***
Изменения в отношениях коснулись не только Онегина и Ленского, но и Ставрогина с Маврикием. По просьбе Маврикия Николаевича Ставрогин окончательно разошёлся с Верховенским, и тот перестал играть роль любовника на публике и стал любовником в реальности. Это, конечно, не понравилось самому Петру Степановичу, ведь он никогда не мог подумать, что Николай Всеволодович будет выполнять то, что его просит какой-то там Маврикий, поэтому его неприязнь к Дроздову резко усилилась, однако Пьер был очень умным человеком, несмотря на то, чем он занимался в рабочее время, и понимал, что не стоит вмешиваться в их взаимоотношения. Да и сам Маврикий его никаким образом не доставал и не мешал, смысл ему было всё портить? Дроздов был уже не тем слабовольным, слабохарактерным и робким молодым человеком, который от комплиментов и объятий Ставрогина безумно смущался. Напротив. Он стал более дерзким, уверенным в себе и всем своим видом напоминал Николаю Всеволодовичу Верховенского, однако безумно смущаться каждый раз не перестал. —И тогда я пригрозил ему тем, что спущу на него собаку, — Маврикий рассказывал Ставрогину очередную историю с работы, пока тот гладил его по колену, немного дразня. — но этот нахал не поверил мне! Представляешь? Неужели я так смешно выгляжу, что мои угрозы всерьёз не воспринимают? И только тогда, когда я достал пистолет, он мне наконец-то поверил и раскрыл сумку. —Дай угадаю! Вы начали досматривать сумку и там, конечно же, оказалось что-нибудь запрещённое? Обычно, твои истории заканчиваются тем, что ты, как всегда, оказался прав, потенциального преступника уводят и тебя с твоей собакой хвалят за хорошую работу. —Не совсем. — Маврикий, усмехнувшись, слегка нажал Ставрогину на кончик носа. — Мы раскрыли сумку и начали искать, что же там такое запищало, как обычно, и оказалось, в каком-то контейнере лежал небольшой нож для чистки овощей. Это, конечно, запрещено провозить, но ситуации с кухонными ножами происходят часто, просто здесь и сотрудники такой скандал развели, будто бы там наркотики лежали, ну, или пистолет, и сам пассажир тоже. Сложно было сразу всё показать? Он же, наоборот, ещё больше внимания к себе привлёк. —Ты не устал? Уже пятую историю подряд мне рассказываешь. Видно, из тебя там сегодня все соки выжали. —Устал. — Маврикий сонно потёр глаза. — Но даже если устал, то смысл мне тебе жаловаться? Работа есть работа, сам прекрасно знаешь, не первый день в этой структуре. Пока Маврикий всё это вяло проговаривал, Ставрогин уже успел закрыть дверь и вернуться к нему на диван. Он, ничего не ответив, просто коснулся его губ дразнящим поцелуем. Маврикий неохотно отвечал, не желая расстраивать Ставрогина, что соскучился по нему. Он отчётливо чувствовал, как его сердце учащенно забилось, а лицо горело от румянца, что хлестал лозой по щекам. Что ж, возможно, это было самое приятное чувство, что он испытывал за последнее время. А Ставрогину просто до дрожи хотелось дотронуться до него или заключить его в объятья, и он, не удержавшись, положил руки ему на талию, завалил на диван и навис над ним. Почувствовав его касание, Маврикий на мгновение застыл, словно пораженный молнией. Но уже через секунду руки Ставрогина скользнули под его рубашку. С каждым прикосновением Николай Всеволодович желал все больше. Он не мог поверить, что действительно прикоснулся к тому, о ком грезил в своих снах. Маврикий был уверен, что никогда в жизни еще не ощущал такого трепета, который сейчас пронизал все его тело. Ставрогин, сжимая его руки, жадно покрывал горячими поцелуями его лицо и шею, а Маврикий был как никогда прежде близок к тому, чтобы сдаться. Он знал, понимал это, но в душе все еще оставались сомнения. Из-под полуопущенных век он смотрел вперед себя и видел лишь Николая Всеволодовича. Все вокруг исчезло. Его глаза расширились и он