Ледяной осколок в сердце

      Закончились новогодние каникулы. У школьников начались занятия. Студенты закрыли сессию, и у них наступил новый семестр. Жизнь шла своим чередом, сменяя дни, события...       В один прекрасный февральский день Гела возвращался домой. Идя мимо большой сталинки, Циклаури смотрел на заснеженную дорогу, на голые деревья, покрытые снегом, на проплывающие мимо машины. Улыбаясь самому себе, юноша гулял по улочке, неся на спине чёрный рюкзак с тетрадями, ручками и книжками из библиотеки.       «Работы невпроворот! Столько надо сделать, чтобы подготовить доклад! Столько всего проштудировать, чтобы как-то подготовить доклад. Ещё класть бумагу на разлинованный лист и писать на строчки, чтобы соответствовало оформлению. И сшивать это дело».       Придя домой, Гела переоделся и отправился в комнату делать домашнюю работу, заданную преподавателями в институте — искал нужную информацию в справочниках и подчёркивал. Вскоре с занятий вернулись Цицино и Наринэ. Зайдя в квартиру, девочки крикнули:       — Есть кто дома?       — Я здесь, девчонки? Как в школе? Никто не обижает?       — Я пятёрку получила! — хвасталась младшая сестра.       — Ко мне никто не лез. Всё хорошо! — ответила Цицино. — Гело, мы кушать хотим. Приготовишь своё фирменное блюдо?       — В последнее время у родителей совсем нет денег, но я приготовлю беляши. У нас осталось немного фарша от тех котлет, которые ты вчера готовила, Цицино, — улыбнулся юноша.       Юноша замесил тесто с мацони, разделил на кружочки, начинил их фаршем, смешанным с луком и хлебом, уложил на противень и отправил в духовку.       Через полчаса достав из духового шкафа свежие горячие покрытые хрустящей корочкой лепёшки, юноша поставил чайник разогреваться, разлил чай по чашкам и разложил вкусную выпечку на большую тарелку.       — Гело, как вкусно пахнет! — крикнула Цицино.       — Ты у нас волшебник! — вставила Наринэ.       — Я просто делаю то, что делаю, — улыбнулся старший брат. — Только надо родителям оставить. Придут голодные, а дома и так ничего нет.       — В холодильнике ещё харчо остался, — сообщила средняя сестра.       Молодые люди ели беляши, пили чай с конфетами, которые их отец взял на рынке. Студент, девочка-подросток и второклассница готовились к следующим занятиям, не замечая, как прошло время, и вскоре Тамина после уроков и проверок домашних работ вернулась домой. Попробовав беляш, женщина сказала:       — Вкусно готовишь, Гело. У тебя талант. И почему ты не пошёл учиться на повара?       — Просто не думал, что у меня есть талант. У меня уже есть мечта, поэтому не хочу бросать институт и идти учиться на повара.       — Что там у тебя с Настей? Всё хорошо? — продолжала Тамина.       — Всё хорошо. В институте мы с ней часто болтаем.       — Ты на ней думаешь жениться?       — Нет, мам.       — Почему? — удивилась мать.       Гела не хотел рассказывать матери неприятную тайну своей новой подруги. Когда девчонки закончили делать домашнее задание и ушли играть, юноша прошептал своей матери:       — Знаешь, почему я не хочу на Насте жениться?       — Почему?       — Когда она училась в школе, познакомилась со старшеклассником. Он параллельно встречался с её лучшей подругой Миленой. На выпускном он танцевал с Миленой. Видите ли, она красивее Насти оказалась. Настя не выдержала предательства и ушла из праздника. Через какое-то время обнаружила, что беременна, и сделала аборт. Теперь не может иметь детей.       — Я тебя понимаю. Но как ты ей это скажешь?       Гела вспомнил разговор с Ожигановой. Рассказав ей о Машико и своих мечтах, признавшись, что не собирается на ней жениться, Циклаури сказал:       — Не держись за меня. Если хочешь, то мы разойдёмся.       — Знаешь, — ответила Настя, — я понимаю. Когда ты рассказывал о своих встречах с Машико, говорил, что мечтал, чтобы она родила тебе девочку. Знаю, что ты, наверное, всё ещё мечтаешь о дочери. Я не смогу тебе родить ни девочку, ни мальчика, поэтому не буду требовать, чтобы ты на мне женился. Мы можем просто приятно провести время. Лучше поищи ту, кто с удовольствием тебе родит.       Прокрутив этот диалог в голове, юноша передал их матери; Тамина с улыбкой изрекла:       — Правильно, Гело. Лучше нагуляйся. Потом ты встретишь ту, которая родит тебе дочку. Только никогда не обманывай девушек и ничего не обещай впустую. Будь честным с ними.       — Я не могу обманывать человека. Я Насте сразу сказал, что пусть не ждёт от меня ничего серьёзного. Она отнеслась к этому нормально.       — Это хорошо. Мне нравится, что ты честный. Другие бы обманывали, а ты не такой.       Мать и сын разговаривали, не обращая внимание на время. Амиран долго не приходил домой, и Тамина, составляя план на следующие уроки, начала волноваться, хотя муж предупредил, что на рынке будет корпоратив в честь дня рождения директора. Дети уже легли спать, а женщина не могла найти себе места; на её душе заскребли кошки, сердце сжалось от дурного предчувствия, словно с мужем что-то случилось...       Её опасения подтвердились — в шесть часов утра, подметая улицы, дворник, пожилой седой мужчина с короткой бородкой, нашёл тело высокого грузного мужчины в штанах и сером пуховике из дешёвого кожзама, от которого пахло сырым мясом. На груди и на снегу красовались ярко-алые пятна крови. Увидев тело, дворник подбежал к телефону-автомату, набрал «02» и сказал:       — Добрый день. Милиция? На проезде Карбышева возле дома четыре лежит мёртвый грузин.       В семь часов утра Тамина шла мимо и заметила милиционеров, снующих туда-сюда, заполнявших какие-то бумаги. Подойдя ближе, женщина заметила знакомую куртку и упала в обморок, ибо поняла, что это... её муж. Проснулась в отделении милиции. Человек в форме, сидевший за столом, заваленным бумагами, задал вопрос:       — Это вы жена погибшего Циклаури Амирана Джумбериевича?       — Да... — прошептала Тамина, и на её глазах выступили слёзы. — Кто убил моего мужа?       — Судя по всему, он возвращался поздно домой, и на него напали грабители. Убили и обокрали. Его бумажник был пуст. Вы знаете, что на этом районе ходят грабители? Тут уже не одного человека грохнули.       Оплакивая мужа, ничего не понимавшая Тамина вышла из отделения милиции и не могла прийти в себя. Из-за допроса Циклаури опоздала на работу. Придя в школу, женщина попыталась сконцентрироваться на уроках, но воспоминания об Амиране не давали ей покоя.       Пока ученики писали очередное сочинение по литературе, Циклаури вспоминала свою первую встречу со своим мужем. Она, ещё юная девушка, гуляла по парку. Сев на лавочку, Тамина смотрела на ясно солнце, и к ней подсел высокий молодой мужчина.       — Добрый день. Хотите познакомиться?       — Здравствуйте. Давайте познакомимся. Меня зовут Тамина Шенгелия.       — Амирани Циклаури. Вы тут одна?       — Да. Брожу по Кутаиси. Села на лавочку. Правда, прекрасная погода?       — Конечно, прекрасная. Давай, по берегу Риони походим. Сейчас солнечно.       Тамина вспоминала прогулки по берегу реки Риони. Вспоминала, как они с Амираном сидели на камнях и, глядя на волны и на отражающиеся солнечные блики в водах, мечтали о будущем. Вспоминала их прогулки по вечерней улице Кутаиси, освещаемой фонарями. Их скромную свадьбу и медовый месяц в Батуми, когда лежавшие на пляже Амиран и Тамина смотрели на голубое небо и наслаждались летними днями, друг другом, связав свои жизни в одну, став новой семьёй.       Тамина вспоминала рождение первенца. Как Амиран был рад своему сыну и назвал его Гелой; как они прогуливались по осеннему Кутаиси с коляской. Вспоминала рождение первой дочери, второй дочери. Вспоминала, как Амиран нянчился с девочками и играл с ними. Вспоминала многие счастливые моменты с любимым мужем, ставшим для неё самым родным человеком.       