Ледяной осколок в сердце

      Ранним утром Гела сел на трамвай и отправился на рынок, находящийся на улице Курако. Глядя в окно, юноша вспомнил, как отправился искать работу на вокзальном рынке, но там не было свободных вакансий, из-за чего ему пришлось сесть на трамвай и попытать счастье на другой торговой точке.       Доехав до нужной остановки, Гела вышел из трамвая и пошёл в сторону большого здания с большими красными объёмными буквами, составившими слово «РЫНОК». Идя между велосипедами, выставленными на продажу, Циклаури шёл и шёл по улице, зашёл в здание и направился по коридору, где стояли прилавки с колбасой, сыром, молоком и другими продуктами, пока не добрался до кафе. Подойдя к чебуречной, юноша спросил у продавца:       — Здравствуйте, а вы не подскажете, где ваш директор?       — Дарагой, — ответил с улыбкой до ушей высокий черноокий армянин, — нащ главный там! — С этими словами он указал в сторону деревянной двери.       — Шноракалутюн! — ответил Гела, вспомнив одно армянское слово, и отправился к кабинету.       Идя по коридору, юноша добрался до двери директора и, справляясь с волнением, постучал. К нему подошёл смуглый коротко стриженный молодой человек с раскосыми карими глазами; одет он был в красную футболку, чёрные трико и кроссовки.       — Войдите! — послышался раскатистый бас.       Молодые люди зашли в кабинет. Перед ними за большим письменным столом сидел грузный смуглый мужчина кавказской национальности. Перебирая бумаги, директор рынка задал вопрос:       — Вы ко мне по какому делу?       — Добрый день. Я ищу работу, — начал Гела.       — Здравствуйте. Я тоже ищу работу, — вставил незнакомец.       — Ваше имя? — продолжал задавать вопросы директор.       — Циклаури Гела Амиранович.       — Доржиев Валерий Сергеевич.       — Как раз Юрьевна выперла из своего кафе двух придурков. Так что два места вам гарантированы. Делайте свою работу так, чтобы она была довольна.       — Хорошо.       После разговора директор позвал секретаршу, и молодая девушка-студентка с пышной вьющейся каштановой гривой проводила их в кафе, где продавали выпечку и горячие напитки. Там высокая грузная женщина с короткими кудрявыми чёрными волосами басистым прокуренным голосом сказала, как скомандовала:       — Вот! Здесь ваше рабочее место. Чтоб с посетителями были вежливыми. Слушать их внимательно, продавать быстро и много. Чтобы я пришла, а выпечка не залёживалась. Ясно?       — Мы поняли! — хором крикнули молодые люди.       — Когда под конец рабочего дня придёт Лиля, отдавать ей пятьсот рублей от выручки. Вы поняли? Так вы платите за аренду этого кафе.       — Мы поняли.       На следующий день Гела и Валера вышли на работу в кафе. Молодые люди сели за стол, надев синие фартуки. Стоя у прилавков с различной выпечкой, Циклаури сказал:       — Хорошо, что Георгий Еремеевич нам место нашёл. Пусть за прилавком, но зато хоть что-то получать будем.       — Тоже в деньгах нуждаешься? — поинтересовался Доржиев.       — Да. Отца убили, а мама не может много заработать, поэтому вынужден сам работать, чтобы не быть нахлебником. Просто потому, что у меня две сестры школьницы. А ты?       — Я тоже. Учусь на инженера. Батя бухает, а мама терпит его непонятно для чего. Говорила, что семья должна быть полной. Лучше плохонький, но свой. Когда мне исполнилось восемнадцать, батя выпер меня из дома и требовал самому зарабатывать на жизнь. Вот я и пришёл на рынок. Пока живу у бабушки, а её пенсии не хватает, чтобы прокормиться.       — Почему твоя мама с ним не разведётся? Зачем терпеть такого мужика?       — Ты же знаешь, что нашим бабам требуется терпеть, терпеть и терпеть. Бабушка ей много раз говорила: «Разводись! Разводись!», но она её не слушает. Ненавижу своего батю! Мало того, что он маму колотил, ещё и меня бил. Как не хочу быть таким же!       — Если ты понимаешь, что это неправильно, то не распускай руки. Драться без причины — признак дурачины.       В кафе пришли посетители, и молодые люди принялись обслуживать их. Гела и Валера доставали чебуреки, пирожки, шоколадки, наливали в гранёные стаканы кипяток, заваривали чай в пакетиках, растворяли сублимированный кофе; под конец рабочего дня парни сели за прилавок, положили в кассу полученные деньги и по очереди записывали оплату в тетрадь.       «Будет у меня и опыт работы с бухгалтерией. Зато буду знать, как вести бухгалтерский учёт. Будет нелишним».       Незаметно для молодых людей их рабочий день подошёл к концу. Продавая посетителям маленького кафе выпечку и напитки, Гела и Валера устали от рабочих хлопот. Под конец дня молодые люди сняли кассу, и появилась знакомая им секретарша директора.       — Отработали? Давайте пятьсот рублей.       Циклаури отдал пятьсот рублей, и девушка, просмотрев полученную купюру, ушла к директору. Ирина Юрьевна, начальница кафе, вышла из своего кабинета и оценила их работу:       — Неплохо для начала. Надеюсь, что будете показывать хорошую выработку. Поняли меня?       — Да! — кивнули парни и, собрав свои сумки, вышли из кафе.       Выйдя из рынка и добравшись до остановки, молодые люди ждали трамваи, наблюдая за проплывающими мимо автобусами и машинами, среди которых иномарок становилось всё больше и больше.       — Гел, а ты куда сейчас поедешь?       — Домой. Меня мама и сёстры ждут.       — А я к бабушке. Кроме меня о ней некому позаботиться.       Подъехал синий трамвай, и Гела забежал в него. Вагон унёс его, отставляя Валеру на остановке. Едя в трамвае, юноша задумался:       «Вот это впечатления от работы! Знаю, что мама против, но я единственный мужик в семье. Я должен хоть немного зарабатывать, чтобы сводить концы с концами».       Доехав до вокзала, Циклаури вышел из вагона и направился к лестнице. Идя по надземному переходу, пролегающему над железнодорожными путями, юноша смотрел на ясное солнце, уходящее на запад. Слушая стук колёс очередного товарного поезда, Гела про себя размышлял:       «Почти год здесь живу. Прошёл всего год, а уже столько воспоминаний... И хороших, и плохих. Всё-таки жизнь прекрасна, как ни крути».       Придя домой, немного приведя себя в порядок, Гела сел за стол и ел хинкали, приготовленные его сестрёнкой. Цицино посмотрела на брата и спросила:       — Как рабочий день прошёл?       — Хорошо. Знаете, мне даже понравилось там работать. Стою, торгую пирожками. Столько народу ходит в наше кафе...       — Тебе там трудно работать? — вмешалась Наринэ.       — Нет, не очень трудно. Надо только запоминать, что говорит посетитель. Быть вежливым, обходительным. Внимательно слушать. Главное — в нужный момент не перепутать пирожки.       Циклаури рассказывал сёстрам о прошедшем дне. Девочки слушали брата и, когда он ушёл отдохнуть после первого трудового дня, шептались, сидя за столом.       — Давай, завтра устроим Геле сюрприз, — предложила Наринэ.       — Давай. Он не ожидает, что мы придём в кафе.       Сказано — сделано. На следующий день девочки сели на трамвай и отправились на рынок. Бегая по рынку, Цицино и Наринэ нашли кафе, о котором говорил Гела. Зайдя в небольшое помещение, похожее на веранду, сёстры крикнули:       — Братик, мы тут!       Увидев сестёр, Циклаури улыбнулся. Девочки подошли к прилавку, и брат задал им вопрос:       — Привет. Вы нашли меня? Хорошо. Что вы хотите?       — Хочу булочку с повидлом и чай, — сказала Наринэ.       — Я сосиску в тесте и чай, — ответила Цицино.       Гела достал из витрины сосиску в тесте и булочку с клубничным повидлом, упаковал их в маленькие целлофановые пакетики и положил на прилавок. Сёстры забрали выпечку. Циклаури взял два гранёных стакана, налил кипяток, опустил два пакетика чёрного чая, насыпал по две чайные ложки сахара, размешал и дал сёстрам. Девочки сели за столик; Циклаури оплатил заказ сестёр, подсел к девочкам за стол и, разговаривая с ними, не заметил, что за ним наблюдала Ирина Юрьевна.       — И чё ты тут расселся?! — кричала на него начальница. — Давай, пиздуй за прилавок! Ещё за этих чучмечек деньги платишь! Иди, блядь, работай! Валера один должен отдуваться?       Бесясь на злобную начальницу, Гела отправился за прилавок и смотрел на злобную тётку с ненавистью, желая придушить её. Валера с сочувствием смотрел на коллегу и поражался с Ирины Юрьевны.       «Вот это баба... — размышлял Доржиев. — Она не женщина. Она что-то среднее между мужиком и бабой. У неё, наверное, проблемы с гормонами, вот и бесится. Меньше надо было пиво попивать — была бы симпатичнее».       В кафе пришёл молодой человек с длинными вьющимися волосами до плеч, одетый в рваные на коленях джинсы и зелёную футболку с рисунками в виде логотипа фирмы «NIKE». Когда посетитель подошёл к прилавку, Валера радостно проговорил:       — Привет, Павлик. Решил ко мне прийти?       — Привет. Хочу посмотреть, как ты на новой работе. Нравится? — задал вопрос Павлик.       — Нравится, только... — Наклонившись к его уху, Валера прошептал: — Пашик, ты долго не болтай и здесь плати сам, а то у нашей начальницы сдвиг по фазе. Она на Гелку так матом орала из-за того, что он с сёстрами заболтался и за то, что оплатил их обед.       — Понял, — улыбнулся Павел, и на его щёках появились ямочки, которые так нравились Валере.       — Так что будешь заказывать?       — Мне чашечку растворимого кофе и сосиску в тесте.       — Окей! — ответил Доржиев и, приняв деньги, насыпал из пакетика светло-коричневый порошок, залил его кипятком, надел на руку пакетик, взял пирожок и подал приятелю.       Паша сел за соседний столик и, попивая кофе, ел сосиску в тесте. Всё это время Цицино и Наринэ были в шоке от того, как начальница Гелы оскорбила их брата.       — Девчонки, вы не переживайте. Просто у неё такой характер. Не обращайте внимание, — словно извиняясь, говорил Циклаури.       — У нас учительница по английскому так орёт, — заявила младшая сестра. — Когда кто-то что-то не знает, она орёт и говорит, какие мы тупые. Бесит!       Гела захихикал, вспомнив, как сестра часто на тетрадках рисует какие-то страшные морды и закалывает их ручками; когда он спросил, кто это, Наринэ рассказала, как «англичанка» в очередной раз обозвала их тупыми и дебилами.       — Просто это успокаивает. Я рисовать не умею, хоть и хотела этому научиться. Хоть так я самовыражаюсь.       — Неплохо, — улыбнулся Гела и, заметив нового посетителя, подбежал к нему.       Валера сидел за столом и болтал с Павлом; Ирина Юрьевна тут же выбежала. Увидев работника, общающегося с клиентом, заорала так, что, наверное, на улице было слышно.       — Ах, ты ебалай херов! Распизделся тут! Пиздуй за прилавок, уёбище! Премии лишу, если будешь пиздоболить! Гелка один за тебя должен работать?       Доржиев отправился за прилавок и записал в тетрадь расход. Гела смотрел на свою начальницу и был в шоке от того, что увидел и услышал. Насколько он помнил, во время его учёбы в школе мало кто матерился. В институте тоже следили за языком. Его родители никогда не употребляли такие выражения. Тем более, при детях. Валере эти слова были знакомы, ибо его отец часто так выражался, когда напивался.       — Ой, блядь, пиздоболы! Кого я взяла на работу!? — возмутилась начальница и убежала в свой кабинет.       Гела показал ей вслед жест из трёх пальцев, увиденный у кого-то из сокурсников. Сеня Вебер тогда сказал, что это означает пожелание отвалить, исчезнуть и не появляться.       — Наверное, Настю придётся не приглашать, — изрёк Циклаури, глядя вслед уходящим сёстрам и другу Доржиева.       — Кто такая Настя? — спросил Валера.       — Моя девушка. Мы с ней... просто встречаемся.       — Ты её любишь? — продолжал любопытствовать Доржиев.       — Даже не знаю. Мы с ней просто встречаемся. Знаешь, я раньше жил в Кутаиси. Там у меня была девушка, с которой мы хотели пожениться. Случилось несчастье — её сбила машина, и она погибла на месте. Потом мы переехали сюда к родственникам, ибо началась война в Грузии. Настю предал её любимый — параллельно встречался с её лучшей подругой и потом на выпускном танцевал с это же девицей. Так и встретились два одиночества... У тебя есть девушка?       — Нет. У меня никого нет.       Доржиев опустил голову. Почему-то девушки его не привлекали. Он не испытывал к ним возбуждение, о котором писали порножурналы, не фантазировал о них и даже не желал их тела. Валера одно время встречался с Люськой Смирновой в надежде на пробуждение чувств; когда дело дошло до постели, у Доржиева просто не «встал» на неё. Люська обозвала его импотентом и ушла. Юноша смирился, что у него не будет любви из-за отсутствия влечения.       Всё изменилось, когда он встретил Пашу Теплова. Его голубые глаза, длинные каштановые вьющиеся волосы, ямочки на щёках... Всё это так нравилось Валере, но он не мог ему об этом сказать, пока год назад Теплов не пришёл к нему в гости и за чашкой чая не задал вопрос:       — Валер, я тебе нравлюсь?       — В каком смысле? — не понял Доржиев.       — Я видел, как ты смотришь на меня. Я тебе нравлюсь? Ну... Как мужчина женщине.       