TH-V&DES

Убив Виктора Чонгук убьет и себя. Что ж, он выстрелит себе в висок после того, как пуля ранит Тэхена. Эта пуля, выпущенная из пистолета, будет пропитана сожалением, горечью и болью. Чонгуком и тем одиночеством, в котором Тэхен позволил ему погрязнуть. Если Виктор и Десли умрут в один день, интересно, будут ли жить Тэхен и Чонгук в другой Вселенной? Или умрет ли кто-то один из них, а другой не сможет жить без своей любви, и падет в бездну следом? Чонгук не знает. И проверять, если честно, не хочет. Но на улице уже раздается звук выстрела. Слишком поздно. Хосок, жмурясь от оглушающего выстрела, резко раскрывает глаза, боясь увидеть мертвое тело Тэхена. Этот звук прошелся целым табуном мурашек по спине и рукам, пальцы, словно в припадке, начали дрожать. Осознание бьет прямо по голове: сейчас Хосок повернет голову и придется узреть труп лучшего друга на асфальте. Если честно, Чону от одного представления страшно и тошно, в реальности он не сможет этого пережить. Потеря лучшего друга — самая отвратительная вещь, и она может случиться абсолютно с каждым человеком в мире. Хосок не хочет, чтобы это случилось и с ним. Он хочет это обойти, зная, что потерю друга не переживет. Зная, что осознание того, что Виктора убил некто иной, как Чонгук, тоже, вроде как, хосоков друг, удушит его. Разве подобное вообще возможно? Чтобы человек убил своего бывшего любимого? — Не заставляй меня, прошу, — скулит Юнги, застыв рукой с пистолетом в воздухе. Пуля была выпущена в асфальт из его пистолета, прямо в паре миллиметров от ног Чонгука. Хосок тяжело выдыхает — Тэхен, слава Богу, жив. — Не заставляй меня убивать тебя, мелкий. Юнги любит Чонгука несмотря на то, каким он стал. Даже если сейчас нельзя заметить в чонгуковых глазах то, что он дорожит их компанией, как это было двумя годами ранее, то преданность Мина никуда не делась. Юнги, касаясь своих друзей, всегда будет на их месте. А касаясь Чона… Да, он (не)много другой, да, он желает убить Тэхена, и причина этой странной жажды ему непонятна; дело не только в том, что Ким ушел. Но Юнги не может разорваться: он дорожит и Тэхеном, и Чонгуком. Как и все остальные, что застыли в шоке. Попытки решиться бьют прямо по сердцу, а еще Юнги не может перестать давиться собственными слюнями. Ему страшно представить, что придется, возможно, пустить пулю прямо в Чонгука, в мелкого, которым он когда-то гордился и считал чуть ли не младшим (вообще-то, старшим, но Мину нравилось и так) братом, не говоря уже о том, что Чон был одним из тех, кто доказал свою верность. Один из тех, кто показал, на что способен, доказал, что… Не бросит. Даже какой-то слишком банальный разворот событий. Мин искренне надеялся, что мелкий останется с ними навсегда. Так, конечно, и есть: в сердце он остался, а в реальности, в которой нет права решать и потыкать собственным желаниям, нет. Будь у Юнги шанс что-то изменить, он бы спас Чонгука тогда, когда он в этом нуждался, и выпустил всю обойму в мунджоново лицо. Правда поздновато к нему эта мысль пришла, Чонгук, Юнги думает, вовсе не против, что стал тем, кем является сейчас. Не веский повод гордиться, но веский повод для вселенской грусти. Юнги знал, что так будет. Даже не предполагал, а просто знал, что Со сделает из Чонгука монстра. Знал и не спас — вина бьет его под дых, выбивая весь кислород. — Каков шанс того, что… Что однажды нам придется убить его? — Велик. Мелкий станет игрушкой Со. Нам неизвестно, во что он превратится, но в чудовище — стопроцентно. Этот выбор встал перед Юнги через два года. Мин проживал эти два года больновато, учитывая, что думал о Чонгуке почти постоянно, пока