***
Минцзюэ вышел на улицу. Он решил встретить Сичэня у парковки, поскольку тот сильно задержался, но точно не ожидал увидеть его выходящего из чужой машины. И уж точно не ожидал, что хозяином машины окажется Цзинь Гуанъяо. На самом деле, Минцзюэ в последние дни привык думать, что всё наладилось, что, раз Сичэнь позволяет ему быть с ним и днём и ночью, значит, он отказался от надежд на чувства к другому, однако теперь... Минцзюэ едва сдерживал гнев, почти не вникая в поспешные объяснения Лань Сичэня. Да, он помог Цзысюаню прикрыть Мэн Яо, помог уговорить остальных поверить ему, но он ни при каких условиях не желал, чтобы Сичэнь… его Сичэнь продолжал близко общаться с этим человеком. После всего, что случилось… после предательства, которому даже любовь не стала препятствием… — Он всё знает о своём прошлом, — сказал директор Лань, в попытках достучаться до него. — А, так он ещё и всё знает?! — директор Не ухватился за единственную фразу, смысл которой уловил, и сжал кулаки. — Тогда мне нет нужды скрывать своё отношение, — он шагнул к Яо, но Сичэнь возник перед ним точно так же, как в тот день, когда пистолет оказался в руках директора Не. — Он всего лишь пришёл поговорить, Минцзюэ-сюн. — Поговорить? К чему приводят наши разговоры? К чему приводят твои разговоры? — воскликнул тот. — Пожалуйста, не злись, он просто… Яо стоял за спиной Сичэня, молча слушая их разговор, и выглядел так, будто его застали в постели с чужой женой. — Ладно, — Минцзюэ выдохнул, — ладно, говорите, а мне надо выпить. Я приеду завтра, — он, не прощаясь, пошёл к своей машине. — Но, Минцзюэ-сюн, мы же хотели… Это «мы» из уст Сичэня окончательно вывело директора Не из себя, он замер на мгновение, а потом обернулся и тыкнул в него пальцем. — Ты! Должен выбрать! Выбрать, чёрт возьми! Когда ты, нахрен, поймёшь, что играть на две стороны не выйдет?! Выбирай! Выбирай, или я сделаю выбор за тебя! — Минцзюэ махнул рукой и ушёл. Он хлопнул дверью автомобиля так сильно, что стекло чуть не высыпалось на асфальт. Лань Сичэнь смотрел ему вслед, как зажигаются ярким светом фары, как заводится мотор, и автомобиль трогается с парковки, плавно выезжая на дорогу. — Простите, — тихо произнёс он, не в силах поднять взгляд на своего спутника. Яо обошёл его и заглянул в глаза. — Нет, прощения просить должен я. Мне не стоило настаивать на разговоре… — Но теперь на нём буду настаивать я. Пожалуйста, пойдёмте, — Сичэнь указал в сторону подъезда, — я точно должен всё объяснить.***
— Сейчас я скажу, возможно, неприятную вещь, но, по крайней мере, не стану лгать, — Яо встал, допив остатки чая, и посмотрел в окно. За разговором время ускользнуло незаметно и стрелки часов переползли за полночь. Сичэнь не смотрел на него. Он не вдавался в подробности, но, рассказывая ему об их отношениях, забылся и косвенно признался в том, что чувствовал. — Вы можете говорить со мной откровенно, — сказал Сичэнь. — Да… — Яо подбирал слова, — Понимаете, в чём дело… моё прошлое ужасно и, хоть я его и не помню, принесло многим страдания. Из-за меня умирали люди… В моём нынешнем состоянии невозможно представить, чтобы я мог сделать нечто подобное, но факт подтверждён. Будь я один, без поддержки А-Сюаня и его семьи, я бы, наверное, даже пошёл и сдался полиции, но сейчас я не хочу… Нет! Не могу себе этого позволить и пренебречь усилиями, приложенными братом для моего спасения. Я до сих пор не верю, что он отплатил мне добром за то, что я пытался сделать, и я так же не могу понять, почему директор Лань так упрямо пытается найти во мне то, чего я даже сам не вижу. — Но ведь это был ты, именно ты, и сейчас ты… — возразил Сичэнь, — почему ты говоришь о себе, как о другом человеке? Что бы ты ни сделал тогда, я… Яо поднял руку, призывая его к молчанию. — Понимаю вас. Но разве то был не другой человек? Разве во мне вы узнаёте своего… — он помедлил, но всё же решил не церемониться, — возлюбленного? Я не помню, ничего не помню… Да, аргументы работают против