В тот день Валера понял, что Паша ему нравится. Не просто как друг, а как возлюбленный. Тогда Доржиев ответил:       — Я знаю, что это неправильно, но ты мне действительно нравишься. Как мужчина девушке.       — И ты мне нравишься, — ответил Теплов. — Я думал, что ты пошлёшь меня, но, как я вижу, ты такой же, как и я. Мне это нравится.       Паша коснулся губ своего возлюбленного; обнимая и целуя его, Валера гладил такие красивые, такие желанные волосы. Его голова кружилась от такого поцелуя. Оба молодых человека ощущали себя на вершине блаженства. Им хотелось только одного — наслаждаться друг другом, не думая ни о чём и не оглядываясь на мнение окружающих.       Вспоминая первый поцелуй с Тепловым, Валера улыбнулся, ощущая себя самым счастливым человеком на свете.       — Валер, ты отчего такой довольный? — отвлёк его от воспоминаний Гела.       — Просто у меня хорошее настроение.       Доржиев знал, что в России к геям относятся очень плохо. Он не хотел говорить правду своему коллеге, боясь, что тот брезгливо поморщится и больше не захочет общаться с ним. Не потому, что он плохой человек, а потому, что его поведение не соответствует принятому в обществе.       «Что-то ты скрываешь...» — про себя думал Циклаури, не желая озвучивать свои мысли.       Так и шли рабочие недели у молодых людей. Юноши работали в кафе, обслуживали посетителей и выслушивали очередные матерные вопли от Ирины Юрьевны. Их начальница не стеснялась в выражениях даже при посетителях. Валера и Гела просто выслушивали брань начальницы и, кивая головой, делали всё по-своему.       Когда наступила пятница, конец рабочей недели, в кафе доставили новую партию чая «Липтон» в пакетиках. Когда грузовик подъехал, Гела и Валера отправились забирать коробки. Циклаури доставал товар, а Доржиев относил его на склад в кафе. Бегая туда-сюда, Валера не обращал внимание на пришедших посетителей. Закончив выгружать коробки, получив счёт-фактуру и товарную накладную, Гела отправился в кафе.       Вместо молодых людей Ирина Юрьевна обслуживала посетителей. Увидев, что продавцы закончили отгрузку и перенос товара, начальница выхватила у Циклаури документы, подписала товарную накладную, шлёпнула штампик своего кафе и всучила в руки работника; юноша отдал документ водителю грузовика, доставившего товар от поставщика, и расплатился с ним. Когда он вернулся в кафе, Ирина Юрьевна разразилась благим матом:       — Вы чё, уёбища, совсем охуели? Я за вас вашу работу делаю! Почему я должна обслуживать посетителей?       — А вы в этом кафе не работаете? — задал вопрос пожилой человек, сидевший за столиком и евший пирожок с капустой. — Зачем вы на детей орёте?       — Черти это, а не дети! — возмущённо закричала начальница и убежала в свой кабинет.       — Спасибо вам, дедушка, — улыбнулся Гела.       — Да не за что, хлопцы. Просто не принимайте это близко к сердцу. Она страшная, поэтому её никто не дерёт. А раз никто не дерёт, то и настроение у неё плохое. Просто подумайте над этим.       Гела и Валера только смеялись над словами незнакомого им старика и записали приход в тетрадь, запоминавшую все доходы и расходы этого кафе.       Циклаури ждал окончания рабочего дня. Не потому, что он торопился быстрее покинуть этот прилавок. За эти три недели ему понравилась эта иногда нервная, но интересная работа. Юноша предвкушал встречу с Ожигановой; каждые выходные Гела и Настя отправлялись к ней на дачу в Точилино, где вдвоём сидели на крыльце, смотрели на звёзды, купались в небольшом бассейне во дворе, грелись в бане и занимались любовью.       Валера тоже ждал выходных. Ждал, когда они с Пашей поедут в Осинники, родной город Теплова, и провести ночь в его уютной квартире, где они чувствовали себя спокойно и расслабленно. Молодые люди любили смотреть вечерами кино и наслаждаться друг другом, забыв обо всём на свете. Когда Валера приезжал к любимому, вспоминал детские годы; вспоминал бабушку, которая рассказывала ему сказки, учила с ним стихи и пела песни вокально-инструментальных ансамблей советских лет. Доржиев предвкушал встречу с Тепловым и уже мысленно находился в Осинниках.       — К кому-то хочешь поехать? — отвлёк его от мыслей Гела.       — К другу. Ты его знаешь. Пашка Теплов. Нам нравится смотреть фильмы, слушать музыку и просто веселиться, — улыбнулся Валера и про себя подумал: — «Надеюсь, ты ничего не заподозрил».       — Это хорошо. Весёлых вам выходных, — ответил Циклаури, не думая о чём-то пошлом.       — А ты будешь с Настей?       — Да. Нам нравится сидеть на крыльце, смотреть на звёзды, о чём-то разговаривать и просто наслаждаться друг другом.       — Я тоже люблю смотреть на звёзды и разговаривать о чём-то со своим другом. Знаешь, Гел, всё-таки это хорошо, когда у тебя есть твой человек, с которым тебе хорошо. Уютно и тепло. С ним ты чувствуешь себя таким свободным.       — Вы с Пашей тесно дружите?       — Да. Мы с ним как братья... — ответил Валера, смущённо думая: — «Пожалуйста, не оттолкни меня. Я просто люблю человека своего пола, поэтому не отталкивай меня. Пожалуйста! Не злись!».       Гела вспоминал Сурена, Армени и Рому. Он с ними общался, рассказывал им анекдоты, ходил к ним в гости, слушал музыку, играл с ними в баскетбол. Циклаури улыбнулся, вспоминая Новый 1993 Год, когда всё было совсем по-другому. Юноша писал им письма, чтобы узнать, как у них дела. От родителей своих друзей Гела знал, что Кочетков уехал в Москву и поступил на юридический факультет в МГУ; Армени Абуладзе с Тараной Нуриевой переехали в Санкт-Петербург, где он поступил в политехнический университет, а она — в экономический; Сурен Пиначян и Рануш Царукян уехали жить в Ростов-на-Дону, где оба поступили в РИНХ, на факультет торгового дела. Гела был рад за друзей, но ощущал, что расстояние всё сильнее и сильнее отдаляет их друг от друга.       «Наверняка, они за этот год уже обзавелись новыми знакомствами, новыми друзьями, новым общением. Покинули Грузию, ибо тоже не смогли там остаться. Мы уже не можем дружить так, как прежде».       — О чём думаешь? — спросил Валера.       — Думаю о жизни. Расстояние. Оно разделяет и разлучает всех. Возлюбленных, друзей и даже родственников. Рома, Армени и Сурен пишут мне всё реже и реже. Да и я уже чувствую, что постепенно забываю их. Сам увлёкся новой жизнью в Новокузнецке, что просто забываю написать им хоть строчку.       — Время покажет. Всё будет хорошо, — улыбнулся Доржиев.       Рабочий день закончился. Молодые люди подошли к остановке и, ожидая трамвай, смотрели вдаль. Гела хотел вернуться домой, поговорить с сёстрами и спросить у мамы, как у неё торговля цветами. Валере не терпелось приехать в Осинники и встретиться с самым близким человеком.       Наконец-то подъехал синий вагон. Молодые люди вдвоём прыгнули в него и отправились на вокзал. Добравшись до нужной остановки, Циклаури сказал своему коллеге:       — Хороших тебе выходных. Проведи время с пользой.       — И ты повеселись с Настей как следует, — улыбнулся Доржиев и отправился на автовокзал.       Глядя вслед своему напарнику, Гела отправился по привычному для него маршруту. Дома Циклаури сел за стол, где уже ужинали сёстры, мама и пришедшие в гости двоюродные братья. Рядом с Нико сидела Катя Романчук, с которой он уже год встречался.       — Привет! — крикнул Гела и, сев за стол рядом с кузеном, спросил: — По какому поводу праздник?       — Мы с Катькой уже год встречаемся. Помнишь, как мы на танцах познакомились? — задал вопрос Нико.       — Это я помню. Тогда у меня знакомство не сложилось... Даже не знаю, как теперь живёт эта девочка.       — Зато теперь ты со своей Настей счастлив?       — Да. Мне с ней просто хорошо. Мы с ней просто встречаемся и пока не хотим свадьбу.       — Ничего, — улыбнулась Катя, — если ты её крепко полюбишь, то захочешь свадьбу. И тебе будет всё равно на мнение других. Даже если это мнение родителей. Моя мама против, чтобы я выходила замуж за нерусского. Просто потому, что хочет выдать замуж за сына своей подруги. Я собрала вещи и сбежала к Нику. Его мама меня хорошо приняла и сказала, что рада всегда меня видеть.       — Знаешь, любимого человека не выбирают по внешности или национальности, — ответил Гела и, вспомнив Валеру и Пашу, про себя додумал: — «Или по гениталиям».       — Ты прав, Гел, — улыбнулась Романчук. — Только некоторые до сих пор не могут это понять.       — Не слушай свою маму, — продолжал Циклаури. — Она ещё не раз убедится, что была неправа.       Сказав это, юноша вспомнил перешёптывания Доржиева с Тепловым. Тогда Гела понял, что они больше, чем просто друзья. Циклаури считал, что это «неправильно», что так не должно быть, что настоящая любовь может быть только между мужчиной и женщиной, но, вспоминая, как горели глаза Валеры, когда он рассказывал о своём друге, предвкушая ночёвку у него дома, понял, что сердце не выбирает, кого любить.       — Кстати, как твоя работа? — задал вопрос Нико.       — Всё хорошо, только начальница на нас орёт и матом кроет у всех на глазах. Мы с Валерой к этому относимся как к стихийному бедствию — пошумит и перестанет.       — Правильно. Не нужно обращать внимание на это.       — Зато помогает сэкономить нервы.       — Как там твоя Настька?       — Завтра опять на дачу поедем. Будет весело. Нам нравится смотреть на звёзды и о чём-то философствовать.       — Надеюсь, вам будет весело на даче.       — Конечно! Как без этого?       — Завтра как следует повеселитесь! — улыбнулся Шенгелия.       — Так и сделаем. Кстати, как там твои каникулы, Нико?       — Мне вообще весело. Мы с Катей ходим на танцы и просто веселимся. Знаешь, мне не нужна любовь её мамы. Главное, что мы вместе.       — Правильно, Катя, не слушай мнение своей мамы, — улыбнулся Гела и задал вопрос Тамине: — Мам, как у тебя торговля?       — Гело, всё у меня хорошо. Покупателей много. Уже так устала бегать по киоску. Хорошо, что девчонки помогли мне — приготовили поесть.       Циклаури разговаривал с семьёй, ощущая себя самым счастливым человеком на свете. Главное в жизни — прийти в дом, где тебя ждут родные и самые близкие люди. Юноша предвкушал встречу с ещё одним человеком, который стал для него просто другом.       На следующий день Гела стоял на трамвайной остановке и смотрел на небо, с которого светило солнце, медленно двигавшееся в сторону запада. Как обычно, Настя пришла и, помахав рукой, сказала:       — Гел, привет! Как спалось? Как прошёл день?       — Спалось мне вообще хорошо. Мне было так хорошо, когда я болтал с Цицино и Наринэ. Я чувствую себя таким счастливым, когда ты пришла.       — Поехали! Как говорил Юрий Алексеевич.       Подъехал ярко-красный трамвай. Молодые люди сели в вагон и отправились в Точилино. Гела смотрел в окно. Мимо проплывали деревья, деревенские дома с садами и огородами, заборы. Глядя на тихие дома, Циклаури вспоминал Кутаиси — тихие улочки своего родного города, где родился и вырос.       Вскоре молодые люди приехали в Точилино. Настя и Гела вышли из трамвая на остановку, где стоял небольшой павильон с облупившейся жёлтой краской и красной буквой «М» на скруглённой металлической крыше. Глядя на маленькие деревянные домики на Бочатском переулке, Циклаури вспомнил, как так же ходил с Машико по улице Николоза Бараташвили. Ему часто казалось, что это было так давно, словно прошло десять лет после переезда.       «Да, Машико, я теперь с другой девушкой брожу среди домиков в деревне так же, как гулял с тобой».       Циклаури и Ожиганова пришли к серым стальным воротам. Настя открыла дверь и со своим любовником зашла в тихий двор, где стоял небольшой саманный домик, украшенный деревянными досками, окрашенными в зелёную краску. Зелёные ставни, на которых красовались белые прямоугольники, были открыты, словно приглашали гостей.       На заднем дворе располагался большой бассейн, когда-то выкопанный и сконструированный Настиным дедушкой, бывшим строителем, погибшим в результате несчастного случая на стройке — его придавило каменной плитой. Девушка помнила, как бабушка плакала, вспоминая своего умершего мужа.       Ожиганова включила воду и, тщательно сполоснув стенки бассейна от пыли и тины, осевшей на них, опустила шланг в пустую мраморную ёмкость. Бассейн медленно заполнялся, и Настя побежала раздеваться. Гела последовал за ней. Циклаури быстро снял синюю футболку и джинсовые бриджи, и под ней оказались чёрные плавки с лейблом «PUMA»; Ожиганова разделась, бросив на стул жёлтую майку и короткую юбку из денима, белые трусики и бюстгальтер и надела красный раздельный купальник с белой каймой на лифчике и бикини, чуть открывавшем её крепкие бёдра.       Выйдя из дома, молодые люди взялись за руки и, когда бассейн был полный, зашли в воду. Плывя брассом по кругу бортика, юноша вспоминал отдых на солнечном пляже Батуми. Вспоминал, как отец держал его, ещё семилетнего мальчугана, и говорил:       — Гело, вот так надо. Вот так. Греби, как лягушка. Молодец!       Поначалу мальчик боялся, что утонет; когда Амиран ненадолго отпускал сына, Гела понимал, что солёная вода держит его, поэтому он не утонет. Постепенно Циклаури научился плавать. Когда отец учил его нырять, говорил ему:       — Набери в рот воздух, ныряй, а потом поднимись вверх.       