж — окраина Аштенфилда не сравнится со столицей, но не передать, как я ей была рада! Не в силах больше мучить затекшие ноги, я принялась собираться, как только состав сбавил ход. Может, такая спешка и не пристала леди, но меня хватило только на то, чтобы двигаться медленно и плавно, а не метаться по купе с предельной скоростью. Дилияр, впрочем, тоже рассиживаться не стал: накинул пиджак, галантно снял сначала мои вещи и уже отстегнул было крепежи на своих, как в дальнем конце вагона раздался взрыв! Все звуки исчезли в жутком грохоте. Меня швырнуло в спину лорда, мы оба рухнули на пол, а сверху посыпались вещи. Рядом со мной упали и разбились стаканы, один осколок оцарапал мне лоб, другой проткнул перчатку и впился в руку. К счастью, поезд шел уже совсем тихо и его не снесло с рельсов. Машинист выжал тормоз до упора — состав подъехал к платформе до середины и встал, надсадно вереща свистком, как раненое животное. Отовсюду раздавались крики, но я почти ничего не слышала из-за звона в ушах.       Дилияр зашевелился подо мной, и это привело меня в чувство. Я откатилась в сторону, оказавшись в груде одежды — один чемодан от удара раскрылся, другой вовсе лишился крышки, наши вещи перемешались. Я рассеянно сняла с кресла чей-то носовой платок и прижала ко лбу. Лорд с трудом поднялся на ноги, обвел комнату ошалелым взглядом и наконец сфокусировал его на мне. — Живая?! — прокричал он, и я с облегчением поняла, что все-таки не оглохла полностью. — Да! — Конечности целы? — Да! — Я узнаю, что с другими! — С этими словами он исчез в коридоре.       В окно было видно, что к поезду бегут люди, а через несколько секунд, появились первые выбравшиеся на платформу пассажиры. Лица перекошены, одежда в беспорядке, кто-то хромает, кто-то придерживает руку, все что-то кричат. Надо бы и мне выбираться, в вагоне может быть опасно! Что если взрыв повторится? Я поднялась и, продолжая зажимать порез на лбу, вышла в коридор. Выбежать на перрон не получилось: обе леди из Урьенфога покинули свое купе и теперь стояли в узком коридоре, занимая проход. Одна прижимала к груди сумочку, другая вцепилась в руку сестры. Стояли и смотрели поверх моего плеча в дальний конец вагона. Протиснутся мимо я не могла, а привлечь их внимание не получалось. В раздражении я обернулась, желая узнать, что такого интересного происходит, и увидела, как Дилияр, наш проводник и какой-то незнакомый лорд выносят пассажира из дальнего купе. — Труп! — прошептала у меня над ухом одна из близняшек и, судя по звуку, упала в обморок.       Признаться, я была готова последовать ее примеру, глядя, как мужчины приближаются со своей ношей. Дилияр, увидев на пути препятствие, осуждающе посмотрел на меня. Ну а я чем виновата, хотелось бы знать?! Возмущение придало мне сил. — Хватайте ее под мышки! — обратилась я к той из близняшек, что осталась в сознании и теперь безуспешно пыталась привести сестру в чувства.       Сама я взялась за ноги, радуясь, что девушки невысокие и нам под силу тащить одну из них. Так мы и выбрались к выходу из поезда. Там чьи-то руки подхватили нас и понесли прочь.       Оказаться на руках у мужчины всегда виделось мне волнующим приключением, и оно действительно стало таковым, хоть и совершенно по другим причинам. Увы, я даже не запомнила лица того, кто нес меня. Платок, которым я зажимала порез на лбу, потерялся по дороге, и кровь попала в глаза. К тому же догнал запоздавший ужас от пережитого, и я почти ничего не замечала вокруг. Меня бережно усадили среди других раненых на брошенные прямо на землю плащи.       Я поняла, что судорожно цепляюсь за обхватившие меня руки, лишь когда мои пальцы стали мягко, но настойчиво отжимать. Вероятно, страх остаться одной, к тому же ослепленной, возобладал над моими манерами. — Извините, — выдохнула я, заставляя руки разжаться и оправляя наощупь юбку. Но незнакомец уже растворился в толпе, оставив мне на память, пуговицу со своей манжеты.       