Молитвы к звёздам (HPMOR)

      Осень растерянно ступает на первые листы календаря, но повсюду ощущается присутствие лета, вприпрыжку летящего по земле босыми ногами и оставляющего на ней душистые лёгкие следы. Природа жадно втягивает воздух, будто это был её первый вздох, чтобы потом разлить его в учащённом сердцебиении трепещущей на ветру блестящей листвы, пустить по полноводным артериям искрящегося озера, укрепить сухожилия в разогретых светом величественных башнях и мраморных балюстрадах. Неиссякаемое буйство красок шальным взмахом невидимой кисти стряхивает извечную серость каменных стен, заставив их повеселело сиять на озорном солнце, которое то и дело рассеянно роняет один их своих юрких лучей. Они спускаются по шумящей листве, словно по тонкой верёвочной лестнице, в кристальные воды фонтана, чтобы оттуда игриво слепить глаза яркими отсветами подступающей жизни. Даже лохматая крыша покосившейся хижины Хагрида не портила чарующую атмосферу, походя на несуразный гриб-переросток в мерцающих потоках солнечного дождя.       Хогвартс был прекрасен и прекрасно было вновь вернуться в него живым. Конечно, профессор Квиррелл никогда по-настоящему не умирал, но разве можно считать полноценным существованием бестелесное созерцание отдаленных уголков мира? Теперь у него по крайней мере есть физическая оболочка. Хотя, она также в полной мере не оправдывало его ожиданий. Да, Тёмный Лорд отдавал себе отчет, что паразитируя в чужом теле ему придётся столкнуться с некоторыми трудностями, а по прошествии некоторого времени оно и вовсе станет непригодным для жизни. Но ради всех ползучих змей! Квиринус Квиррелл был молодым, не обременённым серьёзными заболеваниями волшебником, а не доисторическим реликтом наподобие Дамблдора, а что в итоге? Стоит лишь ослабить концентрацию, как на мантию тут же капают слюни, ноги приходиться чуть ли не волочить по земле, будто настоящий владелец этого тела предпочитал передвигаться исключительно ползком, ну а руки… Да они даже в состоянии бодрствования были столь непластичными и неповоротливыми, что лишь многолетний опыт и мастерство помогали создать нужное заклинание. Нет, может, для одного из рядовых преподавателей Хогвартса его сноровка и была впечатляющей, но уровень притязаний профессора Квиррелла был несколько выше того, чтобы являться “одним из”.       Он спускается по широкой мраморной лестнице, наступая на распускающиеся кружево теней, а навстречу ему поднимаются беззаботные солнечные лучи, любопытно заглядывающие в распахнутые окна замка. Внезапно профессор Квиррелл ощущает легкое чувство тревоги, царапающее его сознание, будто по нему прошлись когти неугомонного шкодливого котёнка, пробующего мир на прочность. Ну или зубы ужасно самоуверенного змеёныша, решившего попытать свои силы в схватке с коброй. Впрочем, это не доставляло профессору Защиты существенных неудобств, затрудявших мыслительный процесс или оказывающих непоправимое воздействие на его магический потенциал. Сущие пустяки по сравнению с разлагающимися инферналами, трансфигурированым тролем вместо зуба и чавкающим Хагридом за преподавательским столом. Единственное потенциальное осложнение, закономерно вытекающее из этой ситуации, это сам юный Том Риддл. Всё же, глупо было бы быть раскрытым только из-за того, что мальчишка побежит докладывать остальным учителям о внезапной тревоге, появляющейся в присутствии профессора Защиты. Но на этот счёт можно было особо не беспокоиться. И нет, профессор Квиррелл сделал ставку вовсе не на внезапный приступ немоты своей копии, и не на крайнее равнодушие преподавательского состава Хогвартса в отношении учащихся, что впрочем, случалось не столь уж и редко. Следовало учитывать, что жалобы Мальчика-Который-Выжил имеют больше шансов дойти до директора, чем неурядицы, постигшие рядового школьника. Ведь это же так и работает: чем солиднее статус, тем выше вероятность быть услышанным. Но даже такая перспектива не пугала его. Более того, профессор Защиты был твёрдо убеждён, что постучи он лично в кабинет Дамблдора и заяви: “Давно не виделись, директор, а я вообще-то Том Риддл, не признали, что ли?”, то даже в этом случае глава Хогвартса лишь сокрушённо покачал бы головой: “А я ведь знал! Я так и знал, что не надо было подавать на стол тот приготовленный Хагридом плов-глюколов. А вы же ещё так смачно уплетали его за обе щеки! Ну ничего, Квиринус, вот держите, занюхайте лимонной долькой, отправляйтесь спать и к утру всё пройдёт.” А потому что Дамблдор как загадочной мудрый наставник, накатавший кучу слезливых эпитафий уже не для одного Избранного, прекрасно понимал, что надо искать не только правильного героя, но и правильного злодея. В самом деле, ну какой из умного, здравомыслящего и уравновешенного профессора Квиррелла Волдеморт? Явно неподходящий. А если учесть то, что профессор Защиты уже успел снискать расположение многих студентов, что было вполне ожидаемо, ведь в последнее время ЗОТИ в Хогвартсе не вела разве что Распределяющая Шляпа (парочка замен – не в счёт), то шансы в этом образе вдруг перевоплотиться в Тёмного Лорда были ещё меньше, чем у домового эльфа семьи Малфоев. Вообщем, Зло, против которого привык бороться директор, должно обладать несколько иными качествами.       