🧨
Длинные ноги растягиваются по стеклянному столику; усталость берет верх, не желая отпустить из неприятных объятий. После очередного сожжения пушечного мяса в трупном мешке у Виктора нет сил, и он наслаждается этой мимолетной тишиной в уютной (совсем нет, но для него — в общем) квартирке, иногда делая глотки виски. На одном носке дырка на большом пальце, но Виктора это не волнует. Наоборот — ему совсем плевать, он дома. Стесняться некого. Его жизнь не сменяется разноцветными красками с самого начала старшей школы. Увидеть труп матери после стычки с отцом — то еще зрелище, совсем не для «детских» (на тот момент) глаз. Не для осознания подростка, но разве отца хоть раз это волновало? Совсем нет. Еще больше — никогда. Виктор ушел со школы. Ушел с той наглухо, впитавшей трупной запах матери в стены, квартирки, которая когда-то, совсем в далеком прошлом, казалась уютной. Когда-то, пока отец не начал выпивать, и тогда жизнь сказала, что детству пришел конец. Почти тот самый, которым родители запугивают детей, еще не выбравшихся из мелких труселей. Только хуже. В четырех стенах квартиры парит напряжение вперемешку с задумчивостью. Если бы Виктор не ушел тогда, то не нашел друзей, которые изо дня в день его поддерживают даже бутылочкой обычного соджу. Виктор думал, хуже не будет, но оно настало. Тогда, когда викторские руки схватились за пистолет — вспоминать страшно даже ему самому, но из причудливых ручонок жизни, которые не прочь выжать из него все соки, никак не выбраться, как бы он не был силен на дух. А мир Виктора совсем грохнулся, когда подростковые ручки нажали на курок. Когда с равнодушным взглядом он вступил в бандитскую группировку, вовсе не жалея. Он правильно поступил. Ведь брошенный подросток никому не нужен, а когда глава района нашел в нем перспективу и талант, его приняли без вопросов; подросток был действительно слишком хладнокровен для своего возраста, а главе это только на руку. Ведь хладнокровные бойцы — самые лучшие. Виктор добился предпоследней ступени среди бандитской группировки. Откровенно говоря, его слишком любили и в то же время ненавидели, потому что в своем деле он был слишком хорош. Его это не смущало. Он пережил все взлеты и падения, чтобы остальные увидели, какую значимую роль он играет в команде; чтобы заполучить внимание и уважение начальства ему пришлось не хило попотеть. И это не самый лучший исход событий в его жизни, ведь мама хотела, чтобы он стал ветеринаром. Виктор очень любил животных. И, может быть, он бы был ветеринаром, если бы не мир и отец, которые изменили его мировоззрение — настолько, что даже стыдно смотреть в преданные глаза животных. Слишком нежен к таким созданиям, несмотря на то, что на счету около сотни убийств. Он уже давно замарал свои руки в крови. Он не спаситель. Он тот, кто тянет на самое дно океана любого, кто к нему привяжется. И в этом есть доля правды, он не отрицает. В команде его воспринимали по-разному: недовольные своим статусом терлись за спиной, что Вик — та еще заноза в заднице, лишь потому, что зависть застревает в глотке. Новички, зашедшие на путь жестокости и восприятия настоящего мира, только им восхищались, пытаясь записаться в кореши. Все бы хотели дружить с авторитетом, но это не в его планах на будущее. Ким Намджун — главарь банды. Он всегда вальяжно раскладывается на кожаном кресле, стукая каблуками лакированных туфлей по бетонному полу, наблюдая за всеми из-за насупленных бровей, иронично складывая ладони вместе, как антигерой комикса. Столько величия не увидишь ни в ком; Намджун — второй по счету кусок уверенного дерьма, которого Виктор увидел за всю свою жизнь. Себя он принял еще будучи подростком.🧨