В это время с неба свалились лекари в форме государственного госпиталя, побросали метлы, даже не выдвинув подножки, и кинулись к пострадавшим. Наверное, с окровавленным лицом я выглядела жутко, потому что помогли мне одной из первых. — Могут возникнуть странные ощущения, — предупредил меня спокойный незнакомый голос.       Лба коснулись холодные пальцы, свели края пореза, и я ощутила, как кожу в этом месте покалывает от присутствия чужой энергии. — Ну вот, на вид вы в порядке. Если появится тошнота или еще что-то будет беспокоить, обратитесь за помощью повторно…       Я молча протянула руку в испорченной перчатке. Перчатку сняли, руку осмотрели. — Пустяки. Царапина, сама заживет, я только протру ее, чтобы не воспалилась. В этот раз щипало даже сильнее. Закончив, лекарь выдал мне пузырек с тонизирующем зельем, смоченные водой бинты, для того чтобы я могла оттереть кровь, а сам занялся другим пострадавшем.       «Должно быть, так помогают раненым на войне, — думала я, старательно умываясь. — Быстро, эффективно, но безэмоционально. Непривычный уровень сервиса».       Получить помощь оказалось легко, а вот свои вещи — очень сложно. Полиция оцепила весь состав, проверяли груз и документы всех пассажиров, особенно наш вагон. Если бы не Дилияр, не стеснявшийся махать дипломатическим паспортом, не знаю, сколько еще времени все это продолжалось бы. Наконец нас отпустили. Даже разобрать вещи не позволили — покидали в чемоданы, прикрутили отлетевшую крышку веревкой и так и выдали.       Растерянные и уставшие, мы вышли с территории станции прямо в жадную до зрелищ толпу местных. Казалось, весь городок бросил свои дела и пришел увидеть все своими глазами. Заметив в толпе репортеров местной газеты с блокнотами и примитивными запечатлителями, я весьма обеспокоилась, вообразив, в каком неподобающем виде могу предстать в прессе. Испуг перерос в панику, когда один из репортеров, вероятно, опознав во мне знатную леди, стал пробираться сквозь толпу. К счастью, Дилияр уже договорился с наемным экипажем, и я поспешила скрыться в нем, не дожидаясь отдельного. Быстро сориентировавшись в ситуации, лорд помог погрузить наши вещи и, отмахнувшись от вопросов, запрыгнул следом. Мы покатили к лучшей, по словам извозчика, гостинице, в надежде на комфортный отдых.       

Злата

      Пересадка в Горвиле заняла весь следующий день. Заплатив несколько монет смотрителю станции, чтобы приглядел за вещами, мы пошли перекусить и прогуляться по городу. Конечно, все достопримечательности уже были осмотрены мной в те разы, что удавалось выбраться на осеннюю ярмарку. В отличие от меня, мой спутник был здесь лишь раз, в сопровождении наставника. Старшие ведьмы считали Нерча угрозой для общественного порядка и категорически возражали против его присутствия в городе, особенно в разгар массовых гуляний. И теперь друг осматривался по сторонам с каким-то напряженным любопытством. Зеленый цвет глаз потеплел, наполнившись желтизной и выдавая охватившее ведьмака волнение. Я отметила про себя, что на узких улицах он явно чувствует себя не в своей тарелке. Даже несмотря на то, что до разгара торгового сезона было еще далеко и людей вокруг было не так много.       Для меня же без праздничных толп, музыки, цветных фонариков и бесконечных палаток с товарами улицы выглядели непривычно серыми и скучными. И как только люди живут здесь целый год или даже всю жизнь? Впрочем, этот город так и остался лишь промежуточной точкой в нашем путешествии в Аштенфилд.       