Соловей в терновой клетке

Все, кто знали Чую в четырнадцать, наперебой хлопали его по плечам и хором твердили: пусть не парится из-за своего размера — впереди скачки роста, норовом он точно альфа. Пройдет год или два, и вымахает он так, что от желающих связать с ним жизнь отбоя не будет, устанет отбиваться. Чуя смеялся, польщенный такой верой в него, и ждал исполнения пророчества. Тем неожиданнее было оказаться стереотипной омегой — маленькой, выносливой, отчаянно защищающей то, что дорого. В конечном итоге, цели (и предметы защиты) не оправдали затрачиваемых средств, и от вольной жизни Чуя отказался. То, что он приобрел взамен, казалось ему, стоило того. В мафии доктор Мори в первые же месяцы заинтересовался феноменом его способности. Почему Арахабаки прижился именно у омеги было ясно — болевой порог и выносливость у «слабой» трети человечества были запредельные, миловидностью и губками бантиком Огай и прочие Франкенштейны от мира науки никогда не обманывались. Тогда же выяснилось, почему с четырнадцати Накахара так и не вырос больше: плата за силу оказалась высока, процессы роста встали намертво, и, как выходило по анализам — навсегда. Чую могла ждать участь эксперимента, который с годами исчерпал себя, умерев или от очередной активации Порчи, или просто от накапливающихся лавинообразно сбоев организма. К счастью, Мори Огай потери ресурсов не любил. Чуя не знал, кого принесли в жертву во славу науки, но лечением его доктор занимался плотно, немигающим взглядом провожая каждую горсть экспериментальных препаратов. Когда Накахара стал потихонечку меняться, босс с удовлетворенным видом провел еще ряд анализов и поставил галочку в карте: маленького омегу удалось стабилизировать. Спустя два года проблемы появились оттуда, откуда их никто не ждал. Очередное задание чуть не оказалось проваленным, когда азартно вытиравший оппонентами пол юноша неожиданно пошатнулся без видимой на то причины и замер. Несшийся на него с пистолетом наголо мужчина в ступоре остановился, задавленный инстинктом, а через мгновение сладкий аромат течной омеги заставил обернуться всех альф в помещении. Обескураженный Накахара непонимающе держался ладонями за живот, а между ног у него стремительно промокали джинсы. Оказавшийся за спиной как-то незаметно Дазай молча втянул носом воздух, сверкнув заостренными клыками между разомкнутых губ, бесцеремонно стащил со своих плеч пальто, накинул его на плечи Чуи, полюбовался результатом, после чего отмер и с особой безжалостностью пристрелил всех парализованных противников. Кусающий губы от непонимания Чуя даже не пикнул, когда его за локоть утащили из помещения: стрелять в своих чудом сдерживающихся людей было бы верхом сегодняшних неудач. Дазай предпочел решать проблему, начав с источника. Через час Чуя дергался и извивался с тихим скулением, в третий раз кончая на узле. Тяжело дышащий над ним Дазай поддал бедрами, протискиваясь в глубины жаркого тела, и с морщинкой между бровей посмотрел на изогнувшееся обнаженное тело напарника. Никаких признаков надвигающейся на Чую первой в жизни течки не было. Сам юноша едва ли смог бы проигнорировать то, что волной накатывало сейчас: сначала закапало с члена, потом заалевшие набухшие сосцы заострились на глазах. Самыми последними изменения коснулись запаха: кроме густого медового аромата течки Дазай наконец-то ощутил, как в голову стало давать феромонами. В норме все эти изменения шли в обратном порядке: запах, железы, текущее все, что способно течь, слабость во всем теле и неистовое желание принять альфу. Вот только их не было. Дазай всю неделю был рядом и готов был чем угодно клясться: у Чуи даже поведение не поменялось, как бывало с дуреющими перед течкой омегами. Зато теперь… — Еще, Дазай, пожалуйста, — плаксивые нотки в голосе Накахары альфе пришлось услышать впервые. Быстро спадающий вне времени гона узел был и меньше, чем хотелось омеге, и держался не так долго. Альфа утомленно вздохнул, покидая тело ерзающего напарника, и наплевав на возможные протесты, пустил в дело свои длинные пальцы. Чуя заахал, заерзал, но протестов не выразил. Уже спокойнее. Осаму никогда не думал, что хотя бы раз в жизни окажется в одной постели с омегой, которая будет умолять засадить ей. По его опыту выходило, что омеги славились своим отрицанием, даже если сами завалили альфу и собирались трахнуть себя его членом. Чуя приятно удивил. Ему требовалась вязка — и он говорил об этом прямо. Умом Осаму