to turn the handle

1

Траффик бесит. Не до скрежета зубов или точки «надо доебаться»; он просто маячит перед глазами весь такой особенный, грустный и молчаливый, словно вылез из подросткового сериальчика на Нетфликс. Вот Бантад, например, тоже молчаливый и весь загадочный, но не бесит. А Траффик бесит. Эндрю дела до Траффика почти нет. Ограничивается парой вызывающих взглядов в день и на этом всё – так, для профилактики. Какой именно профилактики он, конечно же, не уточняет. А потом десять минут волком воет, потому что «он нам нужен, Эндрю, пойми». С учителем он, конечно, не спорит, но Хайлайт становится жертвой как минимум получасового монолога на тему почему Траффик этот странный и доверять ему нельзя. Хайлайт тактично молчит, когда Эндрю без плана сам срывается к Траффику, совсем не дружелюбно, как планировалось в голове у того. Эндрю только плечами пожимает, мол, не он виноват, что напарник указаний не дал, и губу прикусывает, наклоняясь ближе к Траффику. До них дела никому в классе нет, потому что Эндрю он такой, ему бы доебаться хоть до кого, а Траффику тоже словно и дела нет, с вызовом в ответ смотрит секунд пять, а потом теряет интерес. Хайлайт все же указания дает, поэтому во второй раз они доебываются вместе и вроде как дружелюбно. Траффик жеста не оценивает и тянет его, Эндрю, за ворот рубашки, отрывая пару пуговок. Они смотрят друг на друга долго, а Эндрю только и думает, что ткань на его шее натянулась сильно и больно. Траффик зачем-то смотрит на его губы с каким-то непонятным сощуром: – А ты любишь губы кусать, – почему-то говорит он, отпуская ворот. Эндрю пропускает ремарку мимо ушей. Все они эти загадочные школьники, наверное, такие: странные и агрессивные. И потом вроде всё идет по плану и они даже не собачатся. Траффик только саркастично подмечает, что Эндрю идиот, поэтому в ответ чуть не получает саркастично по ебалу, но Эндрю только закусывает губу, обещает выговориться потом и по ебалу дать тоже – потом. И это потом наступает. В какой-то момент у Эндрю срывает. Он держится похвально долго, пока идиот Траффик по-идиотски осматривает их логово и пытается сообразить, во что его втянули. А потом учитель Ванпадей совсем нетактично опрокидывает на них нового лидера в лице, по-прежнему, идиота Траффика, и вот где-то на этом моменте у Эндрю срывает. – Считаешь, тебя недооценивают, – Траффик подходит со спины, когда уже все уходят – как настоящая крыса, честное, сука, слово. И нет, он не считает. Эндрю в стену напротив смотрит нечитаемо и думает, что не ему про крыс рассуждать. И лидером тоже быть – не ему. И, наверное, он бы принял лидерство даже Бантада, который им фразы три за все время сказал, но не идиота Траффика, только, блять, не его. Кто он вообще такой? Они же нихуя знать про него не знают, а доверять должны, как матери родной. Эндрю думает, что сравнение неудачное. Матери он не доверяет вообще. – Я считаю, что тебя переоценили, – он не оборачивается, находя стену интересной. Толку смотреть на Траффика нет: тот что-то пытается доказать сейчас, наверное, а понять все равно не сможет. Думает, стало быть, что прочитал его, как открытую книгу, и теперь все козыри на руках. – Тебе придется с этим смириться, – произносит Траффик где-то совсем близко. Эндрю с полуоборота вскакивает и хватает за ворот рубашки парня уже напротив, словно в отместку за те жалкие две пуговички на своей собственной рубашке. – А иначе что? – Эндрю усмехается как-то злобно и довольно, подталкивая Траффика назад, однако ни одной пуговицы так и не слетает. Траффик спокойно смотрит на него сверху вниз, перехватывая руку и наклоняясь, словно перед ним ребенок малый. А потом он расслабляется, бровь выгнув и ухмыльнувшись – совсем не так, как Эндрю. И когда Траффик уходит, не проронив больше ни слова, Эндрю завороженно смотрит куда-то в темноту в стороне выхода и запоздало проводит пальцами по искусанной губе, чувствуя неприятный привкус крови во рту. Траффик перестает бесить, теперь он злит до скрежета зубов и точки «надо доебаться». И Эндрю доебывается. За завтраком, за обедом, на перемене за углом. Он просто называет его идиотом без особых на то причин и разве что драку не устраивает посреди школьного двора. И Траффик только многозначительно смотрит в ответ, словно идиот тут один-единственный и это никто иной, как сам Эндрю, и это злит, потому что кажется, с него посмеялась даже тусовка девчонок. И не то что бы Эндрю ебет, просто злит и всё. В конце концов, по ебалу всё же получает не Траффик, как ни странно, а он сам. У Траффика удар оказывается до пизды тяжелый, Эндрю запомнит на будущее, а ещё он умеет быть таким чертовски громким, это он тоже запомнит. Пока Траффик кричит что-то про сорванный план, Эндрю в ответ даже и слова не вставляет. Нечего ему пояснять, лучше пускай все думают, что он еблан, так проще и вполне оправданно, чем если бы он попытался объяснить, что мозгами вообще не думал и в душе не ебет, зачем надо было устраивать игру «кто кого нагнет». – Ты же вообще нихуя не думал, да? – Траффик читает мысли, однако больше не кричит, но злится словно бы сильнее, чем до этого. И Эндрю чувствует это раздражение и злость, они словно бы от стен отскакивают в пустой классной комнате. И ему словно бы это знакомо, но он понять не может, что конкретно. – Я тебя спрашиваю! – и правда злится, думает где-то на периферии Эндрю, когда его начинают тормошить. – И чего ты добивался все это время? Траффик оказывается совсем близко, а Эндрю подпирает спиной стенку, такую шершавую от краски и мерзкую даже через ткань рубашки. Это почти отрезвляет, когда прерывистое дыхание Траффика щекочет его щёку и тот произносит всё с таким же бешенным напором и со злостью до трясучки: – Если ты хотел моего внимания, ты его получил! Эндрю не понимает вообще, о чем Траффик ему докричаться пытается, губу только прикусывает от непонятно чего и дыхание сбивает в такт парню напротив. Эндрю почему-то думает, что Траффик хочет его ударить, когда больно сжимает ему затылок, оттягивая за волосы. Эндрю вообще смутно понимает, что происходит. У него словно бы дежавю, и мозг отключается напрочь, как обычно это бывает. Его тормошить продолжают, а его самого и так трясти начинает, потому что так чертовски знакомо. И перед глазами плывет совсем как обычно, а мать словно бы где-то там в дальнем углу стоит и наблюдает – совсем как обычно. И Эндрю почти готов закричать, когда кричит почему-то Траффик. Эндрю имя свое слышит издалека и только секундой позже понимает, что это не перед глазами пелена, это он их просто как идиот последний зажмурил. Он вдыхает полной грудью и, когда глаза открывает, видит лишь Траффика близко-близко на корточках перед собой. Эндрю не помнит, в какой момент оказывается на полу, стало быть, съехал по стеночке вниз, с кем не бывает. – Извини, – почему-то говорит Траффик и смотрит прямо, не отводя глаз, а потом будто ломается, и взгляд больше не злой, а до смешного неловкий, думает Эндрю. – За что? – Эндрю ничего не понимает, пытаясь подняться и отталкивая сидящего напротив Траффика. Выходит неловко и, к удивлению