Виктор подходит к Намджуну, который не перестает улыбаться; Вик бы прямо сейчас разнес кулаком эту дьявольскую улыбку в обе щеки, но сдерживает себя, рассматривая босса с пепельными волосами с ожиданием. — Вик, выглядишь сегодня особенно прекрасно, — Намджун улыбается, щурится, Виктор отвечает тем же, хотя в венах чуть ли кровь не закипает от дрогнувшей в горле ярости. — У меня к тебе новое задание. Виктор моментально выпрямился, рассматривая мужчину, кидая взгляд черных глаз на перстень на указательном пальце босса. На его лице — равнодушие, даже губы не поджаты. Вик привык убивать по приказу, моментально его исполняя и поднимая деньги. Его устраивает, пока зеленые хрустят в кармане брюк. — Ты так серьезен, — Намджун рассмеялся, рассматривая спокойное лицо со слегка нахмуренными густыми бровями, двигая бокал с вином прямо перед лицом, осматривая, как бордовая полусладкая (скорее всего) жидкость бьется о стенки стеклянного бокала, снова сползая на дно. Совсем как Виктор в этой жизни. На самое дно. — Вик, твоя задача — убить этого человека, — Намджун глянул на Виктора исподлобья. Босс протянул фотографию, Виктор покорно взял ее, анализируя контуры лица, изображенные на снимке. Президент? — Не пойми неправильно, но ты лучший наемник в городе, — начал Намджун, разглядывая Виктора напротив. — Юнги еще очень далеко до лучшего наемника, а в тебе я не сомневаюсь. — Понял. К вечеру старика уже не будет.🧨
Сеул накрылся темным небом. На нем — миллиарды звезд. Виктор пришел сюда не за красотой гоняться, правда, но не в силах удержать свой интерес к небу. Он наблюдает за людьми, выходящими из магазина с пакетами. Курит, дымя на фотографию президента. Тонкие пальцы сжимают бычок, прислоняя край к фотографии, выжигая дырку на глазе мужчины. Настал конец этой несправедливой анархии. Возле магазина появляется черная макушка. В ухе сережка с крестиком, болтающаяся туда-сюда, пока парень идет. В темноте его лицо не видно, но когда свет фонаря касается лица мужчины, у Виктора в животе все скручивается. Фотография президента быстро скрылась в кармане пальто. Виктор надевает черную маску на пол лица, проходя в магазин. В связи с распространением болезни, он не выглядит необычно. Это ему только на руку; он оделся сегодня так серо, что глаз колет, но, по крайней мере, его забудут сразу же через пару минут, потому что в нем нет ничего привлекающего взгляд. Прямо перед ним — сын президента. Чон Чонгук, двадцать лет, до сих пор живет в особняке своего отца; увлечений нет, на мероприятиях ни разу не появлялся. Его не интересует жизнь собственного отца. Виктор как никто другой это понимает. Чон одет в черное пальто, классические штаны, в белую, красиво просвечивающую бусинки сосков, рубашку и потрепанные кеды, которые никак не состыковываются с образом сына президента, но это и неважно. Вик покупает только пачку сигарет, чтобы не вызвать подозрений, когда парень выходит из магазина с двумя пакетами в руках. Он медленно идет к выходу, застыв на месте и снова закуривая сигарету уже возле входа в магазин, пока Чонгук держит телефон в руке, а в другой — те два, по виду, тяжелых пакета. Парень набирает чей-то номер, ждет чьего-то ответа, укоризненно уставившись напротив себя. Виктор лишь рассматривает издалека этот эстетичный силуэт, будто бы тот сошел с обложки глянцевого журнала. Если бы, конечно, не эти старые на вид кеды. Его нежный бархатный голос пробирается чуть ли не к ребрам, и Виктор давится табачным дымом, когда ему приходит эта мысль на ум. Чонгук поворачивается на кашель с удивленно приподнятыми бровями. Вик на одну секунду