We are made from broken parts.

Но судьбе было угодно так, что когда прозвенел колокол, она ужасно банально и заурядно столкнулась с ним в дверях. По правде говоря, Ребекка не могла бы с уверенностью сказать, что она наткнулась на Юджина настолько уж случайно и что это были происки "судьбы". В том смысле, что... если следишь за парнем и знаешь каждый его шаг, каждую привычку и последующее действие, это же не означает патологию. Верно? И Райдер была абсолютно уверена в своем здравом смысле, хотя все ее действия с поразительной точностью твердили об обратном. Она тайком наблюдала за Юджином и часто якобы не специально выходила из-за угла, лбом в лоб сталкиваясь с ним, и по-детски полагала, что чем чаще он ее видит и осязает, тем больше вероятность того, что в один прекрасный миг он в нее влюбится. Наивная дурочка. Каким-то задним умом она догадывалась, что все ее терзания напрасны. И все же, продолжала страдать подобным бредом, хотя прекрасно понимала, что до уровня его подружек - статных, идеально прекрасных девиц - она ох как не дотягивает. Вот и сейчас она якобы не нарочно врезалась в него по пути на урок Заклинаний и, отфутболившись к рыцарю, на котором звякнули латы, взмахнула длинными волосами и с каменным лицом и колотящимся сердцем прошла, как ни в чем не бывало, к сокурсникам, что стадом толпились в дверном проеме, в попытке занять самые козырные места. К сожалению, в кабинете Заклинаний козырные места значили вовсе не последние ряды, как это бывает в других нормальных кабинетах, а парты, как можно наиболее удаленные от продуваемых всеми ветрами окон. В кабинете у Блэка всегда царил угрюмый холод и темень. Даже днем солнце словно не хотело пробиваться в класс сквозь толстые оконные стекла, и некоторые ученики подумывали, уж не наложил ли старый добрый Питч какое-нибудь заклинание вечной мерзлоты и мрака. В теплое время года здесь итак было довольно прохладно, не говоря уж о зиме, во время которой буран просачивался сквозь щели в дырявых подоконниках и каменную кладку, да так, что на уроках невозможно было сидеть без верхней одежды. Для основной, болеющей в это время, массы школьников уроки Заклинаний были сродни мукам в аду, когда каждый второй ученик кашлял и чихал, а палочку невозможно было держать в замерзающих руках. И только сам профессор Заклинаний чувствовал себя в этом гнетущем Северном полюсе комфортнее, чем где-либо. Конечно, не одно поколение студентов пробовало жаловаться директору, но, как и в случае с душными тропиками в кабинете Трелони, атмосфера в кабинете Блэка была подстроена для воспитания стойкости духа в учениках, которые должны стремиться к знаниям через все пути и преграды. Так твердил Диппет, слушая науськивания Питча за своей спиной. Какую же стойкость духа воспитывает ледяная кошмарная обстановка, так никто и не догадался, и вскоре безвольные ученики были вынуждены смириться с риском подхватить воспаление легких. Парты в классе стояли вдоль двух стен и располагались наподобие амфитеатра, где каждый последующий ряд находился чуть выше предыдущего. Скопище узких высоких окон было прямо позади преподавательской парты, а потому все старались держаться как можно дальше от нее. Ребекка вытянула голову, чтобы посмотреть, куда в этот раз примостится Фитцерберт, и постараться сесть поближе к нему. Или, на крайний случай, хоть напротив него. Вышло так, что он с какой-то своей шумной компанией парней успел занять место на самом последнем ряду где-то в центре класса, и Райдер, дернув Кристоффа и Эльзу (Иккинг отправился в госпиталь после случая на Травологии), тоже поперлась туда, с удивительной прытью расталкивая одногруппников. Ей повезло. Как раз перед Юджином было свободное место и счастливая сложившимися обстоятельствами Ребекка поспешила туда, придерживая сиденья по бокам от себя для недоумевающего неторопливого Бьоргмана и с усмешкой покачивающую головой Малфой. Хоть урок начался минут пять как, все бесновались и болтали, шумели и бросались друг в друга бумажками. Мелисса Байден и Кэролайн Кингсли, обе конфетно-красивые и тупые как пробки, сидели напротив Райдер, болтали скрещенными ногами и улыбались кораллово-красными губами, кидая зазывные взгляды на Юджина, что дико бесило Ребекку. И она продолжила бы кипятиться, но с появлением преподавателя две пуффендуйки внезапно включили режим самых прилежных учениц, а все вокруг затихли так стремительно, словно кто-то выкрутил кнопку радио на минимальную громкость. Вот за что стоило восхищаться Питчем Блэком, так это за его эффектные пришествия. Он всегда выходил неожиданно и будто из неоткуда. Точно сотканный из кромешной тьмы самого мрачного в мире угла, он так плавно плыл по кабинетам или коридорам, как какой-нибудь призрак. Его нечасто видели за обедом в Большом зале, словно он не ел вообще (что было вполне вероятно, учитывая его костлявую фигуру), да и, в принципе, редко кто мог его наблюдать за пределами собственного кабинета. Высокий тощий силуэт прошел мимо притихших учеников к доске. Его лицо с тонкой, будто папирусной бледной кожей как всегда выражало абсолютное ничего. Серые глубокие широко посаженные глаза пиявками впивались в студентов, которые по неосторожности совершали малейший шумок. Черная, словно нефть, мантия волочилась за ним следом и создавалось такое ощущение, будто у него не было ног. При взмахе палочкой на доске появился список