парня, тяжело, словно он марафон целый пробежал. Траффик уже не скрывает, смотрит с беспокойством и словно бы с жалостью, и Эндрю снова начинает злиться. Потому что не понимает, потому что не верит. – Эндрю, – Траффик зовет осторожно, уже с подозрением оглядывая парня, наконец понимая. – Ты в курсе, что ты плачешь? Эндрю проводит тыльной стороной ладони по лицу, и да, вот теперь он, блять, в курсе. Он злится ещё сильнее, уже на себя и на то, что держать в руках себя не умеет. Но злиться хочется всё равно на Траффика, потому что он вот рядом, прямо перед ним, беспокоится вроде как, только Эндрю до пизды это все, потому что никто и никогда не беспокоится, это всё нормы общественные, а если и беспокоятся, то не о еблане, который планы срывает, это Эндрю знает точно. – Иди нахуй, – Эндрю так искренне бросает фразу, что дышать легче становится и уже как-то и всё равно, на самом-то деле. – Если у тебя какие-то проблемы… – Нахуй иди, говорю, – отрезает Эндрю, не желая слушать эту чушь. У него проблемы есть, как и у всех, но Траффик сам ходячая проблема, так что не ему с дружеским плечом к нему доебываться. Подумаешь, расплакался случайно, гарант доверия – такой себе, в мире Эндрю уж точно. – Просто сделай вид, что этого сейчас всего не было, – всё же оборачивается Эндрю, задерживаясь у выхода из класса. – И прекрати смотреть на меня, как будто у меня последняя стадия рака и тебя это реально ебёт. Эндрю говорит устало и чувствует себя так же. Хочется лечь и проспать часов десять, как минимум. – Хорошо, – вдруг отзывается Траффик совсем обычно и без сарказма. – Ещё просьбы? Последнее тоже произносится без очевидного подъеба, и Эндрю хочется насторожиться, но сил уже нет. – Да, – произносит почему-то тихо и думает, как, наверное, жалко с заплаканными до красноты глазами выглядит, дело даже и не в этом вовсе. Они смотрят друг на друга как-то странно, и Эндрю как-то не беспокоит это совсем. Ему кажется, что Траффика тоже мало что беспокоит вот прямо сейчас, и простоять бы так ещё с час – никто против не будет. Но Эндрю всё же к выходу порывается первый и наконец опускает дверную ручку, напоследок бросая: – Никогда не делай так больше.

2

Траффик бесит. Все просьбы Эндрю он, конечно, выполняет. Эндрю же в знак благодарности больше не доебывается. Остается одно большое «но»: Траффик всё-таки бесит. «Лидер из Траффика хуевый», – как-то делает мысленную ремарку Эндрю. Это не зависть или субъективное мнение, а констатация простого и ясного факта. Это не то чтобы так уж плохо, как сперва думает Эндрю, но всё-таки плохо. Однако не то чтобы кто-то из них справился лучше, заключает Эндрю. Ему как-то вроде и всё равно, его дело наблюдать, напоминает он себе. – Лидер из тебя хуевый, – делает Эндрю ремарку уже вслух. Поблизости никого нет, потому что он, Эндрю, достаточно тактичный, чтобы больше не выебываться при всех. В отличие от Траффика, который недостаточно тактичный, чтобы уйти после собрания вместе со всеми и оставить нарочно замешкавшегося Эндрю одного. – Я и не претендую, – Траффик пожимает плечами, усаживаясь напротив. – Но я хотя бы стараюсь. – Хуево стараешься, – Эндрю бровями играется пару секунд, а потом на стуле ерзает незаметно. Они сидят одни в заброшенном здании, и это не имеет смысла вообще. Это только бесит и раздражает. Траффик сам по себе такой: бесит и раздражает. – Почему ты не уходишь? – Траффик выглядит спокойным, словно всё идёт по его чёртовому плану, о котором Эндрю сказать забыли. – Уроки буду делать. Не будет. У него даже книжек нет с собой. – Ты всегда остаёшься один после собраний. – Ключевое слово – «один», – мгновенно реагирует Эндрю, чувствуя, как от спокойствия, которое дается ему с таким трудом, не остается ни следа. Возможно, у него есть проблема, много проблем. Эндрю никогда не задумывается долго над этим, просто иногда ему хочется кричать, ломать вещи, других людей и, возможно, самую малость себя. На самом деле хочется ему часто, но какая-то часть мыслительного процесса каждый раз напоминает, что не стоит. Иногда напомнить она не успевает. – Почему ты злишься? – Траффик хмурит брови, пока Эндрю думает, что хотел бы заехать ему в переносицу кулаком со всей дури, и плевать ему вообще, что, возможно, оппонент сильнее его раза в полтора. Траффик изучает его одним только взглядом и снова, стало быть, думает, что понимает. Эндрю только губы в усмешке ломает, зная, что никто и никогда не понимает. – Зачем? – рука у Эндрю под столом трясется и почти ударяется кулаком о столешницу снизу. – Ты сказал, что я плохой лиде- – Хуевый, – привычно перебивает Эндрю, борясь с желанием просто въебать и уйти, но знает прекрасно, что на «въебать» он не останавливается никогда, вопреки всем его желаниям «уйти». – Если это была твоя попытка стать пиздатым лидером, то у меня для тебя плохие новости. Эндрю знает, что пытается сделать Траффик. Хорошие лидеры, они какие? Понимающие и советы дающие. Только дело в том, что Эндрю хороших лидеров на своем веку не встречал..Он и людей-то хороших не встречал. – Возможно, ты прав, – просто пожимает плечами Траффик, поднимаясь. И жест этот такой небрежный, что Эндрю злится ещё больше. Потому что, возможно, на одну чёртову секунду он верит Траффику и мельком рассматривает вариант, что, быть может, кому-то не всё равно. Однако, всем всё равно. – Я просто не хочу идти домой, – кидает Эндрю уже в спину Траффику. – Это никак не связано с Блэклистом, так что можешь не беспокоиться, лидер. Последнее он почти выплевывает с какой-то ненавистью до трясучки. Ему доставляет это какое-то извращённое удовольствие: разочаровываться и ненавидеть. Потому что Траффик, Хайлайт, Тайтл, Джимбэ и Бантад – все они одинаковые. Просто разочароваться и возненавидеть он успевает только Траффика, остальные не заставят себя ждать, это точно, думает Эндрю. И от этой мысли ему спокойнее, потому что они ведь все даже не друзья. С чего им быть вообще? Кроме Блэклиста общего с ними он не имеет ничего. Разве так выглядит дружба в сериальчиках на Нетфликс или лакорнах про любовь, где у главного героя обязательно есть крутой и поддерживающий друг? Эндрю не главный герой, и друзей у него нет. – Вот как, – останавливается Траффик, поворачиваясь. – Прости, что обидел тебя. Впервые Эндрю думает, что Траффик, наверное, мог бы всё понять и прочитать его, как чертову книгу, открытую посредине с вывернутыми наружу страницами. И от этого беспокойно и глаз дёргается, но смотреть Траффику в глаза почему-то не хочется. Собственно, опровергать его слова тоже. – Сам говорил, что ты здесь только, чтобы найти сестру, – начинает Эндрю мысль. – Вот и ищи, а не изъебывайся быть тем, кем не являешься. Эндрю наконец встает, чтобы поравняться с Траффиком, который снова брови чуть хмурит, будто скрыть на лице что-то пытается. – Кем я не являюсь? Эндрю смотрит на него пристально, в глаза всматриваясь, даже не замечая, как чуть привстает на носки. Думает, что на вопрос отвечать не будет, пока проделывает весь путь до дверей, но, словно уже по устоявшейся только между ними традиции, останавливается, за ручку схватившись: – Моим другом.

