Why not

В отражении зеркала стоит милая девушка со слегка подведенными глазами и глянцевыми губами. Юнги подтягивает колготки в крупную сетку и поправляет бордовую кожаную юбку, которая обтягивает его худые бедра. Сверху на черный топ надета аналогичного цвета шифоновая блузка, разбавляя слишком броский и мрачный аутфит. Машина характерного желтого цвета останавливается возле явно дорогого отеля. На телефон приходит оповещение. [Хвасочка] "Надеюсь, это не подпольный наркокартель или центр по торговле органами". Юнги закатывает глаза — возможно, зря он разрешил ей доступ к своей геолокации — и проверяет сообщение от Чимина, в котором тот ранее указал номер отеля. Отступать уже поздно; девушка на ресепшене не обращает внимания на глубокий шепелявый голос и даже не смотрит с ожидаемым отвращением, что Мин находит странным, но приятным. Возможно, позже он поставит максимальную оценку за сервис. Поднявшись на восьмой этаж, благо, на пустом лифте, он сначала останавливается возле нужной двери и слушает. Конечно же, в ответ тишина. Да и что Юнги хотел услышать? Он облизывает губы, ощущая сладковатый привкус клубничного блеска, и стучит пару раз костяшками. Нормально было бы увидеть Чимина в рубашке и пиджаке, ну, максимум без пиджака, но преподаватель стоит в обычной черной футболке и такого же цвета джинсах, которые, что немаловажно, очень плотно обтягивают упругие бедра. Юнги на секунду теряется. Действительно, а почему он вообще ожидал в выходной день увидеть препода в официальном костюме? Из-за массивной подошвы на обуви Мин чувствует, что сейчас он чуть выше, но это не умаляет той сексуальности и уверенности, которая будто радиоволнами исходит от старшего. Пак искренне улыбается, отчего глаза будто тоже ловят приподнятое настроение, собираясь морщинками в уголках, и пятерней зачесывает светлые волосы назад. — Привет, проходи, — он открывает дверь шире, пропуская кивающего в ответ младшего. Юнги никогда не был в отелях, тем более в люксовых номерах, но сейчас уверен, что за ночь в этих апартаментах преподу пришлось отгрохать немаленькую сумму. Здесь нет джакузи посреди комнаты и кровати с королевским балдахином, но есть большое панорамное окно и помещение, которое поделено на несколько зон: спальня, рабочая и подобие кухни с барной стойкой. Юнги всё это время молчит, пытаясь понять себя и свой инстинкт самосохранения, который вообще не подаёт признаков жизни. Разве он не должен сейчас хотя бы волноваться? Из неизвестно где стоящих музыкальных колонок играет лёгкое кантри, естественный вечерний свет проникает через огромное окно, освещая воздушно-кремовую гамму стен, мебели и ковра. — Ты пьешь вино? — Да, но предпочитаю пиво, — Мин замечает на барной стойке бутылку и бокалы. Он все равно чувствует неловкость, которую сам и распространяет вокруг себя, но старается абстрагироваться от этого. Слышится выдох, выражающий усмешку и ненавязчивое "учту". Преподаватель выглядит расслабленным, даже каким-то обычным парнем не намного старше самого Мина (не то что позавчера в кабинете). Юнги, не зная, куда себя деть, снимает обувь у порога, складывает руки на груди и обходит комнату: ничем непримечательный кофейный столик с какими-то журналами, бархатное кресло цвета слоновой кости, в которое хочется присесть с книгой и пледом, кровать, мимо которой Юнги намеренно проходит и по итогу останавливается у окна, делая вид, что не подглядывает за тем, как старший откупоривает бутылку. Пока бордовая жидкость, гипнотизируя, льется в стекло, Мин подходит ближе и садится на барный стул, закидывая ногу на ногу. Юбка так задирается еще выше, но поправлять ее уже нет смысла. — Надеюсь, ты доехал без приключений? — снова подает голос старший, передавая бокал вина. Но не дождавшись ответа на вопрос, спрашивает: — как я могу к тебе обращаться? Мин смотрит подведенными глазами на преподавателя и делает маленький глоток