***
Сидя в зассаном каменном мешке с решеткой с одной стороны, в кандалах из кайросеки, Кид упрямо недоумевал. Ощущения были… Смешанные. Всё тело покрывали ноющие, гноящиеся раны, оставленные самим Кайдо и его обсосками, которые уже начали понемногу подживать, сменяясь новыми — полученными уже в тюрьме. Заскорузлые тряпки, бывшие прежде его неебически крутым прикидом совсем не помогали избавиться от пробирающего холода, а в заживлении многочисленных ран — и того хуже. От слова совсем, собственно. Конечно не так-то просто было убить члена печально известного поколения сверхновых — проклятого поколения — врагов правительства, но там где не преуспел Кайдо — работают его не в меру пришибленные энтузиасты. Так и прёт от них мерзким запахом подхалимства и превосходства над слабыми и беспомощными людьми. Нет, Кид безусловно не был ни слабым ни беспомощным, но сидя в этой вонючей маленькой клоаке, в которой днём он умирал от зловонных ароматов нужника, а вечером от пробирающего до костей холода — невольно начинал себя жалеть. Но он понимал — его оставили в живых не просто так. Несмотря на свой прикид и манеру общения — тупым Кид не был отродясь. Тупые на улице не выживают с детства — тупые там дохнут. Он прекрасно понимал — он нужен Кайдо — в качестве воина, в качестве наложника, да хоть в качестве девочки-волшебницы, иначе в живых его никто не оставил бы. Всё-таки одним грязным пиратом меньше — одним больше, пройдёт пара лет и о нём и не вспомнит то никто, не говоря уж о том, что кроме команды никто и память его не почтит. Океан для многих прославленных поболее него самого пиратов стал вечным пристанищем, холодной могилой. Моряки не умирают на суше — особенно пираты, пираты на суше жрут, бухают и трахаются — дом их — море и океан. И последний покой всё там же. То, что всё пошло по пизде совсем никого не удивило, даже Кида. То, что в Вано их притащило весной по местному — в общем то тоже. В целом стоило ожидать подобного поджопника от вселенной в сторону проблем, которые принесло ему то судьбоносное решение после дрочки на светлый образ Мугивары и Хирурга. Помнится он тогда решил в обязательном порядке заявить наконец миру о себе, чтобы два этих козла обратили на него внимание… И вот тогда да, всё пошло по пизде. Внимание тоже оказалось проёбанным — даже в газетах, кажется ничего не написали. Он то думал — зимний остров на котором на них ёбнулся Кайдо (абсолютно без предупреждения) точно принесёт удачу. Там они с парой, казалось бы надёжных ребят из его поколения разрабатывали план, как бы побыстрее да поудобнее завалить этого психа, который, как оказалось очень любит заниматься парашютным спортом с небесных островов. Без парашюта, правда, но кого ебёт? Этот неожиданно упавший***
Пришедший в себя Мугивара с энтузиазмом наворачивал круги по огромному котловану, в котором базировалась их тюрьма. Рудник, на котором работали только заключённые, так или иначе умудрившиеся впасть в немилость Кайдо или Орочи. Ну, и их подсосам, конечно же. Огромная миска моти исчезает в мгновение ока, так же как и раны на теле Монки Ди, Юстасс даже почти завидует такой живучести. Болтливый обезьян даже рассказывает почему воспрял духом, и Кид обзывает себя дебилом (мысленно, конечно) — силу фрукта заблочили, но Волю то никто не отменял! Прикрыв глаза в раздражении Кид сосредотачивается, но покрытие его Воли наблюдения едва ли пересекает черту города, рядом с которым базируются копи. Луффи видит больше, узнавая что все его люди живы, а большего ему, наивному дурачку и не надо. Сердобольный маленький дурачок даже отдаёт несколько купонов старику, который не способен заработать себе на еду, начиная буквально подыхать от проклятого голода. Голодом в этой тюрьме, как и в стране, страдает каждый второй, если не каждый первый. Правительству нет дела до этой страны, да и кто бы их сюда пустил? Процветающий, когда-то рай — огромная страна, огромный остров. Сейчас — по большей части — отравленная пустыня. Впрыскивающие свои ядовитые пары огромные заводы, тонны мусора и умирающие люди, которые могли работать, но впали в немилость. Сотни, тысячи, сотни тысяч людей — им просто не хватает пищи, никто не даёт им её выращивать или зарабатывать на неё. Место, где даже вода — отравлена подчистую, где один единственный глоток может принести тебе весьма изощрённые последствия. Обо всём этом они говорят три ночи напролёт, обезьян оказывается не такой тупой и крикливый, каким хочет казаться. Луффи тоже удивляется, говорит что нормально поговорить может только с командой и Траффи. Кто такой Траффи Кид и сам догадался, не тупой, но то, что в трезвом состоянии ума Мугивара предпочитает звать его придуманной кличкой неожиданно радует его, и даже ещё немного приободряет. Ситуация меняется на чётвертую ночь пребывания Мугивары в этой проклятой тюрьме. Как они доходят до того, что с упоением целуются в вонючем каменном мешке, где с одной стороны решётка — Кид подумать не успевает. Как можно думать о чём-то, когда в темноте блестят эти блядские глаза-маслины, а гибкие руки и ноги, даже в лишённом силы фрукта теле, умудряются прочно обвиться вокруг его талии и бёдер. Трётся как кошка, почти воет, вгрызается в грязное плечо Юстасса, украшая его новыми кровоподтёками и замирает. Тоненько всхлипывает и обмякает, не разжимая удушающих объятий. Это первый раз, когда Кид кончил, даже не притронувшись к себе руками, кончил от того, что по нему всего несколько минут елозил щуплый пацан, на которого у него давно и болезненно стоит уже далеко не первый год. И это помогает окончательно не ебануться, не поддаться ужасу и боли, сымитировать счастье. Мелкий пацан совершенно не чувствует никаких угрызений совести или ещё чего, просто получил разрядку. Как мог, так и получил, отчаянные времена требуют отчаянных мер. Кид даже рад — обычно после секса, умудрившись снять в порту девочку или мальчика не из тех, что за деньги, Кид выслушивает наутро тонну непонятных упрёков и просьбы принять ответственность. Малой же явно не знает что это за зверь такой — сексуальная ответственность, Киду в общем-то похую, его всё устраивает. Они говорят потом до утра, обсуждают Кайдо и Ко, строят планы, решают, как будут выбираться из этой клоаки. Под утро опять занимаются какой-то животной дрочкой, даже не снимая штанов, просто трутся друг об друга, и оба понимают, что другое им сейчас ни к чему. Луффи говорит, что когда всё закончится — нужно будет выкроить денёк и свалить на Санни вместе с Трафальгаром. Только втроём. Кид почти наяву видит картинки, преследующие его который уже год, и его снова ведёт. Кайдо должен сдохнуть хотя бы потому, что если он будет жив — замутить крышесносный тройничок с Мугиварой и Трафальгаром не выйдет. *** Кид съебался из чёртовой Кайдовской тюрьмы первым, как только нашёл возможность. Сбежал без колебаний, не оборачиваясь на спящего Мугиварыша. Сладко сопящего в мокрых от пота и спермы тонких джинсовых шортах, которые неизменно таскал даже под юката. Тех самых шортах, от которых так сносило крышу Киду, которые так восхитительно правильно обтягивали его идеальную маленькую жопку. На тёплом двухметровом Киде спалось ему явно слаще, чем на тонком пальто, любимом Юстассовом пальто с перьями по воротнику. Киду не было жаль, разве что чуть-чуть. Но Кид никогда не любил.