понимал, что это здраво, потому что пока омега не получит, сколько ей надо, течка будет кататься по мозгам Накахары и всех, кто был с ним поблизости, многотонным укладчиком. Проблема была в том, что без гона Осаму уже кончил трижды, так и не передохнув, и никакая омега, будь она хоть дважды течной, не могла перебороть физиологический лимит альфы. Пускать Чую по кругу, пытаясь удовлетворить, Дазаю не давал собственнический инстинкт, бодро огрызающийся на циничные предложения разума. От пальцев Чуя кончил еще дважды, но так и не угомонился, и в большей мере сочувствующий, чем раздраженный, Осаму просто и бесхитростно вырубил омегу. Благословенна будь прозорливость природы: окутанный тяжелым духом альфы, закутанный в его пальто и гордо путешествующий на руках, маленький и легкий Чуя даже без трусов не был интересен облегченно выдохнувшим подчинённым. Те отлично понимали, сколько им останется жить, если они хотя бы пальцем по любому поводу тронут слабую половину одиозного дуэта с сумеречным злым гением во главе. Сбыв проблемного напарника в руки босса и задушив рык внутреннего собственника, Осаму ушел не оглядываясь в свои комнаты, и выкинул из головы странности: течку, не утаскивающую альфу в гон, отсутствие симптомов начала течки, отсутствие у самого альфы железобетонного желания единолично удовлетворять омегу, укатывая до полусмерти. Позже Мори Огай докажет ему, что подобная невнимательность непростительна, но пока что Чуя сладко посапывал в коконе чужого пальто, а босс нервно смотрел результаты свежих анализов на гормоны. — С такими показателями он должен был утащить за собой пару кварталов города в безудержную оргию, — заметил Озаки, просматривая данные через плечо начальника. — Но не смог утянуть даже одного Дазая, — вздохнул мужчина. — Или что-то не так, или я чего-то не знаю о душечке-Дазае, вполне логично оказавшегося там самым злобным, и почему-то самым холодным, ублюдком. Спустя пару часов, в экстренном порядке получив анализы «душечки», Огай чуть не придушил собственного исполнителя. Всевозможные «неучтенные» вещества задушили пышущий здоровьем организм молодого мужчины до агонального состояния. Внутренний альфа тёмного вундеркинда, наверное, мог бы сравниваться с распнутой на хирургическом столе жертвой вивисектора. Чудо, что Дазай в экстренной ситуации смог выжать из себя хоть что-то. Вместо того, чтобы заваливать все, что шевелится, Осаму не искушался даже течной гормональной бомбой, хотя Огаю пришлось работать в маске с фильтром, чтобы не воспользоваться чужой беспомощностью. Это была уже совсем другая история, и достаточно знания, что чистить кровь Дазаю пришлось по полной программе. А Чуя получил в свое распоряжение огромную комнату и остаток недели был занят собой любимым: океан гормонов привел тело в необратимую полную боевую готовность. Накахаре хотелось иметь под боком минимум трех альф, ел он за четверых, спал по паре часов, и чудовищная ломота во всем теле усиливала его недовольство до невообразимых величин. Когда спустя неделю все закончилось, Чуя с нескрываемым облегчением покинул свою темницу, даже не представляя, что его неудачный первый опыт — лишь стечение обстоятельств. Дазай же еще два месяца пришлось провести взаперти, питаясь витаминами и экологически чистыми продуктами, но вышел он оттуда другим человеком: обострившийся нюх сводил с ума, инстинкты, ранее задавленные препаратами и блокираторами, теперь выматывали душу и, нервы. Ему нужен был Чуя, и альфа был готов пробивать стены телом, чтобы его получить. Реальность превзошла все ожидания: Накахара нашелся в кабинете босса, испуганный и растерянный. Осаму едва удержал рык, увидев своего омегу наедине с другим альфой, а хлопнувший по столу бывшими у него в руках документами Мори-сан весело скомандовал: — Принимай работу, папаша, — и сунул под нос результаты анализов. На снимках УЗИ, сунутых в сведенные судорогой пальцы, отчетливо просматривалась двойня пожаловавшегося на пищевое недомогание Чуи. От избытка чувств ошарашенный собственным скорым отцовством альфа подхватил взвизгнувшего омегу и закружил по комнате. Тысяча новых чувств, запахов и желаний кружили голову, но одно Дазай знал точно: Накахару никому отдавать нельзя. Через три дня Чуя квадратными глазами таращился на свой окольцованный палец, а через две недели впервые заперся в комнате-бункере и прорыдал там двое суток. Неожиданно случившаяся беременность не менее неожиданно окончилась выкидышем.