на пробу. — Юнги. А... Вас? — О, — Пак улыбается как довольный кот, которому перепала огромная крынка сметаны, — давай оставим формальности. На "ты" и можно просто Чимин. Забыть о том, что перед ним преподаватель, которому около тридцати, Юнги помогает сам Чимин: тот искусно ведет беседу, выглядит совершенно непринужденно, много и искренне расслабленно улыбается, почти не пьёт вино и выдерживает зрительный контакт ровно столько, чтобы Мин не чувствовал себя неловко. Невольно закрадывается мысль, что слухи в универе про этого потрясающе сексуального мужчину — не слухи вовсе. Разве можно одновременно быть и соблазнительным, и соблазнителем? После второго выпитого бокала становится совсем легко: язык развязывается, к бледным миновым щекам приливает кровь и он всем корпусом подается вперед, чтобы быть ближе к собеседнику. Их ноги под стойкой уже давно соприкасаются в районе голеней и это кажется правильным и даже комфортным. — Расскажи, что тебе нравится в сексе, — эта просьба весьма логична в данных обстоятельствах, но Юнги все равно задумывается и закусывает губу. У него не настолько большой сексуальный опыт, чтобы выявить что-то определенное. Мысли разбегаются окончательно. Пак видит заминку и сощуривает глаза. — Грубо? Нежно? Обездвиживание? Может быть, подчинение? Или когда тебя хвалят? Он говорит это настолько спокойно, будто обсуждает погоду, но смотрит при этом выжидающе. Юнги продолжает крутить между большим и указательным пальцем тонкую стеклянную ножку. — Я не против всего этого, — Мин смотрит из-под накрашенных ресниц и выпрямляет спину, будто он сейчас на собеседовании работы своей мечты. — Расслабься. Мне нужно знать, какую границу не стоит переходить, — Чимин, сидящий напротив через узкую барную стойку, допивает первый бокал и подливает младшему еще. — Не хочу доставлять тебе дискомфорт. — Думаю, чтобы узнать, что мне нравится, а что нет, сначала надо всё это попробовать, — Юнги хитро улыбается одним уголком губ и отпивает вино, не отрывая взгляда от темных глаз напротив. В сумерках, которые закрадываются в комнату, кажется, что они блестят. — Вот как, — преподаватель ухмыляется, а у младшего ощущение, что он попал в ловушку хищника, в которую сам с остервенением так стремился. Чимин встает со своего места и медленно обходит стойку, пока Юнги подальше от себя отодвигает стеклянный сосуд. — Тогда, если что-то тебе не понравится, — Пак кладёт руку на острое колено, обтянутое крупной сеткой, — говори "сирхак"*. Мин выдаёт истеричный смешок и облизывает губы в предвкушении. Он соврет, если скажет, что не хочет поцелуя прямо сейчас. — И что это значит? — Это, — он наклоняется ближе к губам напротив так, что горячее дыхание остается на коже, — первое в истории Кореи просветительское движение, которое сформировалось в условиях феодального общества. Сказанные слова очень туго доходят до Юнги сквозь пелену легкого опьянения и, когда он уже хочет расхохотаться, — потому что кто вообще придумает такой бред? — его рот запечатывают поцелуем. Смеяться больше не хочется. Длинные пальцы обхватывают мощную шею, когда чужая горячая ладонь медленно перемещается выше по бедру. Мин разводит ноги, насколько ему это позволяет юбка, и незамедлительно наклоняет голову. Несмотря на нетерпеливую нервозность младшего, Чимин не напирает, медленно перебирая то верхнюю, то нижнюю губу, поглаживая худое бедро и тонкую талию. Юнги первый уверенно скользит языком по пухлым губам, встречаясь с таким же разгоряченным органом. Ему не дают взять шефство, но дразнят, щекоча нёбо и вклиниваясь между разведённых колен, выбивая при этом резкий вдох. Историк целуется ошеломительно, прижимая к себе еще сильнее. Юнги чувствует ноющее возбуждение, которое приятно покалывает внизу живота, что усиливается легким алкогольным опьянением. Чимин отрывается от сладкого ротика и крадется мелкими поцелуями к ушку. — Ты знаешь, что