Ненужная пташка.

      Последующие три дня Шота решил не трогать девочку и просто наблюдал за ней. Ему требовался анализ, исходя из которого он мог работать с этим странным ребёнком.       Девочка очень рано приходила в академию и позднее всех уходила из неё.       На тренировках она всегда появлялась самой последней. Руки у неё были перебинтованы, если это был спортивный костюм с короткими рукавами. Странно.        К его удивлению, во время процесса геройских тренировок она разительно менялась. Шота даже немного каялся за то, что совсем на ней крест ставил. Если подумать, рекомендованные дети проходят серьезный отбор в эту академию. Совсем по блату она сюда не могла попасть.       Во время сражений в ней будто просыпался внутренний демон. Тот, что горел в её огненных глазах. Перед собой она видела не одноклассников. С такой яростью всех раскидывала, что учителям было не по себе. А Шота из этого сделал вывод: она кого-то ненавидит так, что ей просто не остаётся выхода, кроме как срывать все свои эмоции во время боя.       Поражало ещё вот что: ей на себя было насрать. В боях были противники разные. У Фую сила хорошая — одним ударом до кровавых ожогов. Её тело — это опасные градусы. Но в классе были те, кто мог этому противостоять. А она им не сдавалась, даже когда её откровенно избивали. Нападала и нападала, как безумная. Пока не разъединяли. И потом ни под какими уговорами её не могли затащить на проверку к врачу. Вот здесь она характер проявляла во всю. Из этого Шота сделал ещё один вывод: отчаянная и упрямая. Только для обычной жизни похоронила эти черты характера. Почему? Тоже странно.       Она часто страдала от обморожения. Недостаток её причуды: если долго перегреваться, то тело потом будет мёрзнуть. Шота невольно вспоминал её холодные руки и их прикосновения. Ему хотелось их согреть. Шота и из этого делал вывод: с ним самим творилась какая-то фигня. Что за глупые порывы?       После тренировки она последней приходила на последующие уроки. Вывод: не любит, когда на неё смотрят во время переодевания. Странно.       Обедала… в туалете. Странно.       После занятий оставалась и делала домашнюю работу. Потом шила и рисовала в тетрадях. Рисунки всегда либо рвала, либо комкала. Шота доставал их из урн. Он тоже стал странным.       За три дня три рисунка. Там были изображены какие-то места с черноволосой девчонкой по центру. Без лица. Она всегда была изображена со спины. Но было видно, что этот образ был на воле. Он свободен.       Все встало на свои места. Только полный идиот мог не догадаться, в чём была главная проблема ребёнка. Семья.       Рано сбегает из дома и поздно туда возвращается. Срывы на тренировках. Какие-то комплексы перед девчонками и врачами. Рисунки о свободе. Шота пока разве что не понял, почему она ест в туалете. И ест ли вообще? Может, ей настолько противна стряпня родителей, что она её там и смывает?       Фую никогда не покупала ничего из автоматов или в той же столовой. Наверное, ей не давали денег. Шота видел, что она часто пользовалась бесплатным кулером, где утоляла свою жажду. Были бы деньги, купила бы, как нормальный ребёнок, какую-нибудь газировку.       На контакт никогда ни с кем не выходила. Даже с ним. Шота думал, что девчонка будет у него интересоваться своей сойкой, но она и о той не спрашивала. Тихо прокрадывалась на переменах в спортивный зал и клала птице крошки сухого хлеба, которые пернатая не ела.       На устных предметах Мик, Полночь и многие другие учителя лишний раз боялись её спрашивать. Фую неуверенно что-то бубнила себе под нос, нервно теребя ткань своей одежды, испуганным взглядом изучала пол. Боялась, что её наругают? Как это ещё объяснить? Тем не менее, в письменном виде она выдавала отличные результаты.       Все эти детали составляли образ замкнутой, тихой, крайне сложной личности, которая имеет какие-то конфликты в семье. С такой личностью Шота впервые сталкивался. Ещё и в начале своей учебной деятельности. Жизнь будто специально подготовила ему такую свинью, чтобы проверить, справится или нет этот начинающий педагог.       На четвёртый день Шота решил что-то делать с «проблемой». Больше всего его волновал дневной рацион девчонки. Он никогда не видел, как она ела. Что она там со своей едой в туалете делала — одному Богу известно.       Мужчина пришёл на работу в самую рань и оставил на пустующем столе девчонки бутылку свежевыжатого сока и рисовые сладости (моти). Также она могла заметить записку:       «Ты плохо ешь. Не смей выбрасывать. Во время обеда поднимайся на верхний этаж нашего крыла. Буду ждать».       Шота вышел из класса, мысленно задаваясь вопросом: чем он, мать его, занимается? Медленно прошёл в учительскую, настраиваясь на новый рабочий день. Здесь для него всё ещё непривычная среда. Приходилось каждый день со всей ответственностью приступать к рабочему процессу.       Тем временем в класс зашла вовсе не Фую. Еда и записка сенсея были быстро переложены в сумку пришедшего ученика.

