Остановка

      Страшно. Очень страшно! Так страшно, что аж зубы сводит и дрожь берет. А ведь такого страха она никогда не испытывала. Даже когда убивали её мужа не испытывала. Шок, непонимание, истерика — это да. Но вот этого дикого, сдавливающего грудь ужаса, что накрыл её спустя всего несколько секунд после того, как она открыла глаза и обнаружила себя дрожащей от холода на каком-то вонючем матрасе, не было и в помине. Что с ней случилось Кира вспомнила не сразу, а когда вспомнила, мысленно застонала и чувствуя, как тело сковывает паникой, отчаянно забилась. И тут же заставила себя замереть, чтобы её похитители заметили, что она пришла в себя, свободовка не хотела. Бить и пытать бесчувтвенное тело приятно не всякому. А в том, что её буду бить и пытать девушка не сомневалась, не спроста же её сюда притащили. — Проснулась? — прервал её мысли чей-то голос. — Вижу, что проснулась, не притворяйся. Ну привет, подстилка свободовская.       Ответить Кира даже не попыталась, как только в себя пришла поняла — рот ей заткнули, надёжно так заткнули, больно аж.       А долго она походу в отрубе была, запястий и ступней она уже не чувствует. Если её сейчас вздумают развязать, будет очень больно.       Открыв глаза, девушка огляделась. Похоже она в каком-то подвале, ни одного окна нет. Свет только киросинка даёт. А вокруг этой киросинки разложены матрасы и какие-то ящики, вдоль стен тянутся трубы. А этих четверо. Сидят, жуют чего-то. Почти, как тогда, — подумала девушка и обречённо закрыла глаза. Поняла, что случилось то, чего она так испугалась. Схрон у этих гадов был основательный, никто здесь её криков не услышит. Ну а если услышит, все равно на помощь не придёт. Ну кто в здравом уме на дикие вопли сунется? Даже свободовцы тогда не пришли. Так что не стоит пока кричать, злить их. А один уже присел перед ней на корточки и скотч рванул. Больно, как будто клок кожи из-под носа сорвали.       Почувствовав, что из её рта вынимают тряпку, Кира мысленно застонала. — Орать будешь? Не будешь? Вот и умница. Догадываешься, что нам от тебя надо? — пока она изо всех сил пыталась сдержать слезы, спрашивал сидевший напротив неё мародер. Назвать этого урода сталкером не поворачивался язык. — Ну-ну, не плачь — издевательски мягко произнёс мужчина. — Не бойся, не буду я тебя пока бить. Даже то, что ты нас грохнуть пыталась прощу. Если ты конечно пароль от своей пэдэахи скажешь. Наслышаны мы ведь о тебе, фортовая ты оказывается баба Кира-Шакира.       С этими словами он вытащил из кармана её ПДА, а её затрясло с новой силой. Поняла, если скажет — всё пиздец, убьют её. Не сразу конечно, но убьют. А ведь она скажет, всяко скажет. Когда невмоготу станет. Ну сколько она вытерпеть сможет? А если резать начнёт? — Пить хочешь? — спросил он её, и девушка ощутила на своих губах металл. Подчиняясь инстинкту, она жадно глотнула и тут же закашлялась, губы и горло обожгло. Во фляжке оказалась водка. Нет, не водка, — сквозь пелену подумала девушка. — спирт. Настоящий ебанный чистый спирт. А кашлять больно. И вдохнуть полной грудью она не может. Наверное в неё все же выстрелили. Вот только пуля её броник не пробила, Глок в свое время много за этот броник денег отвали. Хорошо хоть он на базу вернулся. И Лайт вернулся. А вот она походу не вернётся. Всё.       Её все же вырвало. Прямо на себя. Прямо на термуху, что она надевала под защитный комбез. Хорошая кстати термуха, немецкая, новая почти, недавно с Большой земли заказала, Скряга ей лично пакет передал. А броника и комбеза-то на ней нет, вытряхнули её из него пока она в отрубе была.       А интересно, они её уже трахнули или нет? Вроде нет, не саднит между ног. Наверное ждали пока в себя придёт. — Вот свинья, — тем временем брезгливо скривившись, хмыкнул мужчина, и дернув её вверх, толкнул на услужлево поставленный кем-то древний стул.       