встречается с ним взглядами, пока тот не отворачивается. — Где ты сейчас? — тянет Чонгук, и, наконец, сдвигается с места, видимо, направляясь в сторону своего дома. В сторону отцовского особняка, который пришлось назвать домом. Виктор уже не слышит, какой дальше идет разговор между Чонгуком и его отцом, наблюдая, как спина парня все больше и больше отдаляется от магазина. Он выкидывает сигарету на асфальт, даже не прижимая ее носком ботинка, чтобы бычок потух, — он сразу прячет руки в карманах куртки, неспешно идя за парнем; настолько маленькими шагами, чтобы последний ничего не заподозрил. Чонгук все еще держит телефон у уха, нещадно споря с отцом — его бархатный голос почти срывается, а затем тот недовольно цокает и скидывает звонок, закидывая телефон в карман пальто. Его походка стала более быстрой и жестокой, со стороны видно, насколько разговор с отцом его разозлил. Президент не дома. Вик матерится под нос, когда задевает маленький камень ботинком, который издал наиболее громкий не к месту звук. Застыл в ожидании. Дыхание от внезапного порыва адреналина сбилось. Чонгук оборачивается с невозмутимым видом. — Зачем ты за мной идешь? — Чонгук встал на месте, рассматривая парня напротив. Видно, как сильно его пальцы сжались на ручках пакетов — настолько, что побелели костяшки. — Ты мне понравился, — усмехается Виктор с довольным видом, но знает, что звучит слишком абсурдно. — Ты что, больной? — в глазах Чона засверкала неуверенность в правдивости слов парня, губы сжались в полоску. Он рассматривает будто бы свысока, хотя Виктор видит, насколько сильно парень напрягся. Тот даже освободил руку от пакета. На одном из пальцев кольцо. Готовится нанести удар — ну, для сына президента, это похвально. — Полегче, парниш, не нужно меня бояться, — Виктор расправил руки, намекая, что те пустые. Он даже для вида улыбнулся, хотя уверен — Чонгук вряд ли расслабится, ведь со стороны выглядит это уж слишком странно. — Ты думаешь, я совсем тупой? — Чонгук закусил губу. Виктор медленно начал приближаться, будто бы имея только добросовестные намерения, но тот все равно отступал каждый раз на шаг назад. — Отойди. — Ладно, ладно, — Виктор вздохнул. — Неужели я так похож на маньяка? — наемник усмехнулся над своей же фразой, пряча руки в карманах пальто; конечно, Чонгук будет бояться — с таким-то отцом на престоле всегда стоит ожидать опасности от «фанатиков». Чонгук оценивающе осмотрел его с головы до ног. Виктор выглядел слишком подозрительно. — Слушай, просто оставь меня в покое, идет? — Чонгук недовольно фыркнул и развернулся, уходя прочь.🧨
Виктор все равно прослеживает за Чонгуком, оставаясь в стороне. Нехилая система безопасности, ворота, красивый двухэтажный особняк в современном стиле. И чонгуковские пальцы, которые набирают пин-код, чтобы открыть доступ в собственный дом. Виктор, быстро сминая в руке тряпку, а в другой раствор хлороформа, смачивает в нем ткань, иногда поглядывает за сыном президента, чтобы не упустить возможность. Когда Чонгук уже проходит за ворота, они автоматически начинают закрываться, но Виктор успевает проскользнуть, едва не коснувшись туловищем железной решетки. Ровный нос накрывает тряпка с раствором, прислоняя, а у Чонгука земля из-под ног уходит. Он пытается кричать и брыкаться, чтобы вылезти от невероятно сильной викторской хватки, но силы его постепенно покидают, а потом он и вовсе отключается; тело становится обмякшим, и Виктор закидывает худое тельце на плечо, забирая с асфальта пакеты с продуктами, наступая на размазанный мандарин, вывалившийся еще в процессе их недолгой борьбы.🧨