заклятий, который, очевидно, ученикам придется изучать на шестом курсе. При виде внушительного перечня в студенческих головах пронеслась общая на всех матерная мысль. - Я надеюсь, самые одаренные из вас наконец выучили заклинание Агуаменти, которое мы мусолили две недели. Если нет, то вам здесь делать больше нечего, - едва слышно начал Блэк, но громко говорить ему и не нужно было. В звенящей тишине его голос доносился из каждого уголка небольшого класса. - С этого момента мы начнем большой раздел, связанный с невербальными заклинаниями. И это гораздо сложнее, чем все то, что вы изучали до этого, а потому те, кто понимают, что не сумеют сдать ЖАБА, могут удалиться с моих уроков и выбрать другой предмет попроще. Сейчас. Никто не сдвинулся с места. Блэк оценивающе оглядел класс, хмыкнул и коснулся палочкой доски. Вингардиум левиоса - самое легкое заклятие, которое они изучали еще на первом курсе, - засветилось красным. Все зафыркали от облегчения и начали переглядываться с таким видом, будто сейчас, как нефиг делать, мысленно заставят летать по классу предметы и своих сокурсников. Но все оказалось не так просто. Перья, которые положили перед ними, ни в какую не хотели отрываться от столов. Периодически раздавалась тихая ругань очередного опустившего руки ученика. Питч Блэк ходил с самодовольным лицом и раздавал едкие замечания. Всего один раз у отчаявшейся Ребекки перо взлетело вверх и она мысленно улыбнулась при виде скрытого одобрения в глазах Блэка. У Юджина, за которым она наблюдала исподтишка, все выходило из рук вон плохо. Он бесился. - Недостаточно стараетесь, мистер Фитцерберт, - словно случайно бросил Блэк, вышагивая мимо того места, где сидел Юджин. Тот наградил преподавателя очень озлобленным взглядом, но ничего не сказал. Присутствующие в классе спинами почувствовали разряд молнии, невидимо пронесшийся между учителем и учеником. - Просто отвратительно. И будто этот сушеный гад не видел, что ни у одного ученика не выходит невербальное заклинание, кроме этой блондиночки, надо же прицепиться именно к нему! Троица друзей - Юджин, Джек и Альфард терпеть не могли Питча. И причина этому была весьма очевидной и не являлась ни для кого секретом: Питч приходился дядей Альфарду и был ужасным маглоненавистником, как и вся семейка Блэков. Альфард был исключением. Жалким исключением, недостойным быть в родстве с великим домом, как поговаривала его матушка, вынимая из волос очередную шпильку и надменно глядя на виновато понурившего голову девятилетнего мальчика, которого застали за играми с соседскими магловскими детьми. Когда Альфард уехал в Хогвартс, он был рад наконец хотя бы на полгода избавиться от своей семейки снобов и расистов, но, вот сюрприз, в школе работал брат его отца. Питч прицепился к мальчику, как репейник, чуть ли не следил за каждым его шагом, навязчиво поучал и, в конце концов, доконал так, что на четвертом курсе Альфард при всех на уроке наорал на дядю, приказал не доставать его и больше не появлялся на Заклинаниях. В общем, эти двое так и варились в котле открытой неприязни, но тут выяснилось, что к Юджину, в семье которого не было волшебников, и к Джеку, воспитанному маглами в приюте и фактически неизвестному плебею, у Питча был особый заряд отвращения и злобы, а потому в их небольшой холодной вражде их отныне стало четверо. Чуть позже Альфард рассказал Джеку и Юджину про ужасы, что Питч творил на войне с, как они сами выражались, "грязнокровым отребьем", что вся его родня стелется перед набирающим свою мощь и власть Грин-де-Вальдом, и что сам Альфард втайне хочет смыться от чертовой семейки куда подальше. И Юджин, и Джек, подпитываемые скрытыми нападками со стороны Блэка-старшего, с тех пор воспылали лютой животной ненавистью к преподавателю Заклинаний и страстно мечтали, чтобы его вытурили из школы, но, к сожалению или к счастью, в пределах Хогвартса Питч не тиранил в отношении маглорожденных, понимая, что будь хоть одно неосторожно сказанное слово, и его тут же могут выгнать, а потому против него не было веских доказательств. Ну, во всяком случае, он не проявлял деспотизм в открытую: за заниженные баллы и замечания в сторону учеников преподавателей не увольняют. Почему же Питч, при его наследстве и родстве, так цеплялся за место учителя Заклинаний, никто не знал, да и особо не интересовался. Блэк остановился около учительского стола, сцепил руки за спиной и премерзко улыбнулся, глядя на Юджина. - Вы сдадите ЖАБА на "Тролль", если не постараетесь научиться самому элементарному, что я здесь преподношу, а потом спрос будет с меня за то, что в этом месте занимаются настолько неспособные к магии студенты, - мало того, что Юджин не переваривал само существование Питча на грешной земле, так он, в целом, был довольно умным и для его самооценки такое не получающееся простейшее заклинание было неким проколом в его раздутом эго. А вообще, уроки попросту не лезли ему сейчас в голову. Дома были проблемы с пропитанием из-за войны, его мать месяц назад ужасно заболела и не могла работать, отца отправили на фронт еще в далеком 1940, откуда он так и не вернулся... Вся семья, включающая в себя шесть младших братьев и сестер, держалась на одном Юджине, который тайком воровал со столов Хогвартса еду и школьными совами отправлял домой. Совы уже шарахаться от него стали, потому что, кажется, он конкретно подзадолбал их просьбами с перелетом на другой конец