Когда веленью чувств готовы мы поддаться

Дюфор помог Маникану надеть кафтан и окинул его внимательным взглядом. Привычка подмечать странности в поведении зародилась в нём почти два года назад. Тогда его господин потерял человека, которого любил, и, как следствие, волю к жизни.* Дюфор опасался, что он может что-то с собой сделать, а потому бдил. Маникан, конечно, заметил, что стал объектом пристального наблюдения, но поделать с этим ничего не мог. Он просто старался оставлять тарелки пустыми после каждой трапезы. Хороший аппетит – признак крепкого духом человека, разве не так? - Вернусь к обеду, - сказал Маникан. – Как всегда. - Да уж, сударь, не задерживайтесь, - Дюфор проводил его до двери на улицу. – Жанетта сегодня приготовит жаркое по новому рецепту. Маникан переступил порог дома и натянул перчатки. Поглядел на небо – дождя не будет. На голубом полотне только робкие белые облачка. А потому нанимать карету нет смысла. Он с удовольствием пройдётся. Каждое утро Маникан гулял в одном из парижских парков. Летом он особенно любил Тюильри, потому что там было малолюдно. Придворные уезжали за королём и Месье в их летние дворцы, а простому люду не до дневных прогулок. Правда, уже сентябрь перевалил за середину, а двор в Париж ещё не вернулся. Поговаривали, что король хочет остаться в Версале насовсем. За этой мыслью кралась другая: и до ноября недалеко - месяца смерти графа де Гиша. Маникан взмахнул рукой, словно таким образом мог мысль отогнать. Он бодро шагал по улице Святой Анны и принудил себя думать о том, как проведёт сегодняшний день. Все его дни походили один на другой, но его это не тяготило. Напротив, он находил умиротворение в однообразии и стабильности. Его прежняя жизнь была сумбурной и крутилась вокруг секса. Маникан, по сути, продавал себя. Потому что иного источника дохода не имел. Но благодаря Гишу всё изменилось. На смертном одре граф нашёл в себе силы написать несколько писем. Одно из них, адресованное отцу, содержало его последнюю волю: пожизненная пенсия Маникану. Герцог де Грамон не мог пренебречь этим. Он так любил старшего сына и так горевал о нём, что исполнил всё, о чём Гиш просил. Маникан долгое время после смерти возлюбленного не отдавал себе отчёта в том, что нужда ему теперь не грозит. Если распоряжаться деньгами разумно, на всё хватит. Эти мысли были для головы ясной, тогда как голова Маникана утратила способность к здравому суждению. А сам он спрятался в кокон, сотканный из горя и самоедства. Его спасло то, что друзья не отстали: Эффиа и Морель навещали Маникана регулярно. В их отсутствие функцию няньки выполнял Дюфор – ворчливый, но преданный слуга. Постепенно Маникан вернулся к жизни. Хотя думал, что остаток своих дней проведёт в состоянии сомнамбулы, равнодушный к радостям и удовольствиям. Но оказалось, что для него по-прежнему важны книги и театральные действа, прогулки и хорошая компания. Но самыми важными стали ритуалы, которые ассоциировались с Гишем. Каждую весну Маникан покупал нарциссы и часто ходил в кофейню, которую показал ему граф. Но особенно его тянуло к монастырю капуцинок на улице Святого Гонория, где Гиш был похоронен. Маникана наполняло спокойствием понимание того, что нарциссы, кофе и монастырь у него никто не отнимет. Если они когда-нибудь исчезнут с лица земли, Маникан этого не застанет, потому что исчезнет гораздо раньше. А ещё у него остались письма Гиша, но перечитывать их не хватало душевных сил. Чем ближе был центр Парижа, тем оживлённее и чище делались улицы. Маникан, лавируя в толпе, держал руку в кармане, чтобы не украли кошелёк. Он с удивлением понял, что запыхался. Ему почти сорок. Похоже, длительные пешие прогулки придётся заменить на прогулки короткие. Скоро ноги откажутся нести его из одного конца города в другой. Может, пора купить себе карету? Маникан на минуту серьёзно об этом задумался, а потом улыбнулся и покачал головой. У него нет возможности содержать лошадей и карету. Его нос уловил приятный аромат. Маникан завертел головой и увидел лоток торговца каштанами. Он обожал засахаренные каштаны, покрытые сиропом. Наконец-то настала их пора. До самого декабря можно будет наслаждаться лакомством. Маникан купил себе целый кулёк. До парка он