3

Траффик бесит. Траффик больше наедине с ним не ошивается, не в свои дела не лезет и позволяет ему, Эндрю, проводить свои «посиделки» после собраний столько, сколько ему заблагорассудится. В общем, ведет себя нарочито хорошо по отношению к нему. Но бесит не это. Траффик оказывается хорошим лидером. Каким-то чудом он и правда становится всеобщим авторитетом и, вроде бы, другом. Насчёт последнего Эндрю не уверен, наблюдая, как Траффик, хмуря брови, о чем-то шепчется с Хайлайтом. – Хэй, мой друг Эндрю приуныл, – на плечо вдруг ложится тяжелая рука единственного человека в этой комнате, зовущего Эндрю «другом». – Что, завидуешь им? Никто так не зовёт Эндрю в принципе. Нормальные люди вообще не ходят и не называют друг друга «друзьями» без необходимости. Эндрю это иррационально раздражает и бесит, возможно, даже больше, чем существование Траффика. – Я завидую тем, кого ты не зовешь «другом», – возвращает Эндрю, раздраженно вздохнув. Он не пытается обидеть Тайтла, звучать грубо выходит само собой. Просто ему хорошо известны стандарты одноклассника: – Но таких не существует, мой друг Эндрю, – широко улыбается Тайтл, хитро сверкнув глазами. – Я друг для всех. Вот эти стандарты, которые у Тайтла, по всей видимости, просто отсутствуют. Разве можно быть другом для всех? Разве такая дружба вообще имеет ценность? Эндрю не видит в этом никакой «дружбы». Да как вообще можно называть посторонних людей друзьями?! Взять хотя бы его, Эндрю. Никто не хотел бы иметь такого друга, даже Тайтл. Просто он не знает, кого называет другом, всё просто. – Как хочешь, – отмахивается Эндрю, спорить не желая. В конце концов, кому какое дело, кто кому друг в этой комнате? Эндрю просто думает много и, по правде говоря, совсем не о том, о чем бы ему следовало. Почему бы, например, не подумать о директоре Карине и его до приторности дружелюбном «рассказывай, что узнал». Эндрю ненавидит эти скрытные посещения кабинета директора, подскакивая от каждого шороха в коридоре. Эндрю ненавидит ситуацию в принципе, в которой оказывается, но почему-то сказать слова «против» не может. Перед глазами стоит отцовское «не разочаруй меня на этот раз» и пустой взгляд матери, что смотрит сквозь него. Однако сказать и слова «за» Эндрю тоже не может. Он их всех, конечно же, не покрывает, потому что они ему никто. Но в условном отчёте, как мантру, лишь повторяет: «Беспокоиться не о чем, кучка идиотов они». И в какой-то момент Эндрю думает, что оба в директорском кабинете чувствуют ложь, но директор Карин лишь улыбается, благодаря, а Эндрю сглатывает неуютно, потому что врёт сам себе. Наверное, это могло бы продолжаться так долго, насколько бы хватало директорского терпения. И, возможно, Эндрю смог бы продолжать врать себе и не думать о том, что из всех них хуевый не Траффик и его лидерские качества, а он сам. «Врать получается всем, кроме себя», – как-то раз говорит школьный психолог после очередной драки Эндрю на школьном дворе. Психолога он, конечно, не слушает: выцепляет пару фраз, чтобы потом мозг рандомно напоминал о них спустя месяц. И Эндрю готов бы спорить с ней до посинения, потому что вот он, весь такой сильный и независимый, совсем не волнуется ни за кого, кроме себя, и совсем не одинокий. Эндрю правда верит в это, постукивая костяшками пальцев по столешнице, пока Тайтл нависает над ним, приговаривая, какие они все друзья. И никто словно бы не против, и всем вроде бы весело, Эндрю тоже вроде бы – весело. Эндрю верит в это всё и прячет улыбку за недовольным вскриком, пока не видит перед собой на больничной койке Тайтла: улыбчивого и побитого, как чертова собака. Он смотрит на него пустым взглядом, пока тот вдруг плакать не начинает. Зовёт их друзьями и говорит, что покидает Блэклист. Эндрю не видит ничего: ни плачущего Джимбэ, ни отчаянного взгляда Траффика рядом. Эндрю лишь повторяет как мантру про себя: «Твоей вины в этом нет». На периферии крутится где-то злобный смешок, который больно напоминает противным голосом: «Не ты ли говорил, что вы даже не друзья?». Смешок этот осуждающе впивается вопросом: «Почему вообще должно волновать?». Эндрю уходит, слова не проронив, а никто и не спрашивает. Идет куда-то вперед, спрашивая у медсестры с вежливой улыбкой, где найти уборную. И ему кажется, что все самое страшное позади, и вот он: спокойный и виду не подавший. Только стоит глаза поднять на заляпанное зеркало над умывальником, и вся пелена спадает. Эндрю рукой по волосам проводит, почти выдергивая их, так пальцы трясутся. Смотрит на отражение с мертвенно бледными губами и красными от невыплаканных слез глазами и больше мантру не вспоминает. В голове один единственный раз четко звучит: «Это всё твоя вина». Больше он это про себя не повторяет, фраза выжигается словно клеймом у него перед глазами, пока он несётся к первой попавшейся кабинке, не заботясь хотя бы прикрыть её, когда его желудок выворачивает наизнанку, вынуждая встать на колени и выблевать сегодняшний завтрак. Он не знает, через сколько его отпускает. Он не помнит даже, как вообще добирается до уборной. Эндрю пытается встать, опираясь на гладкую стенку кабинки, когда рука соскальзывает и тело Эндрю летит куда-то на пол. До пола никто так и не долетает, а секундой позже Эндрю уже стоит на ногах и опирается на кого-то. – Отвали, – Эндрю отпихивает яростно, с каким-то остервенением кидаясь к умывальнику и обдавая лицо холодной водой, словно не он провел черт знает сколько на коленях перед унитазом. Он поднимает голову, встречаясь с собственным взглядом: таким же нечитаемым, как и прежде, с теми же невыплаканными слезами. За спиной черным пятном стоит Траффик. Эндрю оборачиваться не хочет, изучая лишь отражение, словно оно может защитить и избавить от ненужных разговоров. От страшных разговоров. Потому что Траффик сейчас не пришел выебываться, Траффик сейчас похож на побитого щенка, что храбрится до последнего. Эндрю мерзко понимать это и искренне сочувствовать ему. – Ты ведь знаешь, что это не твоя вина, – говорит Эндрю тихо, перекатывая горечь во рту. – Ты хорошо справился. Эндрю не поворачивается, опираясь на умывальник и опуская голову. Ему иррационально стыдно за свои слова, потому что это то, о чём он действительно думает в данную минуту. Остаётся только губу прикусить, чтобы не закричать уже вбитое в голову «потому что это всё только моя вина». – Разве? – Траффик, кажется, усмехается. – Ты был прав, я