Чай с дурманом

      Намджун любит Лондон. Любит его серые улицы, любит вечные тучи над городом и холодную Темзу. Любит людей там, с которыми так приятно посидеть за чашечкой послеобеденного чая.       И любит помогать старушкам на рынке.       — Как тебя зовут, сынок? — спрашивает бабушка, которой он помог донести сумки. Ее дом находится на окраине города, и одно это должно бы насторожить. Но Намджун по-доброму наивный.       — Джун, — отвечает он по привычке. — Я из Южной Кореи.       — Учишься? — старушка гремит чашками, пока на плите закипает чай. Намджун кивает и рассматривает родинки на ее щеке, похожие на созвездие. — На кого?       — Историю изучаю.       — История, да? Люблю я историю. Особенно времена короля Артура.       Намджун, взяв в руки чайную ложечку, замер:       — Так ведь это просто легенды.       — Уверен? — ехидно спросила хозяйка дома, ставя перед ним блюдце, а потом тепло улыбнулась. — У каждой легенды есть своя правда, сынок.       Ему бы стоило обратить внимание на это, стоило бы бросить все и бежать из дома как можно дальше и не оглядываться. Но чай, любезно предложенный доброй старушкой, так ароматно пах травами и почему-то домом, что усыплял бдительность и чувство страха на корню.       Да и что может произойти с ним в наше-то время? Денег у него нет, из ценностей — только потрепанный фотоаппарат да конспекты по учебе. А в магию Намджун не верит.       Поэтому он отхлебывает горячий чай с необычным вкусом и морщится от удовольствия, слушая рассказы бабушки о своей молодости. Странные, конечно, но жутко интересные.       — …Помню, была я у озерной ведьмы однажды. Та еще она стерва, если честно…       Намджун ярко представляет себе ведьму, как если бы лично был с ней знаком, глубокое и опасное озеро посреди леса, в котором наверняка утонуло много людей, и глухое уханье совы где-то вдалеке.       — …И она говорит Артуру, мол, меч вернешь, он мне еще нужен будет…       А зачем Озерной ведьме меч? Нет, подождите, она ведь не ведьма, а Озерная фея. Или ведьма она образно?       — …А ведь мы с Мерлином говорили ему, чтобы не смел жениться на Гвиневре, она внесет хаос в его жизнь. Но какой там! Влюбился как пацан…       Влюбился, да? Намджун тоже бы влюбился в Гвиневру, если бы увидел ее вживую. Неспроста же она сводила с ума многих рыцарей.       — …И потом мы с Мерлином решили, что нужно ситуацию исправлять. Вот я тебя и нашла.       Что?       Намджун, борясь со сном, пытается уловить нить разговора. Старушка своим голосом действует на него как снотворное, и то, что она говорит, доходит до уставшего и изнуренного постоянной учебой мозга в очень урезанном виде.       — Ты спи, сынок, спи, отдыхай. Поговорим еще, когда проснешься.       И, подчиняясь ее словам, Джун закрывает глаза, тут же проваливаясь в сон.       — Тебя матушка-землица к себе подзывает или что? — слышит он женский голос, ударяясь о землю. — Чего из седла сигаешь?       — Я уснул, — бормочет Намджун и пытается подняться. Тело после падения плохо двигается и ужасно болит. Странный какой-то сон. И очень реалистичный.       — С каких пор ты спишь верхом? Обычно ноешь, что все себе отбил, — смеются рыцари по-доброму, пока Намджун совершает еще одну попытку подняться. Во рту до сих пор ощущается привкус этого чая.       — Да? Ну, да, наверное. Черт, тяжело-то как…       Девушка, стоящая перед ним, хмурится, а потом помогает встать. Что-то в ней Намджуну знакомо. Эта россыпь родинок на лице, локоны, выбивающиеся из аккуратной прически, и пружинистая походка, добавляющая ее невинному образу комичность.       — Пойдем, умоем тебя, рыцарь-недотепа, — тянет она его подальше от остальных и только у ручья отпускает, оставляя даже через ткань рубашки следы от ногтей. — Ты кто такой?       — Я? Намджун, — отвечает он, все еще не понимая, что происходит, и потирая ноющее предплечье.       — Нам…джун… — девушка тянет его имя, смакуя и растягивая. — Так у меня получилось?       — Что получилось? Ты кто? Что происходит вообще? — Намджун делает шаг назад и теряет равновесие, снова падая на пятую точку. Металл гремит на всю округу, и в лагере слышится смех солдат. — Это просто сон…       — Я тебя разочарую, но нет, — она рассказывает ему про видение, про свой чай волшебный, который его сюда перенес, и про то, что нужно спасти Артура. — Знаешь, как долго я все продумывала? Я для своего брата хочу только лучшего, а он не ценит этого.       — Чего? Кого? Какого брата? — Намджун, освободившийся от доспехов, наклонился к воде. В отражении — кто-то совсем другой, не он. Не Ким Намджун со своим одинарным веком. Не Намджун со странной улыбкой, над которой любят смеяться друзья. И не Джун с очевидным и забавным восточным акцентом.       — Ты совсем идиот или прикидываешься? Я только что тебе объясняла. Меня зовут Гвеннит, Артур — мой брат.       — Это шутка такая, да? — у Намджуна кружится голова. Он еще раз умывается холодной ключевой водой и не сдерживает безумный смех. — Я понял, это Джин решил меня разыграть. Грим мне на лицо наложил. Или это маска?       Девушка, скрестив руки на груди, ждала, пока эта истерика прекратится. Стоило догадаться, что реакция будет примерно такой, но у них совсем нет времени на разборки. Она встряхивает его за грудки с невиданной для девушки силой и рывком тянет вверх:       — Слушай меня внимательно: ты можешь сколько угодно думать, что мы тут все призваны развлекать тебя как шуты, но держи свои мысли при себе. Мерлин оторвет мне голову, если узнает, что я привела тебя. Понял?       Намджун кивает головой, совсем не понимая. Так, для галочки больше.       — Отлично, а теперь пошли.       Они выходят к лагерю, и Намджуну сложно представить, как заморочились его друзья ради этого розыгрыша. Одни только костюмы стоят не одну сотню фунтов.       — А как меня тут зовут? — спрашивает он у Гвеннит. — Не могу же я быть Намджуном.       — Ты Уриен.       — Который муж Морганы?       — Какой такой муж? — Гвеннит останавливается у лошади. — Завязывай с современными словечками, пока тебя не раскрыли.       Прости. Но я имел ввиду, супруг. По истории они — в смысле, мы — в браке.       — Ох, да ладно?! Она и этот болван?       — Да я тоже не особо рад. Она как вообще, красивая у вас?       — Ты не бессмертный.       — Прости.       Она дает Намджуну в руки поводья, жестом предлагая залезть на лошадь. Лошадь, которую Намджун видит в первый раз и боится до ужаса.       — Я лучше пешком, — отнекивается он. — Полезно для ног.       — До Камелота?       — А сколько идти?       — Неделю, если повезет. Лезь давай, женишок, — хихикает она и смотрит издевательски. Намджун, то есть Уриен, вздохнув, тянется к седлу. — Знаешь, для человека, первый раз в жизни садящегося на лошадь, ты, может, и неплох, но для именитого рыцаря, проводящего верхом практически все время, — просто ужасен.       — Уриен, похоже, сильно ты головой приложился, — смеются солдаты. Они в седле сидят так уверенно, что Намджун почти завидует. Почти, потому что знает свою ловкость. Комедия в чистом виде.       — Идите без нас, — приказывает Гвеннит. Их отряд из пары десятков человек спешно покидает лагерь. — И за что ты мне такой непутевый достался? Видимо, с возрастом я на ум слаба стала.       — Вместо того, чтобы издеваться, лучше бы помогла. По чьей вине я тут оказался? — Намджун предпринимает еще одну попытку забраться на коня.       — Тебе нужно упор на ноги сделать, — она подтягивает его, перехватывая под зад. Намджун даже перестает дергаться, чувствуя, как короткие ногти врезаются в ткань штанов. — Тянись давай. Мне твоя костлявая задница не интересна.       — Нормальная задница, — дуется он, перебрасывая ногу. Пол дела сделано — в седле он оказался. А дальше?       Спустя полчаса провальных попыток Намджун держался более-менее приемлемо и не заваливался при каждом шаге набок.       — Ничего, скоро научишься, — Гвеннит хлопает его по плечу, пуская лошадь галопом. Они почти догнали отряд, но впереди еще неделя пути, а седло очень сильно натирает ширинку.       — Массаж простаты кажется райским наслаждением по сравнению с верховой ездой.       — Не понимаю, о чем ты, но перестань свои фразы употреблять. Забудь их.       — Долго вы, — солдаты машут им, освобождая место в середине.       — Учила его уму-разуму. От падения с лошади он повредил голову и теперь, бедняга, несет всякую ересь.       