Привычный мир отбросив

With me disaster finds a playfield Love seems to draw dark twisted pleasure tearing at me Cause I cannot let you go Mercy! Like water in the desert Shines through my memory like jewelry in the sun Where are you now? Poets Of The Fall — Dreaming Wide Awake

Босые ступни мёрзли от соприкосновения с песком. Земля растеряла тепло, которым его нещадно одаривало горячее калифорнийское солнце. С его заходом каждый нагретый участок начинал медленно остывать. Осень заканчивалась. Ночи, несмотря на южное расположение штата, становились всё прохладнее. Не так как в Нью-Йорке, но достаточно, чтобы мокрый песок холодил ноги, а ветер покалывал кожу. На горизонте сверкнуло белым. За вспышкой последовало громыхание. Приближалась гроза. Волны усиливались. Это уже был не спокойный океан, привлекательно поблескивающий лазурью под полуденным солнцем. Ночью он напоминал бездну. Непроглядно плотную, почти чёрную, неугомонно беснующуюся стихию. Вода пенилась, подбираясь к ногам. Очередная волна хлынула на берег, в этот раз извергнувшись сильнее обычного. Леонардо не сдвинулся с места, позволив солёной воде омыть голые ступни. С неба упали первые капли. Через мгновение полил дождь. Вода дорожками побежала по оголённым плечам, забарабанила по карапаксу. Поднявшись по велению бессонницы с кровати, Лео по привычке повязал маску, ещё до конца не осознавая, что делает и куда идёт. Теперь та промокла насквозь. Леонардо спустил ткань на шею. Запрокинул голову, подставив лицо льющему с неба потоку. Яркие телесные ощущения затмевали собой тягостные мысли. Не давали тем мчаться по кругу, истощая постоянным присутствием сознание. Впервые за долгие недели, показавшиеся вечностью, разум был чист. Он — губка, впитывающая окружающий мир. Ухо, слушающее вселенную. Лёгкие, стремящиеся вдохнуть весь воздух планеты. Казалось, тяжесть с плеч ушла. Его больше не придавливал к земле неподъёмный груз ответственности за семью, главой которой он стал с тех пор, как... Лео мотнул головой, прогоняя мысль. Но та не могла так просто уйти, не подняв из омута памяти болезненные воспоминания. Те цеплялись друг за друга, обличая только начавшее затягиваться дымкой светлой печали горе: неподвижная ладонь с длинными пальцами и острыми коготками; пустой взгляд родных глаз; тишина в ответ на тихое: "отец?". И вот он снова тонет. Солёная вода больше не ласкает ноги, а вцепляется ледяными руками-волнами в ступни и намеревается утянуть вглубь, в морскую пучину. Дождь не вымывает из души сомнения и страхи, а отгораживает от остального мира стеной болезненного одиночества. Гром не утешающе рокочет над головой, а оглушающе громко задаёт вопросы. Вопросы, на которые у Леонардо нет ответов. Гул. Ты уверен, что без наставлений сэнсэя сумеешь привести клан к светлому будущему? Сможешь защитить их? Раскат. Сколько можно жить в этом доме на берегу океана? Год? Два? Когда-нибудь придётся уехать. Куда поведешь семью после? Рокот. Какова цель? Просто жить, существовать на обломках человеческой цивилизации? Тебе и другим теперь этого достаточно? Громыхание. Удержишь ли семью? Не дашь ли ей распасться? Отца ведь уже нет... Сквозь бьющие по телу капли слышался непрерывно повторяющийся вопрос: "Что теперь?". Раньше была цель. Сначала — прорваться из наводнённого ожившими мертвецами Нью-Йорка к окраине. Затем — добраться до Западного Побережья, как того пожелал на закате жизни отец. Теперь цели не было. Последнее наставление мастера не дало ответов на вопрос, куда им теперь направляться. "Проживите жизнь как считаете нужным, сыновья мои. Только об одном прошу — научитесь наслаждаться её неспешным течением, а не нестись на всех парах в желании быстрее пройти весь путь. Присутствуйте в настоящем, а не думайте о том, где будете находиться в будущем", — сказал тогда он. Леонардо слабо представлял, какая жизнь их ждёт в дальнейшем и куда двигаться теперь. Мысль прожить пару лет в доме на берегу океана звучала привлекательно. Поначалу. Но спустя месяцы, перестала казаться таковой. Он никак не мог понять, чего ему так не хватало. Всем