Алфавит

Он видит его во сне. Лютик стоит посреди бесконечного жёлтого поля, колосья мягко щекочут его ладони. На его лице – широкая улыбка, и она ярче солнца, заливающего всё пространство. Он распахивает себя для объятий, широко расставив руки, и зовёт ведьмака по имени. «Геральт, иди ко мне!» Геральт делает неловкий шаг. Первый, второй, всё быстрее, потом срывается на бег и почти сбивает Лютика с ног, когда бросается ему на шею. Геральт частит, сбивчиво извиняясь, он боится, что вот сейчас, вот сейчас Лютик оттолкнёт его, не дослушает то, что он ему изливает, а Геральт так долго хотел высказать ему всё, что чувствует: что ему жаль, что он был несправедлив, что он последний придурок и, наверное, не заслуживает прощения, но он всё равно не теряет надежду. Лютик смеётся – беззлобно и легко, от него пахнет одуванчиками и солнышком. Он не перебивает, не говорит ему ничего, потому что Геральт не знает, что бы он ему сказал на самом деле. Только смеётся и гладит по голове и спине… Геральт резко распахивает глаза, хватая пальцами воздух. Он садится на кровати, растирая лицо. Ведьмак ещё чувствует тепло чужого тела на своих руках, чувствует горячее смеющееся дыхание на своей шее и уютный запах нагретой на солнце макушки. Лютик всегда пахнет солнцем в его снах - и всегда обнимает его крепко-крепко. И от этого Геральту всегда, всегда хреново. В жизни он бы ограничился суховатым «прости». Потому что не умел выражать эмоции, потому что душил их в себе с самого детства. Лютик бы его за такое покаяние послал. Может, высмеял бы и, наверное, побил лютней. Но Геральт хотя бы мог надеяться… мог же? Лютик подрывается, кулаками протирая слезящиеся глаза. Его тело немного трясёт в ознобе. Лютику опять снилось, что Геральт сжимал его в своих руках и извинялся. Бард фыркает – ага, конечно. Геральт – и извиняется. Абсурд на грани фантасмагории. Он взъерошивает вихры густых волос, тяжело вздыхает, кругло надув щёки. Каждый раз этот дурацкий, детский сон ощущается таким реальным, что Лютику приходится твёрдо напоминать себе – это неправда. Такого не случится. Геральт чётко дал понять, что не нуждается в нём, даже если это совсем не так и он был чертовски расстроен из-за своей пахнущей крыжовником и сиренью чародейки. А у Лютика есть гордость и горькая тяжёлая обида на сердце. Если он слышит хоть что-то о местоположении Белого Волка, он уходит в обратную сторону. Геральта видели в Редании? Прекрасно, пойду в Соден. Что-что? Говорите, проезжал на юге Темерии? Что ж, у Лютика как раз были дела на севере, только он ещё не придумал, какие. Он понимает, что рано или поздно их пути пересекутся вновь, и заранее запрещает себе ждать от ведьмака любых извинений – это просто не в характере Геральта. Лучше будет неловко, нечасто пересекаясь взглядами, поздороваться. Справиться о здоровье и жизни. И распрощаться. Если ведьмак вообще с ним заговорит – он ведь может… может вообще сделать вид, что никогда не знал его. Своего преданного (во всех смыслах) барда. Доброго светлого Лютика. Лютик, замечтавшись, почувствовал горький комок в горле. Приказал себе собраться и быть сильным. Даже сам с собой – никому от его слёз не лучше. Ему самому – в первую очередь. Потом вспоминает, как легко, как хорошо ему было во сне, пока Геральт прижимал его за талию к себе, горячечно шепча отчаянные слова извинений на ухо, - так хорошо, что хотелось петь и танцевать, притаптывая колосья пшеницы в бескрайнем поле. И смеяться – радостно, во весь рот улыбаясь. Вспоминает – и обхватывает себя за плечи, всхлипывая. Геральт никогда, ни за что не разыщет его, даже чтобы сказать самое банальное «прости». Но Лютик хотя бы мог надеяться… мог же?