страны. А еще Грин-де-Вальд... Новостные сводки писали, что нападки его прихвостней на маглов вернулись на круги своя, и они с недавнего времени начали убивать людей все чаще и чаще, без какого-либо плана действий, словно им просто это нравилось. Они полностью разорили какую-то деревню, сожгли там все дотла и убили всех жителей, но магловское правительство все списывало на немцев. Министр магии в своем обращении призывал волшебников не отчаиваться, говорил, что команды авроров уже ведут слежку за темными магами и настоятельно рекомендовал обезопасить свои дома и выучить первую магическую помощь на случай беды. Наглое вранье. Никакого прогресса в слежке у них там в министерстве нет - почему-то, в этом Юджин был уверен. А все те красивые речи, что Спенсер-Мун толкал, сидя у себя в безопасном кабинете, вызывали только раздражение. Ему легко говорить, что все в порядке, когда за него готов биться каждый аврор! А что делать его семье? Которую с одной стороны преследует опасность от фашистов, неизлечимых болезней и голодной смерти, а с другой - от самого опасного мага всех времен. Все эти проблемы казались огромными занозами в сердце, и уж ему тут, со своими головными болями и переживаниями, было явно не до всяких занятий. Юджин хмурился, хрустел костяшками на одной руке и хотел треснуть по самодовольной роже Блэка, но продолжал все яростнее махать палочкой. - В прочем, это не удивительно, учитывая ваше... происхождение, - Блэк хищно оскалился. Это было последней каплей в море луже терпения. В какой-то момент Юджин резко поднялся, во всю глотку проорал "Вингардиум Левиоса, чтоб тебя!" и парта перед ним взметнулась ввысь, раскидывая перья, чернильницы и конспекты, крутанулась в воздухе пару раз и с диким грохотом шлепнулась на пол, развалившись на две части и только чудом никого не задев. Всё шокированно застыло. Вовремя пригнувшаяся под свою парту Райдер, ошарашенно оглянулась на злющего Юджина, за шиворот вытаскивая Кристоффа, который от неожиданности свалился на пол. Эльза как-то слишком спокойно сложила руки на столешнице, будто заранее предвидела все это. - Минус 20 очков с Когтеврана, мистер Фитцерберт, - удовлетворенно прошипел Блэк, магией устраняя неполадки. - У нас уроки невербальных заклинаний. Невербальных! - парта, которую профессор поднял в воздух, прытко вернулась на место и больно придавила поперек живота к стене уже севшего на скамью Юджина. - Могу специально для вас растолковать значение этого слова. Вы должны забыть о том, что у вас вообще существует рот и что им можно разговаривать! Юджин снова вскочил на ноги, немного отодвинув парту, и приготовился было закричать про несправедливость (что такое справедливость на уроках Блэка?), как оказался перебит угрожающим голосом преподавателя: - Предупреждаю, откроете рот и у Когтеврана по вашей же вине станет еще на 30 баллов меньше. Шумно выдохнув, Юджин расширил ноздри и зло плюхнулся на место, исподлобья глядя на профессора и внутренне разрываясь между желанием дать Питчу пинка и не подставлять свой факультет. - Отработка на шесть вечера каждый день, пока мне не надоест, - мимоходом бросил Блэк, садясь за стол и утыкаясь в конспекты. - Это неправильно! - вдруг раздался тихий, но твердый в своей уверенности голосок. Блэк оторвал взгляд от пергамента и его брови взлетели так высоко, что чуть не слились с зализанными назад волосами. - Прошу прощения? Кристофф тыкнул Райдер в бок локтем и вопрошающе повел рукой, Эльза сидела, подперев ладошкой подбородок и выглядела так, будто ей это все смертельно надоело. Ребекка немного стушевалась, чувствуя себя тающим снегом под прицелом стальных глаз профессора и еще с пару десятков озадаченных однокурсников, но взяла себя в руки и смело продолжила: - Несправедливо назначать такое наказание просто за то, что он не смог освоить невербальное заклинание. В таком случае, стоит оштрафовать на баллы всех нас. Теперь недоуменные взгляды в ее сторону медленно, но верно наливались враждебностью. Блэк все так же гадко улыбался, но при этом источающие желчь глаза (Ребекке вовремя вспомнилась фраза про то, что глаза - зеркало души; у этого же человека души, похоже, не было вовсе) опасно сощурились: - Дабы вы знали, мисс Райдер, я назначил наказание вовсе не потому, что у него ничего не вышло, а за то, что он подверг опасности других учеников, - Юджин вяло подумал, что этому уроду до лампочки на учеников, а опасается он лишь за свой тощий зад на учительском месте. - К слову, пять баллов Пуффендую за то, что у вас одной вышло невербальное заклинание. Не открыли бы рот, получили бы больше. Ребекка заткнулась и поджала губы, опустив голову. - Ах да, - Блэк вскинулся так, словно о чем-то забыл, - и вам назначаю наказание вместе с Фитцербертом. За то, что подвергли сомнению авторитет и правильность решений преподавателя. Юджин задохнулся от такой несправедливости (в конце концов, это из-за него она лишилась половины баллов и сейчас рискует пропускать ужин в течение Бог знает какого времени) и уже хотел вскочить на ноги (третий раз за последние двадцать минут), но тут его взгляд упал чуть ниже на огромные зеленые глазенки Райдер, сидевшей вполоборота к нему, которая смотрела на него с таким умоляющим выражением лица, что Юджин, скрепя сердце, заткнул свою гордость и правосудие, и шумно выдохнул, прислонив кулак к сжатым в ниточку губам. А Питч - эта чистокровная мразота - смотрел на него с такой масляной вежливостью, словно дождаться не мог, когда же он, Юджин, снова выйдет из себя, чтобы изобрести ему кару похуже. Но, видимо, как только понял, что больше нет смысла продолжать перепалку, пугающе обнажил зубы и уткнулся снова в стопку студенческих пергаментов, что-то яростно там перечеркивая. Казалось бы, конфликт разрешился, но все всё равно боялись пошевелиться и, кажется, даже дышать, лишь зыркали друг на друга с видом, а-ля "опять это случилось, и не дай Мерлин нам же за это придется отдуваться", пока секундой позже, в ответ на тишину класса, Блэк не отвел взгляд от очередного страдающего домашнего задания и не гаркнул: - А вы все, чего сидите? Продолжайте заниматься. Тут все мигом подорвались и принялись трясти волшебными палочками еще усерднее, чем до этого, будто надеялись умилостивить прескверное расположение духа Блэка и отогнать от себя его мстительность и желание отыграться на других своими никчемными попытками в магии. Юджин ничего не делал. Он сидел на попе ровно, скрестив руки перед собой на парте, и невидящим взором вдуплял в голову Райдер перед ним. "Волосы у нее, конечно, невъебически длинные" - отрешенно подумал Юджин, невесомо подцепив одну прядку из высокого конского хвоста и пропуская ее между пальцами. - "Как она с такой гривой живет? Вон, когда ходит, концы чуть ли пола не касаются." Сама же пуффендуйка вяло пыталась колдовать, подставив кулачок под щеку, и со спины выглядела такой грустной, что Юджина почему-то начала грызть совесть за то, что ей назначили отработки, но потом он вспомнил, что она, между прочим, сама, какого-то хрена, полезла его защищать. К концу урока все освоили это поганое невербальное заклинание левитации, и только Фитцерберт, который демонстративно сидел весь час сложа руки, пофигистично пожал плечами в ответ на назначенное ему дополнительное домашнее задание. Хуже уже все равно не будет, ему ли не привыкать? *** Хуже уже все равно не будет, ему ли не привыкать? Так что когда Роули и остальные его подхалимы, пока никто не видел, якобы не специально на Травологии опрокинули склянку с неразбавленным гноем бубонтюбера на его штаны и прожгли часть ноги (в месте, которое очень опасно граничило с его "волшебной палочкой"), Хэддок пропустил ненавистные Заклинания и пошел в лазарет. В лазарете же, пока миссис Макаллистер покрывала его ожог какой-то волшебной дурно пахнущей мазью, которая очень приятно охлаждала кожу, он сказал, что разлил на себя гной сам. Совершенно случайно. Иккинг не понял, поверила медсестра ему или нет, учитывая то, сколько раз, когда он был совсем плох, она видела его всего окровавленного в побоях (тогда он нагло пиздел, что свалился с метлы/скатился с лестницы/поскользнулся), но отпустила его сразу же, напутственно дав баночку этой самой мази. Вообще, его пребывание в крыле прошло как-то слишком быстро. Он даже не рассчитывал, что на все эти процедуры уйдет от силы минут десять, но идти на Заклинания не хотелось. Опаздывать на урок к Блэку, даже по уважительной причине... уж упасите. Легче было прямо перед завхозом начать громить Хогвартс - и то, меньше проблем можно было огрести. Поэтому наилучшим (единственным) вариантом было отправиться в спальню и продрыхнуть всю пару до ужина, чтобы смерть наступила скорее. Но по пути в гостиную Пуффендуя он немного замешкался за углом, потому что бинты на ноге вдруг начали больно припекать, и ненароком увидел, как три шустрые тени подозрительно тихо пробежали мимо него и бесшумно скользнули в главные двери. Когда из-под накинутого капюшона на долю секунды показалась рыжая кудрявая копна, Иккинг чертыхнулся и, забыв про боль в ноге, зачем-то бросился следом. На улице уже начало заметно холодать. Сказалась середина октября и, пожалуй, тот факт, что Хэддок вышел на улицу в тонкой школьной мантии. На небе были сплошь густые облака, готовые вот-вот разразиться ливнем, а у него, как назло, не было зонта. Он и сам не понимал, почему шел за тремя девочками, до которых ему, по сути, не должно было быть никакого дела, но он делал это, чтоб его, как какой-нибудь заправский маньяк. Может, хотел еще раз поблагодарить за тогдашнее спасение. Правда, это было около месяца назад, так что он не был уверен в том, что они вообще его помнят. Но слизеринцы с тех пор перестали его избивать и, как бы Иккингу не было стремно, что его спасли девчонки, он не мог не быть искренне рад тому, что в его жизни хоть что-то наладилось. Иккинг подождал, пока они отойдут достаточно далеко, чтобы не услышать, как он со своей ноющей ногой тащится за ними и шуршит листьями под подошвами. В какой-то момент одна из гриффиндорок (издалека было не понятно, кто именно) обернулась, но парень успел вовремя нырнуть за каменный выступ. Как он понял чуть позже, девчонки бежали в сторону квиддичного поля, где не было никого, так как все нормальные ответственные ученики присутствовали на парах. Три черных точки вдали юркнули в маленький покошенный деревянный домик, который являлся складом с подержанными метлами и старыми, потерявшими всю свою магию, бладжерами, и секунд через десять показались снова на улице - у каждой в руках было по метле. Иккинг дернулся следом. Они скрылись внутри стадиона, где не было ни души. К тому моменту, как тяжело дышащий от бега Иккинг догнал их и решил обнаружить себя, они уже оседлали метла и готовились вот-вот взлететь. Астрид