***
Минцзюэ с утра был дома. После не воодушевляющего звонка Сичэня он выпил пару рюмок крепкого алкоголя, почитал, созвонился с Лань Цижэнем кое-что обсудить, и, в конце концов, угрюмо опустился на диван, не зная, чем заняться. Без Сичэня было одиноко. Вообще-то директор Не собирался отпраздновать день Середины Осени вместе с мужем, но чёртова работа помешала его планам. Но ведь планы можно было и поменять... Сиюминутная идея настигла его так же быстро, как и принятое следом решение. Он раздумывал всего пару минут, прежде чем собраться и вызвать такси. По дороге с телефона заказал билет на самолёт, а через несколько часов уже выходил в аэропорту Нанкина в приятном предвкушении встречи. Если праздничный день из-за работы исключал встречу, её могли обещать вечер и ночь. Он потратил несколько часов на то, чтобы выяснить, где именно Сичэнь остановился и куда ушёл, затем снял номер в том же отеле, оставил вещи, взял зонт и отправился на фестиваль к указанному кафе. Минцзюэ искал Сичэня в разбегающейся от дождя толпе довольно долго, однако, когда нашёл, подумал, что лучше ему было опоздать ещё на пару часов. Он увидел их мимолётно, словно видение, но всё же так явно… Не верить своим глазам было бы глупостью. Из затемнённого переулка на углу улицы выскользнул сначала Яо, а затем Сичэнь, который догнал Яо, схватил за руку и развернул к себе. Минцзюэ прочитал по губам нечто похожее на: «Ты решил за двоих! А обо мне ты подумал?», — но так и не узнал продолжения, потому что Яо в следующий миг отдёрнул руку и скрылся в толпе. Дождь затихал, а Сичэнь стоял в потоке людей, глядя прямо перед собой и, скорее всего, совершенно не понимал, что видит. Минцзюэ залюбовался им. В ханьфу Сичэнь выглядел небожителем, таким невозможно прекрасным, что мысли о Мэн Яо на время вылетели из головы. Но, когда Сичэнь обернулся и поднял взгляд, в котором сначала отразилась боль, отстранённость, а затем осознание, растерянность и испуг, ревность невероятной силы вскипела в сердце… Минцзюэ поспешно преодолел расстояние между ними, укрыл мужа зонтом и, скинув свой сухой плащ, накинул ему на плечи. — Идём в отель. — он сказал это слишком спокойно, так что Сичэнь, казалось, сжался под его взглядом. Они молча шли по улице, под утихающим дождём. Сичэнь без возражения следовал за мужем, Минцзюэ на него не смотрел. Только в номере, в который Сичэнь тоже безропотно вошёл, игнорируя свой собственный, Минцзюэ заговорил снова. — Сними мокрую одежду, я привёз пару твоих костюмов… — он вздохнул и отвернулся, до сих пор пытаясь унять это тёмное чувство, пробирающееся под кожу, — планировал встретить праздник вместе… Сичэнь кивнул, ничего не объясняя, молча взял одежду и ушёл переодеваться. В ванной ему потребовалась пара минут, чтобы прийти в себя, в его ушах до сих пор звенели слова Яо: «В следующий раз отправь на встречу кого-нибудь другого. Не приезжай сам. Не звони мне. Не ищи встречи». Он едва справился с собой, поэтому вернулся несколько долгих минут спустя, сделал пару шагов из ванной и замер, наблюдая, как Минцзюэ ходит из стороны в сторону, что-то перекладывая, что-то убирая, очевидно пытаясь чем-то занять себя и отвлечься от мыслей: — Ты видел нас вместе? — прямо спросил Сичэнь, так и не дождавшись, когда муж обратит на него внимание. Минцзюэ остановился, поднял на него взгляд, полный невообразимой печали, и ответил вопросом на вопрос: — Как давно это у вас? — Мы первый раз встретились, — честно признался Сичэнь, но Минцзюэ, кажется, не поверил. В пару движений он оказался рядом и прижал Сичэня к стене. — Не лги мне! — почти зашипел он, подтверждая догадки Сичэня, — Мы уже это проходили! Сколько вы уже вместе? Отвечай! — он замахнулся, но не ударил, впечатывая кулак в стену возле головы мужа, взглянул ему в глаза, зажмурился и отвернулся. Все его движения выглядели так, будто он испытывает невыносимую боль, — Блять! Сичэнь, мы ведь честны друг перед другом… я так думал. Ты мог бы мне сказать! О Яо! Мог бы… — на самом деле Минцзюэ даже пожалел, что остался один в комнате, потому что в одиночестве стало ещё хуже. Конечно, он бы никогда не ударил Сичэня, но эта ситуация с Яо... — Мы встретились первый раз, — настойчиво повторил Сичэнь, — это было случайностью, и она больше не повторится. Минцзюэ посмотрел на него снова. Он так хотел ему верить, он так сильно его любил, но слова вырвались сами собой. — Я тебе не верю, — сухо бросил Минцзюэ, — я не верю тебе, — повторил он с горечью, пропитавшей каждое его слово. Сичэнь вздохнул. — И чего же ты хочешь? Что я должен сделать? Его спокойствие выводило из себя, а Минцзюэ не был человеком, способным долго сдерживать гнев. Он схватил его за плечи и склонился к губам, произнося прямо в них, обжигая дыханием