Поезд, в котором нам предстояло ехать следующую ночь и полдня, отличался от предыдущего так же, как праздничный Горвил от Горвила повседневного. Никаких грузовых вагонов, никакой облупившейся краски — только аккуратные пассажирские вагончики, большая часть которых хоть и выглядела значительно лучше предыдущих, была покрашена во все тот же унылый серый цвет. И на их фоне, словно яркие певчие птички в стае голубей, выделялись пара полосатых и один полностью зеленый. Закатное солнце огнем горело на металлических поручнях, откинутой подножке и начищенных пуговицах замершего по стойке смирно проводника.       Однако при нашем приближении дежурная улыбка на его лице сменилась брезгливым недоумением, словно мы только что закончили чистить конюшню и теперь пытались войти в королевский дворец в ботинках, покрытых навозом. На протянутые билеты он даже не взглянул, демонстративно отвернувшись. На секунду я даже растерялась от такой наглости, и Нерч тут же этим воспользовался, потащив меня прочь от зеленого вагона. Только это, наверное, и спасло высокомерного выскочку в форме проводника от близкого знакомства с черенком метлы: когда моя растерянность сменилась возмущением, мы уже подходили к полосатым вагонам. Видимо, готовность пустить в ход подручные средства, если нас вновь решат игнорировать, как-то отразилась в моем облике — во всяком случае, девушка, встречавшая пассажиров у второго вагона, наши билеты взяла. Как оказалось, только для того, чтобы, едва посмотрев на них, протянуть обратно. — У вас билеты в третий класс. Это серые вагоны в конце состава, — сказала она и тут же потеряла к нам всякий интерес.       О каком-то цветовом разделении пассажиров я слышала впервые и с недоумением посмотрела на Нерча. Тот лишь равнодушно пожал плечами и потащил сумки дальше по перрону туда, где шумная толпа уже штурмовала серые вагоны. В результате на посадку мы попали одними из последних. Зевающий парнишка в мятой форме поставил печать на билеты и сообщил, что свободные места, скорее всего, остались только в хвосте поезда, но отправление с минуты на минуту и идти туда по перрону уже поздно. И действительно, стоило нам затащить вещи в ближайший вагон, как раздался продолжительный свист и состав тронулся, стремительно набирая скорость.       На поиск свободных мест ушло добрых полчаса, в течение которых мы тащились через забитые вагоны, с шумом и руганью, с трудом открывая тяжелые металлические двери в переходах между вагонами, постоянно задевая кого-нибудь метлами, спотыкаясь об оставленные на проходе вещи. В результате места нашлись только в предпоследнем вагоне и то в противоположных его концах, но мне уже было все равно. Теперь, по крайней мере, понятно, почему люди готовы доплачивать за возможность избежать этого бардака. Я и сама была готова попробовать отыскать девушку-проводницу из полосатых вагонов и попробовать договориться. Останавливало даже не то, что я не знала, сколько придется отдать из без того скудного запаса монет, сколько то, что придется проделать весь путь обратно через поезд, а это было выше моих сил. Когда доберемся до места, надо будет обязательно найти хоть какую-то работу! В предгорьях большинство сделок обходится без денег, местные предпочитают между собой использовать натуральный обмен. Но теперь я буду жить в совершенно другом мире, в котором, судя по всему, деньги определяют очень многое.       Второй ночной переезд я почти не запомнила. За окном быстро стемнело, и разглядеть пейзаж стало невозможно. Вагон поскрипывал, стучали колеса, и от этого монотонного звука мысли словно разбегались из головы. Длинные переезды перемежались короткими остановками, кто-то из пассажиров выходил, заходили новые. В какой-то момент освободилось соседнее место, и Нерч каким-то чудом умудрился успеть его занять до того, как это сделал кто-то из новой партии попутчиков. Впрочем, обсуждать что-то, сидя плечом к плечу с незнакомцами совершенно не хотелось. Ближе к рассвету я начала клевать носом и, всего на секундочку положив голову на плечо Нерчерда, провалилась в сон. И благополучно проспала так полдня, чтобы проснуться с затекшими от неудобной позы мышцами и больной головой. К счастью, в вагоне стало посвободнее, и я получила возможность размяться без риска подбить кому-нибудь глаз неосторожным взмахом руки. Пока я ходила туда-сюда по проходу, наклоняясь в разные стороны и вращая руками на манер ветряной мельницы, помятый зевающий Нерч перетаскал наши сумки в тамбур. Аштенфилд не был конечной точкой маршрута поезда и остановка длилась всего несколько минут, которых едва хватило на то, чтобы побросать вещи на перрон и спрыгнуть следом.       