Виктор неспешно рассматривает комнаты дома. Отмечает про себя, что вся охрана уехала вместе с президентом, но это ненадолго. Возвращается вновь к тельцу, лежащему на просторной кровати, но совсем в безвыходном положении, рассматривает равнодушным взглядом. Его не волновала жизнь сына президента от слова совсем; он и не собирался его убивать. Боссу нужен чонгуков отец. Не повезло же этому парню родиться в лицемерной семье. Никому не повезло, кто попал в руки этого гнусного мерзавца. Виктор смотрит уже с легкой заинтересованностью; черные радужки дьявольски блестят, замечая легкий синячок на правой щеке Чонгука. Кулаки непроизвольно сжимаются; он бы всю дурь из его отца выбил, но хочет закончить с этим делом побыстрее. Присев на кровать, Виктор засовывает руку в карман чужого пальто и успешно находит там чонгуков телефон. Несколько пропущенных вызовов от отца, с которым Чонгук больше не желал разговаривать этим вечером, когда еще был в сознании. Виктор усмехается, приметив щеночка на обоях телефона, а после лезет в контакты. «Отец» — большой палец нажимает на контакт, и начинаются медлительные гудки возле уха. — Да, сыночек? — голос пьяноватый и Виктор морщится. Пока Чонгук сидит один дома, тот развлекается. Еще одно из доказательств лицемерности его отца. — Хрена с два, старичок, — Виктор прыскает со смеху. Он будто бы чувствует в этот момент, как поежился президент от голоса не его сына. — Слышу, ты развлекаешься по полной, пока сыночек тухнет в особняке? Неправильно это как-то, — Вик качает головой, кидая взгляд на обездвиженное тельце. — Кто ты такой? — в уже не таком уж и твердом голосе слышится ярость, перемешанная с родительским беспокойством; или это он для вида так кричит в трубку? — Я убью тебя! Где мой сын? — У-у, дружочек, потише, — шипит Виктор недовольно, слегка отстраняя от уха чонгуков телефон и хмуря брови. — Как насчет встретиться один на один, без охранников, которые вечно прикрывают твою жопу? Уверяю, с сыночком все будет в порядке, если ты послушаешься меня, — в голосе ядовитость и яркое наслаждение от томных вздохов на том конце провода. Кажется, отец от заявления аж протрезвел. — Ладно, — отвечают на том проводе; Виктор ухмыляется, сбрасывая трубку. Интересно, президент такой грустный от того, что его отвлекли от алкоголя, или от того, что сыну «грозит опасность»?🧨
Мужчина с лысиной присел на колени перед Виктором в умоляющем жесте. Его губы трясутся, как и ладони, а на глаза наворачиваются слезы. Чонгук молча смотрит на едва сдерживающего слезы отца, сгибая пальцы с хрустом. Веревка была слишком прижата к груди и рукам, она не давала ему возможность сдвинуться с места. — Прошу, умоляю тебя, — отец клонится перед наемником на колени, прижимая лоб к прохладному полу. Виктор хищно улыбается, наблюдая за сценой. Как всегда — любая жертва просит ее не убивать. Он привык за этим наблюдать. Горькие слезы въелись в его кожу, тщетно пытаясь вызвать сочувствие, но ему все равно. — Не трогай моего сына… Виктор усмехается, трет ИЖ-71* самыми кончиками пальцев. В его глазах легкое раздражение, но отец все равно пытается спасти себя и сына. Как удивительно, что тот и вправду пришел без охраны; видимо, наконец отцовский инстинкт проснулся. Дрожащий голос президента и его нервное, почти срывающееся дыхание удовлетворяют викторские уши. — Я и не собирался его убивать, старый ты придурок, — хмыкает Виктор, мимолетно глянув на сына президента, который наблюдал за развивающейся сценой со страхом в глазах. Щеночек. — Что? — на одном выдохе говорят оба — кажется, это семейное. Виктор трет висок пистолетом, на мгновенье задумавшись. И почему он тянет резину? Конечно, чтобы посмотреть на президента