Всё было хорошо, пока не случилась эта беда, отнявшая жизнь её мужа. Тамина не выдержала и горько заплакала, не обращая внимания на учеников. Заметив её слёзы, Лёша Маковецкий, «ботаник», мальчик в очках, сидевший за первой партой, осторожно задал вопрос:       — Тамина Анатольевна, всё в порядке? У вас что-то случилось? Вам помочь?       — Всё нормально, Лёш... — ответила учительница, посмотрев на учеников сквозь слёзы. — Просто случилось беда.       — Тот грузин, которого убили, ваш муж? — спросила Нина Коваленко, девочка, не отличавшаяся тактичностью.       — Тихо ты! Не видишь, что Тамине Анатольевне плохо! — шикнула соседка по парте Нины, Катя Римская, высокая светловолосая девочка с двумя косами.       — Да, это мой муж... — ответила Тамина Анатольевна. — Дети, будьте осторожны, когда идёте со школы домой. Вдруг вас кто-то похитит или убьёт. Вон сколько случаев похищения. Особенно девочки. Будьте осторожнее. Если кто-то гонится за вами — бегите. Бегите, не оглядываясь.       Немного успокоившись, женщина продолжала вести урок, но мысли о муже не давали ей сосредоточиться. Дети тоже не могли заострить внимание на задании из-за недавней трагедии в жизни учительницы. После уроков Шенгелия проверяла выполненные домашние работы, стараясь не думать о гибели мужа, но воспоминания о нём не давали ей покоя.       В это время в семь часов утра Гела проходил мимо места гибели своего отца. Заметив милиционеров, осматривавших место преступления, юноша спросил случайного прохожего, мужчину лет сорока:       — Тут что-то случилось?       — Грузина какого-то убили.       — Что за грузин? — спрашивал Циклаури, не желая думать о худшем.       — Не знаю, кто это. Насколько я знаю, он высокий. Возраст примерно как мой. Сорок лет. Он ещё одет в серый пуховик.       Не желая думать о худшем, Гела помчался в институт. Меньше всего на свете он хотел верить в гибель самого близкого человека, но чувствовал, что его отца больше нет в живых.       «Нет, это не может быть мой отец. Может, это совсем другой грузин. Это не мой отец».       После пар Гела вернулся домой, приготовил обед. Со школы вернулись его сёстры все в слезах. Цицино и Наринэ переоделись и, забыв о домашнем задании, горько заплакали. Юноша отправился к ним и прошептал:       — Вы всё поняли. Крепитесь. Нашего отца больше нет.       Гела обнял своих сестёр и не мог сдержать слёз. Юноша и девочки вспоминали своего отца. Вспоминали, как в детстве играли с ним. Как он и их мама сопровождали их в школу на первое сентября. Как он водил их на реку Риони. Как гулял с ними по Кутаиси.       — Папа хотел вместе со мной отпраздновать мои восемнадцать лет, — говорил Гела. — Хотел увидеть, каким человеком я вырасту. Хотел увидеть своих внуков.       — Папа хотел увидеть меня взрослой, — вторила ему Наринэ. — Хотел, чтобы я стала хорошей женой и матерью.       — Того же хотел папа и для меня... — проговорила Цицино. — Он так же хотел увидеть внуков, хотел увидеть, какими людьми мы вырастем, хотел, чтобы мы стали достойными людьми.       — Цицино, Нарико, помните, что отец живёт на небе. Он за нами наблюдает. Он будет видеть, как мы живём. Надеюсь, что он будет гордиться нами.       Вскоре домой вернулась Тамина. Увидев заплаканных детей, женщина отправилась в свою комнату и горько рыдала, желая выпустить всю боль, что была на её сердце. Гела хотел утешить мать, но Цицино остановила его со словами:       — Не надо, Гело. Пусть поплачет. Ей сейчас так же тяжело, как и нам.       Сидя в своей комнате, Циклаури плакал и плакал, вспоминая отца. Немного успокоившись, юноша взял радиотелефон, выпущенный известной японской фирмой, набрал номер старосты и предупредил её:       — Насть, я завтра на пары не приду. Поэтому не жди меня.       — Гел, что случилось? Почему ты не придёшь?       — Отца убили.       — Какой ужас! — сказала Ожиганова. — Держитесь.       Гела повесил трубку. Он не мог поверить, что отца больше нет. Циклаури закрылся в своей комнате и ещё горше заплакал, осознавая всю боль от смерти родного человека.       Пробыв один день дома, отгоревав по погибшему отцу, Гела пришёл в институт. Заходя в высокое здание родного вуза, юноша старался не показывать, что ему плохо, чтобы никто не лез со своим натянутым сочувствием. Стоило ему зайти в аудиторию, тут же начали сыпаться вопросы от Сени и Никиты.       — Что случилось с твоим батей? — спрашивал Вебер.       — Кто его грохнул? — вторил ему Прокудин.       — Зарезали местные хулиганы... — отрезал Циклаури.       — Держись, братан... Один ты мужик в семье будешь... — сказал Сеня и похлопал приятеля по плечу.       — Ничего уже не вернёшь, поэтому держись, — вторил ему Никита.       После первой пары к Геле подходили его однокурсники и говорили одни и те же слова утешения; Циклаури не обращал внимание и просто принимал их.       — Держись, Гела.       — Прими мои соболезнования.       — Жизнь продолжается, поэтому не грусти.       На перемене во время обеда Циклаури сидел с Настей за одним столом и ел гуляш с пюре. Ожиганова высказала свои соболезнования:       — Ты не грусти, Гел. С тобой я. Всё будет хорошо.       Юноша слабо улыбнулся, едя вкусные куски мяса под красным густым соусом; ему было совсем не до радостей — ему хотелось заплакать, но нужно было держаться, чтобы не разреветься на людях, ибо в России всегда считалось, что мужчинам не положено даже испытывать подобные эмоции, не то, что показывать их.       Все пары Гела пытался сосредоточиться на семинарах, чтобы не думать о недавней потере, но грустные мысли подобно холодным змеям лезли в его голову, не давая спокойно жить. Циклаури вспоминал свою возлюбленную, своего отца. Оба погибли неожиданно: был человек — и нет человека.       «Сначала Машико, теперь мой отец... За что? Почему самые близкие мне люди так уходят? Если есть на свете бог, то почему он забрал самых близких мне людей?»       После пар Гела шёл по заснеженной дороге. Бродил по улице Кутузова между сталинками. Прохаживался по улице Вокзальной, не разбирая дороги, пока не дошёл до Второго Андреевского переулка. Перебежав через асфальт и трамвайную линию, разделявшую обе стороны улицы, юноша дошёл до павильона с вывеской, на которой красными буквами было написано «ЦВЕТЫ».       Зайдя в просторное помещение, Циклаури посмотрел на витрины с красивыми цветами. Хризантемы, гвоздики, розы, незабудки, ландыши... Сколько цветов продавалось в этом киоске.       — Добрый день! — с едва заметным акцентом поздоровался продавец.       Гела смотрел на высокого молодого грузина со смуглым лицом, тёмно-каштановыми волосами и карими глазами.       — Здравствуйте, — улыбнулся Циклаури, рассматривая цветы в красивых вазах.       — Вам что-то подсказать? Смотрите, какие у нас розы. Вах! Для любимой девушки! Ей понравятся! — затараторил незнакомец.       — У меня нет девушки... — тяжело вздохнул Гела. — Я бы ей подарил, но она погибла почти год назад... — Юноша не понимал, почему он сказал о своей трагедии совершенно постороннему ему человеку.       — Все мы теряем близких людей... — изрёк незнакомец. — Это неизбежно, увы.       — А недавно отца убили... — продолжал Циклаури. — Скоро похороны. За что? Почему мой отец так погиб?       Гела горько заплакал из-за боли от потери. Заметив его печальное настроение, продавец позвал его:       — Пойдём. Давай, попьём чай. Успокойся и расскажи, что у тебя случилось.       