Не заплакать она все же смогла. А каких усилий стоило! Но смогла. Но вот в глазах вспыхнули искры, а голова дернулась. Началось, — подумала Кира и вскоре заговорила. Пощечины и удары в живот ещё геройски терпела, а когда он ножом принялся ковыряться под её ногтями, истошно заорала, да так визгливо, что рот ей снова заткнули. Она даже момент, как ей снова кляп в рот пропипихнули не уловила. А потому подавилась в крике, захрипела, но все равно пыталась кричать. А ведь её пока не калечат, даже лицо вон не особо трогают, наверное совать в голимое мясо приятно не всякому. Хруст. Ногтей не осталось. Принялся за пальцы. Оттягивал их, и со всей дури нажимал. — Скажешь? — спрашивал он, а она орала. Громко орала, через кляп. А ещё дергалась и зачем-то пыталась звать маму. Как будто та запитая, неопрятная женщина могла помочь.        А на третьем она наконец отключилась, а когда пришла в себя рассказала все. Рассказала и испытавая неимоверное облегчение повесила голову. И только тогда её оставили в покое. Не надолго.       Потом они говорили. Решали её судьбу. Оставлять её здесь в качестве секс-рабыни они вовсе не собирались. — От бабы по-любому избавляться надо, залезут, не отмажемся. — Да что этим петухам красноперым надо тут? — Девку какую-то ищут. — Эту что ли? — Не эту! Но если нас тут с ней увидят. Пиздец нам тут же придёт! — Жалко. — От баб зло одно, — хмыкнул мародер. — Особенно от здешних. Бешеные они тут все какие-то. Не ласковые совсем. Прикинь что с нами было бы, если бы та граната сработала.       Они замолчали. Надолго. Или она перестала их слушать. Мутило, по щекам текли слезы, из-за соплей было не возможно дышать. А в пальцах дёргает, ломит. А еще снова тошнит, и голова болит. Как тогда после выброса. Всяко сотрясение получила, — подумала Кира и скользнув языком по зубам, с ужасом поняла, что зубов не хватает. Как минимум двух. Смешно, в Зоне она меньше года, а ран и переломов уже получила столько, что на десятерых хватит. А ведь подростком была — дралась. И с девками дралась, и с парнями не боялась. И отцу с матерью стала отвечать, когда выросла. И их собутыльнику, что её в ванне зажал чуть хозяйство не отбила. А здесь? Каких-то полгода и вот она избитая и жалкая лежит на каким-то вонючем матрасе и понимает, что ей пиздец. Свалю, — скользя раненым языком по оставшимся от зубов осколкам, подумала девушка. — сразу свалю. Если выберусь. И хер на деньги — всех не заработаешь. А ведь сколько ей Зона шансов давала! Теперь всё — не даст.       Хорошо ещё, что они её больше не трогают, сидят на ящиках вокруг маленького костерка и тихо переговариваются. Долговцев боятся. Избавиться от неё хотят, скинуть в аномалию. Кажется так сделать наёмники грозились. Вот только те наймы над ней просто прикалывались, а эти нет, тянут её уже с матраса. Куда-то ведут. Босиком ведут, в одной кофте. А идти она не может. Спотыкается, виснет на чьих-то руках, но её тащат. Матерятся, но тащат. — Выброс скоро, и как назло ни одной ловушки. — Сука. Может просто пристрелим? — Сам потащишь? А если и правда долгари тут?       А вокруг поля. Заросшие, тихие. И правда ни одной Воронки не слышно. Почему-то стало смешно. Она ведь от того долговца тоже так избавилась. Вот и настигла её карма. Быстро как. А ведь не обязательно её в Воронку толкать. В Жарку тоже можно скинуть. Или в Холодец. В Холодец больнее будет.       Вспомнился Шустрик. Интересно живой ещё бедолага? При случае надо бы пристрелить, не дело так издеваться. Ну вот, она уже жалеет мутантов. — А видел, как люди в зомбарей превращаются? — Неа… — И я не видел.       