Хосок не отвлекал его на себя, и все ждал этот момент. Ждал момент, когда придется убить Чонгука, потому что из-за влияния Со иначе нельзя — Чон стал совершенно другим. Ждал и искренне боялся. Юнги, вообще-то, не из пугливых. От слова «совсем» не пугливых, он довольно смелый, если дело касается сумасшедших затей, но направлять пистолет на бывшего лучшего друга — такое себе мероприятие, улыбаться нечему. Потому что страшно. Страшно настолько, что пистолет в руке неистово дрожит. Либо Чонгук, либо Тэхен. Третьего как бы не дано, а если и дано, то всем придет полный пиздец — Со обязательно постарается. Юнги почти на сто процентов уверен, что убить Виктора от руки Чонгука было только его идеей. Никаких третьих лиц. Стоит отдать должное Мунджо: он действительно перестал влезать в их с друзьями жизнь и без него стало даже как-то скучно. Слишком спокойно для тех, кем они являлись. После перерыва для внутреннего равновесия пошли и стрелки, а там хоть какое-то развлечение началось, ненадолго правда. Лезть на рожон вошло в привычку доберманов, было весело, было хоть что-то, что могло отвлечь от мыслей о Чонгуке. Это помогло — мысли о мелком напрочь сошли на второй план, потому что во время драки особо не думается, особенно когда адреналин по венам протекает. Потом отходняк был — так называемая передышка от драк, дабы набраться сил, дабы все раны зажили. Раны на теле заживали, а вот моральные, в душе, внутри — нет. Чонгук оставил свой отпечаток у всех. Именно поэтому Юнги так больно смотреть в глаза Чонгуку и угрожать ему направленным на него пистолетом. Остальные замолкли, кажется, даже не дышат, пытаясь не нарушить это удивительное спокойствие. Чимин прижимается к Тэхену, находя в нем спасение и успокоение, а Тэхен стоит, как вкопанный, и просто смотрит на Чона, потому что и он на него смотрит. В его взгляде не читается мольба о помощи или что-то подобное, в них читается какая-то промелькнувшая временная слабость, жалость. Блеск в глазах напоминает ужасную усталость, и Тэхен это понимает. Понимает, потому что сам устал. Если Чонгук его убьет — будет хорошо. Пусть убивает, Тэхен не против, наконец, найти свое успокоение. Если Чимин искал его в Викторе, то Виктор не мог найти его в Чимине. Пак — не его человек, это поймет даже дурак, но на выжить и не загнуться подходил идеально. Иначе бы Тэхен с ума сошел — а вот от мыслей о Чонгуке или от его отсутствия, стоило бы уточнить. Хотя Тэхену кажется, что всего понемногу. С кем бы Тэхен не был, Чонгука они никогда не заменят. Не заменят ни его щенячьи глазки, ни щенячьи бедра, ни его характер. Чон один такой на миллион, как бы банально не звучало. Банально, но правдиво. Ким, если честно, не против умереть от рук своего бывшего любимого. Пусть стреляет прямо в лоб, чтобы не было возможности выжить. Всего себя отдаст. Почему? Потому что Чонгук. — Ты не убьешь меня, — Чонгук в своих способностях не сомневается; в том, что Юнги не спустит крючок — тоже. Мин, может, и равнодушный к остальным, кого ему приходилось убивать, но не к Чонгуку. Это можно почувствовать за километры. Чон прав. — Давай не будем устраивать цирк, у меня заказ. Чонгукова серьезность в этот момент попросту удивляет: на него направлен пистолет, и хоть он и догадывается, что выстрела не последует, стоило бы хоть какой-то нервный вид показать. Хотя бы ради приличия. Касаемо заказа — тут отдельный разговор, Чонгук как будто говорит о мешке с мясом, а не о Тэхене. Поразительная хладнокровность. Это точно Чонгук, а не робот? — Мне ничего не стоит спустить крючок, мелкий, ты знаешь, — Юнги почти задыхается собственными словами — то