Why not

В этот раз такси подъезжает к другому отелю, чему Юнги не сильно удивлён; если Пак Чимин решил устроить ему обзорную экскурсию всевозможных дорогих заведений, то он очень даже за. Мин полагал, что до первой встречи постоянно думал о Пак Чимине, но, как показала практика, после вечера в номере Юнги практически сорвало крышу. Ему все эти четыре дня было безумно сложно сосредоточиться на экзаменах, ванну приходилось принимать дольше, чем обычно, перед сном он только и делал, что мечтал о "долго и счастливо" с преподом; он не мог перестать открывать короткий диалог на мобильнике и просматривать его, краснея как какая-нибудь девчонка, а на стене реально появилась распечатанная фотография преподавателя (черно-белая, правда, но все-таки). Что уж говорить, в параллельной вселенной омегаверса — которая существует исключительно у Юнги в голове — у них уже родились близняшки. Поэтому до нужного номера он поднимается с неким ощущением победы над злой судьбой, которая обычно не дает тебе того, чего ты хочешь. Сегодня ему плевать на все, кроме обещания старшего устроить для него личный "урок" по поднятию уверенности в себе. Всю дорогу Юнги от нетерпения кусал губу и, честное слово, он даже умудрился съесть весь мятно-шоколадный блеск. Почему-то нервы покалывают чуть больше, чем в прошлый раз. Возможно потому, что светлый парик он не находит настолько подходящим для себя, нежели чёрный. Следовательно, какая вообще может быть уверенность в себе? Чимин открывает дверь в халате. У него немного раскрасневшиеся щеки и мокрые кончики волос. Видимо, недавно вышел из душа, но это выглядит так по-домашнему уютно, что Мин на несколько секунд теряется, а потом усилием воли делает шаг вперед и на "привет, выглядишь потрясающе" бросает немного канючащее "добрый вечер, Чимин-щи". Преподаватель издаёт смешок и закрывает дверь. Этот номер выглядит ещё круче, чем предыдущий: чёрные портьеры скрывают большое окно, диван из тёмной кожи стоит посередине огромного зала перед плазменным телевизором, видно ещё две двери; Юнги предполагает, что они ведут в ванную и спальню. Сдержанный скандинавский стиль интерьера добавляет эстетики, и Мин жалеет, что сейчас одет во все светлое, как какая-то кукла. Он скидывает сумку на одно из кресел — в этот раз додумался взять с собой средство для снятия макияжа и сменную одежду — и со сцепленными за спиной руками подходит к старшему. Тот нажимает на кнопки пульта от телевизора, что-то настраивая. — Предлагаю остаться здесь на ночь. Тебе нужно утром куда-то? — Чимин притягивает парня к себе и слишком нежно обвивает его талию. — М-м, нет, — Юнги чувствует, что скоро просто съест свои щеки изнутри. Он кокетливо надувает губки и обнимает старшего за шею. — Тогда нас ждёт ужин и кино, — Чимин опускает ладони на поясницу и настойчиво целует.