здесь хорошо, разве нет? Еды в достатке, другие выжившие в округе не появлялись. Семья в безопасности... насколько это возможно, если учесть, что неподалёку постоянно бродят стаи оживших мертвецов, а выжившие для них, мутантов, являются чуть ли не большей опасностью, чем зомби. Тогда почему сердцу неспокойно, и оно отказывается признавать это место домом? Пусть временным, да, но надёжным, безопасным убежищем. Почти таким же хорошим местом, каким некогда было логово под Манхэттеном. Почему Леонардо так хочется беспричинно приказать группе собираться и покинуть побережье? Завести двигатель Шелрейсера и двинуться в путь на поиски... чего-то. Или кого-то... Леонардо зажмурился и замотал головой. Нет, он не будет о ней сейчас думать. И так после разговора с отцом непрошенные мысли всё не идут из головы. Что толку предаваться размышлениям? Вряд ли они когда-либо встретятся вновь. Стоит ли часами гадать, знала ли она правду?.. Нет, не стоит. У Леонардо полно других дел. Необходимо заботиться о семье. Вот бы ещё бессонница перестала донимать... Лео тяжело вздохнул, смирившись, что, скорее всего, уснёт только под утро. Ни ветер, ни ливень, ни волны не помогали усмирить мечущиеся мысли. Они оставались такими же беспокойными, как разбушевавшийся океан. К сожалению, тот оказался неспособен забрать сомнения и дать столь необходимые ответы. Леонардо развернулся и побрёл в дом. В холле — пусто. Тихо. Не намереваясь тащить грязь внутрь, Леонардо, как мог, стряхнул налипший к ногам песок и вытер стопы о тряпку у порога. Всё ещё чувствовались песчинки на влажной коже. Когда та высохнет, они слетят сами и усеют пол неприятной мелкой крошкой. А её ведь так сложно вымывать из углов... Иногда Леонардо казалось, что он единственный в доме, кто ведёт борьбу с песком в помещении. Остальные то ли не чувствовали неудобств, то ли просто смирились, решив, что если живешь на побережье — по-другому никак. Песок всё равно будет неведомым образом просачиваться внутрь. Леонардо пытался призвать братьев к ответственности, напомнив, что, когда те жили в логове, то не позволяли себе ходить с грязными ногами, которыми не так давно, на минуточку, топтали туннели канализации! Реакция братьев не оставила сомнений: с "песочной проблемой" придётся разбираться самому. Дон заявил, что сточная вода мегаполиса и измельченная ракушка не одно и то же. Майки пожал плечами и мигом скрылся из поля зрения, видимо, побоявшись, что нагрузят работой по уборке дома. Раф фыркнул, назвал Лео принцессой на горошине и ехидно посоветовал менять чаще простыни, раз те стали такими липкими, что с них песок не стряхивается. Не добившись поддержки, Лео смирился. Он находил песок везде — в кружке чая, в тарелке с едой и даже на зубной щётке. Одному бороться с вездесущими песчинками было невозможно. Только коллективно они могли бы справиться с этой напастью. Однако помогать никто не хотел. Ками-сама, он не справляется! Прошло всего ничего с тех пор, как он окончательно возглавил семью, и, кажется, он уже подводит ожидания отца. Может, Лео и в самом деле преувеличивает значимость проблемы? Может, песок вовсе не главный враг, вокруг борьбы с которым нужно сплотить команду? Может виной зацикленности на ракушечной пыли является никак не проходящая бессонница? Нужно идти в кровать и попытаться уснуть. Даже если это удастся только к рассвету. Леонардо уже хотел подняться по ступеням наверх, туда, где находились спальни, но услышал непонятный шум. Со стороны кухни доносился шорох. Кто-то, как и Леонардо, бодрствовал. Дверь на кухню была приоткрыта. Расширив проём, он заглянул внутрь. В тёмном помещении, без единого источника света, сгорбленная фигура сидела на стуле, растянувшись верхней частью туловища по столу и подложив руки под щёку. На голове вырисовывались очертания массивных наушников. Тихая музыка доносилась из динамиков. Микеланджело не шелохнулся. Похоже, он ещё не знал, что его уединение прервано. Видимо, Майки отчего-то проснулся среди ночи, спустился на кухню да тут и уснул. Бессонница? Насколько Лео знал, она и его младший