вздрогнул всем телом, когда Ставрогин немного прикусил его, тут же скользнув кончиком языка по укушенному месту. С трудом, преодолевая страх и смущение, Маврикий приподнялся и коснулся его губ своими губами, увлекая Ставрогина в медленный трепетный поцелуй, который был таким до того, пока Николай не перехватил инициативу и не превратил его в страстное и горячее, переходящее в настоящее неистовое безумство. У обоих закружилась голова, оба почувствовали жар от страсти, оба разомкнули объятия и с трудом перевели дыхание. Ставрогин попытался стянуть с Маврикия брюки, но тот лишь начал вырываться и брыкаться. —Что-то не так? — спросил Николай Всеволодович и отдёрнул руку как ошпаренный. —Не увлекайся, — выдохнул Маврикий, слегка улыбнувшись и прикоснувшись пальцами к приоткрытым губам Ставрогина, что явно желал продолжения. — не сейчас. Прости. —Ты в прошлый раз сказал то же самое, понимаешь? Сколько мне ещё… —Ну, потерпи ещё немного. — Маврикий нежно поцеловал его в щёку, как бы извиняясь. Он лёг обратно и вздохнул, как после долгого бега, и, закрыв глаза, глубоко, с наслаждением, вдохнул воздух. Он не мог понять, каким образом это тело, которое он знал всю сознательную жизнь, оказалось так близко, так невероятно близко. Это чувство, это состояние можно было сравнить лишь с тем, которое охватывает человека, когда он, обессиленный, падает навзничь и видит звезды. А Ставрогин был готов поклясться, что Маврикий тоже хотел перейти от тех ласк к чему-то большему, но просто не знал, как об этом сказать. А может, причина его отказа была совсем не в этом. —Хорошо, если надо, то потерплю.***
—Добрый день ещё раз, просим прощения, что задержались. Это, вот, мой напарник, — Онегин отошёл в сторону, чтобы представить Ленского, что скромно прятался за спиной Евгения, держа его за рукав. — Владимир. Базаров, чуть спустив очки, оценивающе оглядел Ленского и, не поздоровавшись, просто хмыкнул: —Мне кажется, я вас где-то видел. —Все верно! Я здесь учился, может быть, в коридорах сталкивались пару раз. —Учились? — с недоброй усмешкой переспросил Базаров. — Не потянули, и вас отчислили? Понимаю, здесь частенько такое бывает, но вы не переживайте, в ПТУ вас точно примут. Вы на каком факультете хоть учились? —Филологическом. — раздраженно ответил Ленский. Он уже забыл и про Печорина в коридоре, и то, зачем они пришли вообще. Его просто злил Базаров. Обвинял его в якобы неуспеваемости, совершенно не зная всей ситуации. Хотелось захлопнуть его раз и навсегда, но Володя помнил допрос Татьяны и то, что его истерики ни к чему хорошему не приводили. —Ах! Ну тогда вообще не переживайте. Бесполезный факультет, как по мне. —Его не отчислили. — вступился Онегин. — Он пока что помогает следствию, и у него нет возможности совмещать и учёбу, и работу. — он приобнял Ленского за плечи, и тот облегченно вздохнул. Вот что, а поддержать в важный момент Онегин умел, несмотря на скверный характер. —Это не отменяет того факта, что филологический факультет бесполезен. —А где у вас лаборантская? — Онегин резко увёл его от темы, заметив как Ленский, невероятно расстроившись из-за слов Евгения Васильевича, опустил голову и переступал с одной ноги на другую. —Сзади меня, в конце аудитории, а что? — Базаров недоверчиво покосился на них. —Просто нужно ещё и вашего лаборанта поспрашивать, а зачем зря время терять? Мы и так в коридоре долго пробыли. Так что, давайте, Ленский, вперёд и с песней в лаборантскую. Володя, послушно кивнув, мигом побежал к Аркадию, что стоял в лаборантской и мыл пробирки. Базаров проводил его презрительным взглядом. Видно, он на всех гуманитариев так смотрел. С нескрываемым отвращением и пренебрежением. —Я вспомнил его. — Базаров прикусил дужку очков. — Я его точно видел с Ольгой Лариной. Правда, он намного чаще встречался, чем она, потому что этот хоть занятия