перед смертью, устроившего в Корее полноценный Ад — чертей и дьявола как приправы не хватает, а в основном — на улицах уже творился кошмар. Президент, не ухаживающий за своей страной, но лакомившийся за ее счет, не заслуживает жизни. В воздухе витает напряжение. Дыхание президента судорожно впивается в кожу, покалывая конечности от предвкушения. — Прошу, не убивай меня, — доносится снизу. Мужчина смотрит на него с надеждой, а Виктору все равно плевать. Гнусный человек не вызовет в нем тошнотворной жалости. Он ее попросту не заслуживает. Руки мужчины складываются в умоляющем жесте, губы шепчут молитву, а дрогнувшие ресницы все-таки упускают одну слезу, капнувшую на щеку. Чонгук хмурится, в горле застрял ком. Он ерзает на стуле и поднимает взгляд недовольных чернеющих глаз на широкую спину напротив. — Зачем ты молишься? — викторский голос снисходителен, а брови приподнимаются. Он наклоняется к президенту, пугающе всматриваясь в лицо, рассматривая каждую морщинку. — Все равно ведь сдохнешь, — Виктор грубо толкает мужчину на пол, на что тот издает противный хрип. — Ты свое отжил, тупица. Пусть люди, умнее тебя, возвысятся на пьедестал, — глаза широко распахнуты, а мигом поменявшаяся эмоция до этого на спокойную пугает до дрожи. Настолько, что Чонгук издает тихий скулеж. Виктор, ожидаемо, оборачивается. — Хорошо. Президент, не вставая с нагретого им места на полу, поднимает голову, наблюдая за наемником, идущим к его сыну. Кровь в жилах застывает, а легкие не могут спокойно вздохнуть. — Хорошо, я придумал, — Виктор со скрипом по паркету придвигает стул к стулу Чонгука, изумленно на него посмотревшего. Тот быстро ему подмигивает, улыбается на миг квадратной улыбкой, но сразу делает серьезное лицо, не подавая больше никаких эмоций. — Меня, между прочим, начальник ждет. Поэтому решим все быстро. Президент пару раз кивает, явно соглашаясь на все — на что можно и на то, что даже ему в голову не придет. — Выбирай: ты или твой сыночек? — Виктор ядовито улыбается, замечая реакции обоих: у одного губы дрожат, ладони вжимаются в пол и предательски лихорадят, а другой смело смотрит на своего родного отца и чует в нем разочарование. Он знает, что тот выберет. — Даю тридцать секунд на ответ. Я тут с вами задержался, — наемник хмыкает, вальяжно развалившись на стуле, всматриваясь на наручные часы. Снова кидает взгляд дьявольских глаз на президента, замечая его напряжение. — Как же можно убить такую сладость? — ядовито тянет Виктор, взяв Чонгука за щеку двумя пальцами, дернув пару раз; Чонгук заметно негодует, отдернув голову от рук будущего личного убийцы. — Пусть… умрет он, — голос предательски дрогнул, когда тот посмотрел на сына. Чонгук досадно улыбнулся. Виктор хмыкает, растянув пухлые губы в подобии усмешки. Насколько очевидным был этот старикан: ни одного мига на сожаление, лишь одно лицемерие, пропитавшийся ложью голос. — Ну что ж, — тянет наемник, глянув на рядом сидящего Чонгука, у которого даже ни одна мышца на лице не дрогнула. Дуло пистолета прижалось к его виску, медленно скользя вниз, по щеке, к губам, оставляя за собой противный холодок. — Это было ожидаемо, старикан: собственная жизнь дороже, а все слезы были лишь показухой, чтобы показать сыночку, как сильно ты его «любишь». Отец встал с колен, сдержанно кивнув на слова Виктора. Наемник вовсю рассматривает лицо Чона, особенно часто бросая взгляд на сухие потрескавшиеся губы, из ранок которых слегка показалась запекшаяся кровь. — Ебаный подонок, — Чонгук уже готовится получить пулю в голову, когда раздается выстрел. Он заметно дергается от сильного звука, и наконец показывает свои чувства наяву: дрожит, жмурится, но веки открывать не спешит. — Что? — робеющим голосом спрашивает Чонгук, скорее всего у себя, чем у наемника; он видит тело, лежащее на полу, начавшее истекать бордовой кровью. — Почему? Глаза мелкого блестят от слегка выступивших слез; его так не напугала даже смерть отца, как то, что он остался в живых. Он всматривается в силуэт, подошедший к трупу отца. Длинные пальцы сжимают пиджак с задней стороны, подтягивая вверх. — Смотри-ка, как хорошо пуля влетела. Кажется, до мозгов добралась, — Виктор самодовольно хмыкает, взглянув на дырку на лбу, и отпускает пиджак, отчего голова уже мертвого президента бьется о паркет. Виктор закатывает глаза, когда не видит ни единой эмоции на лице Чонгука. — Слушай, ты че, булыжник? Какого хера тебя даже смерть отца не пугает? Чонгук приподнимает брови, как бы переспрашивая вопрос, все еще пребывая в состоянии шока. — Забей, — недовольно фыркает Вик, махая ладонью. Нож быстро разрезает тугую веревку на теле парня. — Останешься наедине с трупом или, может, хочешь в место куда получше? — Виктор внушительно смотрит на него, дергая бровями. Чонгук тяжело выдыхает, потирая застывшие руки; в кончиках пальцев колит и он морщится. — Ну, хоть какую-то эмоцию я сегодня увидел. — Психопат, — шепчет Чонгук, подняв взгляд на парня. — Кто приказал убить моего отца? Почему ты не убил меня? Меня тоже приказали убить? Ты выследил меня? — Тихо, тихо, — Виктор предупреждающе дергает ладонями, усевшись на край мягкой кровати. — Не так сразу. По порядку. А лучше по пути. Уверен, скоро охранники заявятся.🧨
Сеул не греет этими ночами. Сегодня липкое чувство холода льнет к чонгуковой коже гораздо сильнее. Он ничего не испытывает, лишь апатию, от которой хочется закричать, что есть сил, дабы стало проще дышать. Виктор ведет его за руку к машине ниссан гтр. Он, вроде, не на машине был, откуда у него эта тачка? Заранее припарковал? Чонгук не знает, лишь предполагает. Да и не суть важно — у него все тело лихорадит. Машина приветливо открывает дверь, а Чонгук садится на заднее сидение и нервно трет между пальцами край белой рубашки. Он собрал свои вещи и без вопросов сел в машину к незнакомцу. И этой странности, наверное, нет объяснения, но холодный труп отца пугает. Он не хотел оставаться наедине с трупом. Наемник садится за руль. — Не сядешь ко мне? — Виктор посмотрел в зеркало заднего вида на отражение Чонгука, поправляя его, заметив покачивание головой в отрицании. — Давай без этой херни, парниш. Меньше проблем будет. Чонгук вздыхает, но перелезает на переднее сидение, застегнув на тяжко вздымающейся груди ремень безопасности, с вызовом глянув незнакомцу прямо в глаза. — Думаю, был другой способ пересесть, но уже похер, — Виктор усмехается уголками губ, вставляет ключ зажигания и поворачивает его, надавив на педаль газа; машина сорвалась с места, звонко свистнув колесами по асфальту. Чонгук прислоняется плечом к двери, наблюдая за размазанными видами за толщиной окна без всякого интереса. Проводит пальцами по запотевшему окну, стирая пар и делая вид четче. Виктор бросает беглый взгляд на задумавшегося сына уже мертвого президента. — Я жду вопросов, — напоминает Виктор без напора, внимательно следуя взглядом по дороге. Чонгук тихо хмыкает, наконец, поворачиваясь к убийце своего отца. И не понимает вовсе, ненавидит ли он этого человека или хочет отблагодарить; отец приносил противоречивые чувства в его жизнь. — Я могу узнать твое имя? — подает хриплый голос Чонгук, посмотрев на наемника исподлобья. Эта детская невинность заставляет проснуться в организме Виктора чему-то странному и необъяснимому, но жгуче приятному, как