***
Книжка исписана кривым поспешным почерком Лидии Берест. Асса помнит ее. Бледная бесцветная, вечно одетая в белый халат поверх серой кофты, с затянутыми в узел светлыми волосами. Лидия всегда была себе на уме. Даже когда программировала живых людей. Нужная страница заложена фантиком от какой-то забугорной конфеты. Асса таких не помнит, хотя провернула в Америке не одну миссию. −Яшенька. Тонкие пальцы скользят по колючей щетине, оглаживают выпирающие скулы, трогательную ямочку на подбородке. Касаются прихотливо изогнутых ярко-алых губ. На дне стального омута глаз что-то вздрагивает. −Слушай меня, хороший мой. Просто слушай. Под правой ладонью спокойно и размеренно бьется чужое-родное сердце. −Полем вдоль берега крутого мимо хат, В серой шинели рядового шел солдат. Шел солдат, преград не зная, Шел солдат, друзей теряя, Часто бывало, шел без привала, Шел вперед солдат. Яша вздрагивает всем телом. Взгляд фокусируется на лице Ассы. Пока не на глазах. Слишком долго его дрессировали не смотреть в глаза. Асса гладит его по щеке и уже не поет, шепчет: −Шел он ночами грозовыми и в дождь, и в град, Песню с друзьями фронтовыми пел солдат. Пел солдат, глотая слезы, Пел про русские березы, Про карие очи, про дом свой отчий Пел в пути солдат. Под рукавом шуршат пластины механической руки. Серебристая ладонь неуверенно поднимается и замирает в миллиметрах от плеча Ассы. Алые губы вздрагивают и раскрываются. Асса судорожно глотает воздух. −Полем вдоль берега крутого мимо хат В серой шинели рядового шел солдат. Шел солдат, слуга Отчизны, Шел солдат во имя жизни, Землю спасая, мир защищая, Шел вперед солдат. Холодная неживая рука все-таки ложится на теплое живое плечо. А с губ срывается хриплое, но такое родное: −Ася. Асенька… −Яшка. – всхлипывает Асса и подается вперед, прижимается к широкой, ходуном ходящей груди. – Как же так вышло… Не уберегла. Живая и металлическая руки обхватывают, прижимают плотнее. Горячее дыхание опаляет ухо. −Это я тебя не уберег. Яша на ощупь находит отброшенную книжку, вглядывается в исписанные страницы поверх плеча Ассы. −Тебя тоже обнулили. И запихнули код. −Так сними его. Асса чуть отстраняется, приподнимает голову, но из надежных крепких рук не вырывается. Яша трется щекой о ее плечо. Хочет по привычке щекой о щеку, но тут же одергивает себя. У Ассы мягкая кожа. А он зарос, как еж. Кривые строчки на миг расплываются. Яша встряхивает головой и больше говорит, чем напевает: −Забота у нас простая, забота наша такая, Жила бы страна родная, и нету других забот. И снег, и ветер, и звезд ночной полет, Меня мое сердце в тревожную даль зовет. Асса вздрагивает и плотнее прижимается к его груди. В висках стучит даже не боль. Воспоминания. Девочка в синем платье крепко сжимает маленькой ладошкой широкую руку отца. Горит отраженное в золотом куполе храма полуденное солнце. −Пускай нам с тобой обоим беда грозит за бедою, Но дружбу мою с тобою одна только смерть возьмет. И снег, и ветер, синих звезд ночной полет, Меня мое сердце в тревожную даль зовет. Девушка в шляпке что-то возбужденно рассказывает лохматому пареньку в кожанке и экспрессивно взмахивает пахучим букетом белой сирени. −Пока я ходить умею, пока глядеть я умею, Пока я дышать умею, я буду идти вперед. И снег, и ветер, синих звезд ночной полет, Меня мое сердце в тревожную даль зовет. У щеки свистит пуля, но девушке все равно. Она преотлично знает, что пули не причинят ей вреда. Что она уже не совсем человек. −И так же, как в жизни каждый, любовь ты встретишь однажды, С тобою, как ты, отважно сквозь бури она пройдет, И снег, и ветер, синих звезд ночной полет, Меня мое сердце в тревожную даль зовет. У ее любви два лика. Две пары глаз. Серые и синие. −Асса. – на пробу зовет Зимний Солдат. −Ксения. – качает головой Белая Смерть. – Ксения Александровна Каргопольцева. −Джеймс Бьюкенен Барнс.***