хуевый лидер. Эндрю медленно разворачивается с ухмылкой на губах, словно пытаясь кого-то обмануть в этой комнате: – Не ругайся, тебе не идёт. – А тебе – делать вид, что ты в порядке. Туше, Эндрю почти оскорблен. – На себя посмотри, – Эндрю вскидывает брови, демонстративно оглядывая Траффика с ног до головы. Честно говоря, Траффик на порядок лучше выглядит, чем он сам сейчас – уж точно он не блевал в соседней кабинке, складываясь пополам. Но в щенячьих глазах у того плещется море сожаления и неоправданной вины, и Эндрю даже одернуть себя не пытается на мысли, что ему действительно жаль. – Ты сказал, что это не моя вина, – Траффик подходит ближе, оставляя пару шагов между ними. – Тогда почему винишь себя? Траффик снова в детектива играет, цепляя взгляд напротив и пытаясь в нём словно что-то отыскать. Его рука тяжелым грузом ложится на плечо Эндрю, чуть сжимая, словно сказать этим что-то хочет. Брови у Траффика привычно сводит словно бы в беспокойстве, а Эндрю и думает только о том, что «мысли этот парень что ли читает». Эндрю ответить нечего, только красноречиво скинуть чужую руку и направиться к выходу, в очередной раз за ручку хватаясь. Рука почему-то замирает, не желая надавить на спасительную ручку, которая выпустит куда-то туда, подальше от Траффика и его пронзающего взгляда, который как будто бы понимает. – Можешь думать, что хочешь, и винить, кого хочешь, – вдруг говорит Эндрю, чуть обернувшись. – Но я правда так считаю. – Как? – Как если бы ты, гипотетически, был хорошим лидером. – Так теперь это гипотетически? – усмехается Траффик, и вдруг становится так легко. – Если не заткнешься, даже гипотетически не будешь, – возвращает Эндрю, с места не двигаясь, потому что Траффик посмеивается так радостно и просто, что это вдруг стоит его, Эндрю, внимания. – Стой, Эндрю, – вдруг спохватывается Траффик, улыбки на лице не теряя, но почему-то в глазах серьезности плещется через край. – А теперь? – А теперь что? – хмурится Эндрю, уже на ручку надавив, в полной готовности покинуть Траффика и этот злосчастный туалет. – А теперь я являюсь твоим другом? Траффик улыбкой своей словно бы в шутку все это обращает, но Эндрю знает – тот серьезен. Эндрю вдруг фыркает, подыгрывая, но чувствует, как кончики пальцев холодеют от осознания, потому что он, Эндрю, вдруг тоже – предельно серьезен: – Да, идиот.

4

Траффик бесит. Потому что от прежнего покоя не остаётся ни следа. Теперь Траффик доёбывается постоянно. Наверное, Траффик и себе в этом едва признаётся, думает Эндрю, когда тот в очередной раз пишет в Лайне в три ночи, спрашивая, стоит ли ему завтра заправлять рубашку или «побесить Вайкинга будет отличным началом недели». Эндрю отвечает «спи, придурок» и мало в чём сам себе признаётся. Ему просто хорошо в эти три ночи лежать, втыкать в экран телефона и оттягивать утро понедельника, потому что в новый день не хочется никогда. Ещё в эти три ночи Эндрю позволяет себе думать, много думать. О ребятах из Блэклиста, о том, какие они все хорошие, и о том, какой он – совсем нет. В конечном счёте, мысли всё равно возвращаются к Траффику, потому что тот решает отправить стикер и оповестить о своём существовании. Эндрю думает глупости какие-то, например, что с Траффиком у них всё как-то по-особенному, потому что Траффик, он ведь таким и остается: скрытным, слегка холодным, но лидером всё ещё отличным. Только в Лайне он стикеры шлёт и не спит до четырех утра, потому что: «Эндрррюююю ты не отпускаешь меня спать». Эндрю и не держит, думая о том, что Траффик, наверное, на самом деле вот такой – приставучий, игривый и смешной. Эта мысль тешит самолюбие, потому что, стало быть, такого Траффика видеть позволено только ему, и подвоха вот прямо сейчас, в три ночи, искать совсем не хочется. Эндрю часто думает «вот бы понедельник не наступал», но вот конкретно этот понедельник бьёт все рекорды. С самого утра Эндрю мечтает натурально сдохнуть, потому что он не верит в удачу, а вот в неудачные дни – очень даже. День начинается ни то что бы прямо плохо-плохо, просто он встает почему-то на час раньше, и отец решает, что это отличный повод для семейного завтрака. Эндрю не отказывается, потому что так безопасней и меньше криков по поводу и без. Он и не против совсем, пока не слышит заезженное «как успехи в школе?» и преждевременно разочарованный вздох матери. Эндрю выжидающе смотрит на полупустую тарелку с рисом, отсчитывая секунды прежде, чем произносит: – Нет у меня успехов. – Ну конечно, разве они могли быть? – моментально реагирует мужчина, что сидит на противоположном краю обеденного стола. И Эндрю ложку в руках сжимает, потому что «хах, а быстрее не мог ответить?». Вслух он, конечно же, ничего не произносит, возвращаясь к попыткам съесть ещё хоть немного, потому что это отвлекает. Когда ложка отлетает в сторону, разбрасывая рисинки по материнскому платью, Эндрю слышит лишь недовольный вздох и отдаляющиеся шаги. Он почти в воздухе зависает, когда сильная рука, вырвавшая у него ложку секундой ранее, тянет его куда-то вверх, приговаривая «стоять даже не можешь нормально». И когда он слышит глухой удар, Эндрю не воспринимает это на свой счёт. В ушах почему-то свистит, а в голове статичная мысль: «Он что, сейчас стакан о голову разбил». Эндрю мысль эта забавит, когда кровь тонкой струйкой на веко стекает, потому что о том, что голова эта его собственная, он почему-то вот прямо сейчас не думает. Перед глазами абсолютно ничего, а в ушах глухой гул, поэтому Эндрю, в общем-то, хорошо. Хуже обычно бывает, когда перед глазами мать в двух шагах наблюдает и разочарованно вздыхает, как будто Эндрю один единственный виноват. – Ты не пойдешь сегодня в школу. К этому моменту Эндрю уже стоит у дверей и смотрится в зеркало, разглядывая ссадину на щеке от, по правде, Эндрю в душе не ебет от чего. На губах, уцелевших на этот раз, ломается усмешка, и полный безразличия взгляд: – Не волнуйся, пап, никто не заметит. А позже с предвкушением несется к школьным воротам, раздумывая, кому бы въехать в челюсть для начала. Эндрю ребенок будто, выискивает глазами одноклассников и почти прыгает от возбуждения, потому что драться – это всегда расслабляет, получить по ебалу – это всегда приятно. На глаза попадается почему-то Паккард. Эндрю припомнить пытается, когда это свалка из сигаретных бычков за главным зданием школы стала пристанищем для милых одноклассниц с вычищенными до блеска