***

Ладонь очень медленно скользит по бедру, задевая край белых чулок, спускается ниже, к колену, обводит его по кругу и возвращается обратно на внешнюю сторону бедра, шаловливо рыская под клетчатой розовой юбкой. По этой причине Юнги уже двадцать минут не может сосредоточиться на фильме, а лишь все больше возбуждается с каждым мгновением от элементарных прикосновений. Ни сюжет, ни яркая картинка довольно интересной драмы не отвлекают совершенно, зато преподаватель поглощён просмотром. Либо он с блеском скрывает свои эмоции. Они поужинали (вернее, Чимин заставил его съесть хоть что-нибудь) и устроились на диване, решив расслабиться и никуда не торопиться. Юнги в очередной раз ёрзает, поудобнее устраиваясь на подушке; его ноги перекинуты через чиминовы бедра, а голова повернута вправо в сторону плазмы. От нетерпения он теребит пальцами шнурок от капюшона своего бежевого худи. Когда удается все-таки погрузиться в дремучий сюжет кино, Мин чувствует, как чужая ладонь проходит очень близко к паху, отчего он дергается и задерживает дыхание. Юнги кидает взгляд на старшего, у которого невозмутимый вид. Еще минут десять таких нехитрых поглаживаний и сегодняшний случай можно будет записать в Книгу рекордов Гиннесса как "самое быстрое семяизвержение от настойчивых поглаживаний проксимальной части нижней конечности человека". Губы блестят от облизываний, член уже приятно пульсирует и наливается теплом, а Чимин все еще максимально деликатно кончиками пальцев оглаживает, блять, одно единственное бедро! Юнги ему точно это дерьмо с руки не спустит. Старший же наверняка понимает, что Мин на грани: тот сводит колени и прерывисто дышит, иногда все-таки расслабляется, закрывая глаза и покусывая истерзанные в лохмотья губы. Чимин нарочно задевает возбужденный орган и слышит глухой стон. — Что такое? — на его лице напускное удивление, когда на миновом — неподдельный румянец и естественный блеск глаз. А после этой фразы еще и волна возмущения. — Да так... совсем ничего... — одно плечо вздымается вверх в невербальном жесте неопределенности. — Иди ко мне, — он прищуривается и протягивает руку. Юнги не мешкая седлает бедра старшего, опираясь руками о его плечи. — А как же фильм? — на самом деле срать ему на этот фильм, видимо, как и преподу, просто ну уж очень хочется состроить из себя невинного дурачка. — У меня есть кое-что поинтереснее фильма, — Чимин откидывает светлые локоны парика назад. — Ты помнишь стоп-слово? Юнги даже не пытается вспомнить — конечно же забыл. Он был пьян и знает лишь, что это вызвало у него приступ хихиканья. Старший моментально читает эмоции на лице напротив и снисходительным тоном напоминает про чертов "сирхак", прося повторить. Юнги закатывает глаза и получает шлепок по заднице, что провоцирует на болезненное "ой". Сжимая свои длинные пальцы на чужих плечах, Мин делает максимально сучье лицо. — Сирхак, — повторяет таким тоном, будто его заставляют не запомнить стоп-слово, а выучить как правильно вычислять котангенс, который никогда в жизни не пригодится. — Кажется, кому-то уже не нужны мои уроки по уверенности в себе, да? — Чимин усмехается, начиная медленно мять ягодицы, но все еще выдерживая какую-то непонятную маску, полностью контролируя мысли и эмоции. — Кажется, я просто не доживу до твоих уроков, — на ягодицах чувствуется давление и приятное тепло ладоней. — Встань, — Юнги повинуется. Одергивает юбку и слезает с такого удобного местечка (честно, так и сидел бы там всю ночь), смотря в бесстыжие глаза преподавателя, которые буквально его ра... — Раздевайся. — Что? — миновы губы складываются в идеальный круг. — Что слышал, — это звучит немного грубовато, отчего по спине Юнги пробегает холодок. Пак же смотрит выжидающе, наклонив голову набок. — Давай. Ты уже достаточно самоуверен, принцесса. Юнги фыркает, прикусывает щеку и складывает руки на груди. Десять секунд они играют в гляделки. Младший раздумывает над услышанным. Что Чимин от него хочет? Юнги же буквально деревянный, он не может похвастаться пластичностью и мягкостью движений. Да что уж говорить, ему даже нежный секс не нравится; грубость заводит сильнее. Где-то на фоне кино подходит