ли от бессилия, то ли от спокойствия Чонгука, то ли от всего вместе взятого. — Просто уйди, Чонгук. — Тебе ничего стоит, согласен, — Чонгук солидарно кивает и подходит медленным шагом прямо к нему, прижимаясь грудью к дулу пистолета. Юнги ошарашен, он забывает, как дышать и моргать. — Но ты все равно не убьешь. Твоя преданность удивительна. Спасибо тебе за нее. Хосок и Чимин обмениваются непонятливыми взглядами, пока Тэхен, словно застыв в трансе, всматривается в чонгуков силуэт. Он выглядит действительно солидно, хотя одет обыкновенно: черная обтягивающая водолазка, поверх — косуха. В ухе три сережки, коих не было два года назад, а корни волос уже отдают родным цветом. Чонгуку идет черный. Черный — его второе имя, его родной цвет. Прирожденный, так сказать. Тэхен никогда не видел, чтобы Чон носил что-то помимо черного, эта любовь к цвету не изменилась и по сей день. Тэхен любит белый, а Чонгук — черный. Инь и Янь, которые по отдельности. И когда конец света, интересно? Такого не должно было произойти, ведь Инь и Янь порознь не звучит, порознь нет и смысла. — Не все так могут, Юнги, — и будто подтверждая свои слова, Чонгук кидает короткий взгляд на Тэхена, удивляя его этим еще больше. Хороший намек на то, что Тэхен не стал бороться за свою любовь, очень хороший. Настолько хороший, что заменяет пулю и разрывает сердце, заставляя его обливаться кровью. Тэхену, вообще-то, правда жаль. Ему скорее стыдно оттого, что он не стал стараться и сразу же отпустил руки. Он винит себя за то, что сделал это, но второе полушарие мозга громко твердит о том, что он поступил правильно, что, будь иначе и будь другое решение, Чонгук прямо сейчас перед ним и не стоял бы. Быть с Виктором опасно для жизни, и Тэхен хотел лишь защитить Чонгука таким образом, хоть и способ этот самый наихудший из всех возможных. Чонгук должен хотя бы постараться понять его, если вдруг зайдет речь о «почему и за что, Тэхен?», должен. Только потом Чон, возможно, покажет настоящего себя, но думать об этом рановато — надо сначала разобраться с тем, что вот-вот и Виктора убьет собственный бывший. Паршивая ситуация, выход из нее пока не придуман, да и Тэхен, в общем-то, не хочет думать, как обойти. Он пойдет прямо, уперевшись в Чонгука, и тогда все мучения, моральные и физические, кончатся. Виктор и сам не понял, как стал наркоманом: у его наркотика было и имя, и запах волос, и чудесный голос. Он был готов лезть на стены, потому что зависимость убивала его, потому что зависимость — подлая игрушка свыше (если не из с самого Ада), что издевается и отравляет не то что душу, но и каждый орган. Тэхен умирал постепенно, но нашел в себе силы вылезти из бездны, смог бросить эту зависимость. Но окончательно ли бросил? Он не уверен. Не уверен, потому что, видя перед собой свою (когда-то) малыху сейчас, он задыхается, будто его вытащили в открытый космос. И холодно, и дышать нечем. Чонгук делает с Тэхеном и его разумом подлые вещи, сам того не подозревая. Умереть от рук Чона не кажется ему такой уж плохой идеей. Пусть. Хосок страдальчески хмурит брови, потому что понимает, что Чонгуку на самом деле тяжело показывать себя такого. Он уверен почти на сто процентов, что Чонгук просто притворяется хладнокровным, таким образом защищаясь от боли. Хороший способ, действующий, но от чужих проницательных глаз подобное не скроешь. Хосок знает Чонгука как все свои десять пальцев, угадать было не трудно. Чонгука этому научил, наверняка, Мунджо. Чон понимает чувства Чонгука, понимает, что это лишь маска, своеобразная защита, потому что и сам был за ней несколько лет подряд. И он хотел бы сказать: «Чонгук, я