***

      Фую немного задержалась. Пробки здорово тормозят часы людей, и для Огавы это не было исключением. Когда она заглянула в класс, то увидела компанию своих одноклассниц, бурно обсуждавших какие-то новые сплетни. Раздражать их своим существованием Фую не хотелось, поэтому она вышла в коридор. В укромном уголочке девушка достала из сумки почти готовую игрушку, стала её дошивать. Было немного волнительно. Примут ли этот подарок?       Шить её научила бабушка. Перед началом учебного года она оставила много материала для шитья в её комнате. Ещё она вкусно готовила карри. Любила рассказывать удивительные истории своих путешествий. Под старость они с дедушкой стали много летать по миру. Сейчас это редкие гости Японии.       Ещё бабушка и дедушка не знали, что на обед ей дают не карри, а сухой хлеб, половину которого она отдаёт сойке. Сойке хлеб не нравился. Фую его тоже не любила, поэтому вторую половину не ела. Не хотела.       Ещё бабушка и дедушка не знали, что их внучку избивают до полусмерти в родном доме. Не знали, что папа уже лишил её девственности. Не знали, что работники этого дома тоже становятся жертвами хозяевов. Не знали, что внучка сбегает из дома в пять утра, чтобы проснувшееся родители её не увидели. Что возвращается в девять вечера и получает регулярную порцию насилия.       Фую была рада, что старики ничего не знали. Она не хочет, чтобы кто-то об этом знал. Такое… может травмировать. Блаженнен тот, кто не знает.       Девушка зашила последний штрих игрушки и отгрызла чёрную нитку. В эту игрушку она вложила всю свою благодарность. Старалась сделать идеально. Но совсем чёрной ткани не нашлось, поэтому игрушка выглядела смешно. Фую разглядывала её с разных сторон и начинала нервничать ещё сильнее.       Айзава не из тех людей, кто любит юмор. Сдался ему этот пингвин. Нелепый, потешный, глупый. Ерунда, которую он если и примет, то потом выбросит.       Проколотые, израненные руки мелко задрожали. То ли из-за волнения, то ли тело уже само по себе дрожало от постоянного чувства безысходности.       Причина её глупой затеи? Было бы здорово увидеть хоть какой-то проблеск улыбки у сенсея. Ей это точно не светит, но хотелось бы порадовать этого доброго человека, который спас птичку от верной гибели.       За птичку, к слову, ей отдельно влетело. На спине отщипывали куски кожи. «Почувствуй себя птичкой, которой вырывают перья». До сих пор не зажило. Ничего не заживает. Ни гематомы, ни ссадины, ничего. Благо, обезболивающее дают. И бинты, «чтобы не светила». «Только посмей — убьём».       Коридор был наполнен шумом. Голоса, шарканье башмаков, смех, звуки падающих предметов — всё слилось в один несвязный оркестр звуков. И среди этого оркестра она услышала те самые особенные шаги. Она ещё в первый день их знакомства почувствовала что-то знакомое в его шагах. Отличала их от остальных. Могло ли это быть связано со сказками о соумейтах? Или это Шота Айзава просто такой необыкновенный?       Мужчина остановился напротив девчонки. Его заинтересовала причина, по которой она была здесь, а не в классе. Шота ощутил себя неразумным глупцом, ведомым на поводу своих низменных прихотей.       Огава подняла на него глаза, застыв в ожидании. Не знала, зачем учитель к ней подошёл. Шота и сам не знал, что ему теперь придумать в качестве объяснения. Внимание привлекли её руки. Фую волнительно прижимала к груди какую-то игрушку. Почему она такая тревожная? — Ф… — Айзава запнулся. Говорить это имя не хотелось. Совсем. — Девчонка, ты поела?       