У Намджуна лицо вытягивается в удивлении. Вместо того, чтобы объяснить ему, что к чему, и помочь адаптироваться, она просто в открытую издевается и выставляет посмешищем перед другими.       — А какой сейчас год? — интересуется он.       — Шестьсот девяносто третий.       — Кошмар! Натуральный, блин, кошмар! Даже не тысяча!       — Я же говорю, — слышит Намджун голос Гвеннит позади, — он у нас того.       Он беззвучно ругается на эту девчонку, отвлекается от дороги и лбом влетает в ветку дерева, теряя сознание.       Конец.       — Эй, юродивый, просыпайся, — Намджун чихает от вонючей травы под носом и разлепляет сонные глаза. — Доброе утро, принцесса.       — Послать бы тебя, да слов не подберу.       — И правильно. Ты, когда молчишь, умнее кажешься.       — Сколько я проспал? — он потирает лоб, нащупывая огромную шишку. Телега, в которую его положили, провоняла шкурами животных. — Какое вообще число сегодня?       — Что за число? — Гвеннит бросила беглый взгляд на солдат. Те, обсуждая между собой пышные формы главной кухарки (какая мерзость!), совсем не обращали внимания на чужие разговоры.       — Ну, календарь.       — Ты точно больной. Забудь, я тебе говорю, про свой мир.       Намджун вздохнул:       — Я до последнего надеялся.       — Надейся лучше, чтоб пес Артура тебе ногу не отгрыз.       — Ой, кстати, а как выглядит король Артур? — он косится на девушку и быстро добавляет: — Ну, сейчас…       — Король? — подхватил один из солдат. Намджун его до этого не видел, но по одежде, искусно вышитой наверняка лучшими мастерами Камелота, понял, что перед ним точно рыцарь. Только какой? — Рано ему еще королем быть. Нам и с нашим пока хорошо. А тебя за такие речи казнить могут как изменника короны.       — Ладно тебе, Гавейн, — подтянулся другой. — Рано или поздно Артур займет трон как единственный законный наследник. И нет ничего плохого в том, чтобы представить, каким он будет.       — А как же Моргана? — Намджуну открывается чудесный вид на огромный замок, на вершине которого развевается яркий флаг. Стены, окружающие его, в высоту с добротную пятиэтажку, и наверху, словно муравьишки, люди, вооруженные копьями и стрелами. Вот на славу постарались с розыгрышем, декорации что надо вышли. — Разве она не может претендовать на престол?       — Баба на троне? Совсем у тебя с головой беда от любви, — Гавейн несильно хлопает его по плечу тяжелой рукой и скачет вперед. Ворота перед ним открываются, словно по волшебству. Намджун ожидает увидеть прекрасный средневековый город, ощутить запах булочек и прочувствовать атмосферу места, но все его фантазии рушатся, стоит только пройти под надворотными башнями. Никакой романтикой здесь и не пахнет. Пахнет только навозом. Все серое, грязное и немного пугающее. Крестьяне с интересом наблюдали за процессией, но трусливо отбегали подальше, стоило всадникам посмотреть в их сторону.       — Сейчас провожу тебя коротким путем до покоев. Сиди там до сумерек, дверь никому не открывай, — Гвиннет отделяется от колонны и отпускает лошадь. Они проходят по узким улочкам, петляют по ним так долго, что Намджун начинает сомневаться, не потерялись ли где. Подходят к одной из стен, увешанных зарослями плюща. За ними — скрытая от посторонних глаз небольшая дверь, ведущая в замок. Гвиннет толкает Намджуна, закрывая ход, и снова петляет по бесконечным коридорам замка.       — Здесь будешь сидеть. Если кто позовет — говори, что плохо себя чувствуешь, — она распахивает дверь в спальню. — И опасайся Морганы. Если что, лучше прыгай из окна. Так даже безопаснее будет.       Прыгать куда? Намджун подходит к окну и млеет от страха. Под ним — десятки метров вниз прямо на крутой обрыв. Это безопаснее? И для кого же? Снова эта девчонка за нос его водит.       Он проходит по комнате, пальцами невесомо касаясь корочек редких книг. Некоторые из них видел когда-то в музее, спрятанные под стеклом, с пожелтевшими и обветшавшими от времени страницами. И так это странно все; начинает казаться, что это не просто розыгрыш. Слушая болтовню нелепой девчонки, подыгрываешь ей невольно, чтобы не обижать. А наедине со своими мыслями и взаправду веришь.