понимаю тебя, я вижу тебя насквозь», но слишком поздно и совсем как-то невовремя. Чонгуку некому раскрыться больше, ведь прошлые друзья — это прошлые друзья. Они оставили его и не заслуживают того, чтобы довериться им снова. Хосок это тоже понимает, и не имеет ничего против — так уж срослось. Или не срослось, фиг его знает. Юнги опускает пистолет в пол, тяжело вздыхая. Он выглядит со стороны так, словно едва сдерживает слезы. Запекшаяся кровь противно скукоживает кожу, вызывая желание умыться, потому что неприятно. Чонгук слабо улыбается, и, черт возьми, не наигранно и не саркастически, а искренне. Будто сейчас то время, когда они держались всей компанией, словно сейчас то время, когда они шли рука об руку. Тэхен думал, что во второй раз влюбиться в одного и того же человека невозможно, но Чонгук плюнул на эти стандарты и влюбил его в себя еще раз. И Виктор будет страдать, потому что в этот второй раз чувства не взаимны. — Спасибо, Юнги. Мин пару раз коротко кивает, шмыгая носом и поджимая губы. Он не знает, как сдержать порыв упасть на колени и зареветь, что есть мочи — от безвыходности или вины он и сам не знает. Он любит Чонгука, да и каким он бы не был — Юнги не позволит себе тронуть его даже мизинцем. Не родной брат, но такое ощущение, что они кровные. — Я думаю, нам лучше разойтись, — спокойно говорит Хосок, поджимая губы. Он кидает короткий взгляд на Бинха и на побитую банду, снова поворачивая голову к Чонгуку. Тот понимающе кивает. — Скоро подъедут копы, нам не нужны проблемы. Тебе, думаю, тоже. — Я бы и рад уйти, — Чон запускает пальцы в волосы, вызывая у Тэхена желание потрогать их снова, чтобы убедиться, что они до сих пор мягкие, как два года назад. — Но это не в моем репертуаре. Чонгук плюется ядом, Тэхен принимает это, как должное. Иначе и не могло быть. Он к этому не готовился, но слова не воспринимаются им с сильной болью. — Прекрати, — спокойно говорит Виктор. — Прекратить что? — Чонгук хлопает глазками так, словно не понимает о чем идет речь. Тэхена не раздражает это притворство, скорее кажется милым и наивным. Давно Тэхен не видел Чонгука таким. Давно он не видел Чонгука в принципе. Неудивительно, что влюбился снова. Совсем не странно, Чонгук потрясающий. Может, и идиот, но раз уж на то пошло, то потрясающий идиот. Невозможно не влюбиться, даже учитывая их ужасные отношения в плане доверия и обид. — Прекратить говорить правду, Вик? — Чонгук склоняет голову, смотря на него по-дьявольски, будто этот разговор для него — какая-то игра. «Съязви или умри» называется. Тэхен в нее играть не хочет. — Пойдем отсюда, — нагло игнорирует Тэхен вопрос Чонгука, оставляя его в прострации на некоторое время. Друзья кивают, уже собираясь сойти с места. — Мелкий, — Юнги поворачивает к нему голову, а Чонгук вопросительно приподнимает брови. — Кем бы Со тебя не сделал — знай, мы примем тебя обратно. Ты часть нас, запомни это. Чон хотел бы ответить, да эти слова вырезают в нем прямо душу, оставляя на ее месте огромную пробоину. Юнги умеет ранить словами, хотя, по идее, он должен был принять их, как подобает: с улыбкой и бешено стучащим сердцем. — Даже если он вырвет тебе душу — мы заполним новую. Знай, Чонгук. Этой компании до сих пор на тебя не наплевать, ты должен это понять. Чонгук ничего не может сказать. Он хочет закричать: «прошу, останьтесь, не уходите снова. Я не переживу этого во второй раз», но слова застряли где-то в глотке. Сил нет говорить, а тупую боль у сердца терпеть попросту невозможно — Чонгук хочет от этого ощущения расплакаться, закричать, что есть мочи. Закричит, но его никто не услышит. Его никто не спасет.