у тебя просто потрясающие ноги? — Только ноги? — Юнги закусывает губу и вздрагивает. — Это мы сейчас проверим. Мин чувствует, как преподаватель улыбается на этих словах, медленно и тщательно выцеловывая его шею; он приглушенно стонет, сжимая пальцами черную ткань футболки на мускулистых плечах. Пак подхватывает под бедра, будто Юнги совсем ничего не весит, и через несколько секунд уже опускает его на прохладные простыни, которые контрастируют с температурой тела. Раскинув руки в стороны, Юнги жадно наблюдает, как старший стягивает с себя футболку, оголяя торс. Появляется непонятное чувство ревности из-за того, что это тело трогал кто-то еще. Тонкая ножка, обтянутая сеткой, касается рельефной груди и спускается к прессу. Чимин с прищуром наблюдает за эмоциями на лице младшего и рвано выдыхает, когда стопа подкрадывается к ширинке джинсов и накрывает его возбуждение, слегка надавливая. Он хватает за щиколотку и рывком притягивает ближе к себе хрупкое тело, окончательно задирая юбку на талию и устраиваясь между ног, сразу же припадая к сладким губам. Негнущимися от ярких ощущений пальцами Мин расстегивает блузку, стараясь отвечать на требовательный поцелуй, и чувствует, как ему тут же помогают избавиться от ненужной одежды. Пак замирает, несколько секунд рассматривая черный лиф. Испытывая волну смущения, Юнги прячет лицо в сгибе локтя, после чего ощущает горячие губы на ребрах и несдержанно выгибается им навстречу. — Тебе не нужно это, чтобы выглядеть сексуально. Предмет женского нижнего белья бесцеремонно отодвигают, занимаясь темно-розовыми чувствительными бусинами. — Сними с меня это, — Мин приподнимается и горячие ладони скользят по его спине, щелкая застёжкой лифа. Когда Пак откидывает бельё в сторону и продолжает оглаживать тело под собой, просто наблюдая, Юнги не выдерживает и дёргается на прикосновениях к соскам. — Не сдерживайся, я хочу слышать тебя, — Чимин оглаживает большим пальцем вставшую горошину и делает толчок корпусом, держа второй рукой чужое бедро. — Ах-х-х... — Юнги обхватывает его ногами, скрещивая щиколотки. Он очень сильно возбужден: внутри и снаружи всё горит, несмотря на кондиционер в номере. Ему хочется тереться вставшим членом хоть о какую-то поверхность, поэтому он не отказывает в собственной прихоти, притянув к себе за плечи единственный возможный вариант и качнув тазом, чтобы задеть чужое возбуждение. — Принцесса, потерпи. Дай мне насладиться тобой, — просит преподаватель, но все-таки даёт то нужное сейчас трение, прижимаясь ближе. — Хватит говорить, раздевайся, — он специально царапает спину короткими ноготками и переходит на торс, расстегивая чужой ремень. Сверху слышится хриплый смех. — Здесь только я могу указывать, принцесса. Чимин отстраняется; нагую кожу начинает покалывать из-за отсутствия тепла. Мин наблюдает за тем, как старший избавляется от ремня и снова смотрит на него с выраженным желанием. Как он только держится? Юнги прямо сейчас хочет повалить препода и самому сесть на его член. Пока он витает в своих мыслях и загипнотизировано смотрит на чужую V-линию мышц, которая уходит под пояс джинсов, Пак опять зачесывает волосы назад и сверкает своими шоколадными глазами. — Дай мне свои ручки, — Юнги сквозь туман помнит как его запястья обвязывают кожаным ремнем, проделывая нехитрые манипуляции, — теперь держи их над головой и не смей двигать. Если ослушаешься, я накажу тебя. Понял? — в ответ лишь кивают. — Отвечай: "да, папочка". Кажется, куда больше, но младший краснеет даже шеей. Он держит скованные руки над головой, из-за чего его тело вытягивается. Это определенно неудобно, но заводит еще больше, потому что так Юнги чувствует себя хрупким и подчинившимся; Боже, да он выполнит всё что угодно, лишь бы этот прекрасный мужчина доставил ему удовольствие. — Да, папочка, — шепчет и облизывает пересохшие из-за частых вдохов губы. — Умница, — преподаватель