Циклаури зашёл в узкую, как пенал, каморку, где были стол, два стула; на столе, накрытом белой в красную полоску скатертью, стояли электрический чайник, вазочка с конфетами и печеньем и две чашки. Гела сел за стол, и незнакомец включил нагреватель. Пока вода для чая кипятилась, продавец задал вопрос:       — Как тебя звать?       — Гела Циклаури. А вас?       — Давай на «ты». Меня зовут Тенгиз Когониа. Откуда приехал?       — Я из Кутаиси. Мы с родителями бежали от войны. У нас здесь живут родственники, поэтому приехали в Новокузнецк.       — Я из Сухуми. Тоже бежали из-за войны. Приехали сюда, потому что тут жизнь дешевле. Сам знаешь — всё было нормально, пока не началась эта Перестройка. Пока не развалился Союз. Какое горе у тебя? Расскажи, и тебе станет легче.       — Когда я жил в Кутаиси, год назад встречался с девушкой. Уже говорили о свадьбе. Как я мечтал на ней жениться... Но однажды я шёл в школу. Она ждала меня у остановки. И её сбил пьяный «золотой парень». А не так давно моего отца зарезали. Шёл с корпоратива, и его зарезали какие-то грабители. Зарезали и украли деньги.       — Знаю, что не так давно одного грузина тут грохнули, — сказал Тенгиз, наливая чай. — Так это был твой отец, Гело?       Юноша молча кивнул. Продавец и посетитель пили чай и ели конфеты. Гела смотрел на собеседника, и его глаза наполнялись слезами. Ему хотелось плакать от горя.       — Гело, не держи слёзы. Проплачься. Тебе сразу станет легче.       Съев конфету и поставив кружку, Циклаури прикрыл лицо ладонями и горько заплакал. Ему было больно от этих потерь, что случились в его жизни; Гела вспоминал моменты, проведённые со своим отцом, которые уже не вернуть...       — Что такое? — послышался женский голосок, и в каморку заглянула высокая чуть полноватая молодая женщина; заметив заплаканного гостя, она улыбнулась и быстро сказала: — Здравствуйте. Что случилось? Вам плохо?       Циклаури смотрел на шатенку с карими, словно янтарь, глазами и пухлыми губами. Незнакомка придерживала уже большой округлый живот, прикрытый цветастым тёплым платьем и длинным пуховиком из кожзама. Женщина пришла не одна — её держал за руку двухлетний смуглый мальчик в комбинезоне и синей курточке.       «Беременная...» — думал юноша.       — Как видишь, Ламара, с гостем болтаю, — улыбнулся Тенгиз, глядя на жену и сына. — Он пришёл ко мне случайно. Горе в его жизни произошло. Погиб его отец, когда ночью с корпоратива возвращался. Утешаю парня. Ты не беспокойся.       — Я не беспокоюсь. Просто... Просто хочу, чтобы ты был осторожен, — улыбнулась Ламара, держа за руку мальчика.       — Ты лучше иди домой. Тебе надо отдыхать. Скоро у нас дочка родится. Как она?       — С ней всё хорошо. Она шевелится. — Женщина потрогала свой живот.       — Она уже хочет на свободу, — сказал Тенгиз и погладил живот беременной супруги.       Ламара с сыном вышли из павильона. Успокоившийся Гела допивал свой чай, ел печенье и думал над увиденным:       «Как хорошо, что есть такие семьи. И не страшно им рожать ребёнка в такое непростое время? Хотя... Как говорил отец, если семья крепкая, то никакие раздоры ей не страшны. Думаю, что их дети вырастут достойными людьми».       — Это жена моя, — улыбнулся Тенгиз, проводив супругу. — Смотрю, ты уже не грустишь. Если хочешь, то приходи к нам на смотрины, когда дочка родится. Скоро сыну исполнится три года. Будем отправлять в садик. Эх, Гело, за детьми надо следить как за цветами, чтобы были здоровы и воспитаны.       Циклаури вспомнил их старый дом в Кутаиси. Вспомнил клумбы в их маленьком огородике. Вспомнил, как Амиран и Тамина поливали, удобряли и пололи цветы, заботясь о том, чтобы каждый стебелёк, каждый лепесток, каждый листик был цел, чтобы клумба была красивой.       — Как хорошо, что я к вам зашёл. Спасибо, Тенгиз, — улыбнулся Гела и, распрощавшись с таким гостеприимным хозяином, отправился домой, где его ждали младшие сестрёнки.       