После темного вагона яркий солнечный свет резал глаза, и, пока мы пытались проморгаться и пересчитывали пожитки, поезд дал гудок, выпустил на прощание облако пара и умчался прочь.       Хоть путешествовать поездом мне совершенно не понравилось, и я должна была бы испытывать облегчение, покинув его, но вместо этого чувствовала тревогу. Может, дело в том, что к поездам за время поездки я немного привыкла, а к этому городу и новой жизни мне еще только предстоит привыкать? Не успела я обдумать это, как события начали развиваться с такой скоростью, что на размышления времени просто не осталось.       Пассажиры с нашего поезда еще только шли к зданию вокзала, когда на соседнем пути показался другой состав. Как только первые зеленые вагоны поравнялись с платформой, в одном из них прогремел взрыв. И следом сразу раздался вой стравливаемого пара, скрежет тормозов, из-под которых полетели искры, звон разлетевшихся окон и вопли перепуганных пассажиров. Налетевшие друг на друга вагоны стали крениться в разные стороны, и на мгновение показалось, что состав вот-вот сойдет с рельсов, но каким-то чудом обошлось. Поезд последний раз дернулся и замер, доехав едва ли до середины платформы, которую тут же заволокло клубами пара и дыма. Пока я растерянно моргала в тщетной попытке рассмотреть хоть что-нибудь сквозь эту завесу, тренированный ведьмак уже начал действовать. — Присмотри за вещами! — бросил Нерч и растворился в дыму, не дав мне ни секунды на ответ.       Конечно, я даже не подумала его слушать и, бросив сумки на произвол судьбы, рванула следом. На свою физическую форму я никогда не жаловалась, но угнаться за длинноногим парнем не могла при всем желании. К тому моменту, когда я добежала до поврежденного состава, дым успел немного рассеяться и стало видно, в какой бардак успела превратиться эвакуация пассажиров. Мой спутник, разумеется, обнаружившися в самой его гуще, помогал вытаскивать раненых из взорвавшегося вагона.       Здраво рассудив, что от меня в этом деле толку будет немного, я переключилась на тех, кто ехал в хвосте поезда и теперь вынужден был выпрыгивать из не доехавших до платформы вагонов и вскарабкиваться на нее самостоятельно. Напуганные люди спешили оказаться подальше от поезда — они толкались, кричали, размахивали руками. Дети плакали, мужики ругались, бабки причитали, женщины беспорядочно метались туда-сюда.       Я внезапно ощутила себя новобранцем, которому показали, с какой стороны держаться за копье, и тут же бросили в гущу битвы. Некстати вспомнилось, как легко напуганная толпа впадает в неконтролируемую панику и чем это чревато для таких маленьких и хрупких ведьм, как я. Оказаться размазанной по перрону как-то не хотелось, а потому контроль, контроль и еще раз контроль.       Как любил повторять наставник Ирвинд на курсах первой помощи: «Оказавшись на месте происшествия, не важно, пожар это на ферме, обвал в шахте или сход лавины, не вздумайте жалеть пострадавших! Стоит проявить сочувствие или жалость, и вместо организованных помощников вы получите толпу бесполезных неуправляемых жертв. Жалеть их можно потом, а в начале людей нужно встряхнуть, заставить выключить панику и включить мозги!»       