первая заметила приближающегося к ним человека и соскочила на землю. - А ты что здесь делаешь? - для полета она скинула мантию и осталась в одних широких джинсах и завязанной под грудью клетчатой рубашке. Иккинг заставил себя не сильно пялиться на оголенную полосу живота. - Ты следил за нами? - а затем добавила, обращаясь к подругам. - Я же говорила, мне не показалось. - Лучше вы мне скажите, что вы делаете здесь во время уроков с, как я понял, незаконно взятыми метлами? - он высоко поднял брови и запихнул руки в карманы, разговаривая с Астрид. - Если я не ошибаюсь, тебя вообще из команды Гриффиндора вытурили еще в конце прошлого года и запретили приближаться к метлам. - Будешь последней сукой, если сдашь ее, - зашипела Анна, вмиг ощетинившись. Мерида же спокойно стояла, оперевшись на кончик древка и глядела на всех с таким выражением, будто в жизни не видела ничего интереснее. - Ну так чтобы я не стал сукой, - оживился Иккинг, - расскажите мне, что вы здесь делаете. - Слушай, иди отсюда, а? - слегка с наездом предложила Мерида. - Считай, если свалишь, скажешь нам спасибо за то, что мы тогда тебя спасли от смерти в лице Роули, Лестрейнджа и так далее, не-ебу-какие-у-них-фамилии. Хэддок глубоко и театрально вздохнул, медленно разворачиваясь к выходу со стадиона: - Ну ладно. Как хотите. Думаю, профессор Дамблдор будет не очень рад узнать, что три его ученицы стабильно прогуливают уроки, а одна вообще нарушает запрет на полеты. - Стой! - Иккинг тормознул и, развернувшись, довольно улыбнулся. Астрид шумно выдохнула, зачесав волосы назад. - Ладно, я тебе скажу, а ты дослушаешь, свалишь к херам собачьим и никому ничего не расскажешь. - Окей, - пожал плечами Иккинг. - На самом деле, никакой тайны или секрета здесь нет, - продолжила Астрид, нарезая круги. - Так как меня выгнали из команды, а Анна хочет попробовать себя в квиддиче, мы с Меридой готовим ее к отбору на следующих выходных. Будем учить ее летать, не пропускать мячи, все дела. Доволен? Можешь идти. И она отвернулась, показывая, что разговор окончен, но Хэддок не хотел уходить просто так. В смысле, ему просто некуда было торопиться. А потому он прикинулся шлангом, только бы не возвращаться в пустую спальню. - Если нет ничего криминального, зачем тогда так таиться? Сбегать посреди уроков, словно крысы, и, закутавшись в мантии, бежать на стадион - как-то бессмысленно, нет? - Ты чего тупишь? - Анна посмотрела на него так, словно он был распоследним кретином в этом мире. - Сам же знаешь, Астрид летать нельзя. И вообще, для нее даже мысли о том, чтобы летать под запретом. А лучшего преподавателя я найти не смогу. - А я тут, по-твоему, просто так нахожусь? - вставила Мерида, перебрасывая метлу из одной руки в другую. - Ладно, Рид, дабы тебя не ущемлять в первенстве преподавания, вы сейчас с Анной полетаете немного, а я пока тут перетру, - распорядилась Астрид, пока Малфой и Данброх седлали метла, и затем добавила с усмешкой. - Посмотрим, способна ли ее задница усидеть на чем-то продолговатом, и что не торчит стояком. Анна цокнула, закатила глаза, что-то недовольно пробормотав, и взмыла в воздух. Мерида двинулась за ней. - А если по чесноку, я просто очень соскучилась по полетам, - вздохнула Хофферсон, обращаясь к Иккингу, погладила древко метлы, как свое дитя, и глянула на две гоняющиеся точки в небе. - Тетка мне никогда не разрешала летать дома - не женское это дело, видите ли, да и болтала что-то там про Господа Бога, который против таких смертельно опасных игр, - она сделала страшные глаза и улыбнулась. - И так бесновалась, когда узнала, что я в команде Гриффиндора, - она невесело хмыкнула. - Такого Громовещателя я в жизни не получала, даже когда наслала магические зудящие фурункулы на лицо Яксли. Он нажаловался папаше, его папаша нажаловался директору, а директор нажаловался моей тете. Прямо хоровод стукачей какой-то. Бедная тетя Ингрид, переживала за то, что на нас потом могут напасть темные волшебники, и она за мои прегрешения отправится вслед за моими родителями и своим мужем, - Астрид уставилась в никуда (Иккинг решил, что, из тактичности, наверное, не стоит спрашивать про ее семью), но потом встрепенулась и хмыкнула. - Зато Яксли потом ходил и расчесывал свою морду до кровавых пузырей на радость мне. - А что было, когда она узнала про случай с возбудительным порошком? Астрид ощерилась еще шире, словно пошлый анекдот вспоминая событие, из-за которого она лишилась одной из причин для счастливой жизни. Эту историю, казалось, будут передавать до скончания времен существования Хогвартса. Все, кроме слизеринцев, дико ухахатывались при упоминании о последнем в том году матче по квиддичу Гриффиндор-Слизерин, даже несмотря на то, что закончилось все несколько позорно. Так вышло, что команда Гриффиндора в основе своей значилась из девушек. Были у них два парня, конечно, но слизеринские уроды, в составе которых были одни парни, называли их "летающими вагинами" и постоянно ходили с таким самоуверенным видом, будто были свято уверены, что женщинам не место в спорте, и им ничего не стоит натянуть их на поле так же, как натягивают в жизни. Мерида из-за того, что ее конкретно допекли тупыми шутками, взяла, и за пару дней перед финальным матчем нахимичила у себя в комнате чертовски мощный возбудительный порошок, рецепт которого позаимствовала у одной из книг Запретной секции. Они с Астрид магией