добрался, превозмогая себя. Да что же это такое! Ещё на прошлой неделе у него хватало сил. Маникан уселся на лавку, рядом с кустами увядающих роз, и отправил в рот первый каштан. Сахар взбодрил его быстро. Маникан ел каштаны и разглядывал проходивших мимо людей. Но вдруг мир погрузился во тьму. Вздрогнув, Маникан коснулся рук, закрывших ему глаза. - Простите, - сказал Морель, усаживаясь рядом. – Хоть и ребячество, но было не удержаться. - Я не услышал, как вы подошли, - удивился Маникан. - Потому что я крался, - Морель положил руку на его колено, но убрал через пару мгновений. Маникан улыбнулся и поглядел в свой кулёк. Имея за плечами богатый любовный опыт, он всё равно оставался застенчив. Это каждый раз пленяло Мореля. Он осторожно убрал с золотистых волос тополиный листик, упавший с дерева. Маникан, наверное, был последним кавалером, который не носил парик. Да и зачем ему? Его копна до сих пор вызывала зависть. Вот только кое-где появились седые пряди, но их замечал только Морель. - Вы насовсем вернулись из Шийи? – спросил Маникан. - О да, - кивнул Морель, придвигаясь ещё ближе. – Мы все трое одумались. - И какой была реакция Месье? Он сильно злился? – Маникан знал обо всё со слов Эффиа, но чем дело кончилось маркиз не написал. Это давало повод думать о худшем. - Больше всех не повезло нашему рыжему умнику, - хмыкнул Морель. – Но он выкрутился. Месье всё ещё считает его лучшим другом. Меня же простили сразу. А Лоррен стал владельцем замка. В общем, дела обстоят неплохо. Если забыть о том, что Шатийон и Варанжевиль никуда не делись. - Другими словами, ваш демарш не принёс пользы, - улыбнулся Маникан и отправил в рот ещё один каштан. – Только господину де Лоррену. - Ему всё идёт на пользу, - Морель не заметил, что улыбается тоже. Было такое свойство у Маникана: всех заражать своей улыбкой. - Особенно поразительна история с аббатствами, - Маникан слегка нахмурился, вспоминая события прошлого. – Из-за них господина де Лоррена сослали, однако потом он получил их. - Я весьма признателен Лоррену за то, что притащил меня ко двору, но давайте не будем о нём, - Морель снова погладил колено Маникана и на сей раз руку не убрал. Маникан поглядел по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, быстро поцеловал Мореля. На губах у того остался вкус каштанов. - Скоро Месье вернётся в Париж зимовать, и я смогу видеть вас каждый день, - мечтательно произнёс Морель. Рядом с Маниканом он превращался в влюблённого мальчишку. Удивительное дело, учитывая, сколько в Мореле было цинизма – не меньше, чем крови. Когда он только повстречал Маникана, пытался сдерживать чувства. Уверял себя, что Маникан – просто приятная шлюшка, которой не следует увлекаться серьёзно. Но довольно скоро пришлось признать своё поражение. Маникан завладел мыслями Мореля и смягчил его нрав. Морель даже пострадать умудрился, когда появился граф де Гиш и заявил свои права на давным-давно покинутого любовника. Неизвестно, чем бы всё обернулось, но Гиш простудился и умер в далёкой стране, сражаясь за интересы короля, который заставил его годы провести в изгнании. Маникан тоже чуть не умер - от горя, ведь Гиш был его единственной любовью, но все события уходят в прошлое, в том числе и большие драмы. В настоящем Маникан уже мог улыбаться. Морель считал это наградой за своё терпение. Но главным призом всё-таки был секс. Понадобилось полтора года, чтобы к Маникану вернулось желание. А если бы не вернулось, если бы он продолжил вести жизнь, более подобающую монаху, Морель и тогда бы остался рядом. Физический голод утолял бы с другими, а к Маникану шёл за беседой. Потому что тот был подобен огню в камине, что притягивает своим теплом. Морель не знал, что Гиш сравнивал Маникана с маленьким солнцем, а знал бы, пришлось согласиться. - Где бы вы ни были, приезжать умудряетесь часто, - лукаво заметил Маникан. - Неужели я слышу укор? – Морель притворился обеспокоенным. Маникан сделал вид, что задумался. Но искорки смеха в голубых глазах его выдавали. - Я каждый раз очень рад вас видеть, - искренне сказал он и в свою очередь погладил колено Мореля. Тот ощутил себя таким счастливым. Он смирился с тем, что не будет любим так сильно, как Гиш. Можно ли тягаться с первой