Я хочу тебя в себе… Хочу всё — тебя! Каждый день…

Вэй Ин откровенно любовался своим столь открыто сияющим возлюбленным, который казался сейчас таким хрупким и лёгким, почти прозрачным. «Как облако», — подумал он. Нисколько не сомневаясь в силе Ванцзи, он вдруг ощутил настоятельную необходимость защищать эту сейчас со всех сторон уязвимую открытость. Ему вдруг захотелось не спрятаться на этой широкой могучей груди, а оградить от всех возможных бед это его облачное солнце, чтобы оно беспрепятственно сияло и ничто не могло бы омрачить его. Вэй Ин начал понимать, каким беззащитным он мог казаться Лань Чжаню при всей своей энергичности и изобретательности — а может как раз и благодаря им. Его тяга ко всему новому, неизведанному, его страсть к приключениям, самозабвенная смелость, граничащая с… Да что там граничащая — давно уже вышедшая за всякие границы. Сколько же Лань Чжань переживал за него? Каким никчемным предателем ощущал себя, когда потерял… Вода сдерживала движения, сглаживая их резкость, и всё же он оказался рядом с Ванцзи раньше, чем тот успел это осознать. Вэй Ин обнял его и прижал к себе так крепко, будто они не виделись целую вечность… Хотя вообще-то они действительно сегодня впервые увидели друг друга… так. Как раньше он млел под его поцелуями, так яростно теперь хотелось целовать его, вжимая в мокрую скалу, врываясь в его рот, захватывая его язык, брать его… Брать его? Вэй Ин отстранился, вглядываясь… Тонкие музыкальные пальцы вплетали его пряди в струйки водопада, затем, едва коснувшись уха, перебрались к щеке так нежно… Раньше он таял в горячих ладонях Ванцзи, теперь же сам хотел объять его своим пламенем. — Лань Чжань. Хочу тебя. — Голос прозвучал низко и хрипло. Не то, чтобы это была новость, но неожиданность заключалась в том, как это было сказано. Не менее неожиданным оказался и ответ. Ванцзи мягко оттолкнул Вэй Ина и тот, покачнувшись, увлёк за собой длинный рукав белого ханьфу, которое послушно потянулось за ним. Опешивший Вэй Ин смотрел, как его Ханьгуан-цзюнь медленно поворачивается, позволяя струям водопада слой за слоем смывать с себя отяжелевшие от воды одежды. Когда же показались его фарфоровые плечи, Ванцзи выгнул вперёд грудь, и ледяная струя стала вдребезги раз за разом разбиваться о выжженное солнце. Раз за разом. Вэй Ин видел каждую каплю, каждую искорку, каждый блик. А потом эти такие хрупкие самые сильные в мире руки взметнулись вверх… И когда поднятое ими облако капель рассеялось, распущенные волосы как ночь накрыли руки и заструились по подмышкам вниз… Вода вилась по ним, стекая в озеро, и пряди волновались, как живые… Где-то о камень звякнула заколка. Подмышки. Вэй Ин как будто впервые увидел их, такие… И эти мышцы, охватывающие рёбра… Ему казалось, что его Лань Чжань вот-вот окажется духом реки, водным драконом. Капли и струи сверкали как чешуя на солнце, а золото глаз гипнотизировало, повелевая. Сколь невнимателен бы ни был Вэй Ин к своему телу, оно неоднократно выручало его. Вот и сейчас, метнувшись к Лань Чжаню, он краем глаз заметил покачивающееся рядом тёмное пятно своих одежд, напрочь не помня, как раздевался. Руки Лань Чжаня всё ещё были подняты вверх, пальцы блуждали по увитой водой поверхности камней и вжались в них, когда он подался вперёд, подхваченный под бёдра Вэй Ином. — Хочу тебя. — Как рокот грома. И эти грозовые глаза… — Возьми! Лишать девственности штаны Лань Чжаня он всё же не решился, поэтому стал стаскивать их, и в эти несколько мгновений где-то вдали, на периферии сознания, мелькнула задорная игривость — и тут же пропала, оставив бушующую страсть править единовластно. Он почему-то не сомневался в том, что сможет вот так держать Лань Чжаня на руках, что сделает всё правильно. Он знал. Всё было очевидно, как воздух, как этот лес и как тот корешок… Кстати, а что за… Смех первым лишил девственности ещё одну их непреложных черт — Лань Чжань смеялся. Его непоколебимый Ханьгуан-цзюнь заливисто хохотал, запрокинув голову и отфыркиваясь от заливающейся в рот воды. Он явно потешался над Вэй Ином — так неприкрыто и бесстыдно, как пару бесконечностей назад он отдавался водопаду. В кои-то веки Вэй Ин вдруг начал понимать Цзян Чена… О с силой сжал эти хохочущие ягодицы, впился зубами в сосок под солнцем, а после резко… Но не сразу. Они любили друг друга долго и раз за разом всё происходило как в первый раз — они знакомились друг с другом заново, всё глубже постигая суть… всё глубже. Ах, Гусу! *** Говорят, что истинная любовь может открыть глаза… В том, что их любовь истинна, Сичэнь не сомневался, а потому понял всё после первого же всплеска смеха и поспешил позаботиться о том, чтобы ничьи другие глаза и уши не удостоились этой чести. Поэтому их так никто и не потревожил, и лишь с наступленьем сумерек привычное к режиму тело Ванцзи робко решило напомнить… Но было бы кому! Не даром же боль и усталость ни разу не сломили Ханьгуан-цзюня. Лишь правила были ему указ — и то не всегда. Так что пока Вэй Ин, как опытный рыбак, выуживал их одеяния и тапки, Лань Чжань пропал… Нашёлся на поляне с кроликами — как был, сверкая наготой в траве, ласкал пушистые комочки, что прижимались к человеку со всех сторон, а самый смелый — чёрный — сидел на животе, посапывая ему в пупок. Да, Вэй Ин помнил, каким он был, и понимал, что с силой и упрямством Ханьгуан-цзюня его вкус к жизни может причинить немало неудобств. Теперь он сам в ответе за них обоих. Осталось вспомнить, что же могло бы заставить его слушаться… Горячие ладони Ханьгуан-цзюня? Они у него есть. Не у него, а у него. Так что же… Что делать и как спасти последнюю надежду Гусу?