Амирана Циклаури похоронили на редаковском кладбище. Держа купленные у Тенгиза гвоздики, Гела подошёл к могиле с железным крестом и табличкой, на которой русскими и грузинскими буквами было написано «Циклаури Амиран Джумбериевич», а снизу стояли даты рождения и смерти «17.04.1950 — 15.02.1994». Стоя у его могилы, Тамина, Джамал, Татьяна, Гела, Цицино, Наринэ, Нико и Серго оплакивали ушедшего близкого человека.       — Как жаль, что такой человек ушёл... — изрёк брат жены покойного, кладя две красные гвоздики у памятника.       — Самое ужасное, что он так трагически погиб, — вставила Татьяна.       — Гело, один ты мужик в семье остался, — добавил Нико и похлопал двоюродного брата по плечу.       Уезжая из места последнего пристанища каждого человека, Гела смотрел на памятники и думал о том, как же хрупка человеческая жизнь. Как же ужасно, когда самый близкий человек погибает, причём такой ужасной смертью. Сам по себе уход человека из жизни ужасен, ибо его уже не вернуть. Иногда он ужасен тем, что живые не успевают поговорить с покойным — остаётся много недосказанности.       После похорон в воскресный день Гела отправился в цветочный магазин. Тенгиз ждал покупателей и был даже рад увидеть нового друга. Циклаури с траурным видом подошёл к прилавку и сказал:       — Похоронили отца...       — Пусть земля ему будет пухом... Ты только не грусти.       — Постараюсь. Кстати, как там твоя жена?       — Всё хорошо. Она, правда, иногда паникует, когда думает, что роды начинаются. А так с ней всё хорошо.       — Как там ваш сын?       — Этот шалопай словно ветер. Такой неугомонный. Уже не терпится его в садик отдать.       — Надеюсь, он заведёт там много друзей.       — Эх, Гело. Друзей много не бывает. Главное — чтобы эти друзья были хорошие. Чтобы они были надёжными людьми.       Циклаури и Когониа ещё долго разговаривали ни о чём. Юноша заметно повеселел, хоть ему совсем не хотелось радоваться чему-либо, ибо тоска тяготила его душу, словно валун.       — Гело, не грусти ты так, — говорил Тенгиз, хлопая его ладонью по плечу. — Подумай, что бы сказал твой отец, если бы увидел, как ты плачешь и плачешь из-за него.       — Знаешь, — ответил юноша, — я верю, что существует тот свет. Мой отец жив, но находится на небе. Он наблюдает за нами с неба. Он будет жить, пока жива память о нём.       В павильон пришёл покупатель, и Когониа, выскочив из-за прилавка, затараторил:       — Добрый день! Что хотите? Смотрите, какие розы.       «Надеюсь, этот покупатель не будет так же рыдать, как я. А то у нас Тенгиз очень дружелюбный, раз так сразу начал общаться с таким горемычным мной. И как он не побоялся? Никому нельзя доверять».       На сей раз покупатель, молодой человек лет тридцати, высокий шатен с голубыми глазами, заказал большой букет цветов для своей не так давно родившей жены.       — Понимаете, для нас это просто чудо, — сказал посетитель, получая от продавца букет гладиолусов. — Лиза долго не могла забеременеть. Мы уже решили, что и без детей хорошо, и вдруг беременность. Было тяжело, но теперь у нас родился сын. Хочу поздравить жену с этой датой.       — Вы игрушку сыну купили?       — Купил только кроватку и коляску. Сами знаете, какое сейчас время, — ответил мужчина и, взяв цветы, вышел из ларька.       — Тенгиз, а почему с ним не задружил, как со мной?       — Даже не знаю. Просто я увидел, как ты плачешь из-за того, что погибли твои самые близкие люди, и решил тебя утешить. Не смог оставить тебя наедине с твоим горем. Тебе стало приятно сюда приходить. Мне тоже понравилось с тобой общаться. Вижу, что ты хороший человек.       — Спасибо. Желаю, чтобы твоя жена родила хорошенькую девочку.       С лёгкой улыбкой Гела вышел из павильона. Тенгиз смотрел на закрывшуюся дверь и про себя отметил:       «Да, Гело, тяжело тебе пришлось. Только не грусти — всё у тебя будет хорошо. Только не сдавайся».       