улыбается и встает с кровати. И, если сначала у Юнги в глазах паника, то потом — как только Чимин раздевается и демонстрирует вставший колом член с набухшими венами — он мученически простанывает и закрывает глаза. Он возбужден, обездвижен и жаждет, чтобы его хорошенько выебали. До искр, до спазмов, до слез из глаз. Он ёрзает на кровати, смыкает колени и мычит, не в состоянии сказать что-то членораздельное. Чиминовы губы изгибаются в озорной усмешке. — Хочешь его? — кивает вниз на свой прибор и прикасается к себе, проводя ладонью вверх-вниз. Стоя вот так обнажённым, он выглядит как античная статуя из гладкого камня. — Хочу. — Тогда попроси. За секунду миновы глаза расширяются. Юнги сглатывает вязкую слюну и поскуливает, слегка надувая губки, — так он похож на очаровательного канючащего ребенка. — Папочка, трахни меня, — он никогда не говорил ничего подобного; в этом не было нужды. Но сейчас Юнги нравится играть жертву, играть в сладкую детку. Насколько же сильно он извращен, если сейчас лежит возбужденный и почти голый на кровати дорогого отеля в женском парике, так ещё и жалобно просит... — пожалуйста. От сладкого голоса младшего чиминов член заинтересованно дергается. Пак знает себе цену и знает, что выглядит потрясающе, но этот парень, лежащий перед ним, так сильно желающий его... старший почти сдается; он сам не против прямо сейчас вогнать ствол в тугое колечко мышц. Но хочется растянуть удовольствие и помучить младшего, чтобы тот окончательно свихнулся сначала от ожидания, а потом от члена в заднице. — Потерпи, детка. Он все-таки снимает кожаную юбку — как же она отлично смотрелась на этих бёдрах — замылено смотря на чужое возбуждение, которое упирается в черное кружевное белье. Он так невозможно-долго ждал этого вечера. Как Чимину только не сорвало крышу? Юнги снова податливо раздвигает ножки в стороны, пока преподаватель ложится между ними и целует молочные бедра прямо в сетчатых колготках (которые он ужасно сильно хочет порвать). Губы прикасаются к коже, иногда посасывая и оставляя наливающиеся краской отметины; Пак поднимается все выше и кусает нежную кожу. Младший дрожит всем телом и дышит очень глубоко, очень возбуждающе; от нетерпения он начинает снова ёрзать, но его резко хватают за внешнюю сторону бёдер. Чимин слышит вверху поскуливания, и в нем играет что-то садистское: крепко удерживая Юнги, он выцеловывает лобок, совершенно игнорируя член. Тонкое красивое бельё давно намокло; если присмотреться, то можно увидеть как поблескивают капли естественной смазки на синтетической ткани. — Я больше... не могу, — шепот Юнги звучит хныкающе и гнусаво, будто он вот-вот заплачет. Пак перемещает ладони и резко сдергивает оставшиеся предметы одежды, кое-как успевая отстраниться, потому что младший смыкает бёдра, в попытке помочь. Как только преподаватель оказывается на прежнем месте, он закидывает чужую ножку себе на плечо и наконец-то стискивает миново возбуждение в ладони, тот сразу же толкается в кулак пару раз, выдавая громкие стоны. — Такой красивый, — Чимин потирается своим членом о белоснежное бедро, закусывая губу. Когда такое нужное трение пропадает, Юнги раскрывает глаза и пытается сфокусировать взгляд на том, чем занят старший, но через мгновение он чувствует как в него входит сразу два пальца. — Бля-я-ять, — ему абсолютно плевать, что он ругается при преподавателе. Сейчас он имеет право. — Больше, пожа-а-алуйста, я... ах-х... готовился д-дома. Юнги сгорает. Хочется взбунтоваться: опустить зафиксированные руки, до боли в глотке сказочно отсосать, потом насадиться на член; и вообще в следующий раз это Мин свяжет старшего и... Если следующий раз будет. А Юнги очень хочет, чтобы он был. Он покладисто не сдерживает пошлых стонов, послушно принимает уже четыре пальца в себе и стискивает простыни над головой. От минутного ощущения пустоты младший теряется, слыша только бешеный стук