От тепла и обратно

31 октября 2020

      Тяжёлые шаги вдребезги разбивали сизые лужи, и жёлтые сморщенные листья-лодочки накрывало штормом. Алика медленно брела по университетской аллейке, подставляя разгорячённое лицо едва ощутимому осеннему ветру и полной грудью вдыхая запах сырого асфальта. Шлейфом за ней волочились звуки и огни Самайна, организованного чрезмерно деятельными филологами, отдаваясь тупой болью в висках.       Сейчас Алика совершенно не могла понять, в какой момент и по какой причине вдруг согласилась на предложение стать одной из «ведьм» Самайна, примерить чёрное сверкающее платье, тяжёлый яркий макияж, маску таинственной улыбки и небрежными взмахами тасовать карты. Наверное, опять куратор обратилась за помощью к их группе, и она просто не смогла позволить кому-то превзойти её даже в такой раздражающей мелочи, как активная творческая деятельность.       Алика качнула головой: да, кажется, именно так всё и было.       — Сумасшедшая… — осуждающий шепоток растворился в густом воздухе, и Алика подняла голову к небу.       Тяжёлые серые тучи застыли над городом три дня назад, грозясь вот-вот взорваться первым колючим снегом, скрыть грязь, положить начало зиме… Да только лишь по капле жалко выдавливали из себя мерзкие мелкие дождинки. Алика неуютно передёрнула плечами и, спрятав руки в карманы, ускорила шаг: её автобусы ходили редко, а сейчас как никогда хотелось домой.       Она едва-едва сумела вырваться из цепких лап празднующих и раствориться в безликой толпе заочников: отчего-то гадание на изящных таро студентки (а праздновали, конечно же, в основном они) и даже преподаватели воспринимали с практически детским восторгом. Конечно, были и те, кто отнёсся к гаданию (да и всему празднеству) с неприкрытым скепсисом, и Алика одобрительной усмешкой провожала таких людей.       Она тоже не верила в мистику, ритуалы и провидение. И молчаливо смирилась с тем, что игральные карты в её руках всегда приносили ей победу, а гадальные карты предвещали истину, какой бы уродливой та ни была.       Сегодняшний расклад, сделанный шутки ради в передышке, тесно переплёлся с зловещим шёпотом «главной ведьмы» с филфака: «Самайн — удивительный праздник. В этот день граница между миром живых и миром мёртвых истончается. Это то самое время, когда давно ушедшее возрождается. Когда мёртвое может стать живым…» Алика тогда усмехалась, как ладно импровизировала девчонка, а из-под её руки неколебимо легла смерть.       Алика свернула с узкой аллейки к калитке как раз вовремя, чтобы увидеть, как перед её носом от остановки, переваливаясь с боку на бок, отъехал её автобус, переполненный донельзя.       Алика кончилась.       Она одеревенело дотопала до ближайшей лавки и, бухнувшись на неё, обречённо скользнула ладонями по лицу. Жизнь в последнее время только и делала, что подбрасывала ей испытания разного рода: начиная от заговора внутри группы, заканчивая этим мероприятием, выпотрошившим её наизнанку. Дни превратились в череду однообразных картинок: лекции-практики, неаккуратно разбросанные по тетрадкам; числа-таблицы, больше не радовавшие складными формулами; надменные оскалы и злорадные «энки» в журнал.       Самайн был попыткой вырваться из этого замкнутого круга. Но и тут всё порушилось, как карточный домик: сперва декан филологов накричала на них всех за самоуправство и нарушение её представлений о правильном празднике, потом бесконечным потоком хлынули неумолкающие люди, где-то промелькнули ехидные улыбки одногруппниц, а в суете ещё и затерялось сообщение Муромцева, которому она вдруг вывалила всё своё негодование по поводу торжества.       