посещает, сразу видно. —Так если видно, то зачем вы над ним издевались сейчас? —У меня манера общения со всеми студентами такая. Были случаи пожёстче, а ваш Владимир — не сахарный, не растает. —Ну, это как посмотреть. — щёки Онегина слегка покраснели и он, прикрыв румянец, ненадолго отвернулся. —А что это вы засмущались сразу? — Базаров закусил нижнюю губу задумался о том, что бы сказать Онегину такое этакое, чтобы он расстроился как Ленский. —Я? Я не засмущался, у вас в аудитории просто слишком жарко. —Вот как оно теперь называется. Ну что, вы пытать меня будете или продолжите в сторону Владимира смотреть? —А, да, конечно, — опомнился Онегин. — Ольга хотя бы раз ваши занятия посетила? —Я вас наверняка удивлю, но не раз, а целых три раза. —И вправду удивили. А она просто посещала или всё-таки активность хоть какую-то проявляла? —Просто посещала, конечно же. Это можно было даже не спрашивать. —Можно, но нужно. То есть, выходит, что вы и виделись всего раза три? —Не три, а чуть больше. Может быть, раз шесть, когда в коридорах сталкивались, она любила делать такой вид, будто бы меня не знает и вообще в первый раз в жизни видит. Невоспитанная. А ещё с ней очень часто Ленский ходил. —Наоборот, — поправил его Онегин, вспомнив, какие были у Володи отношения с Лариной. — Это она с ним ходила, потому что он бы к ней сам не подошёл. —Какая разница? Вы лучше на него внимание обратите, а не на меня, а то он больно подозрительный, мне до Ольги дела нет никакого вообще. Да и не было никогда, честно говоря, ведь у меня таких Ольг Лариных половина института. Что их теперь, убивать всех что ли? —Мы сами разберёмся, на кого нам внимание обращать, хорошо? Прошу прощения, но сейчас ваши слова выглядели как оправдание, не находите? —Нет, этого я не нахожу, зато нахожу вас слишком сообразительным. —Спасибо, я знаю. Пока оба Евгения решали, кто из них самый сообразительный и острый на язык, смысл Базарову убивать Ольгу и насколько Ленский сахарный, сам же Володя ходил по лаборантской в поисках Аркадия. Правда, потом он просто начал бродить мимо стеллажей, разглядывать различные непонятные штуковины, реактивы, коробки с потертыми маркировками, микроскопы и прочее, чувствуя себя так, будто бы он находился в музее. Чувство было такое, как тогда в архиве, поэтому он напрочь забыл о том, зачем он вообще пришёл. Онегин, конечно же, в нём опять разочаруется, но про это он тоже особо не помнил. —Прошу прощения, кто вас впустил? — удивился лаборант, и Ленский, испугавшись, резко отшатнулся, задел локтем пробирки и случайно скинул их со стола. Послышался звон разбитого стекла. Володя взмахнул руками и виновато начал собирать осколки. Надо же было так умудриться! Главное — чтобы Онегин не узнал, а остальное было не так важно. Аркадий, вытерев руки, подбежал к Володе и попытался его оттащить. —Всё в порядке, у нас такое часто случается, — успокаивал он Ленского. — не трогайте, а то пор… — он хотел было его предупредить, но было уже поздно. Ленский, зашипев, отдёрнул руку и посмотрел на неё. С ладони стекала небольшая струйка крови и капала на осколки несчастных разбитых пробирок, что Аркадий так старательно намывал. —Чёрт! — воскликнул Володя, когда крови стало ещё больше. — Простите, пожалуйста, я не хотел… —Я же сказал, что всё в порядке, не извиняйтесь! Пробирок у нас ещё целая куча, потом новые достану, а вот вашу рану надо бы обработать сейчас, а то мало ли что занесёте себе чего-нибудь… Кирсанов усадил его на стул, и через минуту Ленский уже сидел и смотрел за Аркадием, что осторожно держал его за запястье и бережно обрабатывал порез перекисью. Он аккуратно касался его раны смоченной ватой, старался не пропустить ни одного участка травмированной кожи и просил немного потерпеть каждый раз, когда чувствовал, как Володя от боли напрягал руку. —А тебя как