брат — вещи несовместимые. Лео всегда завидовал его умению засыпать, едва приняв горизонтальное положение. Сам он таким навыком похвастаться не мог. Помогала медитация. Вот только в последнее время всегда безукоризненно работающая техника больше не действовала как снотворная пилюля... Хотя чему тут удивляться. Глупо думать, что один только Леонардо тяжело переживает потерю. В глаза бросилась полупустая банка шоколадной пасты возле руки брата. Братья горюют не меньше. Просто делают это по-разному. Леонардо тяжело вздохнул. Майки нужно разбудить и отправить в постель. Это его обязанность как старшего. И просто как того, кто заботится о самочувствии близкого. Он осторожно дотронулся до плеча брата и слегка потряс: — Майки, просыпайся. Обычно добудиться того было трудно, особенно ранним утром перед тренировкой. Порой тот поразительным образом продолжал спать на полу, даже если Леонардо силком стаскивал заспавшегося брата с кровати. Поэтому Лео отшатнулся от неожиданности, когда Майки взвизгнул, подскочил со стула и выставил руки в защитную стойку. На Леонардо воззрилась ошалелая пара глаз. — Лео, блин. Что за дела? — Майки стащил с головы наушники. Вид у него был донельзя перепуганный. — Чуть из панциря от страху не выскочил! Зачем так пугать-то? Лео виновато отступил на шаг назад. — Прости. Мне казалось, ты спал. Леонардо мог бы поставить в упрёк младшему его несобранность. Укорить за то, что не распознал приближение. Всё же воин всегда должен быть начеку, готовый в случае опасности отразить нападение. Вот только Леонардо понимал, как важно для здорового рассудка чувство безопасности. Должно быть место, где хотя бы ночью не нужно беспокоиться о защите собственной шкуры. Пусть таким местом станет этот дом. Хотя бы для Майки. Леонардо не был уверен, что сам сможет когда-нибудь расслабиться и полностью довериться выстроенной Донателло системе безопасности. Не потому, что не верил способностям гениального брата — просто привык постоянно искать глазами возможную брешь в защите, ушами вслушиваться в несвойственные месту шорохи, кожей ожидать надвигающуюся опасность. Пусть Майки продолжает считать это место тихой гаванью. Достаточно того, что вся несобранность брата пропадает, как только они оказываются вне дома, и в битве на него можно положиться ничуть не хуже, чем на остальных. Его, Лео, постоянной готовности к опасности должно хватить. Пусть остальные не тревожатся. — Я же реально думал, всё, хана мне, мертвяки в дом пробрались, — Майки вытер со лба воображаемую испарину тыльной стороной ладони. — У тебя рука ледяная. Ты чего холодный-то такой? И мокрый? — брат прошёлся взглядом по телу с головы до пят. Голубые глаза распахнулись в удивлении. — Погоди, ты снаружи был что ли? Там же ливень! — Хотелось проветриться, — Лео отвёл взгляд. — Ушёл сразу, как только тот начался. Можно ли надеяться, что расспросы на этом прекратятся? Увы, Майки надежды не оправдал. Обвиняюще направил в его сторону указательный палец и с осуждением произнёс: — Не навешивай тут мне лапшу на уши. Не получится из-за их отсутствия. Совсем сбрендил, под холоднющим дождём столько времени стоять? Погоди, я сейчас тебе чаю горячего налью. Майки бросился к плите. Щёлкнул механизм высекания искры, полукругом вспыхнул синий огонёк. Пламя заплясало под металлическим чайником. — Майки, не стоит. Я уже собирался спать... — Ну вот попьёшь и пойдёшь, — Микеланджело был непреклонен. Леонардо хотел было возразить, но затем представил, как идёт в спальную, а Майки продолжает сидеть на кухне, одиноко помешивая в кружке не растворившийся до конца сахар. Здесь темно — по возможности они стараются не расходовать топливо генератора впустую. Черепахе-мутанту не нужен свет, чтобы видеть в сумерках. Вот только он порой нужен, чтобы развеять приходящий с наступлением ночи страх. Страх, который каждый из них нёс из детства, когда тьма канализационных туннелей была непроглядной даже для них. Страх после долгих часов ожидания в коробке тесно переплетённым с братьями клубком больше не услышать осторожную поступь когтистых лап и