Алика боялась доставать телефон. Не хотелось наткнуться на животрепещущие мысли, навечно запечатлённые разгорячёнными подрагивающими пальцами в переписке. «Почему подвернулся именно Муромцев? Где был Стасик с его паршивой вездесущностью, а?! Почему ты, блин, так хотела кому-то нажаловаться, что согласилась даже на Илью? Что он теперь подумает?..» — Алика зарылась кончиками пальцев в тяжёлые влажные волосы и помассировала голову, с интересом прислушиваясь к себе.       Вспышкой давал о себе знать стыд. Нервно от усталости и отчаяния пульсировала верхняя губа. Но горечи сожаления почему-то не было. Как будто Илья и вовсе не был её недругом, с которым так здорово было мериться силами и коронами.       Прикрыв глаза, Алика помассировала виски и сделала несколько коротких выдохов. Пока ещё сумерки не загустели окончательно, можно было добраться домой пешком. Сорок минут петляний по серым дворам — и она в квартире.       — Привет, Алика… — в знакомом голосе на мгновение мелькнуло недоумение.       «Чёрт!» — Алика скользнула ладонями по лицу, похоже, окончательно размазывая тушь, и подняла глаза. Илья Муромцев замер перед ней, расставив ноги на ширине плеч и сжимая в руке большой картонный стаканчик кофе. Нервный неприличный полухрюк прорвался сквозь зубы, и Алика, закусив кулак, многозначительно отвернулась.       Случайные встречи были в духе какого-нибудь дешёвого сериала — не жизни. Но Илья раз за разом неожиданно возникал перед ней, стоило вспомнить его.       Глубоко вздохнув, Алика скептически приподняла бровь и отрывисто поздоровалась. Илья замер в растерянности, оглядывая укрытую мёртвой листвой землю, а потом неловко усмехнулся: кажется, такие столкновения всё-таки вводили его в недоумение.       — Забавно. Я как раз шёл к вам на праздник.       — Быстро ты из одного города в другом оказался.       — Так ты не прочитала?       — Что?       — Я ж тебе написал, что на дистанте уже две недели. Хотел, ну… — Илья пятернёй взъерошил вялые медно-рыжие кудри и беспечно пожал плечами: — Встретиться с тобой. Посидеть там. Мы в последний раз неплохо поговорили.       В любой другой день Алика, наверное, едко клацнула бы зубами и горделиво растворилась в городской серости, чеканя шаг, а сейчас лишь смогла утомлённо приподнять уголки губ. Видок, похоже, был у неё ещё тот, потому что Илья поморщился и протянул ей кофе:       — На. Тебе нужнее.       — Вот спасибо.       Алика дрожащими пальцами обхватила картонный стаканчик, и только теперь поняла, что насквозь продрогла. Кофе оказался её — карамельным раф с яблочными нотками. Илья уселся рядом, расслабленно откидываясь на спинку скамьи, но тем не менее не разваливаясь, как обычно делали студенты. Алика жадно глотала тёплый напиток, опасливо косясь на Илью. В голове не было ни одной мысли: не то её так огорошило его появление, не то сказывалась безумная усталость, не то жажда и голод заглушали разум.       Залпом выпив треть стаканчика и смахнув большим пальцем пенку с губ, Алика неловко заправила за уши длинные пряди и, тщательно выверяя каждое слово, выдохнула:       — Получается, ты пришёл к нам на праздник, когда я тебе обо всём написала?       — Ну да, — усмехнулся Илья так легко и беспечно, словно речь шла о походе в магазин. — Ты ж не любишь такого рода мероприятия. Помнишь, как на том новогоднем дискаче…       Алика пружинисто подорвалась со скамьи и, нервно всплеснув руками, шикнула:       — Молчи!       — Ой да ладно… Подумаешь… — осклабился было Илья, но, наткнувшись на её сердитый взгляд, примирительно качнул головой: — О’кей! Ничего не было. Ничего не помню. А ты вообще тащишься от вечеринок!       Илья обаятельно улыбнулся и едва заметно подмигнул Алике. Она немногословно покачала головой, медленно потягивая кофе. По крайней мере, так получалось скрыть смущённую улыбку. Илья поднялся, расправив плечи и разминая шею, а потом жестом махнул в сторону чёрного хода из университетского парка:       — Проводить тебя домой? Я видел: твой автобус укатил. Мне жаль.       — А мне-то как. — Лаконично откликнулась Алика и, облизав губы, удивлённо вскинула брови: — А разве ты не на машине?       — Она в ремонте. Подшипники меняет.       — Понятия не имею, что это. Но сочувствую.       — Спасибо.       Обменявшись дружелюбно-ядовитыми полуухмылками, они одновременно направились по поросшей мхом растрескавшейся асфальтовой дорожке, скрытой тонкими полуголыми ветвями берёз, прочь от университета.       Было странно ступать по неоднократно хоженым дорожкам под аккомпанемент тоскливого перехрустывания листьев и болтовни Ильи. Он рассказывал так вдохновенно, упоительно и безудержно, что Алике начинало казаться, будто он молчал целых три месяца (или сколько там времени прошло с их последней встречи?), будто ни с кем больше не делился несуразными историями об универских приятелях, никому больше не описывал свою собственную квартиру, активно жестикулируя руками. Алика устало усмехалась краем губ и монотонно угукала, по маленькому глотку потягивая остывающий кофе.       Илья говорил эмоционально и восторженно, и Алика, не особенно вслушиваясь в речь, тем не менее проникалась каждым его словом. И растерянно озиралась по сторонам.       Они ведь когда-то уже ходили этими дворами вместе, плечом к плечу. Здешним дорогам были известны все их шаги: и беспечно-лёгкие в предвкушении каникул; и сердито-резкие от тяжести навалившихся проблем; и решительно-торопливые, готовые к бою; и торопливо-пугливые в попытке сбежать друг от друга.       Эти дома, простоявшие полвека, были свидетелями всякого. Видели и как Алика спотыкалась и падала на льду, и как Илья со смехом помогал ей подняться, и как он бережно держал её за руку, и как она отчаянно отпихивала его от себя. В густеющих стылых сумерках, когда, казалось бы, всё тёплое должно погаснуть с лучами солнца, а всё страшное стать ещё страшнее, Алика почему-то с нежностью вспоминала их дружбу.       Вспоминала детскую неловкость и смешное высокомерие по отношению к недалёким одноклассникам: понятно, почему их недолюбливали. Вспоминала, как он убегал курить под её скептический взгляд и через секунду, скривившись, выбрасывал сигарету. Вспоминала откровения, рассказанные полушёпотом по пути домой. Вспоминала тёплый взгляд Ильи и руку, всегда готовую поддержать.       Последний глоток кофе встал комом в горле. Алика рвано вздохнула и вслепую отправила пустой стаканчик в мусорный бак. Илья остановился у подъезда и смиренно выдохнул:       — Кажется, мы пришли.       — Ты помнишь адрес? — пропищала Алика, нервно поправляя воротник свитера и кончиками пальцев перебирая скользкие лямки рюкзака.       — Шутишь?       Алика промолчала. Фонарь у подъезда не могли починить вот уже четвёртый день, но она впервые была за это благодарна. В рассеянном грязноватом свете отдалённых фонарей и белёсом мерцании первых звёзд Илья не мог различить блеска влаги на щеках.       Кажется, осенняя сырость пропитала Алику насквозь.       Можно было спешно попрощаться с Ильёй и трусливо нырнуть в подъезд, но это было неправильно. Рука Ильи на мгновение замерла у её плеча. Он словно спрашивал разрешения на небрежное дружеское похлопывание по плечу. Прикрыв глаза, Алика рывком подалась ему навстречу.       Ни он, ни она толком не поняли, как обняли друг друга. До боли сжав постукивающие зубы, Алика уткнулась носом в куртку парня, тяжело дыша. Илья, окаменевший на мгновение, сперва оторопело и больше рефлекторно сжал её в объятиях. А потом его ладони с жаром скользнули вверх-вниз по спине.       — Спасибо, — несвоим голосом просипела Алика, поднимая слезящиеся глаза к небу. Откровенничать с Ильёй, не сталкиваясь с внимательным и до жути тёплым взглядом было куда легче.       — За что? — с наигранным недоумением отозвался он, осторожно прижимаясь виском к её виску.       — За… Всё. За вечер…       — Всегда пожалуйста, Алика…