зовут? — шёпотом спросил Аркадий Володю, резко перейдя на ты. Он сосредоточенно перевязывал бинтом его руку, моментами спрашивая, всё ли в порядке. —Володя. Володя Ленский. — он улыбнулся, думая, что его фамилия должна была Аркадию что-то сказать. Или напомнить. —Ленский? — удивился Аркадий, наконец завязав узел и отстранившись. — Ты случаем не друг Чацкого? —Именно. —Как хорошо, что мы с тобой встретились! Я давно хотел с тобой познакомиться, если честно. Мне Саша много о тебе рассказывал. —Я надеюсь — хорошего? —Конечно же, хорошего, а о тебе, судя по всему, другого не расскажешь! Ты же на филологическом факультете учишься? —Учился, но потом меня взяли работать в отдел, поэтому учёба пока что отошла на второй план, к сожалению. — Ленский помнил, что Онегин просил его не рассказывать о том, по каким причинам он помогает следствию, но здесь было грех не упомянуть об этом. Всё-таки у него с Аркадием был общий друг. —Ого! Круто как! А сложно в отделе работать? — Аркадий опомнился. — Получается, ты заодно с вот этим вот следователем, какой сейчас с Базаровым беседует? —Да, я с ним. — Ленский смущённо ударил себя ладонью по лбу, когда понял, как это прозвучало. — Я хотел сказать, что я его напарник на время своей работы… ну, работа не такая сложная, но порой скучная. Все погони, перестрелки и то, что часто показывают в сериалах — развлечения оперативников. — он вспомнил Печорина и помрачнел, почувствовав, как к горлу опять подступила тошнота. —Ах, а я думал, вы с ним… — Кирсанов игриво подмигнул Володе. —Нет-нет-нет, ни в коем случае! —Почему это? Ты погляди, какой он красавец, высокий, стройный, волосы золотистые, а голос какой! Не мужчина — мечта. Да и ты красавец, подходишь ему. Вы с ним разные, но одинаковые, понимаешь? —Не понимаю. Бред это всё. То, что он красавец — не спорю, но характер у него отвратительный. Он меня ненавидит, я его тоже… но мы пытаемся наладить отношения, однако ничего не получается, всё возвращается к одному и тому же. —Да ладно тебе, от ненависти до любви — один шаг, не заметишь, как окажешься в его объятиях. —Нет, такого не будет, и давай закроем на этом тему, я не люблю обсуждать свои взаимоотношения с ним. —Ну-ну. Взаимоотношения с таким человеком не обсуждать нужно, а строить, вот что я тебе скажу. — Аркадий постучал пальцами по столу. Он думал о том, что бы ему ещё обсудить с Ленским. Очень уж он хотел с ним подружиться, чувствовал в нём родственную душу, как и Эркель. А не слишком ли рано такое чувствовать? — Если честно, то меня вообще в гуманитарную сторону тянет. Я хотел бы учиться на филологическом, прям как ты, но боюсь, что Базаров будет против. Уж очень он не любит гуманитариев и всё подобное… —А он, я стесняюсь спросить, кем тебе приходится, раз ты так беспокоишься о том, будет ли он против или нет? —Он? Ну, я считаю его своим другом, а он меня нет… — Аркадий печально вздохнул. —Прости. —Да нет, всё нормально. А ещё он для меня авторитет! И вообще, это он меня в лаборантскую порекомендовал взять, я просто не могу не слушаться или не потакать ему… —А тебе вообще нравится в лаборантской работать? Мне лично в отделе нравится, но мне коллеги сказали, что это пока что, и я им верю. Вон, Онегин несколько преступлений одновременно расследует, не понимаю, как он справляется. Он так много курит и пьёт кофе… таким образом можно здоровье угробить своё. Сложно представить то, что я, возможно, буду таким как они. —Насчёт здоровья ты прав, подписываюсь под каждым твоим словом. А что касается меня, то меня здесь всё устраивает. А что тут сложного? Проверяю оборудование, реактивы, маркировки на них, мою тут всё, иногда докупаю что-то. Платят немного, но мне хватает. —А мне ничего не платят, я просто в отделе живу, вместо получения зарплаты как бы. —Интересная система, ничего не скажешь. А коллектив