туфлями. Испуг на лице девушки, конечно, тоже намекает, что Паккард и сама понятия не имеет. На самом деле, на лице у неё упрямый взгляд и поджатые в недовольстве губы, но Эндрю со стороны видит, как маленькие пальчики нервно перебирают кусок ткани выбившейся рубашки, как тонкий нос подрагивает от неприятных запахов вокруг, а взгляд упрямый только из храбрости напускной, когда к ней подходит парень из параллельного класса, кажется. Паккард, вроде бы, хорошая, как-то думает Эндрю, получая пожелание «доброго утра» в Лайне стабильно каждый день. И ему, вроде бы, нравится общаться с ней: она в душу не лезет, лишних вопросов не задает, только беспокойно интересуется всё ли в порядке, что даже иногда бесит, но терпимо. В общем, Паккард – хорошая, а эти парни из черт-его-знает-какого класса явно – нет. Эндрю не утруждает себя подсчетом противников, ровно также, как и приветственной речью, потому что Паккард достаточно умна, чтобы съебаться сразу же после его появления. Пока его кулак летит в челюсть незнакомому парню, Эндрю запоздало думает, что, стало быть, придется ещё выслушать лекцию о вреде насилия, потому что Паккард драки осуждает и говорит, что волнуется. Паккард всё-таки хорошая, считает Эндрю, но Паккард всё-таки никогда не понять, почему Эндрю промахивается в миллиметре от такой желанной челюсти и позволяет перехватить своё запястье, делая почти кульбит возле мусорки. Он слышит, как кеды скрипят по асфальту, когда прикладывается лицом к какой-то стене. «Как удачно», – проскакивает у Эндрю в голове, когда в спину прилетает череда ударов. Их всего лишь двое, думается Эндрю на периферии; совсем несложно было бы отправить их в нокаут за два-три удара. Но позволить себе прервать этот односторонний бой Эндрю не хочет, потому что ему вот прямо сейчас – хорошо. Он не замечает больше ничего, только чувствует тупую боль, позволяя себя избивать до крови, до беспомощного кашля, вызывая у противников только больше желания бить его до исступления. Когда Эндрю заходится в очередном приступе кашля, он вдруг чувствует легкий ветерок и вдруг открывшийся свет – парней от него оттаскивают резко и быстро. Эндрю, разумеется, злится. – Нахуя ты лезешь?! – он даже не обращает внимания, что это его друг Траффик и что он всё ещё посреди драки, и хватает того за ворот рубашки. А потом резко отталкивает, потому что занесенный кулак над Траффиком принадлежит не ему, а безликому парню, который колотил его секунд десять назад. И вот это злит даже больше, потому что Траффику по ебалу он может дать и сам. Однако сделать он ничего не успевает: его грубо хватают за запястье и тянут за собой, словно не человек он вовсе, а кукла тряпичная. И Эндрю не сопротивляется почти, спотыкаясь пару раз на лестнице. И даже когда Траффик уже без спешки заводит его в медицинский кабинет, который ещё пустует в ранний час, Эндрю молча присаживается на кушетку, не протестуя. Потому что злость и адреналин сходят на нет слишком быстро, оставляя лишь усталость и сильную боль, медленно разливающуюся по всему телу. Кажется, в этот раз он переборщил. – Как ты?.. – Эндрю не заканчивает, морщась от боли в районе селезенки. – Паккард, – бросает Траффик, копаясь в шкафчике с медикаментами. – Если бы мы не ушли, пол школы бы сбежалось. – Почему- – Ну, знаешь, – вдруг оборачивается Траффик, кидая в раздражении бинты на кушетку. – Она испугалась за тебя, придурка. Наверное, побежала бы к учителям. Напиши ей, что ты жив. Эндрю молча тянется к телефону, печатая короткое «я жив, спасибо» и недоуменно косясь на Траффика: а он какого черта злой? – Вообще-то, я тут жертва, ты не имеешь права на меня злиться, – выдает Эндрю будничным тоном, когда Траффик усаживается рядом, собираясь обработать ему рассеченную, по правде, ещё дома щеку. Траффик только молча подносит смоченную в перекиси ватку, без предупреждения проводя по неглубокой ране на щеке. Эндрю шипит, отбрасывая чужую руку, и смотрит на него, как на последнего предателя. – Не смотри на меня так, – вдруг сдается Траффик, вздыхая. – Ты заслужил. – Эй, я отстаивал честь прекрасной дамы! – восклицает Эндрю, посмеиваясь, когда понимает, что Траффик сдался окончательно и больше не злится. Взгляд у Траффика вдруг останавливается прямо на нем, и у Эндрю мурашки пробегают. Тот смотрит как-то странно, больше без злобы, но с каким-то раздражением и пониманием. – Я не сразу вмешался в драку. Стало быть, видел. – Что ж, ты меня раскрыл, мне нравится получать по ебалу, – пожимает плечами Эндрю, усмехаясь, словно бы всё шутка это. Эндрю не то что бы врёт. Ему правда нравится: прикусывать губу до крови, влетать в предметы, получать по селезенке с ноги, а потом с каким-то безумным остервенением кидаться в ответ, выбивая всё к чертям у обидчика. Траффику не понять, он только злится снова, кажется, руки в замок сцепляя. – Я не злюсь, Эндрю, – вдруг говорит Траффик, снова мысли читая. – Я просто волнуюсь. Траффик смотрит куда-то вперед, игнорируя самого Эндрю напрочь, пока тот всматривается в профиль, даже не скрывая. Траффик брови сводит и прерывисто выдыхает, словно боится чего-то. – Я видел тебя у ворот сегодня. Траффик знает. Осознание ударяет похлеще, чем отцовская рука сегодня утром, и Эндрю не знает куда деться. – Ты ведь искал с кем подраться, чтобы никто не стал спрашивать. Траффик прав ровно на половину, и Эндрю тошно от одной только мысли о том, что отшутиться как обычно не может. Потому что Траффик ведь, кажется, правда волнуется, и Эндрю впервые хочет, чтобы это было не так. Потому что на Траффика смотреть страшно: он дышит через раз, а в глазах, что теперь уже смотрят лишь на него, читается «не делай так больше». И Эндрю рад бы не делать так больше, но знает ведь, что бесполезно всё это. Поэтому он срывается к двери, с места подхватываясь. Ему не хочется видеть такого Траффика: напуганного, сочувствующего и понимающего. Потому что быть причиной всему этому он, Эндрю, не подписывался. Потому что, каждый раз ища понимания, он забывал о том, что оно предусматривает ответственность. И когда Траффик вот так молча его отпускает, больше не роняя ни слова, Эндрю всё же медлит у двери, за ручку хватаясь, потому что чувствует какую-то тупую вину, хотя вроде бы и не должен. – Знаешь, – Эндрю оборачивается, встречаясь взглядом с Траффиком и выдавливая привычную ухмылку на губах. – В следующий раз, когда я захочу получить по ебалу, я приду к тебе.