к финалу, а младший в очередной раз закатывает глаза и тянет край худи вверх. — Медленнее. В Юнги играют два чувства: смущение и возмущение, но второе всё-таки больше. Какого черта? Он с беспристрастным лицом делает то же самое, но, как и попросили, медленнее: длинными пальцами поднимает край одежды и оголяет сначала впалый животик; тянет выше, показывая талию, рёбра и молочную грудь с двумя горошинами сосков. В конце немного путается из-за парика, но в итоге воздух холодит кожу, а худи оказывается на краю дивана. Это... неловко, что, видимо, становится привычным, когда Пак Чимин рассматривает тебя вот так. Юнги сглатывает, смотря куда-то себе под ноги, и тянется немного онемевшими пальцами к молнии на юбке. — Нет, оставь. Потрогай себя, — Господи, почему этот голос заставляет колени подкашиваться, а сердце учащенно биться? — Грудь и шею. По худым плечам струятся светлые волосы, а пальцы крадутся к розовым бусинам, которые напряглись из-за контраста температур кожи и воздуха. Глаза закрываются, и он окончательно отпускает себя, запрокидывая голову вбок. Вторая рука гладит ключицы и плавно перемещается на шею, играя с воображением злую шутку. Знать то, что сейчас, такой мужчина, как Чимин, жадно смотрит и хочет взять увиденное — заводит. Мин проявляет инициативу и, не поднимая юбки, тянет кружево вниз: белье плавно спадает с худых ножек. — Хороший мальчик, — Юнги слышит похвалу словно через вату и хочет скулить, лишь бы его коснулись. — На колени. Эту просьбу он выполняет беспрекословно, оказываясь между разведённых ног старшего. Юнги даже и не задумывался, что тот тоже возбуждён: халат почти не прикрывает явную эрекцию. Он придвигается ближе и откидывает белую ткань в сторону, не в состоянии перестать кусать нижнюю губу. — Это все твоё, малыш, так что сделай с этим что-нибудь. Кажется, щеки после этой фразы розовеют ещё больше. Не то чтобы у Юнги есть опыт в оральных ласках... Он просто очень скудный, в чем стыдно признаться . Даже на игрушках в своей комнате практиковаться было максимально неловко. Лишь один раз Юнги пробовал взять в рот холодный и безжизненный киберсиликоновый член и ему не понравилось. Но сейчас перед ним был самый настоящий, увитый венами, покрасневший мужской ствол, который требовал ласки. И, что немаловажно, это член Пак Чимина. Юнги облизывается и выдыхает через рот. Пожалуй, он начнёт с вот этих потрясающих кубиков, которые, словно плитка молочного шоколада, так и манят. Он оставляет на торсе любовника тяжёлые, ощутимые и горячие поцелуи; всасывает кожу, дразнится, отчего старший напрягается, и показываются более точёные очертания пресса. Юнги чувствует себя Богом. Будто ему позволено всё; будто по его венам пустили наркотик, из-за которого он окончательно потерял рассудок. Парень переоценивает свои "навыки", когда неуклюже пытается наклониться и вобрать плоть в рот. Приходится помогать рукой: он уверенно обхватывает горячее естество и оттягивает крайнюю плоть, двигая ладонью вверх-вниз. В такт движениям слышится глухое мычание. Юнги ловит взгляд старшего и видит на дне тёмных омутов себя: распалившегося и такого подвластного. Или ему это только кажется, потому что Чимин загадочен, как никогда: прищуривается, сглатывает — младший наблюдает за движением кадыка — и... Юнги чувствует давление на своем затылке. Блять, точно. Он сюда пришёл не просто пялиться на препода, а, вообще-то, сделать крышесносный (нет) минет. Юнги полностью отдаётся делу: целует от самого основания до кончика, горячий язык щекочет уздечку, а потом губы решительно вбирают в себя головку. Это непривычно и странно, но ему нравится. Веки прикрываются, и дальше действия происходят по интуиции. Он старательно не задевает орган зубами, посасывая самое чувствительное местечко и обхаживая его язычком. Ладонь не останавливается, в среднем темпе прокручиваясь по длине. Достаточно скоро Юнги вбирает в себя больше и слышит сверху полушепот: "да, вот так, умница". На самом деле это некомфортно, но Юнги очень старается. Он чувствует, как Чимин окончательно затвердел, чувствует, как собственные пальцы свободной руки впиваются в подрагивающее бедро старшего, чувствует, как