как? —Коллектив отличный, если не считать Онегина, да и он не очень плохой, я просто утрирую. Большинство меня любят, никто не против моего нахождения там. А друг Онегина сегодня… — он придвинулся к Аркадию и прошептал ему на ухо: — до меня домогался в коридоре. —Ужасно. Как ты себя чувствуешь? —Всё нормально, правда, думать об этом не очень приятно… В то время как Ленский и Аркадий разговаривали по душам, смеялись, грустили и выясняли, кто для кого авторитет, Онегин действительно работал. У него даже получилось чуть-чуть разговорить Евгения Васильевича так, что тот на некоторое время позабыл о своей своеобразной манере общаться с людьми. Он стал более открыт и уже практически не грубил. Онегин немного стал сомневаться в том, что Базаров вообще был как-то причастен к делу, но как показывала практика, отбрасывать так сразу его не стоило. Однако было у Евгения какое-то предчувствие, какое объяснить было нельзя. —Раз вы такой уважаемый тут человек, то тогда я не могу понять одно: почему вам ставят такие низкие оценки, как репетитору? И из школы почему уволили? —А вы это у родителей тех выродков спросите, чьи детки ничего не делают, но при этом требуют с меня невероятных успехов и результатов. У меня система простая: если я вижу, что студент или ученик старается, то я ему помогаю, а если он бездельник, то я буду валить его специально, потому что зачем мне такое чадо надо? Церемониться с ним… или ней. И Ольга была именно бездельницей, только вот о дополнительных она даже не думала. А в школе произошёл некоторый конфликт с учеником. —А как вы считаете, зачем ей нужно было к вам приходить? —А здесь все кристально просто. Я ей поставил «незачёт» и всё, конечно же, она сразу одумается и прибежит, здесь даже гадать не нужно. Думаю, если бы её не убили, то она бы кое-как пересдала, а потом опять забила, а там и до отчисления — рукой подать. —А когда вы Ольгу вообще в последний раз видели? И при каких обстоятельствах? —Тут подумать надо. Думаете, я их всех запоминаю? —Думайте, сколько надо, я же вас не тороплю никуда, понимаю, студентов много — всех не запомнишь, но всё же постарайтесь вспомнить хотя бы что-то, поверьте, любая информация будет важна. —Знаете, да, что-то припоминаю. Кажется, я видел её у библиотеки то ли с Ленским вашим, то ли с библиотекарем. —Библиотекарем? А как он выглядит? —Волосы цветом точь-в-точь, как у вас, носит очки и рубашки исключительно либо белые, либо бежевые — других для него не существует, судя по всему. А ещё он невыносимо болтливый и эмоциональный. Если не внешностью, то манерой разговаривать он из толпы выделится точно. —То ли с Ленским, то ли с библиотекарем, значит… Не знаете, были ли у неё конфликты какие-нибудь? Кому она могла помешать? —Понятия не имею. И иметь, честно говоря, не хочу. Могу только насчёт того же Ленского разве что предположить. Базаров пожал плечами, и Онегин понял, что пытать Базарова больше не было смысла. Он, пожав ему руку и поблагодарив за содействие, —Ленский, нам пора уже возвращаться в отдел. — его взгляд упал на перевязанную руку Володи. — Когда это вы успели пораниться? Онегин бережно взял Ленского за запястье, и повертев его руку, внимательно осмотрел её. —Когда Аркадия искал, свалил пробирки и, начав подбирать осколки, немного порезался. —Рука сильно болит? —Терпимо, но порой шевелить сложно. —Какой вы неаккуратный, в следующий раз будьте осторожнее, хорошо? —Хорошо. — Ленский смущённо опустил взгляд. Забота Онегина казалась ему странной, а слова Аркадия делали ему ещё хуже. —Обещаете? — Онегин всё не унимался и смущал Ленского ещё больше. —Обещаю, — Володя прикрыл руками вспыхнувший румянец и вышел из лаборантской, даже не попрощавшись со своим новым другом. Когда они вернулись в отдел, в кабинете, как ни странно, никого не было, но это даже пошло им на пользу. Это значило, что