меня: я легко адаптируюсь в работе, схожусь с теми же людьми, делаю вещи, которые, говорят, раньше я отлично умел, но я… не помню вас. Поймите, я вас не помню! Сичэнь приложил ладонь ко лбу, скрывая глаза, мерцающие призрачным блеском. — Я любил Яо и люблю до сих пор… и это всё… — Я — не он. Моё сердце, мои эмоции не чувствуют вас, как должны, в соответствии с вашими словами. Я ничего не чувствую к вам, и вы даже не нравитесь мне… Простите, но это так, это действительно так. — Яо прошёл по кухне до двери и обратно к окну. — Поймите меня, пожалуйста. Рядом с вами есть человек, который гораздо достойнее меня, и который любит вас… любит всем сердцем и не станет использовать. Я догадывался, сопоставлял факты, но сегодня увидел, увидел впервые, что ваш Яо был лишним. Всегда лишним. А уж я, тем более. Сичэнь смотрел на него умоляющим взглядом, полным недоверия и тревоги. — Яо, — он попытался взять его за руку, когда тот снова прошёл к двери. — Меня зовут Цзинь Гуанъяо… я всё для себя понял, благодарю, что разъяснили, но дальше мы пойдём разными дорогами. Прошу вас оставить меня в покое, — он выдернул руку из его пальцев, — пожалуйста, директор Лань. — Яо… — Я желаю вам всего наилучшего. До свидания.***
Не Минцзюэ ходил по кабинету, прокручивая в пальцах карандаш, ходил до тех пор, пока не сломал его и не выкинул в кучу таких же сломанных карандашей. День начался плохо, работа не шла, а сам Минцзюэ внезапно осознал, что привык спать в кровати Сичэня и высыпаться. Дома было не так, дома было не то… Сичэнь не звонил четвёртый день, а директор Не, лелея свою гордость, даже не подумал позвонить сам. Ему не хотелось делать первый шаг снова, а потом узнать, что Сичэнь счастлив, и никакой Минцзюэ ему не нужен. «Минцзюэ-сюн» — так он звал его… Минцзюэ шумно выдохнул и с силой ударил по спинке мягкого кресла, вдавливая в неё кулак. Стук в дверь, раздавшийся в этот момент, лишь ухудшил настроение директора. Как же чертовски плохо было без секретаря! — Я занят! — бросил он и поспешно прошёл к столу, чтобы сесть и принять работающий вид. Стук раздался снова, потом дверь слегка приоткрылась, и на пороге появился Лань Сичэнь. Собственной персоной. — Это я… Минцзюэ, который уже успел занять место за рабочим столом, медленно поднял взгляд и уставился на незваного посетителя, тут же отмечая неестественную бледность его лица и покрасневшие уголки глаз, что, впрочем, совсем не умаляло красоты, изящной грации, его неподражаемой мимики… восхитительного образа Лань Сичэня. — Зачем ты пришёл? — Не Минцзюэ сглотнул, внезапно теряя голос. Ему пришлось откашляться, чтобы продолжить. — То есть… я хотел сказать… Разве ты не должен быть с Яо? Сичэнь безмолвно прошёл через весь кабинет, обогнул стол и остановился за шаг до него, чуть приподнимая подбородок, чтобы встретить хмурый взгляд. — Прости, — тихо сказал он. — Прости… Минцзюэ не понимал. Он смотрел на него сверху вниз, пытаясь осознать происходящее. Зачем он извиняется? Что там ещё произошло? Мысли накладывались одна на другую, путались и мешали сосредоточиться. — Что такое? Яо что-то тебе сделал? Если да, я… — Минцзюэ взял его за плечи, вглядываясь в глаза в поисках ответа. — Нет, Минцзюэ-сюн, нет, — Сичэнь отрицательно покачал головой, — нет… — шепнул он и моргнул, словно старался сдержать переполняющего его эмоции. — А что? Ты опять не в порядке? Ты… Сичэнь глубоко и прерывисто вздохнул, сделал ещё шаг и, за секунду до того, как его губы коснулись губ Минцзюэ, произнёс: — Я выбрал. И в следующий же миг испугался. Испугался, что поступает неправильно, опрометчиво или поспешно. Однако, суровое выражение лица Минцзюэ сменилось удивлением, а затем он прикрыл глаза и притянул Сичэня к себе, не позволяя разорвать поцелуй, и всецело растворился во вкусе его забытых и таких незабываемых губ.***