И вот теперь придется проверять это на практике! Та-а-ак… Делаем глубокий вдох, вспоминаем ругательства позабористей и… — Ты, да ты, куда лезешь поперек движения, курица недощипанная?! Отойди в сторону! — Мужики, что встали, ну-ка подсадите бабку, а то она со страху решила молодость вспомнить! — А ты, девка, хватит рыдать, кто-нибудь шлепните ее по заду для ускорения, а то корму отрастила, а мозг с горошину! — Эй, народ, разойдитесь! Пропустите раненых, пожилых, детей и идиотов. Да, да я про вас говорю — вы не ранены, не немощны и из детского возраста уже вышли, раз все равно лезете без очереди, значит, запишем в идиоты.       По счастью, среди пассажиров серых вагонов оказалась парочка рослых мужиков с крепкими нервами, которые быстро поняли, что от них требуется, и без лишних споров организовали подъем тех, кто пострадал при экстренном торможении. Вскоре в работу включились сотрудники вокзала и прибывшие из города медики. Моя помощь больше не требовалась, значит, самое время вспомнить о поручении Нерча и вернуться к оставленным без присмотра вещам.       Но стоило немного отойти от поезда, как прямо передо мной нарисовался хмурый мужик в синей форме. — Полиция Аштенфилда, могу я узнать, куда вы направляетесь?       «Могу я узнать, где вы раньше то были?» — Мои сумки остались без присмотра. — Все брошенные вещи будут доставлены в здание вокзала и возвращены владельцам после проверки.       Какой смысл досматривать вещи людей, которые на пострадавшем поезде не ехали и к случившемуся не могли иметь никакого отношения, я понять не смогла, о чем и сообщила мужику, но на все мое справедливое возмущение тот отвечал дежурными «не положено», «в целях вашей же безопасности» и «начальство разберется». Хотелось ругаться, кричать и возмущаться, и в то же время я понимала, что это просто последствия пережитого волнения. В конце концов, это Нерч у нас специализируется на спасательных работах, а я раньше в подобном масштабном происшествии не участвовала, если не считать эпидемию овечьей чесотки два года назад.       С трудом подавив рвущиеся с языка ругательства и ограничившись гневным фырканьем, я направилась в сторону вокзала.       На полдороги меня догнал мой спутник. Нерч выглядел так, словно сам пострадал при взрыве. Одежда в беспорядке, штаны выпачканы в мазуте, на одном рукаве нет пуговиц, сама рубашка в пятнах крови. — Это не моя, — сообщил он, проследив направление моего взгляда. — Э-э-э… Пострадавшие что, сопротивлялись спасению? — не удержалась я от едкой шутки. — Ну, рядом же не было тебя, чтобы наорать на них. — Ты слышал? — Тебя только глухой не слышал. — Зато бардак прекратился, — гордо ответила я, втайне надеясь, что большинство пассажиров оглохли от взрыва.       Продолжая обсуждать случившееся, мы дошли до здания вокзала. Просторный светлый зал с высокими окнами и аккуратными деревянными скамейками сейчас напоминал лагерь беженцев. Все ближайшие рейсы отменили, и толпы разгневанных людей штурмовали окошки касс и кабинет начальника станции в попытке выяснить, что происходит и долго ли продлиться задержка. Получив в ответ: «Мы делаем все возможное», — они раздраженно удалялись, но только для того, чтобы их место тут же заняли новые пассажиры, почему-то свято уверенные, что уж им то ответят иначе. Двери, ведущие в город, конечно, оказались закрыты. И возле них дежурила парочка полицейских, у одного из которых к тому же на униформе выделялся блестящий значок служащего-мага. — Аштенфилд не сильно больше нашего Горвиля, но у них в полиции служат маги-оперативники, — прокомментировал Нерч, кивнув на значок. — Готов поспорить, их сюда выписывают на учебный сезон, чтобы присматривали за драгоценными знатными отпрысками. Хотя нет, беру свои слова обратно. Их наверняка прислали именно в этом году. Уверен, когда лорды Раустении узнали, что их дети теперь будут обучаться с ведьмами и простолюдинами, бросились к королю, требовать охрану. — Во-первых, с чего ты это взял? Может тут каждую неделю поезда взрываются? Или шпионы соседних стран шастают, чтобы выяснить тайные магические технологии? Или оппозиция строит коварные планы по захвату ценных политических заложников из числа знатных студентов?       