🧨

Когда Чимин садится в ниссан, он чувствует напряжение Тэхена всем своим существом. Пак и не знает, что, в самом деле, поможет подбодрить Виктора после встречи с бывшим; точно не прикосновения или слова, в этой ситуации вообще, кажется, лучший вариант — это промолчать. Но хоть каким-то образом помочь Тэхену хочется, и это ощущение разрывает сердце. Чимин беспощен и бессилен. Тэхен тяжело вздыхает, крепко сжимая ладонями кожаный руль. Чимин, на момент отворачиваясь к окну, резко дергается от удара по рулю, на что сработал гудок, разнося по темной улице сигнал. Чимин никогда не видел такого Тэхена, и сейчас, на данный момент, ему страшно сидеть с ним в одной машине. Ким, будто бы совсем позабыв, что в ниссане сидит не один, продолжает бить беззащитный перед ним руль, раздавая короткие звуки сигнала. Избиение руля не продлилось больше десяти секунд, Тэхен, будто бы устав, прижался к нему лбом. Пак не может разглядеть выражение тэхенова лица из-за спадающих на него волос, но ему почему-то кажется, что он жмурится так, будто у него сильная головная боль. — Тэхен, — Чимин обеспокоенно пододвинулся поближе, бережно поглаживая того по спине. Тэхен не реагирует, но тяжело дышит. — Тэхен, пожалуйста. Посмотри на меня. Ким продолжает прижиматься к рулю, скрывая лицо. Чимин страдальчески хмурится, полагая, что лучше стоит помолчать и поддержать молчанием. Ким ему благодарен. Очень. — Чим, — тихо скулит Тэхен, хрипло, так, будто у него сушняк после веселой ночи. — Чим… Он как будто бы зовет на помощь. Хотя, может, так и есть: Виктор нуждается в моральной помощи, это видно. Этого никто не может ему предоставить; тот, кто мог, сейчас не рядом. На самом деле, Тэхен как раз и умирает по этой причине, других нет. — Да? — Чимин гладит тэхенову спину, пока тот несильно бьется лбом о руль. Паку больно наблюдать за ним таким, он знает причину такого поведения, но не может изменить его. — Я, блять, сдохнуть хочу, — честно шепчет Тэхен, наконец, поднимая взгляд на Чимина. Чимин видит в его глазах такую огромную боль, что чуть ли не сам через это чувство проходит. — Я, блять… Чимин тянет его к себе за предплечья, крепко сжимая в объятиях — это единственное, что согреет, единственное, что спасет. И то — это не точно. Тэхен нуждается совершенно в других объятиях. Не в чиминовых. Но он жмется к нему, прижимаясь лбом к плечу, жмурится и сдавливает пальцами ткань чиминовой ветровки на спине. — Я, блять, не могу без него. Чимин понимает. Чимин сжимает его в объятиях еще крепче, потому что это единственное, на что он способен. Он не злится на Тэхена за то, что тот до сих пор любит Чонгука. Нельзя запретить любить, нельзя запретить чувствовать. Два года — огромный срок, и все это время, Чимин знает, Тэхен ни разу, никогда и ни за что, не попытался действительно излечить себя от зависимости под именем Чонгук. Вряд ли это вообще возможно. — Я рядом, — шепчет Чимин, слыша, как Тэхен хрипло дышит ему в плечо, как пытается сдержать порыв заплакать. Ким не может без Чонгука, Чимин чувствует это. — Я рядом, Тэхен. Мы переживем это, обещаю. Нет, Тэхен, на самом деле, не сможет пережить разлуку с Чонгуком. Может, физически он и жив, а морально… А про морально даже смешно говорить, его второе «я» умерло еще два года назад, на том самом месте, где он оставил Чонгука одного. Ким не ищет себе оправдания, он знает, что сам виноват в этой ужасной боли, которая буквально втыкает ножи в кожу и резко дергает в сторону, разрывая ее до глубоких порезов. Но он, словно солдат, все еще держится, дышит, будучи в океане отчаяния, и скоро задохнется. Совсем скоро, потому что дышать под водой долго невозможно. Боль… Боль — четвертое имя Тэхена, знакомьтесь. Тэхен просто хочет увидеть еще разочек те щенячьи влюбленные в него глазки и почувствовать те родные, теплые, любимые объятия. Хочет, но это невозможно больше — Чонгука нет. Есть только Десли. И есть только он, Виктор.