собственного сердца. Но когда он чувствует мгновенную заполненность и небольшую боль в заднице, приходит облегчение. Наконец-то. Юнги выгибает спину и сорвано стонет, потому что Чимин начинает двигаться сразу же. Толчки грубые, но это не доставляет дискомфорта. Наоборот, хочется, чтобы задницу сильно сжали, оставили на шее фиолетовые синяки, запустили руку в волосы и грубо дернули. — Ещё... ещё... ещё, — пальчики на ногах поджимаются. Головокружительное удовольствие поражает каждую клеточку невесомого, почти прозрачного тела. Юнги так долго терпел, что, кажется, сейчас кончит. Он ощущает, как затекли руки и микроскопические иголочки начинают покалывать ногу, которая закинута на плечо старшего. Он хочет что-то сказать, о чем-то попросить, но не может сформулировать и одного ничтожного предложения, лишь издавая очень несвойственные ему высокие стоны. Мин не помнит, как именно получилось так, что его перевернули на живот, заставляя вжиматься щекой в покрывало, но машинально оттопыривает задницу. Он так близок, Боже, он безумно сильно хочет прикоснуться к себе, хочет испытать чертов оргазм. Колени разъезжаются, но горячие, такие нужные руки придерживают таз, а слух ласкают чужие слова похвалы, — он не может воспринять большую часть слов, но поощрительный тон определенно нравится. Никогда никто не оставлял засосы на его спине, но прямо во время того, как в него вбивается сзади Чимин, под лопатками расцветают фиолетовые синяки. И это, чёрт возьми, больно. Больнее, чем на бёдрах. Но боль добавляет чего-то, что заставляет вскрикнуть, сжаться вокруг члена и задрожать в предоргазменной неге. Толчки становятся менее быстрыми, но более отрывистыми, небрежными. Юнги кончает так и не прикоснувшись к себе. Белёсые капли пачкают простыни, а по всей коже проходит волна тепла и удовлетворения, тело обмякает окончательно. Чимин выходит сразу же, как понимает, что произошло, стягивая презерватив и надрачивая себе. Он хрипло стонет, когда сперма выплескивается прямо на божественные ягодицы. Пак глубоко втягивает воздух, когда осматривает поле своих действий: парик с темным каре спутался, вся спина усеяна отметинами, на худых бедрах уже проявляются синяки, а еще запястья все еще связаны и... — Чёрт, — он освобождает руки, отбрасывая ремень. Слышится всхлип. И это настолько сильно пугает, что старший на пару секунд замирает и сглатывает. — Юнги, всё в порядке? Чимин ложится рядом, боясь даже прикасаться к парню, но тот поворачивается к нему лицом и приподнимает уголки губ. — Все преподы так бесподобно трахаются? У Юнги покрасневшее лицо, особенно нос и глаза, часть косметики размазалась, но он все равно выглядит мило. Пак самодовольно хмыкает и гладит костяшками по заалевшей щеке. — Да? — Врун, — у младшего хватает сил на то, чтобы поднять руку и несильно треснуть по чужому плечу. В комнату уже закралась ночь, ее освещают лишь яркие огни города, но когда Чимин всё-таки улыбается, Юнги повторяет за ним. — Я не... перегнул? — ладонь скользит дальше по шее и переходит на спину, поглаживая чувствительные участки лишь подушечками пальцев. Юнги вздрагивает от этого и мычит в отрицании. — Это было... хорошо. Мне понравилось. Правда внутри всё кричит о том, что это был лучший секс в его жизни. — Хорошо, — Пак заметно расслабляется, выдыхая, — иди сюда, — он раскрывает объятия и младший тут же придвигается ближе, чувствуя себя таким крошечным и счастливым, что становится абсолютно плевать на то, что они оба ужасно грязные. Юнги не знает сколько проходит времени; по ощущениям около десяти минут. Он лежит с закрытыми глазами, уткнувшись носом в чужую шею, вдыхая отголоски древесного парфюма. — Надо в душ, — голос Чимина звучит тихо, даже немного сонно, но проскальзывает забота. Или так только кажется? — Пять минуточек, — Юнги надувает губы и позволяет себе немного поканючить. В итоге его просто относят в ванную на руках.