Чувство тревоги зацепает янтарные лепестки задремавших хризантем, стряхивая с них смущенный румянец мимолётного сновидения. Профессор Квиррелл пока не видит мистера Поттера, только ощущает его присутствие где-то поблизости. Честно признаться, поведение его юной копии в первые дни в Хогвартсе немного озадачивало учителя. Он-то в детстве из кожи вон лез, чтобы заслужить симпатию преподавателей, причём Том Риддл, присутствующий на уроках Горация Слагхорна, вёл себя совсем иначе, чем Том Риддл на занятиях Галатеи Вилкост. В итоге каждый профессор видел именно те качества, которыми по его мнению должен обладать образ идеального студента, нисколько не задумываясь на тем, что увиденное ими и есть просто созданный образ. Должно быть, тогда он пришёл к разумному выводу, что лучше быть подающим надежды молодым человеком, чем нелюдимым изгоем, способным лишь втихаря спереть парочку убогих игрушек. Однако, как ни странно, его юная копия не демонстрировала талантов к перевоплощению. Судя по разговорам коллег, мистер Поттер, появившийся на первом уроке Защиты, был тем же мистером Поттером, задающим вопросы на уроке трансфигурации, и ничем не отличался от мистера Поттера, оттачивающего заклинания у профессора Флитвика. Видимо, фантазия юного Тома Риддла весьма ограничена, раз всё, на что она была способна, это “мистер Поттер”. Впрочем, профессор Квиррелл не имел особых претензий к этому образу. Конечно, следовало бы значительно поубавить заносчивость и существенно прибавить вежливость. Почему вообще юный Том Риддл, прорабатывая это воплощение, не додумался до этого самостоятельно? Как бы то ни было, пока его копия явила миру лишь один образ и профессор Квиррелл решил окрестить первую попытку “мистер Поттер”: эдакий эрудированный ученик с непреодолимой тягой к знаниям, явными лидерскими качествами и стойким набором моральных принципов. Неплохо для начала. Очень перспективно.       Профессор Защиты всё ещё не замечает юного Тома Риддла, но доверяет неспособному обмануть чувству тревоги, а потому поворачивается к тропинке, на которой расплескались переливающимися красками солнечные лужи. Нашёл! Мистер Поттер идёт по направлению к одному из внутренних двориков Хогвартса, перевязанного блестящими лучами всепоглощающего солнца с такой вычурностью, будто это атласные ленты обвиваются вокруг увесистого подарка, подготовленного с особой тщательностью и бережностью. Вероятно, юный Том Риддл также не смог проигнорировать ощущение опасности, поэтому отступает на несколько шагов, чтобы сгладить неприятное чувство, и только тогда вежливо приветствует его:       –Здравствуйте, профессор!       – Рад вас видеть, мистер Поттер, – профессор Защиты напротив остаётся на прежнем месте, поскольку единственные, кого не настораживала его мрачная персона, были лишь брызги нахального солнца, решившие с налёту нырнуть в глаза. – Исследуете окрестности Хогвартса?       – Скорее, опытным путём подтверждаю одну теоретическую гипотезу, – сообщает ему ученик.       Да, профессор Квиррелл уже заметил ещё одну отличительную черту своей копии. В отличии от него самого, с первого взгляда поражённого величественной атмосферой, древней магией и свободой, которую он наконец обрёл, юный Том Риддл не был особо впечатлён школой чародейства и волшебства. Разумеется, ученик проявлял интерес к скрытым тайнам и загадкам замка, но это был интерес совсем иного рода. Почему-то профессор Защиты был убеждён, что точно такую же реакцию мистер Поттер проявил бы и в отношении стерильной лаборатории с белыми стенами. Из всего этого напрашивался только один вывод: если юный Том Риддл не обрёл в Хогвартсе свободу и умиротворение, то ему их с избытком хватало и в жизни среди маглов. Однако непонятно, где он их нашёл? Ну не в доме же своих тёти с дядей? Даже звучит смешно и нелепо! Более правдоподобным вариантом выглядит лаборатория с полудохлыми крысами.       – Надеюсь, ваш эксперимент хотя бы в этот раз не приведёт к схожим последствиям, которые обычно возникают после каждой вашей выходки в этих стенах? – без какого-либо осуждения интересуется профессор Квиррелл, не особо рассчитывая получить приемлемый ответ.       – Честно говоря, я не совсем понимаю, о каких последствиях вы говорите, но вы заинтриговали меня, потому я готов обсудить с вами то, что вы подразумевали, – произносит юный Том Риддл, пока пролетающие мимо солнечные лучи дают нежный щелчок по шпилям зазнавшихся башен. – Мой эксперимент не столь уж и безотлагателен и у меня найдётся время для беседы с вами.       Профессор Квиррелл сдерживает лёгкую улыбку, стоит ему лишь услышать словосочетание “заинтриговали меня”. Зря современники спорили, какое из деяний великого и ужасного Тёмного Лорда стоит считать наиболее впечатляющим. Зачем ломать голову над столь простой загадкой: вот же оно – суметь привлечь внимание собственной копии, явно не обладающей столь полезным качеством как объективная самооценка собственной персоны.       – Если, конечно, у вас найдутся несколько свободных минут для меня, – поспешно добавляет юный Том Риддл.       – Раз уж вы, мистер Поттер, соизволили прервать свой бесценный эксперимент ради разговора со мной, то как я могу не уделить вам несколько минут своего времени? – избранная учителем формулировка должна продемонстрировать, что запоздалая вежливость столь же эффективна, как и жалкие попытки природы симулировать разгар лета в начале осени.       – Я надеюсь, мои слова…       – Прогуляемся, мистер Поттер?       Изначально профессор Квиррелл намеревался неспешно пройтись по устланному лучами дворику, но для этого нужно завернуть на узкую тропинку, что в их с мистером Поттером случае было весьма затруднительным. Поэтому учитель поднимается обратно по ступенькам, по которым спадают бурлящие потоки солнечных бликов. Впереди притаившаяся в ветвях разросшегося плюща балюстрада, на который азартно играют в прятки свет и тень. Мистер Поттер догоняет его, предусмотрительно выбирая другую сторону перил подальше от учителя.       – Что именно вы хотели сказать мне профессор?       – У меня найдутся несколько слов касательно вашего поведения на уроке профессора Снейпа, – начинает он, замечая лёгкое облако недовольства, пробежавшие по лицу ученика.       – Понимаю. Вероятно, директор приказал вам провести со мной воспитательную беседу, – спокойно предполагает юный Том Риддл, стряхивая с перил острые осколки солнечных лучей, разбившиеся при столкновении о холодный мрамор. – Не хочу вас обидеть, но едва ли вы добьётесь успеха в исполнении этого поручения, ведь я уже чётко изложил профессору Дамблдору свою позицию и не смогу сообщить вам что-либо помимо того, что я уже рассказал ему.       Что, простите? Дамблдор приказал ему? Вот это действительно самое оскорбительное предположение, которое только доводилось слышать. Когда они с юным Томом Риддлом узнают друг друга получше, надо будет недвусмысленно потребовать от своей копии воздержаться впредь от замечаний подобного рода.       – Уверяю вас, мистер Поттер, я в состоянии без постороннего участия решить, как и что мне следует предпринять, – его голос придаёт сил ослабленным теням, помогая им вобрать в себя весь тот мрак, что притаился в укромных уголках самого светлого дня в Хогвартсе. – Если же вы посчитали, что я стану на сторону профессора Снейпа исключительно потому, что он также является преподавателем, то вы заблуждаетесь. По моему мнению, глупо отстаивать интересы кого бы то ни было лишь на том основании, что вы с ним по воле случая принадлежите к одной социальной группе.       – То есть, вы не осуждаете меня? – удивлённо спрашивает ученик.       Осуждать? Нет, никогда и ни при каких обстоятельствах. Только не самого себя. Разве что искоренить неприемлемые черты характера, способные в будущем усложнить путь к власти. И пусть юному Тому Риддлу они таковыми не кажутся, но профессору Квирреллу-то виднее.       – Я не одобряю ваше поведение, мистер Поттер, но вовсе не по тем причинам, которые кажутся очевидными на первый или даже второй взгляд, – поясняет профессор Защиты, сворачивая на балюстраду и тем самым становясь частью затейливых игр света и тьмы. – Поверьте, мне есть что сказать касательно избранной вами стратегии, но я предпочту высказаться по этому поводу на предстоящем занятии, поскольку полагаю, что мои замечания будут полезны и другим моим ученикам. Смею надеяться, вы не будете иметь ничего против этого, мистер Поттер?       – Разумеется, нет, профессор, – уже более вежливо уверяет юный Том Риддл. – Вы – один из преподавателей Хогвартса, поэтому под вашим попечительством находятся, помимо меня, ещё сотни других студентов, нуждающихся в ваших подсказках и наставлениях. Не могу же я рассчитывать, что ваше внимание будет сосредоточено только на мне исключительно их-за моего статуса.       – Не отчаивайтесь, мистер Поттер, если ваши действия повлекут за собой угрозу для существования общества магической Британии, в коем я намерен провести значительную часть своего будущего, то можете не сомневаться, я непременно уделю вам персональное внимание, – обещает профессор Квиррелл, переводя взгляд на дворик внизу.       Тот похож теперь на плотный кокон, упрямо замотавшийся в солнечную пелену, надёжно защищающую его от окружающего мира.       – Поэтому сегодня, мистер Поттер, я хотел бы задать вам один крайне интересующий меня вопрос: отдаёте ли вы себе отчёт, к каким последствиям может привести избранная вами на уроке зельеварения модель поведения?       – Хм, я даже не знаю, – притворно задумывается юный Том Риддл. – Должно быть, она поспособствует тому, что студенты Хогвартса осознают, что никто не имеет права попирать их права, унижать их и пренебрежительно отзываться как о их учебных достижениях, так и о личностных качествах. А ещё окружающие поймут, что лишь предприняв какие-то действия, можно достичь желаемого результата.       – Полагаете, ваши сокурсники вообще хоть на мгновение задумались о подобном? – профессор Квиррелл щурит глаза из-за ярких вспышек, запутавшихся в цепких листьях плюща. – Как правило, мистер Поттер, чтобы привить кому-либо определенные привычки взаимодействия с окружающими, необходимо продемонстрировать взаимосвязь между действием субъекта и дальнейшими последствиями. Судя по тому, что я слышал от коллег, вы вступили в конфликт с профессором Снейпом не только из-за себя, но и желая защитить интересы других учеников. Поправьте меня, если я в чём-то ошибаюсь.       – Только в том, что я вовсе не вступал ни с кем в конфликт, а отстаивал права учащихся, в том числе, разумеется, и мои, – юный Том Риддл старательно изображает из себя героя, спешащего спасти весь мир.       – Это не меняет того факта, что ваши без всякого сомнения благородные побуждения привели к тому, что вы своими руками перечеркнули для остальных студентов Хогвартса цепочку “проблема-действие-результат”, хотя она прекрасно сработала в вашем случае. Так, профессор Снейп позволил себе пару некорректных высказываний в вашу сторону, вы расценили это как проблему и задействовали все ресурсы, находящиеся в вашем распоряжении, чтобы добиться желаемого результата. А что же в случае с вашими одногруппниками? Поверьте мне, им хватило ума заметить, что манера профессора Снейпа проводить занятия причиняет им дискомфорт. И они также получили желаемый результат, подчеркну, именно получили, а не добились, поскольку они ничего не предприняли. Таким образом вы превратили вышеупомянутую мною систему “проблема-действие-результат” на “проблему-бездействие-чудесное спасение”. Теперь те, чьи права вы так рьяно защищали, свято уверуют, что если терпеливо и молча сносить любые, пусть даже самые дикие издевательства, то рано или поздно непременно объявится Добродетельный герой, который победит Зло и затем восторжествует справедливость. Вы же не думали, что вследствие вашей продуктивной деятельности ваши сокурсники стали смелее, умнее и самостоятельнее? Но нет, я ведь знаю, вы не столь глупы, чтобы и впрямь надеяться на подобное, – учитель отмахивается от предположения, чтобы его заглушили неслышные вздохи звенящего фонтана. – Увы, я вынужден прийти к выводу, что вы осознанно вознамерились приучить ваших приближённых к подобному.       – К чему, профессор? – непонимающе уточняет юный Том Риддл.       – К тотальной беспомощности. Понимаю, вам очень льстит статус Избранного, способного спасти всех и вся в радиусе тысячи футов, но это звание занимательно лишь поначалу, – профессор Квиррелл отстранённо наблюдает, как тают под солнцем искрящиеся пузырьки в кристальных водах. – По прошествии нескольких лет вы с удивлением заметите, что ваши сторонники не способны без вашего участия даже открыть дверь в кабинет зельеварения, а это весьма утомительно, знаете ли. Разумеется, вы всегда вправе возразить, что будучи окружённым подобными личностями, у вас как у руководителя всегда будет одно неотъемлемое преимущество, но поверьте мне, оно того нестоит.       – Хотя я рассматриваю сложившуюся ситуацию совсем под другим углом зрения, который непременно вам озвучу, но вы, профессор, изобразили столь безрадостную перспективу, что меня поражает, о каком преимуществе вы вообще упоминали, – с лёгким любопытством спрашивает юный Том Риддл.       – Люди, не привыкшие бороться с трудностями, уже не смогут ничего поделать, если в один не слишком прекрасный миг их Добродетельный герой вдруг превратиться в Тёмного Лорда, – тихо замечает профессор Квиррелл, словно опасаясь, что его слова услышат навострившие уши перистые небеса. – В таком обществе уже никто и никогда не посмеет выступить против вас. Вы сможете творить всё, абсолютно всё, что заблагорассудиться, но оне прельщайтесь этой перспективой. Единственное, что вас ожидает в этом случае – беспросветная скука и смертельная усталость.       