5

Траффик бесит. Смотрит как-то многозначительно и как будто с пониманием, но никогда не говорит об этом ни слова. У Эндрю не паранойя закралась в черепную коробку, просто не нуждается в беспокойных досмоторщиках. Он знает, что Траффик тактично молчит просто потому, что иначе он, Эндрю, будет злиться. Остальным дела нет, так как обычно в остальных – такта ноль, Эндрю это знает, поэтому подозрительным взглядом его окидывают лишь Траффик и Хайлайт, который от природы такой – дохуя проницательный. Эндрю сдохнуть хочется, сворачивая с парковки ко главному входу: этот цирк он каждый раз проделывает с таким упорством, словно если бы кто-то шёл за ним от самого укрытия Блэклиста, то не заметил бы. Словно бы так спокойнее и совсем не могут за руку схватить у самого входа в кабинет. За руку Эндрю никто не хватает, и ему почему-то хочется добавить «к сожалению». – Опаздываешь, – усмешка на лице директора знающая, и Эндрю усилия стоит не скривить лицо в отвращении. – Задержался с ребятами, – бросает небрежно и сам осекается. Директор Карин мужчина серьезный, считает Эндрю. Отвратительный, мерзкий, аморальный и, кажется, животное настоящее, но всегда почему-то серьезный. Эндрю знает, что терпение у таких «серьезных» обычно заканчивается с зажатым пальцами спусковым крючком, но на директорских нервах все равно играет. – «Ребятах»? – понимающе хмыкает мужчина, в бумажки на столе погружаясь. – Ты всё-таки подружился с ними? Директор голову поднимает и улыбается по-отцовски тепло, как если бы Эндрю знал, как отцы тепло улыбаться умеют. Но Карин умеет, даже оскала не показывает, вот только в глазах чернота беспросветная, а меж пальцев ручка зажатая, как если бы он мог глаза ему выколоть одним только стержнем. И Эндрю молчит. От привычного: «Можешь идти, Эндрю», – его разделяет одно простое «нет» и пустой взгляд куда-нибудь в стену. Но Эндрю дышит только через раз и глазами бегает по наградам. Ясно осознает, что мог-бы-не, но выдаёт себя, как идиот последний. Голова сама кивает, медленно и едва вновь поднимаясь. – Ты уверен? Директор Карин словно бы и не злится вовсе. Улыбается как-то добродушно и вертит ручку чертову меж пальцев. Эндрю знает, как нужно поступить и что следует говорить; Эндрю лекцию целую от отца выслушивает, что Карин этот важнее, чем Эндрю со своими выкидонами в сто раз, поэтому «попробуй только выкини что-нибудь, и я тебя прибью». А Эндрю, кажется, только этого и хочется. – Да. – Я уважаю твой выбор. Больше Эндрю в свой адрес не слышит ничего, и, кажется, директор насмешливо смотрит ему в затылок, когда тот пулей вылетает. Знает ведь прекрасно, что ему и так достанется за «выкидоны» вот такие, и Эндрю даже знать не хочет откуда. Эндрю в принципе знать ничего не хочет и думать тоже – совсем не хочет. Просто влетает в Траффика в двух шагах от кабинета директорского и как будто бы смех его издевательский слышит. – Съебись, – Эндрю даже не тормозит, пробивая себе путь куда-то вперед, потому что плевать ему на Траффика, плевать ему на директора, ему так, черт возьми, плевать. – Я сказал тебе съебать! Эндрю силы не жалеет, отпихивает назойливого парня, даже в его сторону не глядя. У Эндрю черти перед глазами, и он не видит ничего, кроме дома отцовского. Его тянет туда, как магнитом, потому что хочется быстрее начать и закончить, возможно, навсегда. – Эндрю! Траффик бесит – упрямый до пизды, всё докричаться пытается. А Эндрю бы домой побыстрей, чтобы окунуться в этот хаос грядущий и не вынырнуть никогда. И только пускай скажет кто, что он не пытался уйти раньше, чем развернулся, сжав кулак до белых костяшек, и впечатал его куда-то в челюсть Траффика. Тот шипит и матерится, сквозь зубы сжатые, но позади не остаётся, вопреки ожиданиям Эндрю. Траффик просто за плечо разворачивает и бьёт в ответ, то ли злость, то ли обиду всю вкладывая. – Доволен? – Эндрю губу разбитую ощупывает и на Траффика даже не смотрит. У Эндрю на периферии крутится, что Траффик этот два плюс два сложил, подловив у кабинета. Эндрю сбежать хочется ни то что домой, на край света подойдет если только. Поэтому ответа не дожидается, сбегая, как трус последний, которого не преследуют больше. Только переступая порог дома, у Эндрю воздух выбивает, потому что вот она – конечная точка. Он с таким остервенением рвался сюда, выдумывая какое-то мнимое освобождение; нашёл себе статую Свободы, как же. Сейчас Эндрю осознанно страшно и стыдно за этот страх. Он может без задней мысли разбить себе кирпич о голову под напуганным взглядом Джимбэ, но не может без дрожи в горле переступить порог собственного дома. Ваза; в него летит чертова ваза, стоит ему оказаться в гостиной. Это так по-банальному тупо, что Эндрю точно так же тупо смеётся. Говорят, в таких ситуациях это нервное. Эндрю не верит, что имеет нервы как таковые в принципе. – Ты хоть представляешь, что ты натворил, сопляк?! Говоря честно, Эндрю не представляет. Он вообще мало что успевает представить и осознать вот прямо к этой минуте, потому что стоит пошевелить мозгами хоть мгновение и назад дороги не будет. – Наша честь теперь под ударом, и почему? – отец будто бы устало проводит ладонью по волосам, драматичности только ему понятной добавляя. – Я бы понял, если бы ради девчонки какой, а тут – кучка идиотов?! Эндрю вдруг улыбается, наверное, жутко как-то, потому что даже мать слегка подскакивает; он только сейчас замечает её присутствие. Эндрю смотрит только на отца и смеётся тому почти в лицо, ближе подходя. В последующие слова он вкладывает мало смысла, ему просто хочется сказать это, хочется увидеть реакцию и ускорить чертов процесс, который повторяется из раза в раз: – Ради девчонки? Я сделал это ради мальчика, пап. Отец даже застывает, как-то странно и непривычно – сомневается как будто. А потом всё следует по до приторности знакомому сценарию, что Эндрю лишь глаза прикрывает, чтобы матери не видеть, которая на фоне маячить не перестает. Следит, чтобы его насмерть не прибили, что ли, усмехается сам себе Эндрю. И когда всё заканчивается, у него только губа разбитая, ещё Траффиком, кажется, и черт знает как вывихнутое плечо. Эндрю лежит на диване с тянущей болью где-то в желудке и пошевелиться ни на йоту не может. Отец и слова не говорит больше; никто и ничего не говорит в принципе, свет в комнате перед уходом приглушая. Эндрю не думает ни о чем, пока лежит бездвижно; ему иррационально хорошо и плакать хочется одновременно. И вот так вот лежать кажется апогеем всей его жизни: главной целью, которую он наконец достиг. И вдруг телефон, Лайн этот чертов, уведомление озвучивает. Звук противный, хоть и секундный, и такой уже привычный, что у Эндрю даже лицо кривит немного. Он скатывается куда-то на пол, совсем не чувствуя боли от удара, и теперь рукой шарит, потому