Гела поначалу боялся нырять в воду из-за страха утонуть, но, глубоко вдохнув, быстро окунулся в синие морские воды, резко поднялся вверх и резко выдохнул. Амиран похвалил сына:       — Гело, всё очень просто! А ты боялся!       Вспоминая уроки плавания от отца, Циклаури нырнул в прозрачные воды бассейна и, мгновение проплыв под водой, вынырнул и брызнул в стоящую рядом Настю капли воды. Вскрикнув, девушка с силой плеснула водой в ответ. Молодые люди плавали, ныряли, купались и брызгали друг в друга водой. Вдоволь накупавшись, Гела и Настя вышли из воды. После долгого плавания Циклаури и Ожиганова нарезали бутерброды с сыром, высыпали в миску конфетки «Ромашка».       Настя вынесла самовар на улицу, набрала в него воду, вставила стальную трубу, насыпала уголь и зажгла огонёк. Поставив чайник кипятиться, Ожиганова смотрела на нагревающийся самовар и сказала Геле:       — Знаешь, когда я кипячу чай в самоваре, вспоминаю, как бабушка ставила его кипятиться на углях, заваривала чай с домашним вареньем, которое сама приготовила. Жаль, что она умерла. С ней было так хорошо. Она всегда меня поддерживала. Не то, что мама. Никогда меня не любила.       — Почему она тебя не любила? — задал вопрос Гела.       Юноша никогда не спрашивал о причинах конфликта Насти и её матери, но на этот раз любопытство взяло верх, и он озвучил то, что хотел узнать.       — Бабушка рассказала, что мама и папа поженились, но детей не хотели. До меня мама сделала два аборта, но родители моего папы настаивали. Внуков хотели. Мама меня родила, но полюбить не смогла. Ещё и родители развелись, из-за чего мама ещё больше на меня разозлилась. В чём я виновата?       Гела обнял девушку и успокоил её:       — Насть, ты не виновата, что у тебя такая мама. Зато у тебя есть я. Прижмись ко мне, и тебе станет лучше.       Ожиганова обхватила его торс и щекотала его спину, касаясь кончиками пальцев его позвоночника. Циклаури ощутил лёгкие прикосновения и погладил её мягкие волосы.       Вода в самоваре закипела. Отстранившись от молодого человека, девушка зашла в дом, взяла две кружки, насыпала растворимый кофе и налила кипяток. Перекусывая бутербродами и конфетами, Настя и Гела разговаривали ни о чём.       — Как дела на работе? — задала вопрос Ожиганова.       — Всё хорошо, только начальница на нас постоянно орёт. Материт нас прямо при покупателях. Мы с Валерой не обращаем на это внимание. Потому что не хотим тратить на неё свои нервы. У тебя как с работой?       — У меня всё хорошо. С девчонками болтаю, когда они ходят покурить. С ними так весело. Просто прелесть!       — Ты с ними куришь?       — Нет. Я не курю.       Ожиганова кривила душой — иногда она выходила с другими официантками покурить, чтобы расслабиться и отвлечься от проблем. Девушка не хотела говорить об этом Геле, ибо знала, что он не очень любит курящих девушек — считает их «пепельницами», на которых просто неприятно смотреть, от которых пахнет как от завода «Прима». Это он не раз ей озвучивал, поэтому Настя держалась, чтобы не закурить при нём.       Попив чай, молодые люди посмотрели на заходящее солнце и отправились в деревянную душевую кабинку на улице. Прикрывшись дверью, Настя прокрутила кран, и с потолка тонкой струёй полилась тёплая вода. Ощущая на коже капли, Гела сзади обнял девушку, прижался к её спине грудью и, развязав её лифчик, гладил её груди, оттягивая кончиками пальцев её соски; Ожиганова выгнулась, чувствуя желание в своём лоне, и положила ладони на его ласкающие руки. Циклаури крепко целовал её шею, и по её телу пошли мурашки. Не от холода, а от возбуждения.       Отпустив её грудь, Гела усадил Настю на деревянный пол и, сняв с неё бикини, развёл ей ножки, подставив её лоно под струи воды. От бьющей из душа струи Ожиганова ощутила сладкое возбуждение; её соски покраснели и затвердели, её кожа покрылась мурашками. Юноша ввёл в неё палец и двигал им, отчего Настя тихо застонала, позволяя ему делать с ней всё, что хочется. Девушка вцепилась в сырую доску и насаживалась на перст, получая двойное удовольствие от нежных проникновений и струйки воды, щекочущей клитор. Гела ввёл ещё один палец и медленно ласкал девушку, пробуждая в ней страсть и желание секса. Чувствуя приближение финала, Ожиганова громко застонала, шире раздвинула ноги и чуть приблизилась, словно давая любовнику всю себя.       