в его горло толкаются. Это становится слишком неожиданным, и Юнги отстраняется, заходясь кашлем. — Черт, — Чимин гладит его по щеке, заставляя посмотреть на себя. — Это твой первый опыт? — в ответ кивают, а Пак выглядит после этого как само воплощение демона похоти. — Такая невинная принцесса. Иди сюда. Юнги повинуется и оказывается на колене, чувствуя приятное давление на пах, опираясь на мощные плечи. Он кое-как сдерживается от того, чтобы не начать двигаться и создать такое нужное сейчас трение. Чимин проводит большим пальцем по мокрым миновым губам, размазывая свою собственную смазку, гладит шею, очерчивает ореолы сосков, и по-хозяйски оставляет ладонь на талии. Юнги неосознанно тянется за поцелуем и получает его: медленный, но страстный. — Двигайся, — шепчет преподаватель, отстраняясь буквально на секунду. И Юнги двигается: отвечает на ласки чужого языка и подается торсом вперед, издавая несдержанный стон. Его обвивают руки; кажется, что они везде, такие горячие и одновременно ласковые; они же повышают амплитуду движений, то подталкивая, то отстраняя. Сильнее прогибаясь в пояснице, он абсолютно забывает где и с кем находится, ощущая только еще больше точек соприкосновения между собственным воспаленным возбуждением и чиминовым бедром. Юнги запускает длинные пальцы в волосы и сжимает — он на грани, скулит, зажмурив глаза и выцеловывая чужую шею. На моменте оргазма он вжимается в старшего всем телом и неосознанно оставляет багровый синяк прямо на видном месте, которое не прикроет даже ворот рубашки. — Блять, принцесса, и как это называется? — старший гладит по спине, дыханием опаляя румяную щёку. — Я... прости, — Юнги ужасно стыдно за всё сразу: за то, что кончил, за то, что оставил метку. Он чувствует себя маленьким провинившимся шкодником. — Можешь снять парик? — младший утвердительно мычит, потому что он согласен на все, но потом осознаёт и недоуменно шепчет "зачем". — Я так хочу. Юнги болезненно стонет, но тянется руками и долго возится с незамысловатым приспособлением. Искусственные волосы остаются валяться где-то сбоку, а Чимин запускает пятерню в черные волосы младшего, начиная массировать кожу головы, следом резко сжимая пальцы. — Ты знаешь, что расстроил меня, малыш? — Юнги чувствует покусывания на плече. — Я совсем не ожидал, что ты так внезапно кончишь. Кто провинился, м? — младший снова скулит, выдавая тихое "я". — И что мне теперь с тобой делать? Не найдя сил посмотреть в глаза преподавателю, он лишь спускается ладонью вниз и прикасается к каменному стояку, на что старший отзывается стоном. Как Чимин вообще всё еще терпит? Он такой горячий и липкий, что у Юнги у самого из горла вырывается довольное мычание. Он надавливает большим пальцем на головку, после чего его запястье перехватывают. — Наказать тебя за засос на шее или за то, что ты замарал юбку? Юнги замирает испуганным зверьком и начинает воображать, как на этот раз будет выглядеть наказание. Если Чимин захочет его снова связать, то он против. Он так сильно хочет касаться чужой спины, хочет оставлять на ней красные следы от ноготков, хочет сжимать простынь и в удовольствии тянуть её на себя. Никак не сопротивляясь — и не понимая происходящего — младший оказывается лежащим на чужих бёдрах и, ах!, к его ягодицам так приятно прикасаются кончиками пальцев... — Считай вслух. Сначала Мин хочет уточнить, что именно ему считать, но по комнате разносится шлепок, а по мягкой коже распространяется острая волна боли. — Считай, — приказывает Чимин. — Один, — пищит Юнги и весь сжимается, ожидая ещё одного удара. Не то чтобы ему не понравилось, просто... Это действительно больно. Он и представить не мог, что от простого шлепка попа будет буквально гореть огнём. — Расслабься, принцесса. Больное место поглаживают, будто пытаясь залечить его, и младший действительно расслабляется, сразу же получая ещё один удар. — Д-два. Юнги тяжело дышит через нос, и снова проходит этот этап с напряжением и расслаблением мышц. Он не может отрицать того, что боль ему нравится. Более того, возбуждение снова собирается внизу живота, как и слюна на кончике языка, которая, того и гляди, начнёт капать на черную