подсыпали его в завтрак змеиному составу и, считая минуты до начала матча, начали ждать. Порошок подействовал как надо - пожалуй, даже сильнее, чем планировалось. Во время самой игры ни Данброх, ни Хофферсон никак не могли сосредоточиться, потому что все время следили за парнями Слизерина больше, чем за самим ходом игры. Из-за этого Астрид, которая была вратарем, четыре раза пропустила легчайший мяч, хотя он летел ей прямо в руки. Пообещав себе больше не отвлекаться, она поднапряглась и почти что уже забыла про затею, как вдруг ее взгляд зацепился за огромные, как у совы, ошарашенные глаза Доры Медоуз. Та остановилась прямо во время полета и пялилась на внушительных размеров эрекцию Лестрейнджа, которую очень хорошо было заметно в обтягивающих белых трениках. Кажется, даже он сам был удивлен такому сюрпризу своего организма. Постепенно все стали замечать, что абсолютно у каждого игрока было по собственной, торчащей словно штык, "змее" в трико; болельщики друг за другом неверяще затихали, а потом разражались громовым хохотом; везде слышались перешептывания и все тыкали пальцами в остолбеневших слизеринцев. Про игру напрочь забыли. Астрид стояла у ворот и ржала, как в последний раз ржала, вместе с остальными. Учителя бегали в панике, мадам Финли пришлось остановить матч и перенести его на другой день, а для Селвина, Булстроуда и им подобных, которые физически не могли переносить насмешки над собой, этот день запомнился, как самый унизительный день в жизни. Так и не выяснилось, кто именно узнал, что это Мерида сварганила тот порошок. Астрид, зная, какое место занимает спорт в жизни подруги, заступилась, соврав, что во всем виновата она одна и пусть наказание прилетает только ей. И сама перед собой поклялась, что если узнает имя той гниды, которая растрепала про них, немедленно оторвет ей или ему бошку и в задницу вкрутит. - Ну, у нее была двоякая реакция. С одной стороны, по шее за тот случай она мне понадавала знатно, а с другой - была ужасно рада, что в квиддич я до конца своих дней играть не буду, - слегка уныло ответила Астрид, а затем резко сменила тему. - Слушай, я давно хотела спросить: за что они с тобой так поступают? Иккинг тут же перестал лыбиться и с болью окунулся в собственные проблемы. Они вдвоем стояли рядом, смотрели, задрав головы, наверх, где Мерида и Анна перекидывали друг другу квоффл. У Анны все выходило просто ужасно - ее руки будто решили послать ее сегодня, и ей постоянно приходилось лететь вслед за падающим мячом к земле. Дунул ветер, Черное озеро шумело волнами, Хэддок почувствовал, что в воздухе пахнет грозой и глубоко вздохнул. - Им просто нужен козел отпущения, - на удивление спокойно ответил он. - Ну, знаешь, желание самоутвердиться за счет того, что я ничего не могу им сделать, потому что их много, а я один. И я уверен, я не единственный такой. - Мне кажется, дело не только в этом, - проницательно заметила Астрид и внимательно посмотрела в упор на него, но он нарочно не отрывал взгляд от девушек в небе. - В том плане, что, да, не одного тебя они подвешивали вверх ногами или окунали головой в унитаз. Томми Малковичу с пятого курса все время достается, но я ни разу не видела, чтобы кого-то избивали. Тем более так долго и так... жестоко. Я не слепая, Икк, - он глянул на нее в ответ, когда она назвала его по имени - в первый раз за недолгое время их общения. - Я видела, что ты часто пропускал пары, а когда приходил, выглядел таким загнанным. - Это из-за Розье, - отрывисто пробурчал он так, будто эти слова против воли вырвались из его губ. - Чего? - не поняла Астрид, а потом на всякий случай уточнила. - Сецилии Розье? Иккинг покивал, снова возвращаясь глазами к девочкам. Теперь Мерида бросала квоффл в кольца, а Анна должна была его ловить, но это у нее выходило гораздо хуже, чем просто ловить мяч. Мерида что-то кричала ей, но из-за поднявшегося ветра было ничего не разобрать. Хофферсон же, наоборот, не смотрела на подруг, хотя ей полагалось быть учителем. Она испытующе глазела на сурово нахмуренный профиль Иккинга, однако при упоминании имени старшей Розье, в его глазах промелькнула такая скорбная нежность, что Астрид пронзила страшная догадка. - Ты что, влюблен в нее? Он снова едва заметно кивнул. - В Розье. Влюблен, - тупо повторила Астрид, а затем с трудом подавила искреннее желание расхохотаться. Иккинг, по всей видимости, заметил ее замешательство, и продолжил: - Мы... как бы это сказать... занялись любовью однажды. Ну и я, как последний слюнтяй, потерял голову. - Розье? - словно попугай продолжала талдычить Астрид, а затем не выдержала и прыснула. - Слушай, только не подумай ничего, но ты, конечно, нашел, чем гордиться, тоже мне. Переспать с Сецилией - это типа закон в Хогвартсе. И она... - Да знаю я, блин, знаю! - в отчаянии воскликнул Хэддок, вцепившись пальцами в волосы. - Меня ж за это и изводят. Лестрейндж нашел мой альбом, когда взорвал мой рюкзак, а у меня там все сплошь в рисунках о ней. Ее глаза, руки, тело... И показал этот альбом Флинту. А Флинт чхать на нее хотел, но разбить мне ебало лишний раз, якобы за покушение на его невесту, - вот повод! И всем вокруг по барабану на нее! Никто не знает, какая она хорошая, на самом деле... Под конец своего сумбурного монолога Иккинг выглядел так, будто прямо сейчас пойдет шагать с Астрономической башни, и Астрид поджала губы, решив не упоминать ему про тот