кожу. — Я хочу правду, Сичэнь… всего лишь правду. Разве я этого не заслуживаю? Сичэнь вздохнул и вдруг обнял его, прижался к груди. — Ты заслуживаешь всего мира, — сдавленно прошептал он, — но я… — Замолчи! — Минцзюэ оттолкнул его и схватил его за подбородок, тут же впиваясь в губы страстным поцелуем, сминая своими губами его, вжимая его в стену так, будто собирался её снести. Страсть обычно плавилась между ними медленно, разжигая и захватывая, постепенно увлекая за собой, но в этот раз всё было иначе. Страсть вспыхнула жгучей волной, сметая всё на своём пути, подпитываемая ревностью, она не оставляла места раздумьям. Сичэнь был сражён таким напором, таким властным и одновременно бережным отношением, что колени ослабли, и он вцепился в плечи мужа, подозревая, что если отпустит его, то немедленно упадёт. Сичэнь чувствовал, что Минцзюэ злится и, наверняка, ревнует, а потому старался доказать ему, что ничего между ним и Яо не случилось, и что ничего — как бы горько это ни было осознавать — уже не случится. Он расслабился и позволил ему всё, всё, но вопреки собственным ожиданиям заставил действовать с ещё большей твёрдостью и силой. — Минцзюэ… — выдохнул Сичэнь, когда рубашка, в которую он только что переоделся, полетела на пол вместе с оторванными пуговицами — они со стуком покатились в разные стороны. Пуговица брюк отправилась следом, а в голове Сичэня вдруг отчётливо прозвучали слова: «Я хочу правду, Сичэнь… всего лишь правду. Разве я этого не заслуживаю?», — Минцзюэ действительно был тем, кто больше всех прочих заслуживал счастья, и он, Сичэнь, не был в праве его обманывать… и себя тоже, тем более что прямо сейчас его тело реагировало отчаянно, открыто и откровенно, вопреки всему, что творилось в его голове… Мэн Яо был прав, одержимость Сичэня, его стремление прощать и оставаться рядом даже под дулом пистолета не привело бы ни к чему хорошему. В конце концов, Сичэнь был любим и любил, пусть по-другому, но любил Минцзюэ, а что ещё нужно для счастья? И он был счастлив всё это время, был... На этих мыслях сердце замерло, а дыхание перехватило, потому что Минцзюэ резко развернул его к стене, обхватывая рукой за талию и перемещая губы с плеч на спину и шею под короткой стрижкой его волос. Вспышка желания оказалась столь сильной для обоих, что в этот момент они перестали думать о чём-либо другом, кроме друг друга. Сичэнь, упираясь руками в стену, охнул и сжал кулаки, когда Минцзюэ проник в него пальцами, и, растянув совсем немного, заменил пальцы на член. Минцзюэ двигался медленно, и вошёл полностью, прижимая мужа к себе за талию, а ладонью свободной руки обхватил его член, срывая с губ Сичэня ещё один, более длинный стон. На тумбочке у кровати горела только настольная лампа, оттого в комнате стоял сумрак и силуэты их тел были окружены особой магией полутонов и теней… их движения, набиравшие темп казались образцом эстетики и нежности, хотя на самом деле то, что они чувствовали, в сравнение с нежностью не шло. Минцзюэ схватил Сичэня за бёдра, вдавливая его в стену в бешенном ритме их страсти, он прикусил кожу на его плече и одной рукой едва ощутимо сдавил его шею: — Ты только мой, — прошептал он, — Сичэнь… поклянись мне… — Твой… — Сичэнь едва сдерживал стоны, скользя ладонями по стене, прижимаясь к ней лбом, — только… твой. — он кончил даже не прикоснувшись к себе за мгновение до того, как оргазм настиг Минцзюэ. Оргазм был ошеломляющим, провокационным и неожиданно сильным — каким никогда не был раньше. Оба ещё долго не могли сдвинуться с места, прислушиваясь друг к другу, считывая волны удовольствия, проносящиеся по телам…***
Сичэнь проснулся с приятной истомой в теле, открыл глаза и увидев спящего Минцзюэ улыбнулся. Мрачное настроение от вчерашней встречи улетучилось, как сон, да и сама встреча стала казаться далёким-далёким прошлым. — Доброе утро. Сичэнь вздрогнул. Он и не понял, что Минцзюэ не спит, а лишь притворяется спящим. — Я думал ты ещё спишь, — Сичэнь улыбнулся снова, когда муж нашёл его руку под одеялом и сжал. Ресницы Минцзюэ дрогнули, и он открыл глаза, отвечая невпопад. — Прости... Сичэнь поймал его взгляд — и то ли с утра соображалось плохо, то ли он просто чувствовал себя как-то по-новому — но до него далеко не сразу дошёл смысл этого слова. Однако, прежде чем он успел задать вопрос, Минцзюэ продолжил, сжимая его руку крепче. — ... за то, что я сказал… и за… Сичэнь покачал головой и другой рукой коснулся щеки Минцзюэ в мягком поглаживании. — Может быть, Яо и был смыслом моей жизни… — он взволнованно сглотнул, справляясь с эмоциями, — но ты… ты вся моя жизнь. Их губы соединились, и, возможно, впервые с тех пор, как они поцеловались во дворе университета, их сердца действительно бились в унисон.