кожу дивана. — Три-и-и, — жалобно тянет парень. Чимин его точно ни капли не жалеет. Интересно, он зол? А как он накажет Юнги, если тот сделает что-то похуже, чем засос или испачканная юбка? Эти мысли прерывает шлепок. — Ах-х, четыре, — и ещё один. — П-пять. Юнги всхлипывает. Он не отдаёт себе в этом отчёт: боль и удовольствие смешались в один приятный и непонятный ком. Он ничего не может поделать с этим — слёзы рвутся наружу. И, нет, он не хочет это прекратить. Наоборот, он хочет, чтобы старший действительно наказал его, заставил почувствовать себя подчинившимся, заставил испытать чувство благоговейного страха. — Ше-е-есть, — вой разносится эхом по комнате, кулачки стиснуты, на спине появилась испарина. — Я чувствую, как ты снова возбуждаешься, так что не ври мне и прекрати скулить как сучка, — голос преподавателя звучит грубо, и Юнги сразу же затыкается. Если бы на земле не действовала сила притяжения, его одинокая слеза затекла бы обратно от такого тона. — М-м-ах, семь, — слюна всё-таки капает на диван. — Восе...мь. Юнги не чувствует больше никаких прикосновений, зато слышит тяжёлое дыхание старшего и копошение. Почему-то страшно смотреть ему в глаза и не увидеть совсем ничего за непроницаемой пустой маской. Неожиданная тактильность заставляет вздрогнуть: румяные ягодицы раздвигают и к сфинктеру приставляют холодные пальцы. Но Юнги в этот раз не... — Ты не растягивался? — Чимин чувствует, что два проходят с огромным трудом, вынуждая начать с одного. — Угу, — Мин чувствует немного стыда вперемешку с мазохистским удовольствием. — Хотел, чтобы это сделал ты. После этих слов он ощущает, как второй палец всё-таки проталкивают в него, выдавливая на колечко мышц больше лубриканта, который некомфортно стекает холодными каплями на яйца. — Вот как, — Чимин хрипло смеётся. У Юнги в груди растекается тепло, и он окончательно расслабляется. — Такой хороший сладкий мальчик и только мой. Не зная, что на это ответить, Мин лишь напрягает уголки губ в лёгкой улыбке и принимает уже три пальца. Но преподавателя молчание не устраивает. — Ты ни с кем не спишь кроме меня? — Нет. — Нет, папочка, — строго поправляет его старший. — Нет, папочка, я подставляю свою прекрасную задницу только тебе. Юнги думает, что это нечестно: он тоже хочет знать, спит ли старший с кем-то еще, но, кажется, сейчас не время, потому что с его задницей обращаются так нежно, растягивая тугие мышцы. Парень превращается в лужицу и довольно мычит, не сдерживая дурацкой влюблённой улыбки.

***

Чимин берет его на диване: Юнги цепляется короткими ноготками за спину, кожа скрипит по обивке из-за пота, тонкая шея, ключицы и грудь расцветают синяками. Видимо, старший мстит (или метит свою территорию), упиваясь стонами, потому что кожный покров нежный, почти прозрачный. Юнги больно от того, что любовник с силой всасывает, а потом кусает алебастровую оболочку. Он не остаётся в долгу и уже осознанно царапает спину, впутывает пальцы в светлые волосы, тянет и одновременно подаётся навстречу толчкам. Становится невыносимо жарко и дурно. Чимин заключает минов член в плен ладони, и младшего не хватает надолго: он сорвано стонет и сжимается до микрочастички, ощущая себя абсолютно пустым. Старший кончает в латекс следом, заваливаясь сверху и выдыхая раскаленный воздух в шею. Завязанный презерватив летит куда-то на пол к халату, худи и парику; Юнги поворачивается на бок и, словно слепой котёнок, начинает тыкаться носиком в чужую грудь в попытке устроиться поудобнее. Они снова ужасно грязные, но снова льнут друг к другу. Юнги получает поцелуй в лоб. Он счастлив. *** Юнги не может уснуть. Он лежит под тонким одеялом и разглядывает темные очертания лица напротив. Возможно, старший уже видит сны и поэтому выглядит так по-детски мило. Эта щечка, которая очаровательно сминается, эти пухлые губы, которые приоткрыты, эти небрежно раскиданные на подушке волосы... Юнги боится проснуться утром и ничего этого не увидеть. Ведь Пак может уйти, его ничего здесь не держит. Это в прошлый раз они уехали вместе на такси, а сейчас совершенно другой случай. Сейчас Юнги спит в одной кровати со своим... Кто они теперь? Любовники? Студент