Нерч ничего не ответил, но бросил на меня многозначительный взгляд, намекающий, что я только что пополнила список тех недалеких, кто черпает знания о мире из низкопробной литературы. Но я жила среди множества мудрых старших ведьм и успела выработать устойчивость к таким приемчикам. Многозначительные взгляды, вздохи и закатывания глаз давно потеряли свою воспитательную силу. — Во-вторых, почему ты решил, что это именно оперативник? Может лекарь или следователь-эмпат? — Во первых, все лекари сейчас с ранеными, во вторых, у него химера на значке. Это символ всех полиморфов на госслужбе. Как военных так и оперативников. У лекаря была бы мандрагора, а эмпаты носят волкодава и обычно работают в сопровождении какой-нибудь зверюги. — И где ты этого нахватался? — Наставник в свое время заставил вызубрить все официальные обозначения. Конечно, маги не жалуют службу на территориях ковенов, но никогда не знаешь… Лучше точно помнить, на чьи вопросы мы обязаны отвечать, а кого можно слать вершинами.       Пока мы болтали, подпирая стенку, эвакуация поезда завершилась. Часть раненых медики забрали в городской госпиталь. Всех остальных пассажиров собрали в здании и выдали карточки с номерками. Кабинет начальника станции превратили в допросную. И потянулись бесконечные часы ожидания. Но стоит отдать должное работникам станции, они, по крайней мере, взяли на себя труд обеспечить всех пирожками и горячим чаем. Единственным, кто не страдал от сложившейся ситуации, был продавец в маленькой книжной лавке. За несколько часов он распродал весь товар с двойной наценкой. И, судя по тому, с каким восторженным лицом он пересчитывал прибыль, на месте местной полиции я бы всерьез опасалась повторения аварии.       Наша очередь подошла только к полуночи. Усталый полицейский открыл перед нами дверь кабинета. Схемы поездов и карты маршрутов были безжалостно свалены в углу. Все свободное пространство занимали ящики с одинаковыми сереньким папками. За единственным столом сидел секретарь, при нашем появлении открывший очередную папку.       Кроме него в комнате был только хмурый полицейский, пивший кофе из огромной чашки, сидя прямо на подоконнике. С перемазанного сажей значка скалилась королевская гончая. — Кинетик, — шепнул Нерч, прочитав немой вопрос в моих глазах. — Полиция Аштенфилда, маг-следователь Ивар Бишеп, присаживайтесь, — он кивнул на два пустых стула напротив стола, одним глотком допил кофе и с сожалением отставил опустевшую чашку. — Представьтесь, пожалуйста, и назовите цель вашего приезда в Аштенфилд.       Мы переглянулись и покорно заняли предложенные сиденья, поневоле ощущая себя провинившимся учениками в кабинете учителя. — Мою спутницу зовут Злата Полянская, а меня — Нерчерд — ответил ведьмак за нас обоих, тем самым подавая сигнал не вмешиваться. — Нерчерд…? — Просто Нерчерд.       Следователь кивнул секретарю, и тот сделал какую-то пометку. — Мы из Восточного ковена, приехали для прохождения обучения согласно новому закону. — Что ж, добро пожаловать в Аштенфилд. Я так понимаю, в пострадавшем поезде вас не было? — Нет, мы приехали чуть раньше на экспрессе из Горвиля. — И что в таком случае вы делали на месте аварии? — Мы были еще на перроне, когда случился взрыв. В Ковене я специализируюсь на спасательных работах, так что среагировал инстинктивно.       