они могут спокойно обсудить результаты сегодняшней работы и итоги минувшего дня, да и вообще чем меньше людей, тем лучше. Никто не будет задавать лишних вопросов, говорить не по теме, пытаться болтать с полюбившимся всем Ленским и совершать другие лишние действия. Но перед тем как непосредственно перейти к обсуждению различных рабочих вопросов, Онегин поспрашивал Володю насчёт Печорина и пообещал, что не позволит Грише вообще к нему прикасаться, и Ленский как бы немного приободрился. —Так мы поедем в Ригу или нет? — щебетал Володя. Он кружился вокруг думающего Онегина и, задавая по тысяче вопросов в минуту, отвлекал его. — Чур я буду спать на нижней полке, потому что с верхней я падаю. Евгений старался не злиться, но у него это особо не получалось. Он сдерживал последние силы, чтобы не прикрикнуть на Володю. —Ленский, милый, послушайте, мы же ещё никуда не едем, пожалуйста, успокойтесь уже. — отвечал он, параллельно с этим пытаясь думать. —А почему мы никуда не едем? — Ленский ходил по кабинету из стороны в сторону. —Наверное, потому что границы закрыты? И международные рейсы временно приостановлены? Я не понимаю, вы издеваетесь надо мной? Хотите опять поругаться? Давайте, почему бы и нет? —Разве закрытые границы — помеха? — не понял Володя. Он снял с крючка фуражку и надел её на себя, самодовольно улыбнувшись. — Мы же менты с вами! — он покрутился у зеркала. — А мне идёт? —Идёт. — ответил Онегин, даже не посмотрев. — Вы думаете, раз мы «менты», то нам везде и всюду дороги открыты? —Ну да. Я в фильмах такое видел. — Володя повесил фуражку на место, расстроившись из-за Евгения, что даже не взглянул на него в фуражке. —Какой же вы всё-таки ребёнок, я даже словами описать не могу… Но вы в чём-то правы. Мы можем попробовать доехать на машине по какому-нибудь приглашению. Надо будет обсудить этот момент на собрании, все равно из Риги они никуда сейчас не денутся. Меня больше сейчас личность Базарова интересует. По его словам, с Ольгой он особо не виделся, потому что занятия его она не посещала. Так? Так. Однако Базаров со своей манерой речи выглядит очень конфликтным, может быть, он закусился так разок с Лариной, а она и обиделась. А дальше что? Он сам сказал, что подобных Ольг у него половина института. Я от него, если честно, ожидал услышать больше информации, он выглядел интересным и подавал большие надежды. —Прям ничего интересного не сказал? — Ленский потихоньку, но начинал заикаться, осознавая, что разговор дойдёт до обсуждения его диалога с Аркадием. Но что обсуждать? Что он ему должен будет рассказать? Может быть, то, как они с Кирсановым думали, насколько Онегин с Володей хорошая пара? Или то, что Базаров для Аркадия авторитет? Он пытался оттянуть этот разговор. —Сейчас подумаю. — Евгений водил взглядом из одного угла кабинета в другой. — Вспомнил! Он ещё рассказал про то, что видел Ольгу с библиотекарем. Вы знаете библиотекаря с цветом волос, как у меня? По словам Евгения, он очках и носит исключительно белые, может быть, бежевые рубашки. —Знаю, конечно. Это же Чацкий, мы вроде бы его при Пьере Безухове обсуждали. —Всё, не продолжайте, я понял, о ком вы. Вы с ним друзья? —Да. Правда, мы давно уже не общались… —Не столь важно. Ленский, как же всё-таки хорошо, что Ставрогин вас взял к нам. Вы, конечно, многого не знаете и частенько меня раздражаете, но то, что вы лично знакомы с подозреваемыми — бесценно. У Ленского внутри всё сжалось. Его впервые похвалил Онегин, а он вот-вот должен будет сознаться в том, что всё время просто проболтал с Аркадием совсем не о том, о чём нужно. Ему было невероятно стыдно, но он подумал, что лучше уж он честно признается, ведь честность Евгений точно оценит и не будет сильно ругаться. Ведь так?