и единственной любовью? Но быть нужным Маникану – это тоже много. Их уединение нарушил проходящий мимо кавалер. Он заметил, как двое мужчин нежничают и осуждающе покачал головой. Но от ругани удержался. На Мореле был богатый костюм, сшитый по последней моде – признак успешного придворного, хотя многие дурни все деньги спускали на костюмы, надеясь, что это им как-то поможет преуспеть, а в итоге, кроме долгов, ничего не получали. Но если наверняка не знаешь, кого хочешь обругать, лучше молчи. И всё же от ещё одного неодобрительного взгляда кавалер не удержался. Маникан и Морель отсели друг от друга подальше. - Вы ведь пообедаете со мной? – спросил Маникан. – Моя кухарка Жанетта готовит что-то особенное. А Дюфор и вовсе по вам соскучился. Вы навеки в его любимцах. Морель ухмыльнулся. Он знал, что слуга Маникана к нему расположен. Расположение это родилось в то время, когда Маникан ещё торговал собой. Дюфор считал, что Морель – лучший из его клиентов. Потому что очень щедрый и заботливый. И всяко лучше капризного графа де Гиша, который не пойми кого любит: сегодня Маникана, завтра Месье, послезавтра Мадам. А через годы - опять Маникана. Вернулся к тому, с кого начал. - Я надеюсь не только на обед, но и на ужин, - весело сказал Морель. – Наглость с моей стороны? - С вашей – нет, - улыбнулся Маникан. – Идёмте? - Но только до кареты, - Морель поднялся на ноги. – Увы, я не в силах ходить долго. Вы видели мои каблуки? Да это же ходули! Однако так модно. В карете кавалеры уселись на одно сидение. Теперь Морель мог сколько угодно лапать коленку любовника и выше. Он с удовольствием предвкушал, как прикоснётся к обнажённой коже. Маникан косился на него с лёгкой улыбкой. Когда-то он думал, что потеряет всех поклонников, вплотную приблизившись к сорокалетию. Кому нужен мужчина в годах, когда вокруг полно двадцатилетних, жадных до денег и впечатлений? А после смерти Гиша стало не до секса. Тело Маникана ничего не желало. Ел он через силу, ночи проводил в одиночестве. Однако однажды проснулся с чувством, что хочет жить дальше. Не чудо ли? И сотворил его во многом Морель. Такой заботливый по отношению к Маникану, при дворе он слыл распутником и вообще худшим из людей. Мнение двора… Маникан высоко его не ставил. В молодости он тоже числился придворным. Но бежал и затерялся в Париже, когда Гиш увлёкся Генриеттой Английской. С тех пор он так испортил свою репутацию, раздвигая ноги за деньги, что при дворе ему показываться было нельзя. Не велика потеря, признаться. Он намеренно так низко пал, чтобы не столкнуться с Гишем. Однако годы спустя судьба всё равно их свела и, казалось, подарила им второй шанс. Вот только Маникан сделал неправильный выбор… Ещё полгода назад мысль об этом отзывалась во всём теле болью. Но сейчас только кольнуло в груди. Маникан непроизвольно сжал пальцы в кулак и вздохнул. Морель это заметил и накрыл его руку своей. Маникан заставил себя ответить взглядом и улыбнулся. Даже отметил, как идёт его любовнику новый русый парик: красиво сочетается с умными карими глазами. - Кстати, как вы узнали, где меня искать? - запоздало удивился он. - Нет ничего проще, Бернар, - ухмыльнулся Морель. - В своих привычках вы постоянны, как и наш король. По утрам гуляете в парке. От меня требовалось только угадать, в каком именно. Я поставил на Тюильри и не ошибся. А если бы ошибся, поехал бы к вам и стал дожидаться вашего возвращения. "Жаль, что я обделен такой интуицией", - подумал Маникан, подавив вздох. А потом он кое-что осознал и изумился своей невоспитанности. - Я не предложил вам угоститься, - он протянул Морелю кулёк с каштанами. - Ну что за дырявая голова? - Прекрасная голова, - возразил Морель и вытащил из кармана ещё непочатый кулек, тоже с каштанами. - Видите, у меня есть свой. Но Маникан понял, что Морель, к сладкому равнодушный, купил каштаны для него. - Спасибо, - тихо сказал он. – От всего сердца. - Пустяки, - пожал плечами Морель, прекрасно понимая, что речь не о каштанах. – Не стоит благодарности, Бернар. Ему пришлось отвернуться к окну, чтобы не выдать охватившего его сильного волнения. Ведь, как-никак, он циник и развратник, ему ли быть чувствительным, словно жеманница? Но он ничего не мог с собой поделать.