Соловей в терновой клетке

Из всех несчастных людей в этом городе, Накахара Чуя мог претендовать на звание одного из самых несчастливых. Об этом совершенно не стесняясь намекало все: его возраст, второй пол, доставшаяся ему способность, возраст, в котором он впервые воспользовался этой силой, его рост, цвет его волос, толщина его больничной карты, которую он сейчас держал в руках, диагноз, делающий бессмысленным наличие на его безымянном пальце обручального кольца. Кресло-каталка под ним странно шаталось, когда он нечувствительными пальцами перелистывал страницы карты, тут и там натыкаясь на результаты своих УЗИ. Хотелось плакать, гормоны намекали, что это можно, а пустой живот, в котором еще два дня назад впервые на его памяти толкался полноценный ребенок, намекал, что не стоит. На плечи легли знакомые до последней мозоли руки, запах альфы окутал, и Чуя все-таки расплакался. На снимки ребенка, которого он не родит, закапало, но всех вокруг этот момент волновал меньше всего. Чуя вжимал ладонь в свой непривычно плоский живот и ревел навзрыд. Жизнь, еще два дня назад казавшаяся самой прекрасной, сейчас была пуста и бессмысленна, как никогда.