облегченно-радостное: "Дети мои, я вернулся". Как же тяжело оказалось столкнуться с этим страхом лицом к лицу, даже если давно готовился ко встрече с ним. Леонардо не желал, чтобы Майки переживал эту встречу в одиночестве. Он хотел быть рядом. — Ладно. Он словил брошенное Майком полотенце и быстро вытер ещё влажную кожу. Тем временем брат закончил с завариванием чая. Две наполненные до краёв кружки перекочевали на стол. Микеланджело разместился на стуле. Лео опустился на соседний. — Почему сам не в кровати? — полюбопытствовал он. — Проголодался, — Майки пожал плечами и потянулся к наполовину опустевшей банке шоколадной пасты. — Кстати, будешь? Нет? Ну как хочешь, тогда доем, — брат зачерпнул большой ложкой тягучую шоколадную смесь и сунул в рот. Наличие столового прибора в зубах не мешало ему продолжить разговор. — Я тебе чай такой же, как и себе заварил. Малиновый. Ты же не против? — Я бы предпочёл жасмин, — Леонардо втянул носом горячий пар, исходящий от напитка. К его разочарованию, в запахе ярко ощущались искусственные примеси. Ароматизаторы никогда не заменят приятное благоухание естественных ингредиентов. По этой причине травяные рассыпчатые чаи он любил больше, а пакетированные старался обходить стороной. Братья его вкусовые предпочтения не разделяли. Донни пил крепко заверенный кофе или невероятной горькости чёрный чай. Майки и Раф литрами хлебали газированную воду всевозможных расцветок, а если в их кружках оказывался чай, то только такой: невозможно пахучий, фруктовый или ягодный. Раньше от чая в кружке Рафа разило спиртом. Теперь уже нет. — Ну, знаешь! Пакетики надо экономить, между прочим, — Майки со звучным "чмок" вытащил ложку изо рта и шумно прихлебнул из кружки. — Так что один на двоих. Да не морщись ты так! В детстве вообще был один на всех. И ничего, пили, — брат широко улыбнулся и кивнул в сторону нетронутого напитка. — Ты попробуй. Малина классная, тебе понравится. Надо же иногда что-то новое пробовать. А то всё жасмин да жасмин. Леонардо решил промолчать и покорно поднёс кружку к губам. Глоток. Терпкая смесь промокнула горло и оставила на языке неприятный химический привкус. Майки нетерпеливо заглядывал в глаза, ожидая вердикта. — Ну как? Будь он Рафаэлем, ответил бы "хрень". Он не маленький черепашонок, который не знает, какие ириски ему нравятся больше, обычные или солёные. Он взрослый мутант с давно сформировавшимися вкусами. Леонардо знал себя "от и до" и сомневался, что внезапно ему откроется шокирующая правда и выяснится, что чего-то о себе он ещё не знает. Чужая душа — потёмки. Своя же — прочитанная на тысячу раз книга. — Нормально, — Лео не был уверен, что ему удалось придать голосу искренности. Расстраивать брата не хотелось. — С "Нутеллой" вкуснее, — Майки придвинул изрядно опустевшую банку, — на! — Пожалуй, пропущу. Младший раздосадовано вздохнул и откинулся на спинку стула. — Жаль. Хотя не, не жаль. Мне так больше достанется. Содержимое пластиковой банки стало убывать с пугающей скоростью. Леонардо скривился, будто это он ложками запихивал в себя ужасающе сладкую шоколадную пасту, почти не запивая. — Вредно есть ночью столько сладкого, Майки, — он проводил взглядом очередную ложку, которая тут же исчезла за щекой черепахи напротив. — Донни бы со мной согласился. — М-м-м, — брат разве что не урчал от наслаждения. Вытащив пустую ложку изо рта, он ткнул ею в Лео. — А знаешь, что ещё вредно? Стоять под проливным дождем. И да, Донни бы с этим тоже согласился. Леонардо вздохнул и покачал головой. Бесполезно пытаться отнять у Микеланджело еду. Не отдаст, как ни пытайся призвать к разумному потреблению пищи. Какое-то время они сидели в тишине, прерываемой лишь скрипом пластика — Майки вычерпывал остатки пасты со дна. За окном громыхало. Дождь хлестал по стеклу сотканными из воды плетьми. Леонардо прикрыл глаза. Добавить щепотку воображения, и можно представить, что они в Нью-Йорке. Не в логове, нет, ведь там были бы совсем другие звуки — до подземного дома доносились лишь отголоски непогоды. Подойдёт другое место, на поверхности. Например, квартира