Космос даже не возражает, когда его практически выживают из собственной квартиры. Ему уже все равно. Подумаешь, квартира. Три комнаты с дверями. Какая разница, если мир уже разлетелся на части. Сначала приходит рыжая девушка со здоровенной сумкой в одной руке и какой-то непонятной ерундой в другой. Кос только несколько минут спустя понимает, что в таких чехлах носят костюмы. Потом куда-то исчезает тот простуженный мужик, что в одну глотку выжрал две бутылки водки и даже не рухнул под стол. А потом на кухне призраком возникает патлатый. Смотрит он уже вполне осмысленно. И так пристально, что Косу кажется – еще чуть-чуть и от него пойдет дым. −Ну чего пялишься? – устало спрашивает Космос, опираясь локтями о стол. – Хочешь морду набить – попробуй. И как бы невзначай касается пальцем ТТ. Патлатый дергает уголком пухлого рта и щурит светлые глаза. −Я спасибо хотел сказать. Садится за стол напротив и складывает руки в замок. Кос целую минуту тупит на его блестящую левую ладонь. −Без тебя Асса свихнулась бы. Заросшее лицо ощутимо мрачнеет. −Ее сдернули с задания в 91-м. Незадолго до того, как все рухнуло, а меня продали капиталистам. Насильно запихнули в лабораторию и вшили в голову программу. Она не должна была быть такой… Она всегда была свободной в своем выборе. Даже если кому-то казалось, что он посадил ее на цепь. Светлые глаза подергиваются коркой льда. Космос молча слушает весь этот бред. И верит. Патлатый встряхивает головой и протягивает через стол правую руку: −Джеймс Барнс. По-русски Яков Брянцев. −Космос Холмогоров. Хватка у мужика стальная, но Кос даже не морщится. Ему по-прежнему все равно. Асса звенит чем-то в гостиной. Яков прослеживает взгляд Космоса и кивает в сторону двери. −Иди к ней. Ну иди же. И Кос послушно поднимается со стула. За окном занимается рассвет.***
Асса стоит к нему спиной и внимательно смотрится в высокое узкое трюмо. А при его появлении поворачивается. И Космос замирает. Асса одета в темно-зеленый китель. На груди у нее кольчугой поблескивают награды. Взгляд Коса прикипает к ним намертво. Под левой ключицей красно-золотым рядком сияют три звезды Героя Советского Союза. Ниже таким же стройным рядом тянутся ордена Ленина. Космос насчитывает целых пять и сбивается. На глаза попадаются то Красного Знамени, то Красной Звезды, то какой-то непонятный, с лучиками, видимо, иностранный. Асса ловит растерянный взгляд Коса и слегка пожимает плечами. Вспыхивают полковничьи звезды на погонах. Медали тихо позвякивают. −Если бы мне давали по ордену за каждое выполненное задание, пришлось бы на спину вешать. Космосу неожиданно становится очень смешно. −Подумать только. – усмехается он. – Кто бы мог подумать. Асса бесшумно подходит ближе. Касается теплыми пальцами его, ледяных и почти безжизненных. −Введенский вас больше не потревожит. Я обещаю. А потом становится на цыпочки и целует Коса в губы. Тот остается неподвижным. Только сжимает до хруста тонкую руку Ассы.***
У святой блаженной Ксении тонкое скорбное лицо и огромные синие глаза. Введенский ставит к ее образу свечу и осеняет себя крестным знамением. Губы сами собой шепчут: −О святая угодница Божия блаженная Ксения! Призри милостиво твоим оком на нас, раб Божиих Игоря, Елену и Валерию, честной твоей иконе умильно молящиеся и просящие у тебе помощи и заступления. Простри ко Господу Богу нашему теплыя твоя молитвы и испроси душам нашим оставление прегрешений. На кроткий лик святой падает тень от того, кто стоит за спиной. Введенский прерывает молитву и оборачивается. У Леденёвой такое же тонкое иконописное лицо. Под распахнутым гражданским пальто горят ордена. Только губы кривятся в нехорошей, дьявольской, ухмылке. Гордо вскинута беловолосая голова. Бестия стоит в пустынной церкви с непокрытой головой. −Вряд ли она тебе чем-то поможет. Ее ведь нет. А я есть. Леденёва склоняет голову к плечу и ухмыляется еще страшнее. −И я тоже Ксения. Можешь попробовать помолиться. Вдруг помилую. −Ты не посмеешь. – цедит Введенский. – Снег. Десять. Закат. Солнце... Леденёва невозмутимо дослушивает цепочку слов до конца. И пожимает плечами. −Хорошая попытка. А теперь послушай меня. Руки у нее опущены по швам. Оружия не видно. Асса даже не приближается. Но все равно кажется, будто она становится выше ростом и шире в плечах. −Я многое могу простить в этой жизни. Все, что касается меня, точно могу. И черт бы с ним, что ты подчинил меня. Черт с ним. – повторяет Леденёва. – Но ты отправил меня расстрелять бригаду Белова, и продал Яшу, и преследовал девочек, и подослал Зимнего Солдата убить жену Белова. Вот этого я точно не могу простить. Введенский делает шаг назад. Но пятиться некуда. В спину укоризненно смотрит святая. Асса переводит на нее взгляд и усмехается. −А меня ведь назвали в ее честь. Потому что я родилась 6 февраля, в ее день. Она точно не одобрит то, что сейчас произойдет. −Семью не тронь. – сдавленно шепчет Введенский. Призри милостиво твоим оком на нас, раб Божиих Игоря, Елену и Валерию, честной твоей иконе умильно молящиеся и просящие у тебе помощи и заступления. Леденёва цокает языком. −Да зачем мне твоя семья. И делает шаг в сторону. Голова Введенского взрывается кровью и ошметками мозга. Асса брезгливо отряхивает забрызганный рукав и смотрит на окровавленный лик святой Ксении. Блаженная плачет кровавыми слезами. На хорах мелькает быстрая тень с винтовкой. Асса качает головой. Она не любит так грязно работать. Но выбора нет. Нужно показать всему свету, кто теперь здесь хозяин.***