🧨

Чонгук заходит в дом с таким лицом, словно пережил сто лет жизни и желание убить себя уже на грани. Его встречает Со, упираясь плечом в проем двери, с вопросительным выражением лица, мол, «ты убил его?», а Чон не хочет говорить. Со не поверит ему на слово, нужно было принести хоть что-то, что доказало бы, что Виктор мертв. Чонгук думает, что его состояние, которое можно увидеть практически сразу и которое можно описать «ненавижу все вокруг» намекнет Мунджо, что Тэхена он все-таки убил. Правду ему знать не стоит, Чон не хочет проблем ни для бывших друзей, ни для Тэхена. Чонгуку повезло, что Югем заболел и не смог пойти с ним на стрелку — иначе вылил бы всю настоящую информацию прямо Со, и тогда всем бы не поздоровилось. Чон лениво стягивает поношенные кеды (те самые. Некоторое остается неизменным даже спустя время), устало взглянув на своего нынешнего парня. От этих слов противно, Чонгук ненавидит себя, когда думает об этом. Он бы прошел через Рай и Ад, прошел бы через огонь и воду, лишь бы путь, по которому он двинулся, был совсем другим. Чтобы реальность была совсем другой: чтобы не было Со и Десли, которые вместе, и не было Тэхена и Чонгука, которые по отдельности. В этой реальности перемотка времени все еще не работает, а очень бы хотелось. — Как прошло дело, малыш? — Со выглядит обеспокоенно, но беспокоится он наверняка не за Чонгука и его моральное состояние, а за тушу Виктора. Чонгук устало вздыхает, явно показывая, что желания у него говорить совсем не имеется. Но Мунджо плевать на настроение Чона и что хочет он, а что не хочет — ему важно знать, что Виктор мертв. Чону ни разу не стыдно за то, что он наврет Со. Совсем не стыдно. — Виктор мертв, Со, — твердо и сухо, на большее у Чонгука не хватит сил. Со этого недостаточно, по нему видно, он хочет доказательств. Хочет, но молчит, видя убитое состояние Чонгука. — Иди, отдыхай, — тоже твердо и сухо. И Чонгук благодарен за то, что встреча прошла без вопросов. Надеясь отдохнуть, Чонгук огорчается: ему нужно еще принять душ, чтобы смыть с себя всю тяжесть дня. Он планировал и поесть, но сил совсем не осталось — как ни физических, так и ни моральных. Чон устал от этой мунджоновой игры, мечтает прекратить ее как можно скорее, потому что, прожив в его доме около двух лет, легче не стало от слова «совсем». Да, может, Со изменил его, но чувства остались неизменными: Чонгук любит Тэхена, как бы не ненавидел. Тэхен поступил с ним ужасно, и такие поступки никем не прощаются, но Чонгук, видимо, сумасшедший — ему хочется простить. О чем он думал, когда убеждал себя, что без Кима будет легко? О чем думал, когда убеждал, что без него проживет? Чонгук нагло наврал самому себе. Такое не лечится никаким препаратом. И человеком — тоже. Только Тэхеном, но его, как бы, рядом нет. Поэтому Чонгуку приходится справляться с этим недугом самому. В душе мысли отходят на второй план, потому что горячие капельки воды нежно пробегаются по телу. Вся грязь сегодняшнего дня спадает, будто отчищая для новой, будущей, и Чонгуку в какое-то время легче. Легче существовать, легче дышать. Ненадолго, правда, но важно лишь сейчас. И, несмотря на теплоту воды, внутри все равно органы из-за холода покрываются тонкой корочкой льда. Чонгук наврал себе, сказав, что сможет прожить без Тэхена. Увидев его сегодня, он едва сдерживался, чтобы не заплакать — а от горечи или того, что безумно скучал, стоило бы уточнить. Хотя ему кажется, что одно от другого не особо уплывает. Притвориться равнодушным стоило Чонгуку всех сил. Знал бы Тэхен, как Чонгук умирал два года назад и как продолжает погибать