Яо припарковал машину во дворе, вошёл в свой дом, рефлекторно находя путь до гостиной, где устало опустился на диван и спрятал лицо в ладонях. Только спустя несколько минут Яо понял, что в комнате не один. Он вскинул голову и тут же наткнулся взглядом на Цзинь Цзысюаня, сидевшего в кресле у стены. — Шиди! — Яо схватился за сердце и чуть было не забрался с ногами на диван. — Напугал? — виновато спросил Цзысюань и развёл руками. — Ну, а что мне было делать? Ты не звонил… Кстати, почему ты не звонил? Где ты был всю неделю? — На работе, — Яо не удивился его появлению, он только ощутил некоторую досаду, что не удалось ещё немного побыть одному. — Это я знаю, — возразил Цзысюань, — но мне почему не звонил? Ты ходил к нему? — Ходил. Цзысюань усмехнулся. — Ну, если мне приходится ответы вытягивать клещами, случилось нечто… Яо всхлипнул, и на его лице отразились муки, сравнимые с муками невероятной физической боли. — Я, — начал Яо голосом, сильно похожим на голос давно болеющего человека, — я ничего не помню. Зло, добро, плохие и хорошие поступки, всё… всё перемешалось, но я их не помню. Я только чувствую, чувствую и всё. Я… Я даже не знаю, почему я люблю его. Почему я так сильно его люблю?! И почему мне так больно?! Цзысюань пересел к нему и по-дружески похлопал по плечу. — А что сказал Лань Сичэнь? — Он сказал, что любил Яо и любит до сих пор. — Так… — директор Цзинь нахмурился, — а в чём проблема? — В том, что я не достоин его. Даже не помня ничего, я знаю, что не достоин, а ещё знаю, что рядом с ним есть тот, кто может любить его сильнее меня, кто никогда не позволит ему страдать… — Хм, — Цзысюань с глубоким чувством недоверия и жалости покачал головой, — вот теперь я действительно удивлён. Тебя случайно в больнице не подменили? Ты хочешь отказаться от чувств, ты отойдёшь в сторону только потому, что рядом с ним есть кто-то достойнее? — Я уже это сделал, — Яо ещё раз всхлипнул, и слёзы градом покатились по его щекам, — я уже это сделал. Пусть он будет счастлив, я просто хочу, чтобы он был счастлив, потому что, по какой-то причине, уверен, что кому угодно в этом мире могу причинить вред, но только не ему. Только не Лань Сичэню. Цзысюань ещё раз коснулся его плеча, на этот раз подольше задержав руку. — Это очень благородный поступок с твоей стороны, Яо, — восхищённо заметил он, — у меня просто нет слов… Яо поднял взгляд, и накрыл своей ладонью его ладонь у себя на плече… дыхание Яо сбивалось, сквозь пелену слёз он видел только размытый силуэт. — Спасибо, шиди. Если ты останешься так же добр ко мне, я всё переживу. Когда Цзысюань ушёл, Яо ещё долго смотрел в окно, на то место, где закрылись ворота, на тропинку, по которой тот прошёл, и думал. Как всё переменилось одним лишь событием, одним лишь решением Сичэня выстрелить в него, и как переменились люди вокруг. Возникшие дружеские чувства к Цзысюаню напрочь перебивали все прошлые стремления и воспоминания, пришедшие к нему одним летним вечером шумной болезненной волной. Он не знал, что с этим делать, не понимал, как ему удаётся прощать, чувствовать теплоту, любить, быть Яо, которого они хотят видеть... но разве это не было лучшим выходом? Разве такая жизнь для него хуже смерти? Пусть те, кому он напрямую причинил вред, смотрели на него искоса, он всё же мог всегда оставаться в семье, всегда быть под защитой... Когда желаемого невозможно достичь — и самая малость становится божественным даром. Только Яо пришлось принести жертву... одну единственную и самую чудовищную жертву, которую он только мог себе представить. Свою любовь. С другой стороны Яо утешал себя тем, что Сичэню будет лучше вдали от него... теперь, как бы плохо он не поступил, Сичэня это не коснётся, он не позволит, чтобы коснулось... Он задёрнул шторы, разложил отчёты, которые привёз, чтобы поработать дома, сел и взял ручку, но вскоре отбросил её, откинулся на спинку кресла... Его взгляд, устремлённый к потолку, застыл неподвижно, и свет люстры яркими искорками отразился в нем, вызывая непрошенные слёзы... Губы Яо задрожали, и с них, сливаясь с общими звуками, невесомо упали несколько слов: — Будь счастлив, Эр-гэ...