Вышло довольно грубо. Может, это где-то хорошо, ведь он учитель, а не святой.       Фую нервно переступила с ноги на ногу. Почему он назвал её так холодно? Неужели за эти три дня, во время которых он следил за ней (а она это прекрасно знала), он успел в ней окончательно разочароваться? Но из-за чего? И почему он задал такой странный вопрос? Заподозрил, что она плохо ест? — Я… поела. — соврала Фую. — Не переживайте.       Пальцы сильнее сжали мягкую материю игрушки. Надо перестать. Это же подарок. Только стало вдвойне страшнее, что учитель может его не принять. Он стал к ней холоднее относится. — Хорошо. Днём буду тебя ждать. — сказал ей Айзава.       Фую этого не поняла. Зачем? Серьезный разговор? Отчисление? И почему он так на неё смотрит, будто она уже должна знать об этом? — Да. — промямлила Огава, расстроенно потупив взгляд на свои руки, которые оторвала от своей груди.       Пингвинчик больше не прятался в её ладонях, а предстал перед сенсеем во всей своей забавной потешности. Игрушка будто смеялась над своим создателем. «Подари меня тому, кто станет твоим концом. Сегодня он выгонит тебя из академии. Сказка закончится». — Я…       Её волнение било через край. Дрожание пальцев, должно быть, красноречиво это передавало учителю. Фую зажмурилась и качнула головой, заставляя себя сделать то, к чему уже давно готовилась. Наконец, она решилась. Резко подняла руки к лицу Айзавы и, не глядя на него, напористо выдала: — Примите, пожалуйста, эту игрушку! Это моя благодарность за то, что помогли с сойкой!       Айзава оторопело уставился на пингвина. Он совсем не ожидал от Огавы подобной выходки. Перед его глазами красовался пингвин с ярко-желтыми клювом и лапками. Сшит он был из тканей в горошек. Где-то ткань была на белой основе с темными точками, а где-то фон был чёрный с белыми кружочками. Глаза у игрушки были сонными.       Шота неосознанно потянул руки к игрушке, желая её пощупать. Девочка будто только этого и ожидала, скорее передав ему плюшевую вещь. Шота одной рукой взял пингвина, а второй схватил Огаву за ладонь, развернув внутренней стороной к себе. У неё были проткнуты подушечки пальцев и виднелись мелкие царапины. Где-то ещё свежие.       «Она это шила. Ради меня она изранила свои руки», — промелькнуло в его голове. — Глупый ребёнок.       Шота достал из внутреннего кармана бактерицидные пластыри, одновременно отправляя туда же небольшой подарок своей ученицы. — В-вам не понравилось? — разбито спросила шатенка, покорно позволяя облеплять свои пальцы липкими материалами.       Шота, не отвлекаясь от заклеивания её ранок, смущенно ответил: — Глупая. Как такое может не понравится? Спасибо… — Шота совсем замялся. Его мучил идиотский вопрос. Все же он решил его озвучить. — Почему пингвин?       У Фую разливалось теплом в груди. Её труд был проделан не зря. От облегчения она немного улыбнулась и позволила себе дать довольно откровенный ответ на недавний вопрос: — Потому что вы мне его напоминаете.       Айзаву это немало удивило, но в то же время позабавило. Какие, однако, необычные ассоциации приходят в головы детей.       У него отдавало сладостным чувством. Ему нравилось. Нравился пингвин, спрятанный в кармане. Нравилась Фую, которая смогла улыбнуться. Господи… Глупая девчонка. Кто же дарит такие детские подарки своим учителям?