по сегодняшний день; как медленно застывает кровь в жилах, заставляя Чона готовиться к худшему. Хотя, куда уж хуже апатии и депрессивного состояния? Куда хуже воспоминаний, которые сегодняшним вечером, после встречи с Виктором, стали только четче и больнее? Куда уж хуже жить с осознанием, что его и Тэхена больше ничего не связывает? Куда уж хуже жить с осознанием, что Десли и Виктора связывает только заказ, который первому рано или поздно придется исполнить? Хуже не будет. Наверное. Чонгук помнит нежные и страстные поцелуи, помнит каждое тэхеново колющее прикосновение, и то, что он помнит все от «а» до «я» медленно, но верно, отравляет мозг. Чону тяжело. Тяжело настолько, что не находится сил даже глубоко вздохнуть, потому что он уже задыхается, спускаясь по стенке душа, пока теплые капли воды опадают на влажные волосы и плечи. В душе можно расслабиться, можно показать настоящие чувства, скрытые под маской равнодушия. Чонгук этим занимался на протяжении двух лет и продолжает дальше, потому что это единственное, что помогает чувствовать себя живым. Было бы хуже, если бы Чон не смог даже выплакаться — он бы чувствовал себя бесчувственной куклой. Капли воды скроют эти слезы, как и скрывали все время. Чон не может без него, он не понимает, как возможно пережить эту ужасную боль, что скопилась в груди тяжелой ношей. Тэхен поселился не только в душе, но и в голове, и Чонгук чувствует, как эта болезнь прогрессирует с каждой минутой, становясь все огромнее. От Виктора просто так не избавиться, просто так не вырвать из-под кожи с корнями. Он как татуировка на теле — навечно с ним. После душа Чонгук чувствует себя лучше. Это лишь временно, завтра он снова будет чувствовать себя убитым, потому что этот алгоритм до ужаса очевиден, выучен им наизусть. Падая на кровать, Чон заносит руку, стягивая телефон с тумбочки. Новых сообщений нет, симка новая — никто не знал его номер, кроме тех, кто участвовал в его группировке. И, разумеется, Со. Чонгук, если честно, не знает, зачем сохранил номер Виктора. Их ничего не связывало, но Чону показалось это необходимостью. Возможно, когда-нибудь ему захотелось бы поговорить с ним; просто для того, чтобы услышать голос и спросить как дела. В тайне от Со, он ведь против любого контакта с теми, с кем Чон был рука об руку столько времени. Он смотрит на поставленную фотографию на контакте Тэхена и поджимает губы. Чон хочет написать, позвонить, но нельзя. Нельзя связывать свою жизнь вторично с тем, кто ушел. Нельзя. Но почему Чон так хочет ослушаться и притвориться, будто голос разума молчит? Будто желание поговорить с Тэхеном — совершенно нормальное? Он тяжело вздыхает, блокирует телефон и смотрит в потолок. Нужно перестать думать о Тэхене так много, Чонгук этими мыслями сам ведь себя подписывает на мучения. Есть одно «но»: он попросту не может. А может, все-таки стоит? К черту, Чонгук если и пожалеет об этом, то потом. Он хочет все решить и поставить точки над i, хочет знать, почему Ким оставил его одного и почему позволил случиться всему, что они сейчас имеют. И с другой стороны, конечно же, желание увидеть его еще раз, хоть и в последний, не дает Чонгуку покоя. Возможно, Чон и вправду пожалеет об этом. Возможно, очень сильно, потому что уже идет гудок, накаляя каждый чонгуков нерв в теле. — Алло? — Я хочу встретиться. — Чонгук? — слышать имя из уст Тэхена совсем непривычно. Наверное, Чонгук слишком привык к тому, что его называли «Десли». Или, может, дело в том, что Тэхен часто называл его «малыхой» и «кисой». Чон наврет себе, если скажет, что не соскучился по этим обращениям. — Да.