А темнеет уже. Видать у этих инфравизоры есть раз не боятся по темноте назад топать. Наверное не впервые эти такими делами промышляют. Ублюдки. А главный ублюдок не пошёл. На шестерок своих мокруху скинул. — Всё блять! — Ещё немного. — Да брось, уходим. — А эта? Сом же сказал… — Да похуй на Сома, сам-то уже дрыхнет поди. Да и выброс скоро. — Может тогда проще пристрелить? — Нет. Пусть ходит. Выброс. Скоро выброс. Опять. Так вот почему так голова болит. А что-то зачастили они. И что такое с Зоной стало? Да и пофиг. На все уже пофиг… — Всё, — услышала она, и мешком рухнув на землю, взвыла от страшной боли. А они ушли. Даже не оглянулась наверное. А она лежала и смотрела на наливающееся красным небо. И ей быдо больно. Она ведь чувствовала. Всё чувствовала! Чувствовала, как ветер ласкает кожу, как усиливается жар. Слышала, как на ЧАЭС воет сирена. Странно, станция так далеко, но сирену слышно. По всей Зоне слышно.       А вслед за сиреной свет. Яркий до белезны, ослепляющий, казалось он пронзает её насквозь. И она корчится под этим светом и хрипит от дикой, раздирающей всё её тело боли, хочет вцепиться в землю, но пальцы не слушаются. Да и нет больше у неё пальцев, спеклись меж собой. Пальцы спеклись, а глаза вскипели. Ничего она ими не видит, только чувствует.       А в нос бьёт запах. Знакомый. Отвратительный. Сладкий. Ни с чем эту вонь не перепутаешь. Похоже где-то рядом труп. Давнишний, уже почти разложившийся. Да и не труп это. Зомби. Старый, полуразложившийся зомбак. Стоит и на неё смотрит. Ну как смотрит, глаз-то нет. А у неё? А у неё глаза оказывается есть. И пальцы никуда не делись, такие же окровавленные, синии, дёргают, ломят, а сама она лежит на земле и кричит. Громко кричит, пронзительно. Надо бы заткнуться. А то… А то сожрут. Зона, — вспомнила девушка. Вокруг неё Зона. Мутанты. А сама она сталкерша из Свободы. Но кто она? Кира.       Собственное имя резануло сознание болезненной вспышкой, и девушка застонала, стиснула зубы, но все равно не выдержала, снова закричала. И тут же до крови прикусила губу. Кричать в Зоне нельзя.       А зомби уже встрепенулся, присел рядом с ней на корточки, протянул руку, почти дотянулся до её лица. А пальцы у него почти такие, как у неё, сине-белесые, рваные, сочащиеся какой-то мерзостью. Не дай Бог коснётся. Боже, — подумала девушка и ощутив на своём лицо скользкую, ледяную руку, резко толкнула. Толкнула сильно, обееми руками. И тут же снова заорала. Но это того стоило, зомби на ногах не удержался, повалился на спину. Лежит и дёргается теперь, встать не может, мычит что-то. — Уходи, пожалуйста уходи, — одними губами прошептала Кира и попыталась отползти в сторону. Еще подумала, что она похожа на снорка. Мерзкого, голожопого снорка, если её сейчас кто-нибудь заметит, всяко выстрелит. Она похожа на снорка, а Боров, как говорили, на бюрера, — снова возникло в голове, и сталкерша поморщилась, ныне покойный Боров тут был не причём. А кто причём? — подумала девушка. — Сама виновата! Предлагали тебе на Кордоне пересидеть? Предлагали. Предлагал Медик с тобой пойти? Предлагал. Никто не виноват, сама пошла. Погеройствовать типа решила, мол раненых много, врач нужен. Ещё и деньгами посветила, грех было дуру не потрясти. Дура.       Но надо встать, осмотреться. И уходить. Тем более зомбак встать всё же пытается. Да и эти вернутся могут. Вдруг проверить решат?       Подняться на ноги ей удалось. И даже сделать пару шагов. А ведь совсем ослабла. Кажется пару дней в лежачем положении она все же провела. Хорошо еще, что то что там происходила она плохо помнит. Все же били её не слабо. Закряхтев она подцепив край кофты потянула ткань вверх. Так и есть — все тело было в синяках. И ноги в синяках, а кожа на запястиях и вовсе до мяса стерта. Рвалась-то она отчаянно. А хорошо, что ноги целые, ползти бы она точно не смогла.        