И профессор Квиррелл знал это, как никто другой. Точнее, знали два других его воплощения: Волдеморт и Дэвид Монро. Первый сумел сплотить вокруг себя многочисленную группу озлобленных на жизнь остолопов, готовых в порыве праведного негодования пробивать стены Министерства Магии собственной черепушкой. Второй же, хоть и находился не в последних рядах куда более внушительного сборища, никак не мог добиться от союзников каких-либо действий. Поначалу Дэвид Монро не прочь был одержать блестящую победу над Тёмным Лордом и Пожирателями впридачу, но запланированная победа должна хотя бы казаться правдоподобной. Избавиться самостоятельно от смехотворного образа Волдеморта и его приспешников не составило бы труда, проблема в том, что потом, после непродолжительной эйфории в головах соратников Дэвида Монро, сколь бы пусты они не были, обязательно возник бы резонный вопрос: “А что, так можно было? Хм, что-то в этой блестящей победе явно не сходиться.” А он не для того затевал всю эту канитель, чтобы затем в лучшем случае ловить на себе подозрительные взгляды, а в худшем составить компанию дементорам в Азкабане. Самым логичным было бы собрать вокруг себя талантливых магов, способных сразить ближайших подчинённых Волдеморта, но самые отчаянные смельчаки, выступавшие на стороне Добра, способны были лишь вместе с Дамблдором полушёпотом блеять о силе Любви в полузаброшенном доме с наглухо занавешенными окнами, попутно почухивая за ушком сидящего на жердочке Фоукса. Вероятно, именно поэтому их и прозвали Орденом Феникса. По крайнее мерее, другое объяснение просто не приходило в голову. Ну а Дэвиду Монро с этого какой прок? Или ему отыграть личностей эдак двадцать, отдельно для победы над Лестрейнджем, над Эйвери, над Розье, над Яксли… В таком случае Волдеморта сразит уже не Дэвид Монро, и даже не Дамблдор, а приступ непрекращающегося нервного тика.       А если история повторится, то как тогда устроить чередование власти с юным Томом Риддлом?       – Ваша позиция мне понятна, профессор, но мне будет что добавить по поводу изложенных вами причинно-следственных связей, – не слишком проникся его предостережениями мистер Поттер. – Надеюсь, вас не оскорбит, если я позволю себе несколько конструктивных замечаний?       – Меня нисколько не заденут замечания, которые наделены здравым смыслом. Однако не пытайтесь повлиять на меня, играясь понятиями правильного и неправильного, с помощью которых в равной степени можно доказать или опровергнуть диаметрально противоположные позиции.       Зеркальная гладь фонтана пытается проморгать заслонившую взор серебряную пылинку, от чего десятки крохотных солнечных дисков недоумённо курсируют по воде, напоминая парусные рыбацкие лодки, безмятежно задремавшие в безбрежном море        – Уверяю вас, профессор, в разговоре с вами я не собираюсь прибегать ни к первому, ни тем более ко второму варианту, так как даже словосочетание “здравый смысл” также весьма расплывчато и предполагаю, что руководствуясь ним, можно с не меньшим успехом пройти к разным выводам, – с лёгкой улыбкой подмечает ученик. – Поэтому я привык полагаться на более действенное средство убеждения.       Хм, посмотрим… Обычно профессор Квиррелл предпочитал прибегать к тонким манипуляциям, но для быстрого эффекта в ход шли также апелляция к здравому смыслу, возвышенные разглагольствования о Добре и Зле (ну да, было дело, до чего только не приходилось опускаться в образе Дэвида Монро) и, конечно, Круциатус. Но не будет же юный Том Риддл столь самонадеянным, чтоб использовать одно из Непростительных на преподавателе Хогвартса? Да он же даже не знает, как его правильно применить! Или же мистер Поттер настолько предусмотрителен, что повсюду таскает с собой заряженный пистолет с целью при первом подвернувшемся случае наставить его в лоб непонравившемуся учителю? Но как же так! Профессор Квиррелл ведь так старался провести идеальный урок, а вместо признательности получил скрытые угрозы? Дети нынче такие неблагодарные пошли!       – Мне кажется, или мои слова позабавили вас, профессор?        Бесстрашные блики окрылённо порхают по ядовито-зелёным листьям плюща, словно невзначай касаются безжизненных клавиш расстроеного пианино, создавая ликующую симфонию немеркнущего света.       – Разве что отчасти, – профессор Квиррелл не видит смысла отрицать очевидное. – Но позвольте дать вам небольшой совет: в следующий раз вам не стоит предупреждать собеседника о подобного рода намерениях, не говоря уже о том, хватит ли у вас сил реализовать задуманное. Однако, мистер Поттер, можете доставать припасенные вами средства убеждения. Я готов оценить их, что бы это ни было.       – Зря вы иронизируете, профессор, – уверенно заявляет юный Том Риддл, явно задетый его реакцией. – Не хотелось бы показаться нескромным, но меня ещё никогда не подводили научные факты, а именно их я имел ввиду. Поэтому давайте сравним выдвинутую вами гипотезу с имеющимися в современной науке данными. Конечно, следует сразу же отметить, что правильный термин, используемый в научной среде для обозначенной вами концепции, выученная беспомощность. Замечу, что некоторые её постулаты уже устарели [1], однако несмотря на это, я считаю, она заслуживает того, чтобы мы её обсудили. Начнём с того, что термин “выученная беспомощность” ввели в употребление Мартин Селигман и Стивен Майер в 1967 году. Раньше бытовало ошибочное мнение, согласно которому действие или бездействие зависели исключительно от наличия или отсутствия желания у субъекта действия, но серия экспериментов над собаками Селигмана и Майера несколько подкорректировала подобную позицию. В ходе исследования учёные разделили животных на три группы, которые содержали в закрытых клетках. Первая группу подвергали периодическому воздействию разрядов тока, каждому удару предшествовал определённый звуковой сигнал, чтобы выработать у животных условный рефлекс. При этом собаки могли прекратить удары тока, нажав носом на специальную кнопку на панели.       – Полагаю, столь гениальная догадка осенила их явно не после первого или третьего раза, – профессор Квиррелл не упускает шанса намекнуть юному Тому Риддлу, что порой научная работа не слишком-то и отличается от деятельности Тёмного Лорда.       – Разумеется, в современном мире подобные эксперименты считаются неприемлемыми, – всячески обороняет своё увлечение мистер Поттер. – Но позвольте продолжить. Вторая группа также получала разряды с той лишь разницей, что животные были лишены возможности остановить удары. Для них разряды прекращались только тогда, когда первая группа нажимала на кнопку. Для чистоты эксперимента третья группа воздействию электричества не подвергалась. Затем условия были изменены. Всех собак поместили в вольер, разделённый на две части невысоким барьером. Теперь электрический разряд проходил только по одной его половине. Следовательно, чтобы избежать ударов тока, животным нужно было перепрыгнуть препятствие и очутиться в безопасности. Собаки из первой группы быстро справились с заданием, равно как и животные из третьей группы. Но большинство собак из второй группы просто легли на пол и начали скулить, не пытаясь спастись. Таким образом, было сделано предположение о негативном влиянии испытанных неудач на дальнейшие попытки решения задачи. Чтобы доказать, что подобная гипотеза применима не только к животным, но и к людям…       – Простите, мистер Поттер, но я вынужден внести некоторые коррективы по поводу вашей манеры вести беседу, – останавливает ученика профессор Квиррелл. – Прошу вас, не рассуждайте о пытках с таким увлечённым видом при посторонних, сколь бы увлекательными вам не казались некоторые моменты. Понимаю, вам не терпится поделиться с кем-то своими впечатлениями, но далеко не все, а точнее, очень немногие разделят ваши восторги. При всём уважении, вы ещё недостаточно опытны, чтобы грамотно преподнести упомянутый вами случай. Сперва вам следовало бы аргументировать, почему та или иная группа должна понести наказание, обосновать её недозначимость или воззвать к справедливому возмездию за якобы совершённые ею проступки. Не сомневаюсь, со временем вы овладеете этим умением, но пока что, если у вас вновь возникнет желание поговорить с кем-либо на подобную тему, приходите лучше ко мне. Я научу вас, как правильно затронуть столь щепетильный вопрос и при этом не испортить себе репутацию в приличном обществе.       – Вообще-то, профессор, к людям ток не применялся.       Да? А жаль, очень даже жаль. Всё же так интересно начиналось…       – В 1971 году Дональд Хирото провёл эксперимент, в ходе которого его участники подвергались воздействию шума, – продолжает рассказ юный Том Риддл. – Испытуемым было сказано, что раздражитель будет отключён, если подобрать правильную комбинацию цифр на пульте. В действительности такая возможность была лишь у первой группы, тогда как что бы не предпринимала вторая, шум не прекращался. Третья группа в первом этапе эксперимента не участвовала. На втором этапе испытуемым предлагали положить руку в чёрный ящик. При соприкосновении с дном вновь возобновлялся неприятный звук, но если участник дотрагивался до одной их стенок, шум прекращался. В итоге испытуемые из первой и контрольной групп справились с заданием, в то время как большинство людей из второй группы терпели шум.       – И что же в сказанном мною ранее не устраивает вас, мистер Поттер? – интересуется профессор Квиррелл, наблюдая за неминуемым столкновением заточенных солнечных лучей прямо над шпилями замка. – Из упомянутых вами случаев очевидно, что индивидуумы, приученные к беспомощности, пассивны и безынициативны, им трудно справляться со сложностями, а среди черт, присущим им, ярко выражены апатия, упаднические настроения и нежелание как-либо повлиять на свою судьбу. Или вас задело лишь то, что я не употребил соответствующий научный термин?       – Я пытался продемонстрировать вам, что для возникновения подобного состояния необходим целый ряд факторов, – объясняет ученик. – И первым из них будет травмирующий опыт, вызванный неудачей при попытке совладать с той или иной ситуацией. Как вы понимаете, речь идёт далеко не об одном-единственном провале, после которого человек опустит руки. Я же своими действиями вовсе не создавал эффект проигрыша у моих одногруппников, а потому меня никоим образом нельзя обвинить в стремлении выработать выученную беспомощность. К тому же, выученной может быть не только беспомощность, но и активность, которая появляется вследствие полученного опыта. Поэтому так важно с раннего возраста поддерживать детей в их начинаниях, приобщать их к решению небольших, пусть и несущественных проблем, но при этом не ставя невыполнимых задач. И даже в случае неудачи корректно разобрать причины провала, ни при каких обстоятельствах не рассматривая в качестве таковых личность саму по себе. То есть, зелье не получилось не потому, что его варил условный Рон Уизли, ведь у Рона Уизли априори ничего не получится, а потому, что был выбран неправильный ингредиент. Тоже относится и к правильному поощрению. Поскольку мы сейчас находимся в образовательной среде, то я подберу соответствующий пример. Как вы понимаете, вопрос учителя наподобие “Так, класс, все освоили заклинание? Что, даже ты, Уизли? Наверное, Гермиона помогала, да?”, явно не мотивирует ученика.       Значит многократные попытки, неудачи, постоянная критика и тотальное обесценивание чужого успеха? Хм, любопытное предложение для подавления активности противника. Впрочем, профессор Квиррелл ни на миг не сомневался в одарённости своей копии. Они знакомы так недолго, но юный Том Риддл уже успел поделиться с ним крайне занятной идеей, которую не терпелось применить на практике.       – Я вам очень признателен за весьма подробное изложение столь ценного научного исследования, мистер Поттер, – ласково улыбается он.       Насыщенный лёгкостью воздух бесшумно выдыхает юркую стайку перламутровых стрекоз, рассыпающих с позолоченных крыльев неуловимые надежды завтрашнего дня. Они грациозно уклоняются от хрустальных брызг задремавшего фонтана, пролетают мимо застывших в янтаре статуй, вздымают серебристую пыль на истоптанных тропинках и бесследно растворяются в переливах колышущегося света.       Юный Том Риддл, проследив за взглядом учителя, внезапно произносит:       – Удивительно. Я всегда считал, что с таким умиротворением вы способны созерцать только звёздное небо. Никогда бы не подумал, что столь же увлечённо вы будете любоваться обыденными видами Хогвартса.       – На каком основании вы пришли к этому выводу? – рассеяно уточняет профессор Защиты, следя за замысловатым соперничеством света и тени.       – Это очевидно по тому, как вы смотрите на замок и его окрестности, – голос ученика пропитался теплом первых лучей робкой осени.       – Я спрашивал не об этом, мистер Поттер. Почему вы вообще решили, что меня привлекло бы созерцание ночного неба?       Солнечные зайчики, до глубины души задетые тем, что кто-то посмел заикнуться о ночи в столь пресыщенный блеском день, обиженно разбегаются в разные стороны, роняя на холодный мрамор ещё не угасшие искры тепла. Профессор Квиррелл смотрит теперь прямо на собеседника и встречает его искренне недоумённый взгляд, будто юный Том Риддл только что услышал от учителя нелепый вопрос вроде: “И почему волшебные палочки продаются без инструкции по эксплуатации?” По крайней мере, на лице мистера Поттера читалось явное удивление и непонимание.       – Разве я не прав? – медленно осведомляется он.       Юный Том Риддл похож в этот момент на крайне одарённого ученика, случайно совершившего элементарную ошибку перед учителем и никак не осознающего, где именно просчитался.       – Не поймите меня неправильно, мистер Поттер. Я не хочу сказать, что ваше предположение ложно. Мне просто не ясно, как вы пришли к подобному умозаключению, поэтому вполне естественно, что мне интересен ход ваших мыслей.       