sweet five

      — Ты бросила меня, маленькая сучка…       Неплохое приветствие. Вполне в стиле Рэнсома.       Я продолжаю изучать взглядом увитую алым диким виноградом стену поместья, будто она — самая занимательная картина, которую я когда-либо встречала в своей жизни, — и все же отвечаю:       — Из-за твоих умопомрачительных неповторимых манер, конечно же.       Рэнсом хватает меня за локоть и рывком разворачивает к себе. Ну, он не изменился. Все такой же чертовски, опасно привлекательный голубоглазый ублюдок.       Даже пальто осталось прежним. Коричневый кашемир, который приятно греет пальцы, пока целуешься с Рэнсомом на ветру, а шелковый шарф на его шее, наоборот, холодит. Теперь у меня лишь одно желание — придушить чертовым шарфом этого козла.       И что я в нем нашла тогда? Он типичный манипулятор-неудачник, не самый изобретательный в постели, требовательный и вечно обиженный на весь мир. Возомнил, что все ему чего-то там должны, и не стесняется жаловаться об этом чуть ли не ежеминутно.       Но мы провстречались полгода. Какой же я была дурой, а…       — Вообще-то так даже лучше, — бросает он.       Его ничуть не смущает — его вообще ничто не может смутить, если уж откровенно, — что мы увиделись впервые за три года на этих выходных с благотворительным балом и я готова была поклясться, что он уже утешился и благополучно забыл меня, наверное, еще в первую ночь после моего ухода; что я не спрашивала ни о чем, и хотела бы, чтобы он отвалил от меня поскорее, что явно читается в моем ледяном выражении лица; что на нас уже оглядываются другие гости, и у них с манерами полный порядок, настолько, что никто не подходит к нам, все только косятся, словно мы приглашенные актеры, а наша сцена — громкая постановка с заглавной темой «красные флаги и их комбо в токсичном бывшем».       — Да ну?       Я тут же мысленно упрекаю себя за этот вопрос. Он затягивает наш разговор, а я хотела бы отделаться от Рэнсома как можно скорее и как можно тише. С последним я уже пролетела.       — Я и сам хотел избавиться от тебя. Такой деревянной фригидной стервы, которая ни на что не годится, кроме как…       — Заткнись! — обрываю я его. Это уже перебор. Я не собираюсь выслушивать это дерьмо, не здесь, в сыром ноябрьском саду, под моросью, которая и без того делает мой день чрезвычайно паскудным.       — А то что? — Рэнсом склоняется ко мне, обдавая меня запахом табака, ментоловой жвачки и тошнотворно-сладкого «диора». В голубых глазах едкий вызов.       — Прибью тебя. Прихлопну, понял? Отстань от меня! — цежу я сквозь зубы.       Подумать только, а я еще как-то напилась и вспоминала о нем… Сейчас, когда он настолько близко, я боялась, что сердце екнет, ну или начнет тянуть между ног, в общем, произойдет хоть что-то, но вместо этого мне хочется только плюнуть ему в морду. Желательно чем-нибудь ядовитым.       — Не дождешься. Не знаю, что ты здесь забыла, но приготовься к адским выходным, сучка… — цедит Рэнсом сквозь зубы. И резко наскакивает на меня. Я едва успеваю попятиться, чтобы мы не столкнулись. Он тем временем в презрительной насмешке кривит полные губы. — Неужто думала, что я собираюсь поцеловать тебя? Тебя… Ну ты и идиотка!       — А ты труп, Хью! — кричу я, и плевать, что на нас глазеют. Черт! Как же легко и быстро ему удалось вывести меня из себя...       К счастью, мы больше не пересекаемся. Я спокойно заселяюсь в свою гостевую комнату, раскладываю вещи и отмокаю в пенной горячей ванне, восстанавливая хрупкое душевное равновесие, пошатнувшееся с его появлением. В груди клубится мутным дымом страх. Я знаю, если Рэнсом поклялся, он действительно попытается меня уничтожить. Вот только как? Что он придумает? Дойдет ли до крайностей?       Краем уха я слышу, как скрипит дверь. Чьи-то шаги, вынуждающие заговорить старый паркет, крадутся по комнате. Кожа покрывается мурашками. Я лихорадочно хватаю полотенце и выбираюсь из воды. Накинув халат на плечи, на ходу завязываю его и врываюсь в спальню.       Пусто. Никого. Мне почудилось?       Чемодан не тронут, телефон все еще на прикроватном столике. Вроде бы все на своих местах. Но постель разобрана. А на белоснежной наволочке… алые пятна. Подозрительно смахивающие на кровь.       Я поднимаю подушку — под ней лежит перепачканный красными разводами нож. Окей, я рассчитывала на свиную голову или говяжье сердце, ну, может, дохлую мышь, в общем, подобную пакость — результат работы дырявых мозгов Рэнсома…       Я тянусь к ножу, намереваясь взять его двумя пальцами и тут же избавиться от него, а потом молчать про эту находку, чтобы не давать Рэнсому повода выставить меня истеричной дурой, трусихой или что там еще он запланировал наспех.       В этот миг в коридоре начинает кто-то кричать. Визжит так истошно, что отчаянно хочется заткнуть уши, чтобы не слышать этот рвущий в клочья барабанные перепонки звук чужой паники.       Следом кто-то тарабанит в дверь. Мою дверь. От этого стука она даже трясется.       — Ну что там стряслось? — хмурюсь я. И открываю, так и не притронувшись к ножу, что весьма кстати, ведь пальцы были бы перепачканы кровью.       На пороге стоит бледная хозяйка поместья. Ее бесцветные губы приоткрыты…       — Мисс Коллинз…       — Да?       — Мисс Коллинз, кхм…       — Да, это я, — грубо повторяю я, хоть и понимаю, что эта женщина в отчаянии.       — Я… У нас произошло… Я, право, не знаю, как сообщить вам… — она делает паузы между фразами и трясется, как осиновый лист. Обхватывает себя за плечи, покрытые серой вязаной шалью, от этого, кажется, успокаивается немного, и говорит уже более торопливо. — Убийство... У нас произошло убийство.       — Вот как? — я видела программу выходных, и игры в убийство, как в старые добрые допотопные времена, там, вроде, не значилось.       — Это мистер Драйсдэйл. Он мертв. Вы, кажется, были знакомы?       Смысл ее слов доходит до меня не сразу.       Когда же они наконец-то усваиваются у меня в мозгу осознанием, я приваливаюсь плечом к дверному косяку и срываюсь.       — Вот дерьмо! Сукин сын! Это так в духе Рэнсома! Сдохнуть, чтобы испортить мне жизнь! Господи, как же я его ненавижу…