Эйприл. Подруга просит задержаться, переждать грозу в тепле и сухости. Они редко отказывались от её гостеприимства. Им нравилась квартира человеческой подруги. И вот, они расположились в гостиной и дожидаются, когда прибудет разносчик пиццы. Леонардо мысленно просит прощения у отца за задержку. Они двинутся домой сразу как стихнет дождь. А пока можно откинуться на спинку дивана (или стула, раз в действительности он сейчас сидит именно на нём) и подождать... — Лео, — тихий оклик брата вытащил Леонардо из воспоминаний. Он нехотя поднял веки и напрягся, встретившись взглядом с неожиданно посерьезневшим Микеланджело. Тот глянул на дверной проём и опустил голову, сосредоточившись на разглядывании содержимого кружки. Отчего-то брат не решался заговаривать. Леонардо не торопил. Какое-то время Майки молча пожёвывал губу, но в итоге всё же продолжил: — Можно тебя кое о чём спросить? — О чём? — осторожно уточнил он. — Ты правда не знал? — Майки поднял глаза и тихо добавил: — О Караи? Имя прогромыхало громче раската грома за окном. Имя, которое он давно не произносил. Её имя. Леонардо тщетно старался стереть его из памяти. Пытался предать забвению лукавую улыбку и взгляд тёмных глаз, режущих не хуже заточенной стали её клинка. Бесполезно. Он видел её черты в лицах заражённых и с облегчением выдыхал, когда понимал, что лишь показалось. Воспоминания было не искоренить. Помогало не предаваться тоске лишь то, что её не упоминали другие. Клан Фут был оставлен в прошлом — в Нью-Йорке, в который они вряд ли когда-нибудь вернутся. Они решили сосредоточиться на будущем. В нём не было места для борьбы с враждебным кланом. В новом мире были другие заботы. Малоприятную тему в разговорах успешно обходили стороной. Леонардо думал, что так и будет продолжаться. Караи останется лишь постепенно стирающимся воспоминанием. Образом, о котором никто никогда не заговорит. Пройденным этапом, отдающимся болью в сердце. Частью прошлого, с которым более никак не пересечься. Даже если очень захотеть. А затем последовало откровение отца. Откровение, изменившее всё. Микеланджело предполагал, что Леонардо было всё известно. Вот только младший был не прав. Если бы только он знал, что чувствовал Леонардо в миг, когда вскрылась правда — тогда бы не спрашивал. — Нет, — ответил Лео после недолгого замешательства. — Я ничего не знал, Майки. Брат ощутимо расслабился, перестал сдирать кожу у ногтя и облегченно, как показалось Леонардо, выдохнул. Из голубых глаз пропала настороженность. Теперь те смотрели с грустью и усталостью. — Просто... думал, раз ты лидер и с отцом времени много проводил, то хотя бы тебе-то он рассказал, — Майки принялся крутить в руках пустую кружку. Её дно царапало столешницу. — А оказывается, вот оно как... даже ты был не в курсе. Его сомнения были понятны. Лео не имел представления, как бы поступил, будь ему давно известна правда. Стал бы утаивать, как отец, или всё же поделился открывшимся знанием с братьями? С одной стороны, семья имела право знать. С другой же, если бы отец попросил хранить молчание — Лео не посмел бы ослушаться. Хорошо, что ему не пришлось нести в памяти это обременяющее знание. Леонардо не был уверен, что никак не выдал бы его словом или действием. Отец знал, кем является Караи, не один год, однако твёрдо решил оградить их от правды. Только когда его время подходило к концу, он поведал тайну. Объяснение, почему предпочёл держать их в неведении, принять было сложно. Леонардо пытался и не смог. Слишком тяжело было осознавать, что отец не доверился им, своим сыновьям. Слишком больно думать, каково было ему притворяться, что правая рука враждебного клана не более чем незнакомая девушка японского происхождения. — Мы должны уважать его решение. Раз он предпочёл не рассказывать, значит, так было нужно, — фраза прозвучала не так уверенно, как хотелось. — Но почему вообще он решил скрыть это? — в голосе Микеланджело чувствовалась обида и непонимание. — Мы же семья! Не понимаю, почему он не рассказал нам сразу как узнал. Это ведь не какой-то там пустяк. Это, блин, реально