***

Завернувшись в белый длинный халат, Мин выходит из душной комнаты. Вероятно, он пробыл там достаточно долго, потому что пришлось приводить себя в порядок (он больше никогда не будет так сильно подкрашивать глаза на встречу, которая предполагает секс). Преподаватель лежит на кровати абсолютно нагой, смотря что-то в смартфоне. Номер более менее приведен в порядок: одежда уже не разбросана где попало, а лежит на кресле, грязное покрывало сдёрнуто на пол. Будто здесь не трахались как животные час назад. Он прочищает горло, чтобы дать о себе знать. Чимин обращает на Юнги внимание и сразу же откладывает мобильник. — Я заказал ужин в номер, можешь добавить что-то ещё, если хочешь. Пока младший гипнотизирует чужое тело, закусывая губу и еле заметно кивая, Пак скрывается в ванной. Юнги никогда не думал, что он будет творить такие безрассудные и необдуманные вещи. Пожалуй, ему просто несказанно везет. Как иначе объяснить все сложившиеся обстоятельства? Господи, да за ним никогда так не ухаживали после секса, а сейчас его еще и накормят. Честно признаться, он завидует постоянному партнеру преподавателя, — если такой есть — потому что... он даже не чувствует себя использованным. Будто встреча была затеяна не ради чего-то определенного, а будто это очередное свидание любовников. Слишком много мыслей крутится в голове. Что, если бы Юнги ходил на пары истории? Что, если бы они встретились не в университете? А что, если Юнги предложит не останавливаться на одной подобной встрече? И много подобного. От размышлений отвлекает оповещение на телефоне. Юнги снимает блокировку и открывает приложение доставки. Ему наконец-то пришел еще один парик. Он разглядывает картинку со светло-русыми искусственными волосами и водит большим пальцем по губам представляя, что он сможет надеть под такой образ. Вероятно, ту клетчатую юбку, белые чулки с рюшами, воздушную прозрачную блузу и... — М, красиво, — руки окольцовывают талию, а на плечо ложится чужой подбородок. — У тебя много париков? Юнги сначала дергается от неожиданности, почти уронив телефон, а потом смеется сам над собой. Он чувствует, как спину согревает распаренное после душа тело. Он блокирует телефон и кидает на кресло, не зная, куда деть свои руки. Можно ли положить их поверх чужих? Или это будет слишком? — Четыре, это будет пятый. Чимин хмыкает и целует открытый участок шеи. Этот жест, вся эта поза, в которой они стоят, немного собственническая. Младший чувствует везде мелкие и очевидные мурашки. — Тебе некомфортно без парика? Руки все-таки ложатся поверх чужих, сцепленных на талии. — Нет, это просто... не знаю, — он подправил макияж, но не стал снимать парик. Показалось совсем неловким появится без него на глаза преподавателю, да и из одежды у него только юбка и блузка. — Наденешь в следующий раз другой? — голос Чимина звучит настолько уверенно, что Юнги хочет развернуться и дать ему пощечину со словами "я разве соглашался спать с тобой на постоянной основе?". Он не соглашался, а просто тоже хочет этого. Происходит пауза, во время которой миновы губы изрядно терзаются зубами и дрожат в довольной улыбке. Он молчит не потому, что думает, — ответ очевиден, он наденет все что угодно, если Чимин попросит — а потому, что не хочет казаться настолько доступным. — М-м, — задумчиво тянет Юнги и улыбается еще больше, — хорошо. В дверь стучат. Видимо, принесли ужин.