… Пусть будет так. —Онегин, мне надо вам в кое-чем признаться, — Ленский боялся. — обещайте, что не будете ругаться. —В любви? — усмехнулся Онегин. — Не сейчас. Давайте мы разговор об этом оставим на потом, хорошо? А обещать ничего не могу, простите. —Если бы… в-общем, тут такое дело… — он виновато накрутил кудряшку на палец. — я ничего не узнал от Аркадия… простите. Я ничтоже… Он не успел договорить, потому что рассерженный Онегин, крепко схватил его за плечи и одним движением завалил на стол. Ленский, на секунду перестав дышать, почувствовал, как тяжёлая рука огрела его по лицу. Он замер. И Онегин, чья ладонь, покраснев, горела от удара, тоже. Казалось, ещё чуть — и он вновь сорвётся. Они долго смотрели друг на друга, и в глазах Евгения не было ничего, кроме ненависти. Володя первым отвел взгляд, потому что у него перехватило дыхание, и перед глазами всё поплыло. Онегин, будто очнувшись ото сна, отдёрнул руку. Он сжал зубы, из-за чего те скрипнули, и поднялся со стула. На его лице всё ещё была гримаса ярости, словно он не мог поверить в то, что он был способен ударить хрупкого Ленского, даже несмотря на то, что тот смог вывести его из себя. Он приподнял Володю со стола и толкнул на диван, и в это же мгновение всё переменилось. Евгений понял, что вновь совершил очередную ошибку. Зря он старался быть заботливым и понимающим сегодня, если всё опять закончилось конфликтом. Смысл было стараться? А есть ли смысл продолжать это делать? Онегин уже хотел было развернуться и уйти, но, вспомнив про Ленского, замер, затаив дыхание, но потом, медленно и хрипло выдохнув, развернулся к нему и, встретившись с ним взглядом, увидел, как тот изменился в лице. —Только попробуйте кому-нибудь об этом рассказать. — холодно произнёс Онегин, глядя в испуганные глаза Володи. С этого момента Владимир не мог даже смотреть на Онегина после того, что произошло. Ему казалось, будто бы Евгению было абсолютно все равно на то, что он чувствовал, но это было совсем не так. Онегин, наоборот, вернувшись на рабочее место, больше не мог думать о работе, у него просто напросто не получалось сосредоточиться, потому что мысли о Ленском мешали ему и отвлекали. Он подсел к Володе поближе, и тот, поёжившись, вжался в угол. —Я очень сильно вас ударил? — неожиданно для Ленского, виновато спросил Онегин, чуть придвинувшись к нему. Ленский, всхлипнув, потёр побаливающую пунцовую щёку, что начинала гореть всё сильнее и сильнее. —Сильно. — смутился он, боясь того, что Евгений вновь, закатив глаза, скажет, что он всё врет, придумывает, и вообще у него ничего не болит. —Дайте, — Онегин потянулся рукой к лицу Ленского, но тот отстранился. — я просто посмотрю, вы чего? —Не надо. Не трогайте меня. — он, закрыв лицо руками, не сдержался и заплакал. Ему хотелось убежать куда-нибудь подальше от всех и спрятаться. Особенно от Онегина. Но куда бежать? Нет никого, кто бы мог понять его. —Вы в порядке? — Евгений, переборов вновь вспыхнувшую неприязнь, сочувственно, с особой осторожностью, погладил Володю по спине, едва её касаясь. —А вы как думаете? — ответил ему Ленский, слегка оттолкнув Онегина от себя. — Конечно же, я в полном порядке! — истерил он. — Лучше не бывает! Вот прям всю жизнь мечтал о том, чтобы меня ударили в мен… —Хватит, заткнитесь, могли бы и нормально ответить, я вижу, что плохо, я просто спросил из вежливости. И ещё… — он смутился. — я немного, но беспокоюсь. —А если не заткнусь, то что? Ударите меня опять? Беспокоится он… смешно пошутили. —Я не шутил, я правда… — Онегин, опять начав злиться, сжал руку в кулак. — А почему я вообще должен перед вами распинаться и оправдываться? Знаете, Ленский, я не люблю, когда вы мне хамите. —Я вас, наверное, удивлю, но представляете, я не люблю, когда меня по лицу бьют. — Володя, вытерев слёзы, усмехнулся. —Лучше бы вы мне в любви признались, а не в том, что вы опять ничего не сделали и просто потратили время зря. Тогда