Гела шёл по улице и смотрел на холодный февральский снег. Настроение у него ненамного улучшилось. Придя домой, юноша крикнул своим сёстрам:       — Цицино, Нарико, с вами всё хорошо?       — Нет, Гело... Нам совсем плохо, — ответила средняя сестра. — Как теперь без нашего папы? Кто даст нам совет? Кто поддержит в трудную минуту?       — Цицино, у нас есть мама. Пока она с нами, нам ничего не страшно, — ответил Гела и отправился в свою комнату отдыхать.       Прошёл тот печальный февраль, наступил март. После воскресной дискотеки с приятелями Циклаури сел на трамвай и добрался до цветочного магазина. Тенгиз стоял за прилавком счастливый и, увидев нового друга, сообщил ему:       — Гело, хочешь, я тебя обрадую? Вчера Ламара наконец-то родила девочку. Первое марта. Это день её рождения.       Юноша задумался над днём рождения девочки. Первое марта. Первый день весны. В этот день наступают солнечные дни, начинает медленно пробуждаться природа, но зима ещё не уступает — продолжает идти снег и дуть холодный ветер.       — Как вы её назвали? — задал вопрос Циклаури.       — Нана. Красивое имя, не так ли?       — Очень красивое. Так мелодично звучит. Нана.       Гела вспомнил дискотеку, на которую шёл с друзьями в тот день. Как танцевал под песню группы На-На и, подпевая «Фаина-Фаина. Фаина-Фаина-Фаина-Фаина», чуть не сломал язык, напевая одно и то же имя. Вспомнил, как впервые после трагедии улыбнулся, танцуя под весёлые песни этой «сексуальной» группы страны.       — Через месяц приходи на смотрины. Тогда девчонка немного подрастёт, оправится после родов. Знаешь, Гело, не верю я в эти сглазы. Просто и Ламаре, и Нане нужен отдых.       — А с кем ваш сын?       — С моей мамой. Она присматривала за Дато, пока Ламара рожала. Если всё будет хорошо, то скоро её выпишут из роддома. Приходи к нам в гости. Посмотришь на нашу девочку.       — Хорошо. Я это не забуду.       Счастливый Гела вышел из павильона. Идя по дороге, Циклаури смотрел на проезжающие мимо машины, автобусы, трамваи. В тот день он радовался так, словно у него, а не у Тенгиза, родилась дочка. Жизнь продолжалась. Кто-то уходит из этой жизни, а кто-то приходит в этот мир. Такова жизнь. С этим сложно что-то сделать.       В самый весёлый день календаря после всех пар и дискотеки с приятелями, ставшими прогуливать некоторые пары, Гела отправился в павильон Тенгиза и, держа в руках белого плюшевого мишку, с улыбкой сказал:       — Ваша принцесса готова к смотринам? Хочу посмотреть на вашу дочку.       — Скоро закончу работать, и мы пойдём.       — Я буду один приглашённый? Просто... Просто я никого из твоих друзей не знаю, поэтому буду чувствовать себя неуютно.       — Сегодня ты один придёшь посмотреть на Нану. Познакомлю со своей семьёй.       — Через две недели день рождения у Наринэ. Моей младшей сестрёнки. Придёшь отметить его с нами?       — Давай. Познакомлюсь с твоей семьёй.       Когда наступило семь часов вечера, и закончился рабочий день в цветочном магазине, Тенгиз и Гела пошли по дороге и добрались до остановки. Когда подошёл трамвай, молодые люди отправились на остановку «Левый Берег». Доехав до перекрёстка проспекта Дружбы и улицы Кирова, Когониа и Циклаури спустились в подземный переход и отправились к огромным многоэтажным домам, украшенным оранжевой плиткой; вокруг окон седьмого и восьмого этажа тёмно-коричневой и белой плиткой выложены узоры в виде квадратов; такие же квадраты украшали десятиэтажные пристройки, соединявшие два здания.       Гела и Тенгиз отправились во двор, зашли в подъезд этого дома на улице Кирова. Поднявшись по лифту на седьмой этаж, Когониа открыл дверь и пригласил нового друга войти. Циклаури зашёл в коридор и смотрел на тёмно-бордовые полосатые обои с незамысловатыми узорами, склеенными внахлёст. Из комнаты доносился плач младенца.       — Ой, что нужно Нане? — спрашивала Ламара, суетясь. — То Дато хочет поиграть, то Нана просит кушать. Но она уже поела. Подгузник я ей поменяла и только что помыла. Что такое? Что она хочет?       Гела положил принесённую с собой игрушку на стол, рассмеялся, вспомнив ещё крохотную Наринэ. Когда она была совсем младенцем, Тамина так же носилась по комнате, не зная, что делать с недавно родившейся дочкой. Однажды, когда Наринэ заплакала, Гела, ещё десятилетний мальчик, взял её на руки и, качая её, говорил ей:       — Спи-спи, моя крошка. Спи-спи. Всё будет хорошо. Мы всегда рядом. Не бойся.       Качая, словно на волнах, малышку, Гела ощущал спокойствие и умиротворение. Поймав его настроение, сестрёнка уснула у него на руках.       Улыбнувшись от нахлынувших воспоминаний, Циклаури прошёл в большую комнату, сел на кресло и предложил суетящейся женщине:       — Ламара, вы пока немного отдохните. Зачем вы так носитесь? От этого ребёнок не может успокоиться. Просто у меня есть сестрёнка, поэтому знаю, как обращаться с детьми.       Ламара отправилась в детскую и принесла свёрток с кричащей малышкой. Гела осторожно взял на руки ребёнка и разглядывал крохотное личико. Нана смотрела на юношу своим пустым взглядом.       «Она ещё совсем крохотная... — размышлял Циклаури. — Но скоро она вырастет».       — Гело, давай, я тебе чай принесу и угощу тебя нашим пирогом, — предложил Тенгиз.       Юноша кивнул, и отец девочки отправился на кухню. Гела качал малышку на руках и говорил ей:       — Какая ты хорошенькая. Спи, малышка. Ты вырастешь. Надеюсь, что ты станешь достойным человеком. Станешь хорошей женой, мамой. Станешь доброй девочкой. Станешь профессионалом, если у тебя будет мечта. Как я хочу, чтобы твоя жизнь сложилась. Чтобы тебе не пришлось плакать.       Циклаури ещё немного покачал девочку, и та, пискнув, быстро уснула. Держа в руках маленькую Нану, Гела отчего-то не хотел отпускать её.       «Я так мечтал о том, чтобы у меня родилась дочь. Не знаю, когда полюблю другую девушку. Видимо, была только одна Машико, и другой такой не будет».       Тенгиз принёс две чашки чая с мясным пирогом, который приготовила Ламара, и конфетами. Поставив поднос с угощением, Когониа взял девочку из рук друга и уложил её спать.       — Спасибо, что убаюкал Нану.       — Тенгиз, для того, чтобы убаюкать ребёнка, нужно спокойствие и умиротворение, — объяснил Гела. — Если Ламара суетится, шумит, то это как успокоит Нану? Я так когда-то успокоил Наринэ. Поэтому не только во время беременности нельзя волноваться. И после родов тоже нельзя беспокоиться. Потому что ребёнок всё равно чувствует настроение матери.       — Гело, наверное, ты прав, — вставила вышедшая Ламара, услышав слова юноши. — Только как за детей не беспокоиться? Всё равно начинаешь переживать, как ребёнок.       — Ты мне напоминаешь мою маму, — ответил Циклаури. — Она так переживает за меня и моих сестёр. Хочешь прийти на день рождения Наринэ? Я вас познакомлю со своей семьёй. Ты развеешься. Оставь детей с бабушкой, чтобы ты отдохнула. С детьми всё будет хорошо. Не надо брать на себя слишком много хлопот. Давай себе отдохнуть.       Ламара улыбнулась, услышав такие слова. Попив чай, поев пирог с острым мясом, Гела распрощался с этим гостеприимным домом и отправился к остановке. Юноша сел на трамвай и с улыбкой ехал к вокзалу.       Приехав к большому зелёному зданию с белыми углами, на краю крыши которого стояли большие красные буквы, составлявшие слово «ВОКЗАЛ», Циклаури поднялся по мосту и прошёл мимо того места, где нашёл свою гибель его отец. Гела смотрел на оттаявший снег и ощущал тоску; такое же чувство он испытывал, когда ходил в школу мимо того перекрёстка, где погибла Машико. Тяжело вздохнув, Циклаури дошёл до своего подъезда.