Профессор Квиррелл знал, что из-за существующей между ними связи он способен уловить отдельные эмоции мистера Поттера, но только если они с достаточной силой захлёстывали сознание его копии. К примеру, Тёмный Лорд почувствует всплеск злости, раздражительности, радости или страха, но он понятия не имел, что испытывала его молодая версия, жуя на завтрак переваренную репу. Не хватало ещё, чтобы юный Том Риддл в свою очередь каким-то интуитивным образом угадывал его предпочтения либо, того хуже, намерения. Или же это всё неизведанная сила таинственной науки?       – Моя догадка базирована на критическом анализе увиденного, – подтверждает его ожидания мистер Поттер. – Я неоднократно подмечал, что за преподавательским столом в Большом зале вы часто переводите взгляд на потолок, а он имитирует ночное небо. Исходя из этого я предположил, что вам нравится наблюдать за звёздами.       “Часто переводите взгляд на потолок…” Что за крайне вежливый способ сказать “пребываете в невменяемом состоянии, запрокинув голову вверх”. Во всяком случае, очевидным было одно: эта так называемая наука не столь уж и всемогуща, раз с её помощью позволялось делать выводы на пустом месте.       – Простите, мистер Поттер, но я не могу по достоинству оценить предложенный вами способ анализа происходящего, – немного разочарованно признаётся профессор Квиррелл. – Вы заметили незначительную деталь, за которой могут скрываться сотни причин, но по какому-то непонятному наитию избираете из них всего одну и строите на основании этого дальнейшие предположения. То, что ваша догадка оказалась верна, свидетельствует скорее о неимоверном совпадении, чем о практической ценности вашего метода.       – Признаю, это действительно было очень глупо с моей стороны, – на сей раз не перечит ученик. – В своё оправдание лишь замечу, что обычно я не совершаю столь глупых ошибок.       Тяжёлый перезвон колокола свинцовым отзвуком прокатывается по окрестностям, грубо прерывая эйфорийный вдох замечтавшегося мира. Потревоженные солнечный лучи вспархивают с ажурных ветвей, как стайка пугливых птиц, и поспешно взмывают в спасительные небеса.       – Скоро обед, профессор, – говорит юный Том Риддл, замечая, как небольшие группы студентов направляются к замку. – Если хотите, мы можем продолжить наш разговор по дороге.       – Благодарю за предложение, мистер Поттер, но я подойду позже.       Ученик не спорит, поворачивается к оставленной солнцем поблёкшей лестнице, на которой отчётливо проступают скрытые прежде глубокие трещины и старые сколы. Почувствовавшие слабину тени вольготно расправляют перепончатые крылья, первый же взмах которых, казалось, погасит лучезарный огонь всех небесных светил.       – Мистер Поттер, – будто забыв упомянуть что-то важное, окликает профессор Квиррелл. – Если у вас возникнет желание обсудить со мной ещё какие-либо научные исследования, приходите ко мне. Непременно приходите.       – Вас заинтересовала наука, профессор?       Юный Том Риддл явно не ожидал подобной реакции.       – К моему удивлению, некоторые сделанные ею открытия показались мне весьма перспективными, – выбирает наиболее приемлемую формулировку учитель.       – Понятно, – кивает мистер Поттер. – В таком случае, я обязательно навещу вас вновь, профессор.       Профессор Квиррелл и не сомневался, что получит подобный ответ. Скорее мир задохнулся бы ослепляющим светом, чем юный Том Риддл счёл бы его общество недостаточно занимательным. Как бы то ни было, несмотря на некоторые непредвиденные осложнения, как пребывание в бестелесном состоянии, потерю сторонников и утрату власти, Тёмный Лорд вовсе не был разочарован. Всегда можно было заполучить новое подходящее тело, его прислужники были не столь уж и способными, чтобы сожалеть о них, десять лет ничто по сравнению с ожидающей вечностью, а юный Том Риддл с его помощью без труда покорит магическую Британию под личиной Добродетельного героя. В конечном итоге главное – результат. А результатом он был очень доволен. Неожиданно приятно было осознавать, что теперь, с этого самого момента на его стороне будет кто-то, способный стать равным ему, кто сможет не только поддержать достойную беседу, но и грамотно возразить, тот, кто никогда не предаст и в обществе кого наконец-то можно будет избавиться от дурацких масок. И это навсегда. Ну а когда юный Том Риддл подрастёт, сколько всего интересного можно будет вместе предпринять! Например, изобрести новые необычный способы убийства идиотов. А-то у профессора Квиррелла с годами немного поугасла фантазия, но вот его копия просто настоящее природное дарование в этой области. Разве не отрадно…