случай, когда Сецилия разослала по всей школе интимные колдографии какой-то когтевранки в душе (которая явно не знала, что ее снимают) за то, что та якобы как-то заигрывающе смотрела на тогдашнего парня Розье. Бедная девочка от свалившегося на нее позора перевелась в Шармбатон, а Сецилия счастливо живет по сей день, и совесть ее не гложет. - Слушай, а ты не думал, что, может быть, достоин лучшего? - осторожно начала Астрид. - Да, Розье красива... но в ней же ничего, кроме внешности, нет. Черепная коробка пустая, как бутылки рома после дня рождения, а под слащавой оболочкой скрывается... ничего. Ты, черт возьми, посмотри на себя. Ты высокий, довольно симпатичный и, я уверена, далеко не робкого десятка. А Сецилия пусть подавится своей привлекательностью, потому что ее потолок - уроды в роде Джерома или Джонатана. - Ты правда так думаешь? - спросил Иккинг, странно глядя на нее. Астрид открыла было рот, чтобы что-то ему ответить, но в этот момент метрах в двадцати позади них раздался грохот. Они оба всполошенно обернулись. На влажной осенней траве лежала бесформенная куча и болезненно стонала. Мерида с глазами, словно чайные блюдца, приземлилась и испуганно побежала к бездвижной Малфой. Астрид чертыхнулась и бросилась туда же, вслед за Иккингом. Данброх перевернула Анну на спину и тихонько позвала ее. - Что случилось? - Астрид бухнулась рядом коленями прямо в грязь, с ужасом уставившись на аккуратный нос подруги, который теперь был весь в крови. Да и, в целом, ее лицо походило на кровавую лепешку. - Она за квоффлом ринулась вниз и не успела затормозить, - быстро объяснила Мерида, рукавом своей кофты вытирая нос Анны. - Как будто землю не увидела. В этот момент Анна прохрипела что-то нечленораздельное. - Что такое, дорогая? - тихо спросила Астрид. - Ты стоишь коленкой на моей ладони, - прогундосила Малфой. Астрид ойкнула и поднялась на ноги. Анна зашипела и встряхнула рукой. - Вот неудача, твоя первая тренировка, - с жалостью протянула Мерида. - У меня с первыми разами обычно так и бывает, - с мрачноватой улыбкой отшутилась Анна, садясь на земле и ладонью размазывая кровавые сопли по лицу. - Вот, вытрись, - Иккинг протянул ей платок. Малфой искоса на него посмотрела и покатилась со смеху: - Нет, ну в точности так. Пока Мерида с Астрид помогали Анне встать (она пару раз ругнулась от боли, кажется, что-то сломала), Иккинг вдруг ощутил, что у него по спине пробежал странный холодок, который обычно бывает, когда жопой чувствуешь, что вот-вот что-то случится. Он обернулся, но вокруг все было так же, как и всегда. Кроны деревьев негромко переговаривались вдали, со вздувшегося неба, которое уже час грозилось лопнуть ливнем, начали падать холодные редкие капли, слышался топот бегущих вдали учеников, сырая земля слегка тряслась под ногами... Земля тряслась? Очевидно, не один Иккинг заметил это, потому что три гриффиндорки одновременно вскинули головы, как олени, чувствующие опасность, и замерли на месте, так до конца и не поднявшись. Сначала они увидели, как мимо прохода на квиддичное поле, отчасти занавешенного брезентом, юрко пронеслась приземистая широкая черная тень, и у Иккинга защемило в желудке. Потом мелькнули еще с пару таких же теней... У них были длинные волосатые лапы, круглые туловища и даже отсюда, сквозь тот шум, который парень сначала воспринял, как топот студентов, было слышно щелкающие желваки. Затем появились еще и еще... Они бежали в сторону школы. У Иккинга зашевелились волосы на затылке. Пока акромантулы - огромные, ростом с половину взрослого человека, - неслись мимо и не замечали их, Хэддок с колотящимся в ушах сердцем тихо попятился к девочкам и приложил палец к губам. Анна и Мерида вразнобой кивнули, но Астрид продолжала пялиться на проход с таким видом, будто ее сейчас вывернет. Было видно, как прерывисто поднималась и опускалась ее грудь под свитером, и, казалось, единственное, что сейчас останавливает ее от бурной истерики и потери сознания, это первобытный инстинкт выживания. Иккинг поспешил взять ее за руку и попытался бесшумно оттянуть за трибуны, чтобы их не было видно. Но не успели они сделать и пары шагов, как пятящаяся задом Астрид наступила на брошенную метлу. Та треснула с таким характерным хрустом, что пробегающий паук остановился, пока остальные неслись мимо, и повернул уродливую голову в сторону четырех перепуганных учеников. На безобразной морде блестели шесть черных глазок, он щелкал жвалами и все стоял на месте, будто раздумывая, броситься ли ему в атаку, или нет. Ребята тоже застыли. Может быть, если они не будут двигаться, паук не тронет их..? Акромантул вдруг коротко радостно взвизгнул и бросился к ним. Их разделяли метров тридцать, но эта тварь так быстро перебирала чудовищно огромными лапами, что непременно настигла бы их через несколько секунд, если бы не Иккинг, вовремя выстреливший из палочки связывающим заклинанием. На шум отметнувшегося тела отозвалась и остальная паучья стая и теперь, вместо того чтобы бежать к замку, они свернули с намеченного пути и бросились к ним. - Твою мать, твою мать, твою мать, - все причитала Астрид, но при этом умудрялась обороняться. Они мчались наперерез через стадион, мечтая выбраться живыми из другого выхода. Бежали к Хогвартсу - единственному оплоту безопасности в этом гребанном мире. Дождь заливал им глаза и мешал видеть, ботинки застревали в хлюпающей земле, тела продрогли