так-то важная вещь! Брат смотрел так, будто ждал от Лео простого объяснения молчанию отца. Только вот правда в том, что Леонардо и сам до конца не понимал решение мастера. — У отца были на то свои причины, — ответил он сухо. — Ага, слышал я их. Типа мы бы тогда начали Караи жалеть и не дрались бы в полную силу, — он покачал головой. — Ну не знаю, Лео. Сомневаюсь, что мне бы тут же захотелось кинуться обниматься. Когда твой панцирь угрожают вскрыть мечом как консервную банку, а из внутренностей и мяса сварить черепаший суп на радость футклановцам — обнимашки последнее, о чём думается. — Отец посчитал, что знай мы, кто она, тогда бы не смогли в ней видеть смертельно опасного врага. — Так может, это и хорошо? — возразил Майки. — Вряд ли он бы с радостью принял новость о том, что саи Рафа таки добрались до неё. Да, она на стороне Шреддера, однако не думаю, что он был бы равнодушен к её смерти. Всё же она его дочь. Удушающий ком резко подскочил к горлу. Воздух застрял где-то в груди, обжигая лёгкие. Сердце застучало в ушах, отбивая азбукой Морзе слова. Она Его Дочь Родная плоть и кровь отца. Биологический ребёнок Хамато Йоши и Тэнг Шен и его, Леонардо... нет, он не будет додумывать, кем тогда является ей сам. — Её вырастил Шреддер, — сказал он хрипло. — Она верна ему и уничтожила бы нас при первой возможности. Отец понимал это. Поэтому молчал. Он знал, что эта новость изменит наше к ней отношение. — Может, это работает в обе стороны, Лео? — не согласился Майки. — Может, если бы она тоже знала правду, то тогда бросила бы этого Шреддера. Стала бы нам сестрой. Леонардо стоило больших усилий не дёрнуться, услышав последнее слово. Как же непривычно оно звучит. И неправильно по отношению к ней. — Сомневаюсь, что это пошатнуло бы её преданность. Майки пожал плечами. — Может нет, а может и да, — брат устало потёр руками лицо, тяжело вздохнул и с надеждой спросил: — Она ведь не знала, да? Не знала же? Леонардо который день задавал себе тот же вопрос. Вспоминал все их встречи, поединки, разговоры. Пытался расшифровать каждый неоднозначный жест, взгляд. Ответа так и не находил. Всё, что касалось её к нему отношения, было непонятным. — Думаю, нет, — произнёс он без уверенности. Майки кивнул, будто подтвердил вывод, к которому пришёл и сам. — Знаешь, — Микеланджело с неожиданной злостью отодвинул на край стола пустую кружку чая, — мне всё же хотелось бы, чтобы она знала. Может тогда в ней бы проснулись зачатки милосердия, и она перестала бы калечить моих братьев. Может... может, это бы поменяло её? Ну, знаешь, она бы такая: "Всегда мечтала о братьях! А вас аж целых четверо! Класс! Будем дружить!", — он повысил голос, имитируя женский. Леонардо поморщился. Совсем не похоже. Её голос всегда был низким, обволакивающим и тягучим словно мёд. Майки продолжил как обычно: — А мы бы такие: "Сестрёнка, приходи смотреть кино в среду, у нас в логове телик большой!". Леонардо с усилием пропустил слово на букву "с" мимо ушей и потянулся за чашкой чая. — Звучит абсурдно. Майки махнул рукой, признавая правоту. — Да, знаю. Но мечтать иметь сестру же не вредно, нет? Лео был благодарен судьбе, что не успел поднести кружку к губам. Подавился бы. Однако рука всё же дрогнула и немного жидкости пролилось на стол. Лужица остывшего чая растеклась по поверхности. Леонардо принялся поспешно вытирать её подвернувшейся под руку салфеткой. Жар опалил щёки. Почему Майки произнёс фразу так двусмысленно? Нет, фраза обычная, без подтекста. Это просто с Лео что-то не так. Он отложил использованную салфетку, прочистил горло и ровно, как надеялся, произнёс: — В любом случае, не думаю, что мы когда-нибудь с ней пересечёмся. От клана Фут давно никаких вестей. Да и мы на другом краю материка. Нет оснований полагать, что эпидемия не выкосила клан подчистую. — А вот тут ты не прав, — раздался позади заспанный голос. Леонардо вздрогнул и обернулся. В проходе, оперевшись о дверной косяк, стоял Донателло. Кто-нибудь в этом доме по ночам вообще спит? Судя по наличию полного снаряжения на теле, брат не ложился и вовсе. — Бро, чаю