скажите, милый мой Ленский, что вы обсуждали с Аркадием, раз не Ольгу и убийство? —Мы обсуждали работу в лаборантской, в органах внутренних дел, пару вопросов о вас… — здесь он как-то многозначительно посмотрел на Онегина, и заметив у того легкую ухмылку, отвернулся, ужасно засмущавшись. — какие интересные штуковины есть в лаборантской, обменялись контактами и… —Вы обменялись контактами? Ну хоть что-то вы сделали полезное, а то я думал, что не дождусь. На губах Онегина возникла едва уловимая улыбка, и он медленно произнёс: —Если вы всё ещё хотите наладить со мной отношения, то просто слушайтесь меня и выполняйте то, о чём я вас прошу. Чтобы уже с завтрашнего дня начали общаться с ним, поняли? Мне абсолютно все равно на то, что вы с ним будете обсуждать и как общаться, главное — узнайте про Ольгу. Хотя бы что-то. Как минимум то, в каких отношениях с Аркадием они состояли, как максимум — есть ли у Кирсанова мотив. — он посмотрел на часы и неприятно удивился. — А время ведь уже позднее, я, наверное, домой поеду. Успокаивайтесь и ложитесь спать. До завтра, напарник, надеюсь вы меня услышали и поняли. — он подмигнул Ленскому, сказав слово «напарник» насмешливым тоном и попрощавшись с Володей ещё раз. Ленский остался один. Остался наедине с самим с собой. Он пересел с дивана на пол и закрыл дрожащей перевязанной ладонью рот. Володя издал немой крик и разревелся настолько сильно, что захлёбываясь в собственных слезах, начинал икать, задыхаться и кашлять. Рукава, которыми он вытирал влажные горящие щёки, уже были насквозь мокрые. От истерики начинала болеть голова, накатила тошнота, с которой Володя подозрительно часто сталкивался, и с каждой секундой ему становилось всё хуже и хуже, а он, страдая от этого, просто не мог взять себя в руки и успокоиться. Может быть, он очень хотел это сделать, но у него просто не получалось. Слёзы лились, не переставая, потому что ему было очень больно и тоскливо. В кабинете царила тишина, нарушаемая лишь его судорожными всхлипами, но все это не имело никакого значения, потому что он понимал — Евгению, вероятно, было намного легче, чем ему. Он вообще взял и ушёл, будто бы ничего не произошло. Вцепившись пальцами в свои волосы, Ленский как помешанный хрипло повторял имя Онегина. К нему постепенно приходило осознание. Осознание болезненное и горькое, мучительное и острое. А ведь Евгений сегодня всячески пытался наладить отношения: дал деньги, по количеству которых было видно сразу, что там и на кофе для Ленского сдачи останется, отдал Володе свой тёплый единственный шарф, спас в коридоре от Печорина, вступился за него, когда Базаров язвительно шутил о том, что Владимира отчислили, спросил, не болит ли у него рука — а Володя взял и всё испортил, как всегда. И виноват, выходит, далеко не Онегин. Не зря Евгений называл его ничтожеством, зря то, что Ленский обижался на это. А что он, простите, сделал, чтобы им не быть? Онегин нормально попросил его и Верховенского найти информацию, и что они сделали вместо этого? Удивительно, как Онегин тогда на них не разозлился? Вероятно, он просто устал. А когда он сказал поговорить с Аркадием? Нет, поговорить с Кирсановым — поговорили. Да вот только немножко не о том, о чём нужно. Как тут его не ударить? В голове роились самые разнообразные варианты развития событий. Либо завтра Онегин продолжит вести себя так, как раньше, либо станет относиться к Ленскому ещё хуже. А если Евгений и вовсе решит просто игнорировать его, не разговаривать, то это было бы логично. Володя не будет с ним спорить или перечить — он заслуживает такого обращения к себе. Сам же такой путь выбрал. Он будет терпеть и подчиняться, будет ему позволять делать с собой все, что ему хочется, лишь бы всё пришло в норму. Не глядя на часы, Володя решил принять решение, о котором он явно пожалеет — позвонить Онегину.