Настя ощутила мощный оргазм и, моргая глазами, прислонилась спиной к стене. Глядя, как вода капала на её лоно, продолжая возбуждать её, девушка переводила дыхание. Не давая любовнице расслабиться, Гела взял её за бёдра, приподнял и усадил на свою напряжённую плоть. Ожиганова упёрлась стопами в противоположную стену, и Циклаури двигал её бёдра, пока не вошёл в неё до упора. Поднимаясь и опускаясь, девушка наклонила голову назад и упёрлась ладонями в деревянную доску. Юноша крепко держал её за бёдра и поднял голову, полностью отдаваясь медленно растущей страсти. Настя перестала сдерживаться и двигалась всё быстрее и быстрее, кричала от наслаждения всё громче и громче, словно показывая ему, как ей хорошо. Гела ощутил дрожь в ногах и ещё сильнее сжал её бёдра, ощущая медленно растущее напряжение.       Циклаури испытал яркий оргазм, излившись в девушку, прислонился к стене и переводил дыхание. Когда он покинул её, Ожиганова напряглась и после финала почувствовала лёгкость во всём теле, словно заново родилась. Вода в баллоне на крыше душа закончилась, и девушка прижалась к стене.       — Пока мы тут куражились, уже вся вода в бачке закончилась, — захихикала Настя, вставая с пола.       Гела поднялся, закрыл кран, наспех натянул плавки и направился к выходу. Ожиганова надела купальник и выбежала с ним во двор. На улице стемнело. Молодые люди сели на крылечко и смотрели на потемневшее небо, на котором появился бледный полумесяц и маленькие сверкающие звёздочки.       Настя прислонилась плечом к молодому человеку и, гладя его грудь, с улыбкой сказала:       — Знаешь, когда ты со мной, мне так хорошо. Люблю, когда мы встречаемся и так проводим время вместе.       — Мне тоже нравится поговорить с тобой. Интересно, как там Валера? Он тоже любит поговорить со своим другом Пашей?       — Почему ты вспомнил Валеру и Пашу?       — Я понял, что они больше, чем просто друзья. Это трудно объяснить. Я понимаю, что это неправильно, когда мужчина с мужчиной, а женщина с женщиной, но вспомнил их взгляды... Сколько в этих взглядах любви и нежности.       — Знаешь, сердце не выбирает любимого человека по полу, возрасту, классу, национальности и количеству предыдущих отношений. Если человек твой, то тебя будет к нему тянуть, и тебе будет всё равно, что о ваших чувствах скажут другие.       — Нико и Катя любят друг друга. Его мама не против их отношений. Зато мама Кати против этого. Потому что Нико наполовину грузин, наполовину русский. И почему она так из-за этого кипиш поднимает и запрещает Кате встречаться с ним. Ещё хочет выдать её замуж за сына своей подруги.       — Мама Кати полная дура. Если бы она была умной, то смотрела бы на его характер, а не на цвет кожи и форму лица.       — Интересно, что бы сказала Катина мама, если бы Катя встречалась с девушкой?       — Наверное, вообще сказала бы, что у неё нет дочери. Или так же заставила бы её выйти замуж за мальчика, потому что у него член. А секс с девочкой — это не по природе, это неправильно, это жуть! — ответила Настя.       — Почему это неправильно, как ты думаешь? — задал вопрос Гела.       — Потому что по природе мужчина должен быть с женщиной, а женщина с мужчиной. Если мужчина с мужчиной и женщина с женщиной, то это неправильно. Сложно объяснить, почему это неправильно. Просто потому, что «так думают все». Потому что... Потому что это просто неправильно. И потому что детей не будет в таком союзе.       — С кем бы ты ни встречался, всё равно найдутся осуждающие... — изрёк Циклаури.       — Вот именно, — подтвердила Ожиганова. — Даже если ты безупречен, то всё равно кто-то да осудит. Либо недостаточно безупречен, либо слишком безупречен.       Молодые люди ещё долго разговаривали, пока небо не потемнело, а звёзды и луна не засияли чуть ярче. После весёлого дня Настя и Гела легли на большой диван. Циклаури любил ночевать в этом доме, ибо, лёжа на тонкой ситцевой простыне, ощущал какой-то уют, словно эта дача — его родной дом, в который хотелось возвращаться снова и снова.       Ощущая покой и умиротворение, Гела уснул, и Ожиганова прижималась к его спине, словно желала согреть его, хотя в комнате было тепло и хорошо. Глядя на спящего юношу, девушка хотела только одно — быть с ним всегда и не разлучаться с ним.