будешь? — это Майки. — Можно, — Дон широко зевнул. — Только покрепче, а то мне ещё работать над протезом. Хотя давай лучше кофе. Майки кивнул, поднялся и поставил чайник на газовую плиту. Дон разместился на стуле. — В каком смысле не прав? — озадачился Лео. — Донни, тебе что-то известно? — Ага, сегодня кое-что прояснилось. Я хотел сказать тебе завтра, но раз уж ты здесь, то не вижу смысла дожидаться утра, — он вновь зевнул, не удосужившись прикрыв рот ладонью. Замотал головой, прогоняя сонливость, вдохнул побольше воздуха и затараторил объяснения: — В общем, ты же знаешь, у меня есть устройство, которое мониторит радиочастоты на признаки активности футов. Перехватывает радиопереговоры, записывает, анализирует по ключевым словам вроде "клан Фут", "Шреддер", "Ороку Саки", "японцы", исключает упоминание "фут" в значении части тела — продвинутая программа, я тебе скажу, сам над её улучшением работал — потом приходит к выводу, имеет ли разговор отношение к упомянутому клану или нет. Если нет, стирает запись из памяти. Если да, то оповещает меня. Затем я уже прослушиваю что там она поназаписывала. Радиус у перехватчика не такой большой, как хотелось бы, всего в пределах штата, но лучше так, чем вообще остаться в неведении об их деятельности. Может, они зомби-армию собрали и захватывают штат за штатом, а мы бы так и не узнали. Донателло слегка улыбнулся нелепости высказанного предположения, а Майки, насыпая растворимый кофе в кружку, захихикал: — Гы-гы, зомби-армия! Леонардо веселья не разделял, однако сердце от новостей забилось сильнее, а кончики пальцев начало покалывать от нетерпения выведать, что известно Донателло. — Что выяснил? — Сегодня кто-то из выживших на востоке штата заметил вертолёты с эмблемой клана. Здесь, недалеко от Калифорнии. Парни явно знали, о чём говорили. Наверняка были и сами когда-то связаны с преступными группировками. Ещё поймал разговор о мертвецах в форме фут. Обычных мертвецах, не зомби. А это значит... — ...что их убил кто-то из живых, — закончил Лео. Донателло кивнул. Значит ли это, что клан Фут вступил в противостояние с выжившими? Что они не поделили? — Это не может быть ошибкой, футы и правда активизировались. Что-то заставило их выйти из бункера, в котором сидели с начала эпидемии, и прилететь на другой конец страны, в штат, над которым у них никогда не было контроля. — И что это может быть? — спросил Майки заинтересованно. — Не знаю, — Донни пожал плечами. — Их радиоволна хорошо защищена. Футов не так просто подслушать. Завтра попробую поймать частоту вещания, если их вертолёты будут всё ещё в зоне действия перехватчика. — Если поймаешь, сможешь установить, откуда идёт сигнал? Карие глаза понимающе блеснули за стёклами очков. — Смогу. Майки опустил на стол кружку кофе для Дона. — Погодите... вы предлагаете отправиться их искать? — Майки удивлённо переводил взгляд с одного брата на другого. — Из-за слов отца? Чтобы найти Караи что ли?.. — Она не имеет никакого отношения к моему желанию быть в курсе деятельности клана, — поспешил заверить Леонардо. — Футы всё ещё наша забота. У них должна быть веская причина появиться в этом регионе, учитывая то, что Нью-Йорк они до этого не покидали. Я хочу знать об их планах. Не думаю, что они прилетели сюда раздавать хлеб нуждающимся. Скорее наоборот. Майки щёлкнул пальцами. — Зомби-армия! — И это значит... — Дон прихлебнул кофе и расплылся в удовлетворённой улыбке. — Завтра мы покинем дом и отправимся на поиски. Необходимо выяснить для чего они здесь. Леонардо не чувствовал себя эгоистом. Донателло прятал улыбку за кружкой кофе, а Микеланджело расцвёл, не скрывая предвкушения предстоящей поездки. Может, не только он засиделся? Может и братья чувствуют потребность выйти из тени и взяться за что-то посерьёзнее зачистки супермаркета от толпы мертвецов? Может и они ощущают некую опустошенность, которую может заполнить лишь битва с враждебным кланом за восстановление мира и справедливости? Леонардо отмахнулся от мысли, что просто теплит надежду вновь свидеться с Караи. Дело ведь не в этом... ...не в этом же?..