что звук шел откуда-то снизу. Эндрю видит разбитое защитное стекло и 11 вечера времени на экране. Под цифрами красуется непрочитанной сообщение: кажется, Траффик отправил ему гугл карту. Во вложении и правда адрес: дом всего в квартале от него. Эндрю не отвечает даже стикером, и того сильнее сжимая телефон и пытаясь встать с пола, который уже успел стать ему вторым диваном. На такси он тратит последнюю наличку, что прихватывает в коридоре. Прохладный ночной воздух немного отрезвляет, и, стоя перед воротами незнакомого дома, Эндрю думает, что этот клоун будет должен ему за такси на обратную дорогу, почему-то при этом будучи уверенным с самого начала, что на обратный путь он не потратит ни бата. Он на чистой интуиции пробирается через неосвещенный двор, врезается в какой-то куст, прежде чем заходит в подъезд и находит входную дверь двумя этажами выше, невежливо распахнутую и покинутую без хозяина. Эндрю только цокает, раскидывая кеды у входа и предусмотрительно закрывая дверь на замок. В квартире полумрак, и только белые стены и светлая мебель делают обзор для глаз Эндрю менее болезненным. Траффик сидит на широком диване, уткнувшись в замок из ладоней, что повис у колен. А потом вдруг спокойно поднимается и кивает куда-то в сторону, за собой увлекая. В комнате у Траффика посветлее, хотя бы ночник у кровати горит. Эндрю проходит без стеснения, присаживаясь на уголок застеленной кровати, стоящей посреди комнаты. Он даже не осматривается толком, просто ждет чего-то, выглядывая отражение Траффика в окне у кровати. Траффик вдруг пропадает, правда, через пол минуты выходя из ванны и таща стакан воды с парой таблеток. – У меня в аптечке нет ничего, кроме обезболивающего, так что извини, – Траффик останавливается где-то сбоку, протягивая стакан с таблетками. Эндрю молча протягивает руки, залпом выпивая половину стакана, а потом вторую – с таблетками вместе. Траффик так и остается стоять, словно ожидая чего-то, когда Эндрю вдруг пронзает мысль, от которой он сбежал ещё в школе. Траффик ведь, наверное, догадался. Траффик ведь, наверное, ждёт объяснений. Иначе с чего весь этот цирк вообще? У Эндрю даже усмехнуться грустно не получается, у него лицо застывает. – Я знаю, что ты думаешь, – вдруг начинает Траффик, отходя чуть назад, но кладя руку на плечо Эндрю. – Ты не прав. Траффик говорит о чём-то своём, как если бы Эндрю мог понять его с полуслова, но тот с досадой думает, что из них двоих только Траффик читать мысли умеет. – Знаешь, никто не верит в твои драки, – продолжает Траффик, руки не убирая. – Они волнуются за тебя, Эндрю, все до одного. Эндрю дрожать начинает сам по себе, он даже слова Траффика до конца не переваривает, потому что стоит только на секунду дать мыслям свободу – снова сбежать от собственных чувств уже не получится. Эндрю будет плохо, страшно и грустно, и он не хочет испытывать это вновь и вновь. Но Траффик, даже если и читает его мысли, то игнорирует их напрочь, продолжая: – Я волнуюсь, знаешь. Эндрю знает. Слишком хорошо знает. – Отец, он… Эндрю договорить пытается, когда вдруг захлебываться начинает. На щеках вдруг две дорожки мокрые, которые уже черт знает сколько свой путь прокладывают. Ему хочется рассказать всё, с первого класса и первой двойки до Блэклиста и директора Карина, и, наверное, он так бы и сделал, если бы мог хоть слово сказать. Он вдруг натурально плачет, как никогда, кажется, в жизни. Он слышит хлюпающие звуки, которые сам же издает, и это звучит так мерзко и жалко, что спрятаться хочется. И он плачет, пока Траффик возвышается за ним, как Дева Мария, опустив руку на его плечо. Траффик вдруг резким становится, разворачивая Эндрю, отчего тот утыкается куда-то в футболку. Эндрю плевать, куда прятаться, поэтому руки без задней мысли обхватывают чужую талию, пытаясь вскарабкаться выше, смять – сделать хоть что-нибудь, чтобы не было так чертовски больно. Эндрю не помнит, когда успокаивается. В какой-то момент его слезы уже высыхают, а он сам лежит на груди у Траффика, который медленно перебирает его волосы. И это так по-банальному тупо успокаивает, что Эндрю даже не протестует. – Спасибо, что приехал, – вдруг проговаривает Траффик на выдохе, и выдох этот кажется чем-то таким интимным, что у Эндрю самого дыхание перехватывает. Траффик тоже замечает это, прекращая поглаживания и позволяя Эндрю сесть. – Это я должен благодарить, о чём ты, – усмехается Эндрю как-то нервно, сидя спиной к собеседнику. – Ты правда не понимаешь, – с наигранной досадой произносит Траффик, придвигаясь ближе, чтобы оказаться на одном уровне с Эндрю, который упорно смотрит в другую сторону. – Что я должен понять? – вдруг обиженно хмурится Эндрю, так же наигранно дуясь и поворачиваясь вполоборота, впервые за вечер сталкиваясь с Траффиком лицом к лицу. – Я же мысли твои не читаю, идиот. Траффик ловит его взгляд жадно, словно только этого и ждал, забывая добавить какую-нибудь колкую фразу – необидную и привычную для обоих. Эндрю фразы этой и не ждет больше, когда Траффик вдруг глаза прикрывает, проходясь ладонью по его щеке и ближе к себе притягивая. Траффик вдруг осторожный, таким он никогда не был, – вспоминает Эндрю их стычку после сорванного им же плана, чуть губы размыкая. Траффик не настаивает словно бы, оставляя руку на шее Эндрю невесомым фантомом. Губы у того почти не двигаются, и Эндрю почти с досадой рычит, вперед поддаваясь, потому что ему вдруг хочется больше. Тогда Траффик осторожничать перестает, спускаясь ладонью к ключице, грубо обхватывая рубашку, пока руки Эндрю оказываются где-то на затылке Траффика. Эндрю тянется все куда-то вперед, не позволяя собственному напору сбавить, пока Траффик не валится спиной на кровать и не разрывает поцелуй. Эндрю сидит на бедрах Траффика, пока тот, распластавшись, смотрит в расфокусе, пытаясь взглядом зацепиться. И тогда Эндрю наконец понимает. Он вскакивает, как ошпаренный, у двери в миг оказываясь. За ручку хватается, когда перед глазами встают их стычки: с натянутыми рубашками, оторванными пуговицами и так и не высказанными желаниями, что всё это время были тут, прямо на поверхности. Он оборачивается назад: Траффик вдруг сидит и смотрит уже осознанно, виновато как-то и понимающе. – Я… – начинает Эндрю, ощущая острое желание сказать хоть что-нибудь. – Я оставил на диване одеяло и подушки, – отзывается Траффик, улыбаясь с тоской в глазах. – Ты знал, – с каким-то дурацким облегчением произносит Эндрю. – Что ты сбежишь, как делал это миллион раз до этого? – хмыкает Траффик, но взгляда не отпускает, впиваясь и всматриваясь в чужие глаза, в которых блеск от лампы только и виден. – Эндрю, послушай. И Эндрю слушает, ручку не отпуская ни на миг. – Ты можешь сказать мне всё. – Я знаю. И ручку опускает, скрываясь в темном коридоре.