Пчёла запрокидывает голову, делая щедрый глоток коньяка из бутылки. Космос трет ладони. Мороз кусает щеки, открытую шею, грудь под тонкой рубашкой и распахнутым пальто. Из Сашиной машины вылезает Макс. −О, красивый. – пьяно удивляется Кос. – А Саня где? В аллее темно, только брызжут золотыми искрами фонтаны. И Космосу нестерпимо, до щекотки в груди хочется смеяться. Саня победил. Они победили. А Макс вдруг коршуном кидается вперед, прямо на Коса. И вдруг спотыкается на ровном месте. Из правой руки выпадает нож. Пчёла давится бухлом. Макс хрипит и валится на снег. В груди у него торчит рукоять другого ножа. Космос разворачивается. Под деревом стоит пронзительно знакомая фигура в короткой куртке. Светятся в темноте белые волосы. −Это что, млять, было? – отмирает Пчёла. −Ваш Макс – человек Каверина. – невозмутимо объясняет Асса. – Он бы вас сейчас зарезал к чертовой матери. Подарочек Саше Белову к вступлению в должность. Космос косится на мертвое тело верного Макса, на выпавший из его руки армейский ножик. Потом смотрит на Ассу. А перед глазами – мертвый Введенский с вышибленными мозгами. И залитая кровью икона святой Ксении. Асса набрасывает на голову капюшон и кивает на арку. −Мои поздравления Белову. А потом делает шаг за дерево и будто растворяется во тьме двора. Кос смотрит ей вслед и бессильно сжимает кулаки. В ворота закатывается мерин Беловых. В год миллениума президентом становится Владимир Путин. Среди его свиты Космос без удивления замечает Ассу Леденёву и Якова Брянцева.***
У той, кого называют Белой Смертью, красивое женское лицо. Владимир Владимирович даже не удивляется. У смерти и должно быть такое лицо. −Я так понимаю, если сделаю что-то не так, то разделю судьбу Бориса Николаевича? Таким, как эта бестия, нельзя показывать свой страх. Асса Леденёва улыбается. −Да что тут можно сделать не так? Вы мне просто не мешайте. И тогда все будут в выигрыше. И вы, и я, и наша страна. Большего мне и не надо. −Что же сами в кресло не сядете? – почти смеется Путин. Леденёва хохочет так звонко, что звенят стекла. −Я уже много десятилетий выгляжу на двадцать пять. И буду выглядеть так еще долго. Люди не поймут. Собственно, позвольте преподнести подарок к началу сотрудничества. На стол ложится пухлая черная папка. Владимир Владимирович быстро пролистывает ее. Пораженно качает головой. −Оздоровление АвтоВАЗа… Но как? Там ведь такой бардак был. Весь Тольятти на ушах стоял. За спиной Ассы улыбается ее тень с железной рукой. −Это чтобы вы понимали, Владимир Владимирович. Для нас ничего невозможного нет. Асса кивает, и на ее кителе вспыхивают звезды Героя.***
Космос почему-то совершенно не удивляется, когда рванувшуюся в сторону дороги дочурку ловят тонкие сильные руки. Подбрасывают, кружат и, в конце концов, шаловливо щелкают по носу. Асса Леденёва улыбается, как и десяток лет назад, чуть насмешливо, чуть печально. Но очень красиво. Она по-прежнему выглядит на двадцать с хвостиком. Ни единой морщины. −Кто ж тебе ребенка доверил. Кос молча принимает хохочущую Асю и сжимает губы. −Откуда ты здесь? Асса ведь вечно при президенте. Что ей делать в ненастном Петербурге? Леденёва пожимает плечами. −Вопрос неверный. Лучше спроси, зачем я здесь. −И зачем? Асса смотрит в штормовую синеву глаз Космоса. Переводит взгляд на белокурую и такую же синеглазую девчушку у него на руках. И улыбается шире. −Считай, я ваш ангел-хранитель. Косу вспоминается плачущая кровью Ксения Петербургская. Асса Леденёва стоит перед ним, как обычно не застегнув пальто, и улыбается так по-человечески. Будто и не было того полунаркотического безумия. Будто она сама – человек. −Идем, ангел. – решается, наконец, Космос. – Чаем напою, с женой познакомлю. Можешь даже весь сахар слопать. Для тебя не жалко. Красивая. Леденёва смеется. Ветер перебирает ее белые волосы. −Ну пойдем, коли зовешь. Рыжий осенний Петербург пахнет мокрыми листьями, штормовой Балтикой и уже привычно – звездами.