коньяк на языке. — Виктор, — длинные пальцы сжимают кожаный руль ниссана гтр, и Чон непринужденно бросает взгляд на ладони с четко выделяющимися венами. Поднимается еще выше, исследуя чужую красоту совсем бесстыдно, рассматривая парня с играющими желваками. — Я только что убил президента и твоего отца по совместительству. Это все, что тебя волнует? — Виктор тихо усмехается. — Нет, — болтает головой Чон. — Но имени такого в Корее нет. Ты либо не здешний, либо нагло мне врешь. — Правильно, — Виктор довольно хмыкает, сжав ладони на руле еще сильнее. На спидометре резко возрастает цифра, доходя до ста сорока. Машина разрывает ветер, будучи на пустой дороге. — Это лишь мое прозвище. — Тогда говори свое настоящее имя, — викторская улыбка его бесит, чуть-чуть раздражает, но он непроизвольно на нее засматривается, резко отворачиваясь к окну, когда Виктор решает повернуть голову в его сторону. Чон тихо сглатывает. — Принцесса, если думаешь, что я тупой, то готов разочаровать, — замечает Виктор, лизнув нижнюю губу. И, проклял бы себя Чонгук, но не может он не смотреть на этот острый язык. — Я-то все вижу. Даже как ты сейчас на меня пялишься. — Отвали, — Чонгук негодующе хмурит брови, елозя задницей на сидении, отворачиваясь от наемника, чтобы лишний раз не бесил своей рожей довольной. — Это еще кто к кому приставал, — он смеется с хрипотцой, а у Чонгука сердце слишком громко и больно бьется внутри. — Ну и зачем тебе мое имя? Чтобы ты спалил все копам? Хрена с два, — Вик вновь становится серьезным, и Чонгук думает, что лучше бы он улыбался дальше, чем пытался показаться супер грозным со стороны. — Чтобы знать врага в лицо. — Я? Твой враг? — Виктор морщится, посмотрев на него нечитаемым взглядом черных глаз, и тут же отворачивается, когда Чонгуку становится не по себе до дрожи в коленках. — По-моему твоим врагом номер один был отец, от которого, между прочим, я тебя благополучно избавил. — И, полагаю, я должен тебя за это благодарить? — Чонгук мелко закатывает глаза, отстегивая ремень безопасности, потому что сидеть с ним, когда он так давит грудь, совсем неудобно. — Спонтанные чувства. — Понимаю, — кивает Виктор и Чонгук даже не догадывается, что у того в мыслях мелькают собственные родители. Детство, за которое он держался с последними силами, исчезло. Отпустил слишком рано, как щеночка, поверив, что он доберется обратно домой. — Ким Тэхен. — Что? — Чонгук удивленно приподнимает брови, вглядываясь в чужой профиль. — Меня зовут Ким Тэхен, — уже с напряжением повторяет Тэхен, и мелко улыбается. — Ты единственный, кто теперь знает мое настоящее имя. И, если уж копы пронюхают мой след, я знаю, кого винить.🧨
Они входят в мелкую квартирку не спеша. Тэхен показывает ему, где находится ванная комната, кухня и спальня. Когда они входят в спальню, Чонгук нервно усмехается. — Хочешь сказать, что спать мы будем на одной кровати? — не веря, спрашивает Чонгук, всматриваясь в двуспальную кровать, слегка поджимая нижнюю губу и выпячивая подбородок. — Если не устраивает, то спи на полу. Мне же лучше, — пожимает плечами Тэхен, с легкими смешинками в глазах наблюдая за вставшим в проеме Чонгуком. — А, да, у меня еще отопление месяц назад отключили. Чонгук тяжело вздыхает, потирая лоб с легкой испариной. — Постели мне тогда, — предлагает Чон, глянув на Кима с вызовом. Тэхен снова равнодушно пожимает плечами, словно совсем не бесится. — А еще я хочу есть. Надеюсь, у тебя в холодильнике полно еды, — Чонгук все также пытается вздернуть нового знакомого, но тот и вида не подает; Чонгук сдается, а выигравшим остается Ким Тэхен. — Мечтай, — Тэхен приподнимает уголки губ в улыбке.