Ивар оторвался от созерцания опустевшей чашки и окинул моего спутника внимательным взглядом. — Похвальные инстинкты. Что именно вы делали? — Помогал выносить раненых из первых вагонов. — Вы заходили в поезд? — Нет. — Среди пассажиров, которым вы помогали, был кто-то, чья реакция показалась вам неестественной, наигранной? — Нет, ничего такого. — В таком случае перейдем к мисс Полянской. Вы тоже специализируетесь на спасении? — Нет, я не выбирала конкретную специализацию. Но основы работы в чрезвычайных ситуациях проходила… Ну, в теории. — И, конечно, вы не могли удержаться от такой отличной возможности попрактиковаться? — Ну… я… — Не отвечайте, это был риторический вопрос, — следователь прижался затылком к оконному стеклу и потер переносицу. — Так что именно вы делали? — Организовывала эвакуацию из серых вагонов.— Так, секундочку. — Полицейский сверился с какими-то записями. — Марвин, дай, пожалуйста, протокол за номером сто семьдесят шесть.       Получив от секретаря нужную папку, следователь пробежал глазами несколько строк. — Скажите, это случайно не вы накричали на госпожу… Мариэллу Семвел и обозвали ее «недощипанной курицей»?       Повисла неловкая пауза, и все взгляды устремились на меня. Щеки тут же обожгло предательским румянцем. — Да, я действительно так сказала. Но в свое оправдание хочу заметить, что она создавала панику, беспорядок и мешала поднимать раненых на платформу! — Что ж, учитывая обстоятельства, этот инцидент будем считать несущественным. — Ивар сделал пометку и вернул папку секретарю. — Госпожа Полянская, вы поднимались в поезд? — Нет. — Кто-то из пассажиров или персонала показался вам подозрительным? — Нет. — Ясно. Кто-то из вас хочет дополнить показания? Нет? В таком случае подпишите протокол и можете быть свободны.       Мы расписались в папке, после чего маг вынул из футляра на поясе серебряную печать, на которой тут же мягко вспыхнул голубоватый узор, и прижал ее к бумаге. — Можете идти. За дверью стоит офицер, он проводит вас к выходу. — Господин Бишеп, дело в том, что наши метлы и сумки остались без присмотра и потом нам не позволили их забрать… — Понятно. Опишите офицеру ваши вещи, он все принесет.       Еще минут десять прошло, пока Нерч объяснял дежурному полицейскому, как выглядел наш багаж, и тот ходил за ними куда-то в служебные помещения. К счастью, ничего не потерялось, все оказалось на месте, хоть и выглядело немного помято. Дежурный вручил нам метлы, а сумки поставил возле стола, и протянул следователю два списка. Первый господин Бишеп быстро пробежал глазами, кивнул Нерчу и передал бумагу секретарю. Затем начал просматривать второй список. Где-то на середине его брови поползли вверх. Он недоверчиво посмотрел на меня, затем в список, затем опять на меня. — Господин Нерчерд, — произнес Ивар, не отрывая от меня изучающего взгляда. — Вы можете быть свободны. Подождите, пожалуйста, за дверью. — Если у вас остались вопросы к Злате, я предпочту присутствовать.       Следователь вздохнул и перевел взгляд на Нерча. — Вы являетесь родственником мисс Полянской? — Нет. — Между вами заключена официальная помолвка? — Нет! — воскликнули мы синхронно. — В таком случае, боюсь, вы не в праве настаивать.       Друг кинул на меня тревожный взгляд пожелтевших глаз, подхватил свои сумки и вышел из кабинета.       Несколько секунд в комнате было тихо. Когда я все же решилась оторвать взор от столешницы и украдкой глянуть на господина Ивара, тот все еще задумчиво смотрел на закрывшуюся за парнем дверь. — Марвин, напомни мне, как появится время, зайти к химерам, — сказал он и вновь переключился на меня. — Мисс Полянская, я опущу вопросы о том, зачем вам книга «Избранные рецепты холодца», охотничья рогатка и подшивка модных каталогов десятилетней давности, и перейду сразу к делу. Скажите, вы разбираетесь в артефактах? — Нет, у меня нет таланта предметника, хотя с метлой я управляюсь неплохо. — В таком случае, откуда у вас эта вещь? — Следователь извлек из моей сумки и выложил на стол небольшую деревянную шкатулку с причудливой серебряной инкрустацией на крышке.       