от холодных капель. Да будто сама природа не очень хотела, чтобы они сегодня остались целы. - Отключись! - выкрикнула Анна и акромантул, который почти догнал их, упал ничком. Бег замедляла необходимость оборачиваться через каждые несколько шагов, чтобы еще хоть как-то защищаться. - Какого хера они здесь делают? И почему нас никто не спасает? - Если выживу, обязательно задамся этим вопросом, - ответила на ходу Мерида и выкрикнула единственное боевое заклинание, которым смогла овладеть, с досадой подумав, что сейчас очень кстати был бы лук. - Остолбеней! Но сейчас, я думаю, немного неподходящий момент. Она вдруг истерично хохотнула. Хэддок обернулся и понял, что же стало причиной для такой реакции. Все пауки позабывали о том, что их первоначальной целью был Хогвартс, и ребят преследовала огромная черная стена, почти слитая с фоном наступающей ночи. Эту стену было даже не видно, если бы не тысячи шерстяных лап, с грохотом несущихся на них. Когда они выбежали на поляну и уже почти достигли входа в школу, то увидели, что некоторые, бежавшие впереди, акромантулы оккупировали вход и скреблись в закрытые ворота. В этот момент Иккинг готов был сдохнуть прямо на месте, но продолжал отбиваться. Вдали он увидел, как под восходящей луной блеснула крыша теплицы, и, не медля и секунды, позвал девчонок удирать туда. Конечно, он понимал, что стеклянные стены вряд ли спасут их от гибели, но деваться все равно было некуда. - Вы бегите в теплицы и спрячьтесь, а я пока их задержу, - приказал он, уже заметно устав от бега, но не продолжал сбавлять темп. - А ты? - в отчаянии воскликнула Астрид. - Не спорь! - выкрикнул Иккинг, и в этот момент показался Астрид таким взрослым, что она взяла и послушалась его. Когда они вместе домчались до теплиц, то взмокшие девчонки сразу нырнули в деревянную дверь. Прежде чем войти в зеленый, свежо пахнущий мир растений профессора Поттера, Астрид на долю секунды обернулась. Вокруг них образовался огромный синий купол из заклинания "Протего", и Иккинг, робкий Иккинг, не проявляющий никаких особенно выдающихся в магии способностей, стоял, широко расставив ноги, и удерживал из последних сил этот купол. Пауки начали долбиться в него с той стороны, противно визжа и все более алчно щелкая жвалами, глядя множественными глазками на сочные тела. Астрид была жутким арахнофобом. И если маленьких пауков она боялась из-за того, что те могут забраться в какие-нибудь отдаленные места ее тела и отложить там яйца, то про огромных акромантулов даже думать было страшно. Не то что видеть, как они окружили тебя со всех сторон и пытаются сожрать. Она видела, как Иккинг на последнем издыхании держит защиту, но с каждым последующим ударом паучьего брюха о купол, тот становился все прозрачнее и прозрачнее... Немного потоптавшись на месте, Астрид отматерила себя за безрассудство, захлопнула дверь за девчонками и побежала на помощь. Но как только она поравнялась с Хэддоком и уже было готовилась произнести защитное заклинание, тарантулы вдруг разом замерли. Наступила тишина, нарушаемая стуком постепенно затихающих капель, и Астрид только слышала свое дыхание и дыхание обливающегося потом Иккинга. Затем акромантулы поднялись на задние лапы (Астрид бы непременно разразилась смехом, если бы ей не было по-прежнему до дрожи в коленках страшно), посмотрели куда-то вверх и, резво развернувшись, понеслись в сторону Запретного леса - туда, откуда они вышли изначально. От шока Иккинг неосознанно снял "Протего" и непонимающе переглянулся с Астрид, а затем они проводили взглядом мохнатые паучьи жопы, которые смешно тряслись при беге. Мерида и Анна осторожно вылезли из теплицы. - Куда они ускакали? - спросила Анна. Кровь на ее лице запеклась, влажные волосы растрепались от бега, она выглядела так, словно пережила войну. Длившийся всего несколько минут ливень закончился, облака расползлись в стороны, словно их и не было вовсе, и Иккинг от всей души послал судьбу за то, что вся жесть произошла в один момент и именно с ними. Мерида пожал плечами и они двинулись к замку, словно параноики оглядываясь на каждом шагу, все ожидая, когда пауки появятся снова. И в тот момент, когда они расслабились и думали, что все, к счастью, закончилось без жертв, около главного входа Хогвартса увидели на поляне неподвижную безобразную груду. Этой грудой оказался парень пятикурсник. Томми Малкович. Вернее, то, что от него осталось. А осталось немного. Нижняя половина тела была полностью съедена и ошметки органов вывалились из туловища, залив кровью почву. Кровь была повсюду. Она сверкала чернилами под восходящей луной, казалось, будто это сама земля умирает. Большие покрасневшие карие глаза мучительно выпучились, рот был открыт в беззвучном, теперь уже навсегда неслышном крике. По подбородку стекала тонкая струйка. Пальцы Томми вцепились в траву, словно он в последний раз пытался ухватиться за саму жизнь. И, Мерлин, смрад... Этот смрад сырого мяса... Когда они подошли чуть поближе, Анна согнулась пополам и ее вырвало. Астрид спрятала лицо на плече Иккинга. Мерида же просто прислонила руки к горящим щекам и прикрыла глаза. Почему они не слышали криков? Как так получилось, что пауки вышли из леса и оказались на территории Хогвартса? Было очень много вопросов, но не было ответов. Иккинг глубоко выдохнул, наконец отведя взгляд от обезображенного Томми. Где бы найти силы, чтобы пережить эту ночь?