6

Траффик не бесит. Эндрю просыпается с трудом, перекатываясь по широкому дивану, и не в состоянии понять, что происходит: всё тело ломит, во рту пересохло, а взгляд едва фокусируется на часах на столике у противоположной стены. Стрелка покороче уже почти догоняет четверку, а яркие лучи солнца, пробивающиеся сквозь плотно завешенные шторы намекают, что за окном отнюдь не четыре утра. В квартире удивительно тихо. Эндрю уже окончательно приходит в себя, когда встаёт с постели. Вчера ночью он, не желая возвращаться в комнату Траффика, нетактично стащил из ближнего к дивану комода футболку и шорты, решив, что спать в школьной форме – не лучшая идея. Оказываясь в стоячем положении, Эндрю со вздохом отмечает, как чужая одежда повисает на нём, будучи на пару размеров больше. Стоя вот так посреди чужой гостиной, в чужой футболке, которая на нём больше напоминает мешок, в успокаивающей тишине, Эндрю посещает та самая мысль: «Траффик не бесит». Мысль эта настолько дикая, но вместе с тем правильная, что Эндрю удивляется, почему Траффик вообще мог бесить. У Эндрю теперь на душе почему-то спокойно, словно последняя деталь пазла встала на своё законное место. Когда дверь вдруг щёлкает, впуская хозяина квартиры, Эндрю даже не дергается. К тому моменту он оказывается у комода, в котором ночью нашёл одежду, только теперь содержимое на нём оказывается более интересным, чем внутри него. Эндрю осторожно берет в руки фотографию в рамке, узнавая на ней Траффика, кажется, совсем ещё мелкого, рядом с девушкой, чья улыбка отпечаталась на бумаге так ярко и четко, что Эндрю взгляда отвести не в силах. – Это малышка Фа, – Траффик вдруг оказывается за спиной, пальцем тыкая в ту самую улыбку, что завоевала внимание Эндрю. – Малышка? – усмехается парень, возвращая фотографию на законное место. – Тебе самому тут сколько? Одиннадцать? – Вообще-то двенадцать, – горделиво произносит Траффик, тряся пакетом перед носом Эндрю. – Я скупил пол-аптеки и зашел за кашей. Эндрю принимает пакет, скрываясь в кухне, которую чудом находит с первого раза. Всё это кажется таким естественным и правильным, что Эндрю не решается разрушить всё неуместным вопросом, страшась, что этот момент закончится. – Почему ты меня не разбудил? Я проспал весь день, – кричит Эндрю в сторону гостиной, выкладывая пару бинтов, три пачки обезболивающего и бутылочку перекиси (Траффик не шутил про пол-аптеки). – Тебе нужно было отдохнуть, – Траффик появляется в дверях, опираясь о косяк. – И хорошо бы к врачу. – Не за чем, пройдет через пару дней, – Эндрю бросает без задней мысли и трёт пострадавшее вчера плечо. – Это часто происходит? – так же просто спрашивает Траффик, проникая на кухню и начиная доставать тарелки для каши. – Как повезет, – не задумываясь отвечает Эндрю, помогая с сервировкой стола для позднего завтрака-обеда-почти ужина. Эндрю ещё не проснулся до конца, быть может, или же спокойствие этой квартиры заразило и его, потому что говорить становится вдруг так легко. – Это связано с директором? Траффик спрашивает, когда Эндрю на полпути останавливает руку с ложкой. Ложка эта почти бесшумно возвращается обратно в тарелку, а Эндрю даже глаз поднять не может. Он всегда ведь тайно желал этого момента: чтобы его поймали за руку, уличили во лжи и никогда не стали бы больше говорить с таким предателем. Эндрю эта мысль всегда казалась привлекательной, потому что обещала облегчение. Только сейчас одна мысль, что Траффик не скажет ему больше ни слова, пугала до тупой дрожи. Но Эндрю говорит всё равно, потому что выговориться Траффику и сказать наконец правду вдруг кажется благословлением. – Тоже как повезет, но у него с моим отцом дела, и я… – Эндрю все же запинается, уставившись куда-то в тарелку. – Мне нужно было присматривать за вами. Молчание тянется не так долго, потому что Эндрю в нетерпении поднимает взгляд, сталкиваясь с Траффиком, который, замечая растерянность парня, приподнимает уголки губ в улыбке. Но Эндрю не замечает улыбки, во взгляд напротив впиваясь. Находит в привычно щенячьих глазах только любопытство малое да тревогу искреннюю. Эндрю только вздыхает, глаза прикрыв, и продолжает. Эндрю в голове перебирает, все ли сказал, сетуя, что пару раз сбился, вдруг испуганно думая, что, быть может, ему никто не поверил. Он начинает свой рассказ с той самой первой двойки, как и хотел вчера, и заканчивает директорским кабинетом и своим уверенным «да», только потом спешно добавляя про свою шутку перед отцом. – Погоди, так это всё не ради мальчика? – вдруг серьезно подхватывает Траффик, сидя с лицом дипломата, который желает разрешить данный вопрос как можно скорее. – Я-то уже подумал… Улыбка на лице Эндрю выходит облегченной и благодарной, ему становится так хорошо, что он расплакаться готов прямо над недоеденной кашей. Траффик вдруг встает, складывая тарелки в раковину. Потом, кажется, уже уходить собирается, когда вдруг останавливается у все еще сидящего Эндрю и кладет тому ладонь на голову, слегка зарываясь пальцами в волосы. – Всё будет хорошо, мы что-нибудь придумаем. Когда Траффик наконец выходит из кухни, Эндрю всё ещё сидит, ощущая фантомную руку у себя на макушке. Он смотрит в одну точку без мыслей совсем, пока голос извне не окликает его, предлагая сходить в душ. Эндрю лишь кивает сам себе, подхватывая полотенце из чужих рук. Эндрю выходит из душа в школьной форме, как будто бы ничего и не было: ни ночного вторжения, ни слез, ни поцелуя, ни огромной футболки, повисшей на плечах, ни исповеди на кухне перед тарелкой каши. У него в голове четкое осознание, что выйди он молча сейчас за дверь, Траффик и словом не вспомнит ничего из произошедшего в этих стенах. И от этого Эндрю облегчения почему-то не чувствует. В прихожей, которая вчера ночью встретила его полумраком и пустотой, всё так же тихо. Не слышно и шороха, совсем как утром, когда Эндрю только проснулся. Только теперь, рассматривая дверную ручку, которая выпустит его из этого мира и сотрет весь прошедший день, превращая его в чистый лист, Эндрю тишина эта не нравится. Она давит, придавая ощущение тягучего одиночества, а не умиротворения, как утром. На этот раз за спиной не маячит Траффик, который мог бы одним только взглядом заставить его повернуть назад. На этот раз Эндрю и чертова дверная ручка предоставлены сами себе. Опуская ручку вниз, Эндрю наконец может дышать. Впервые, он не думает о том, как разбить себе о голову кирпич или сбежать с очередного собрания в директорский кабинет. Впервые у него отчётливое понимание, что он не один. Опущенная ручка и открытая дверь впускают его в комнату Траффика, который уселся на кровати, гипнотизируя дверь, в которую как раз вошел Эндрю. – Готов поспорить, ты думал, что я съебался, – усмехается Эндрю, едва не добавляя «как обычно». – Я бы услышал щелчок входной двери, идиот, – возвращает Траффик, восторженного взгляда не отводя и совсем не скрывая, что так он и думал. Эндрю проходит дальше, на кровати рядом присаживаясь. Эндрю ладонь кладёт поверх мягких волос Траффика, меж пальцев пропуская непослушные пряди, которые тот не удосужился даже попытаться уложить. Эндрю не говорит ни слова, возвращая обещание, данное Траффиком на кухне.