🧨

Юнги, сидящий на диване, тихо шипит, хмуря брови. Хосок с внимательным видом обрабатывает ему раны на лице, стараясь быть достаточно аккуратным. После стрелки конечности болели совершенно у всех, так что сейчас, когда можно спокойно выдохнуть, все зализывали раны. Парни снова встретились в доме Чимина, это вошло уже как в привычку. Чимин обрабатывает ссадины на тэхеновом лице, сидя у того на коленях, а Хосок, закончив с лечением Мина, выкинул ватку, впитавшую в себя кровь. — В следующий раз будь аккуратен, — без укора говорит, даже просит, Хосок, нежно проводя ладонью по щеке Юнги. Тот понятливо кивает головой. — Не заставляй меня переживать за тебя. Юнги ужасно стыдно перед Хосоком, потому что он действительно заставил его переживать сильнее, чем в прошлые разы. Мин и не знает, почему ему так снесло голову, но мысль, что это из-за Чонгука, подкралась совсем незаметно. Он виновато поднимает голову, будто щеночек провинился перед своим хозяином, и вынуждает Хосока этим грустным взглядом поцеловать его. Юнги не любит нежности, но от Чона любые жесты внимания хороши. Тэхен после стрелки совсем другой: какой-то поникший, грустный, такое ощущение, что мертвый. На лице не читается ни единая эмоция, он не реагирует даже на то, что Чимин обрабатывает ему лицо. Раздается рингтон телефона. Тэхен, выходя из не реагирующего ни на что состояния, берет телефон, видя, что на дисплее высвечивается неизвестный номер. Он еще не восстановился после прошлой стрелки, так что надеялся, что ему звонят не с предложением. — Алло? — парни обратили внимание на Тэхена, застыв в одном положении. В следующий миг у Тэхена приподнимаются брови, он выглядит искренне удивленным. — Чонгук? У парней тоже брови вверх — кажется, за пределы лба выйдут. Тэхен кивает, говорит коротко и отключает звонок. Юнги и Хосок смотрят на него с ожиданием. — Чонгук хочет встретиться, — Тэхен опускает голову, всматриваясь в дисплей телефона. — Я не хочу, чтобы ты пострадал, — в первую очередь говорит Чимин, приобнимая Тэхена за шею. — Он пытался убить тебя. Думаешь, тут что-то иное? — Верно подмечено, — кивает Хосок, садясь возле Юнги и слегка склоняясь, скрещивает пальцы на коленях. — Идти на встречу с ним не безопасно. Если бы не Юнги, он бы убил тебя. Тэхен кивает, давая понять друзьям, что прекрасно понимает их обеспокоенность и предосторожности. Но Виктору, если честно, самому на это плевать — убьет, не убьет, это вовсе неважно. Потому что своей малыхе он никогда не откажет, даже если малыха больше не его, и даже если пойдет прямо навстречу к собственной смерти. — Это не встреча, Тэ. Это заказ, — шепчет Чон, опуская голову, будто сожалея. Юнги, замечая, как сильно Хосок скрепляет пальцы, чуть ли не до беления кожи, прижимается головой к его плечу, оказывая таким образом поддержку. — Я слышал его голос. Этот голос не врет о том, что хочет встретиться, — Тэхен предельно серьезен. — Чонгук в этом нуждается, как и я. Юнги понимает, что этим двоим действительно нужно поставить точки над i, обсудить то, что произошло, и, возможно, разойтись мирными путями. Если подобный вариант событий вообще возможен. Мин уверен, что Чонгук пытался убить Тэхена не по своей воле. И, конечно же, не допустил этого не только из-за того, что Юнги выстрелил ему под ноги. Не допустил смерти Виктора, потому что и не смог бы убить. — Будь, пожалуйста, аккуратен, — просит Чимин, приглаживая волосы на тэхеновом затылке. — И, если что, звони нам обязательно. — Прекратите, — тяжело вздыхает Юнги, откидываясь на спинку дивана. Все тело ужасно ломит, а весь разговор друзей вызывает ничего, кроме головной боли. — Никто не заметил, как мелкий смотрел на Тэ? — он осматривает всех, на что те лишь пожимают плечами и хлопают глазами. — Так, будто не может без него жить. Хосок и Чимин обмениваются удивленными взглядами, а Тэхен никак не реагирует — будто все без него знал. — Поэтому мелкий его не убьет, — Мин кидает усталый взгляд на Тэхена. — Потому что тоже его любит до сих пор. — Скрывает он это, конечно, отлично, — Хосок аж макушку почесал. — Со многому его научил. Тэхен боится встретиться наедине, но, вообще-то, именно этого он и желал: чтобы без личностей Виктора и Десли, чтобы только Тэхен и Чонгук. Боится, что не сдержится и упадет в колени, лишь бы Чонгук вернулся. Блять, как же он соскучился по своей малыхе.