Я хочу тебя в себе… Хочу всё — тебя! Каждый день…

— Я хочу увидеть его. Их. Там. — … — Я хочу увидеть, как он справляется… Ведь они справляются? — Это вопрос? — Нет. Но я хочу увидеть. — Только увидеть? — …? — Только увидеть. — У меня могут появиться причины вмешаться? — Причины — нет. А вот желание… Но разве сможет маленький безмажный мир противиться желаниям столь страстного господина, как Глава Цзян? Цзян Чэн усмехнулся, большим пальцем правой руки медленно потирая кольцо Цзыдяня, затем резко крутанул его, подбрасывая и ловя в тут же крепко сжавшийся кулак. Крепко и хрупко. Чэн аккуратно положил кольцо на столик и протянул раскрытую ладонью вверх руку Сичэню. — Я готов. Только смотреть. Все мои страстные желания останутся с тобой. Сичэнь мягко улыбнулся и подставил под обе протянутые ладони Цзян Чэна свои. На левой шелковистым колечком свернулся кончик струящейся из волос Чэна белой ленты. — Сжимая кулак, помни о… Просто — помни. Чэн едва заметно кивнул, медленно закрыл глаза и вдохнул. На Юньмэн опускалась ночь. *** Было шумно. Очень шумно. Много людей… Но ещё больше их было в этом городе, простирающемся далеко за горизонт. Этот мир был многолюдным и суетливым, как муравейник. И, как и в муравейнике, вся суета здесь подчинялась строгому порядку. Хотя многие наивно полагали, что борются за какую-то мифическую свободу, гремя тщательно ухоженными кандалами, по совместительству являющимися и нежно лелеемыми пультами их управления. Чэн попытался сконцентрировать восприятие. Сквозь сумбурное мельтешение сложно было уловить детали, поэтому он решил ограничиться образами — в конце концов, детали ему были ни к чему, он ведь помнил, что не собирался вмешиваться. Он ведь помнил… Вэй Ин, Вэй Усянь, Старейшина Илина, Основатель тёмного пути, повелитель тьмы и заклинатель мертвецов — сейчас это был образ белого и пушистого зайца-кролика, перемежающийся с образом полярной лисы. Песец. Не полный, скорее тонкий, но весьма ощутимый. И он переживал. Красные светящиеся нити уходили из-под дрожащих пальцев и плотно оплетали всё вокруг. И это всё вокруг тоже дрожало, трепетало и неистовствовало. Нити явно сдерживали, не давая расколоться, распасться… А рядом полыхало пламя. Бесстрастный Нефрит, ледяной адепт прямого пути света, превыше всего чтущий гармонию сфер, основанную на строгой структуре правил, призванных упорядочивать лютый хаос невежества — здесь его львиная грива пылала ярче подожжённых Вэнями Гусу и Юньмэна вместе взятых. Процарапанный на стене след, завершающий бикфордов шнур росписи искрящейся звездой, недвусмысленно намекал на то, что рвануть может в любой момент — и скорее скорее, нежели наоборот. Боги этого мира, опасаясь перегрузки, спешно выдёргивали штекера один за другим — не помогало. Отсветы нитей, удерживающих мир, отражались багровыми сполохами в затопившей радужку тьме ярости. Львиные когти то и дело рвали нити, которые Вэй Ин тут же торопливо восстанавливал. Песец молился. Молился, взывая к сознанию пламени. «Чжань. Лань Чжань. Услышь меня. Это моя битва. Позволь мне выиграть её. Не рушь мир, который держится на нас…» В сознании Чэна мелькнул образ черепахи — няшный холмик с почти мягким панцирем, восторженно распахнутыми глазами и маленьким острым язычком. Затем в рыке, который был значимой составляющей бушующего многоголосия, стали различимы слова. «Ничто! Ничто, гэ, не стоит твоей печали — и тем более твоих слёз! Никто не смеет унижать тебя — и тем более заставлять просить прощения!» «Ты думаешь, они способны унизить меня?» «Никто! Никто не смеет даже пытаться!» «Чжань. Лань Чжань. Услышь меня. Вспомни, зачем мы пришли сюда. Вспомни…» *** Цзян Чэн шумно выдохнул и раскрыл глаза. Ухмылка, черкнувшая было по лицу, расплылась довольной улыбкой. Слеза, сверкнувшая на смахнувшей её ладони, показалась гранёной под бриллиант. — Как там господин Вэй? — Тебе впору больше беспокоиться о младшеньком. Надеюсь, Ин удержит Чжаня, и тот вспомнит, что он Лань… *** Зимняя ночь обещает быть тёплой. Во избежание перегрева поддерживайте разум в прохладном состоянии, рекомендуемом производителем. Made by Lan W. Lan