Я вновь почувствовала, как заливаюсь краской. Надо было все же найти время и перетряхнуть пожитки. У-у-у, ведьмы проклятые! Выясню, кто из сестер подкинул мне эту дрянь, за волосы оттаскаю! — Вы не узнаете этот предмет? — Узнаю, — неохотно призналась я. — Вы в курсе, как он к вам попал? — Догадываюсь, — процедила я, мысленно перебирая возможные варианты расправы над провинившийся родней. — Поясните, пожалуйста. — Это… гм… семейная реликвия. Передается в нашей семье по женской линии. — Вы знаете, как он работает?       Ужасно захотелось соврать, что понятия не имею, но пусть уж лучше мне будет стыдно за правду, чем за то, что меня поймают на лжи. — Это артефакт. Он… помогает найти хорошую пару… для э-э-э… отношений. — Ясно. Вы знаете, как его активировать?       Казалось бы, дальше краснеть уже некуда, но я справилась. — Да… эм… Ночью в полнолуние нужно лечь спать… эм… без одежды. И положить шкатулку в свою кровать. А на следующий день убедить кандидата коснуться крышки. Если шкатулка начнет светиться, значит, проверяемый может стать подходящим супругом, если нет, то не стоит и пытаться.       Ивар остался абсолютно невозмутимым, хотя на миг мне показалось, что эта невозмутимость напускная. — Хм, мисс, вы уверены, что ничего не упускаете? — Не уверена. На моей памяти шкатулкой никто не пользовался. Как я и сказала, это просто реликвия. — Понятно, попробую спросить напрямую. Вы знаете, как открыть крышку? — Открыть крышку? Она что, открывается?! — я уставилась на проклятый ящик.       Ивар резко отвернулся отошел к окну. Несколько минут он просто стоял ко мне спиной, но по вздрагивающим плечам было понятно, что господин следователь едва сдерживает смех. Впрочем, когда он повернулся, лицо его было все таким же непроницаемым. — Мисс Полянская, я должен уведомить вас, что эта шкатулка является пусть и устаревшим, но довольно мощным артефактом. Допускаю, что ее можно использовать описанным вами методом, хотя насчет полнолуния и прочего, я не уверен. И это уж точно не основное ее применение. Владеть ею не запрещено, если вы не студент магической школы, проживающий на ее территории. Боюсь, я вынужден изъять эту вещь и передать в школьное хранилище. Не переживайте, я заверю расписку и вы сможете забрать свою реликвию, когда соберетесь домой на каникулы. В следующий раз, как решите поискать себе партию среди благородных при помощи… гм… семейных ценностей, сперва потрудитесь свозить их на оценку к квалифицированному специалисту.       Из кабинета я вылетела как ошпаренная, едва не забыв свое барахло и выданную секретарем расписку за мой позор. Нерч меня ждал и явно собирался засыпать вопросами, но, едва взглянув на мое полыхающее лицо, стремительно одумался. Вместо этого он взял часть моих вещей, и мы молча направились вслед за полицейским к выходу из вокзала.       Прохладный воздух слегка остудил горящие щеки, и я внезапно ощутила, насколько измотана. Идти несколько миль до территории Школы, чтобы оказаться глубокой ночью перед запертыми воротами, — перспектива не из лучших. Посовещавшись, мы решили разориться на комнату в гостинице. Поспать, привести себя в порядок и с первыми лучами солнца выдвигаться на штурм.       Разориться и впрямь пришлось, причем в буквальном смысле. Из-за отмены рейсов практически все номера оказались заняты, а те, что были еще свободны, значительно выросли в цене. Если бы такое случилось в том же Горвиле, мы бы, пожалуй, рискнули поискать ночлег у кого-то из местных жителей. Там наша принадлежность к ковену служила лучшей рекомендацией. Но что-то подсказывало, что здесь на подобные привилегии рассчитывать не стоит. В результате, отдав почти половину оставшихся денег, мы получили в свое распоряжение уютную комнатку с двумя добротными кроватями и собственной чугунной ванной, заботливо отгороженной красивой резной ширмой. Эти удобства, и еще полагающийся нам завтрак, отчасти примирили меня с вынужденной расточительностью.