Но впереди болото, в центре вагончик, что-то знакомое, рассказывал ей кто-то об этом месте. Агропром. Это Агропром! Точно! Отсюда до Янтаря рукой подать. Вот только на Янтаре зомби. А ещё снорки. И кровососы встречаются. А у неё автомата нет, и пальцы сломаны. Да и вообще. Но как она под выбросом выжить-то умудрилась? Потом, она подумает об этом потом, сейчас не важно       Сейчас важно то, что военных в бывшем НИИ нет. А раз их нет, значит можно укрыться. Ночь же скоро. Вот только дойдёт ли, шатает же её не хило. Ещё и голова кругом идёт, темнеет в глазах. Но дошла. И пофиг, что через шаг падала, пофиг, что пару раз чуть было Карусель не раскрутила, что все ступни изранила. Пофиг. На все пофиг! Дошла. Сумела. Справилась. А вот и забор. Длинный, высокий. Ей его не перелезть. Ещё пару дней назад бы перелезла, а сейчас нет. Остаётся только идти вдоль него и пытаться не попасть в аномалию. А аномалий тут пресс. Слышит она их гул и бульканье. Надо было идти в другую сторону. Наконец дыра. Оглянувшись назад, девушка пролезла через эту дыру, споткнулась, упала, да так и осталась за гаражом лежать. На большее сил не было. Трясло. Так она пролежала ещё долго, и наверное лежала бы ещё, но пошёл дождь. Ливень. Холодный и болючий. Он бил по её телу, а она обнимала себя руками и стонала, раны нещадно жгло. Пришлось встать, прислушаться. Обогнув здание, она махнула взглядом по разрисованной стене. Странно, что краски сохранили свою яркость. А в самом здании тихо, пусто. Только ветер и мертвецы. Куча мертвецов! Лежат, воняют. Военные уже разлагаются вовсю, страшные стали совсем, те что в здании целые, без глаз. Наверное вороны через окна залетают, лица клюют. А ведь здесь их база была, по-любому должно что-то остаться. Одеяла хотя бы, кофта мокрая, высушить надо. Да и вообще не дело по Зоне голышом гулять. Но это потом, пока на поиски сил нет. Проще с какого-нибудь мертвеца, что поцелее плащ снять. Закутаться в него, забиться в какую-нибудь дыру и спать, спать, спать. Пока не полегчает, пока не забудется. Или пока какой-нибудь мутант жрать не станет! Не станет, — попыталась успокоить она себя. Она ведь выжила. И тогда выжила и сейчас. Вот только тогда её свободовцы спасли, а сейчас спасать некому. Никого вокруг. Только собаки где-то гавкают. Сейчас её учуят и прибегут. Так что нужно спрятаться. И чем скорее тем лучше. Можно спуститься в подвал, в подвале темно и тихо. Никто своим воем и карканьем спать мешать не будет. А если в подвале мутант? Бюрер там или контролёр? Что она делать тогда будет? Ничего, — шмыгнув носом, подумала Кира. Ничего она делать не будет. Просто ляжет на пол и сдохнет. Но если сейчас она не спрячется, то сдохнет прямо сейчас.       На лестнице она всё же отступилась, покатилась в темноту, на счастье больше ничего не сломала. Но все равно приложилась не хило, в глазах вспыхнули искры. Сколько она, боясь пошевелиться. сидела возле лестнице, Кира не знала. И как уснула даже не заметила, а когда проснулась, первым делом подумала, что нужно как-то выбираться. Иначе её найдут. Кто? Мутанты. Или те самые долговцы, о которых те бандиты болтали. Увидят её тут в одной заблеванной кофте и в бандитском плаще, да и пристрелят. Подумают — зомби. То снорк, то зомби. Смешно. А вдруг она и правда стала зомби? Никто ведь не знает, что они чувствуют, как себя осознают. А ведь живые они. Бормочут ведь что-то, иногда жрать просят, будто изломы руки свои корявые вперед протягивают. И она тоже жрать хочет, эти ведь её не кормили, не считали нужным на неё еду переводить, всё равно ведь на убой. — Суки, — выругалась девушка и поплотнее завернувшись в плащ, подумала, что ей нужно зеркало. Или хотя бы стекло. — Я не зомби, — прошептала Кира в тишину подвала и рассмеялась.