и преподаватель? Просто партнёры? Это кажется таким сложным. Мин тяжело вздыхает и в очередной раз елозит по простыне, вроде пододвигаясь ближе к старшему, но всё ещё выдерживая дистанцию. — Не спится? Юнги вздрагивает; он не ожидал, что не один бодрствует в спальне. — Угу. — Почему? — Просто... — парень не знает, что сказать. "Просто хочу быть в твоих объятиях", "просто хочу знать, спишь ли ты с кем-то, кроме меня", "просто хочу утренние ласковые поцелуи, а не пустую холодную кровать", "просто хочу все поменять и добиться тебя не таким способом", "просто...". В его мыслях слишком много "просто" и" хочу". Он такой маленький наивный идиот. — "Просто" — что? Постельное бельё шуршит, и старший одной рукой пододвигает Юнги к себе. Они оба нагие, но это не кажется пошлым, наоборот: уютно, когда можешь ощущать вот так чью-то мягкую кожу без какого либо препятствия. Чимин гладит кончиками пальцев смоляные волосы, не отрывая губ ото лба. Их ноги переплетены под слоем одеяла. — Ну? Юнги зажмуривается и на выдохе произносит: — Просто-думал-спишь-ли-ты-с-кем-то-ещё. Старший точно(!), абсолютно точно, улыбнулся ему прямо в лоб. — Ты такой любопытный, да? — Эй, я тебе сразу ответил! — Юнги надувается как рыбка фугу и пытается отстраниться, но ему не дают этого сделать. — Ещё и собственник, — препод откровенно смеётся. — Сам собственник! На мне вообще живого места нет! Всего пометил, я тебе не...! — брыкаясь не в полную силу, он чувствует себя оскорблённой блядской шпротой, которая не может выбраться из консервы на свободу. Даже масло не помогает! И если бы где-то рядом с Хвасой Юнги бы сейчас продолжал орать и возмущаться, то сейчас его рот буквально запечатывают поцелуем. И уже не важно, что он там возмущённо пытался доказать: тело обмякает, а язык старается успевать за чужим. — Я ни с кем не сплю, кроме тебя. Этого Юнги хватает на то, чтобы провести ночь спокойно, в крепких и надёжных объятиях.

***

Юнги ненавидит вставать рано, его сон вообще в режиме нон-стоп машет белым платочком в знак того, что сдается. Собственно, поэтому он совсем не собирается открывать глаза, когда его ласково гладят по талии, одновременно стаскивая одеяло. Он тянется за теплым полотном и накрывается обратно прямо до макушки, чтобы на веки попадало как можно меньше утреннего света. Слышится снисходительное хихиканье где-то рядом. Стоп. Юнги уснул не у себя дома. Он в отеле, а рядом с ним Пак чертов Чимин. И это точно не сон? — Уже пятнадцать минут двенадцатого. Его сгребают в охапку прямо с одеялом. Юнги снова ощущает себя крошечным и маленьким, и это ему безумно нравится. Он канючуще стонет, пока к нему пробираются чиминовы руки. И если сначала они мягко ласкают поясницу, то потом кончики пальцев впиваются в рёбра. — Не-е-е-ет, пере-, перестань! — Юнги крутится как червяк, путаясь в ткани. Утренняя щекотка — не самое романтичное пробуждение (возьмите на заметку). Он полностью выбирается из "укрытия", но достаточно резво накидывает на голову подушку, придерживая её руками. Лёжа обнажённым на животе и спрятавшись от света, ему очень даже комфортно. И если сначала ничего не происходит, то через несколько секунд, ощущая на коже лёгкие прикосновения пальцев, парень вздрагивает и весь сжимается, а по всему телу танцуют мурашки. Старший всё-таки вырывает подушку, и Юнги готов закатить истерику, потому что принцесс не поднимают так рано. Или, как минимум, где паж, который будет помогать ему одеваться и подаст свежие тосты с красной икрой в постель? — Ты такой капризный ребёнок, — за этими словами следуют объятия и младший, как коала, цепляется за горячее тело. Это приятно. Заменяет даже завтрак в кровать. — Па-а-апочка, — он слушает размеренное сердцебиение, а потом чувствует вибрацию от глухого смеха. Не получается не улыбнуться вслед. — В таком контексте это звучит ужасно. — Пять минуточек. — Хорошо, ровно пять. — Тогда десять. — Семь с половиной. Юнги ничего не остаётся кроме как согласно промычать.

***

За одно утро со старшим Юнги понял несколько вещей: Пак Чимин очень принципиальный: он реально отсчитывал семь с половиной минут; Пак Чимин встаёт по утрам как в рекламе: с лёгкостью пёрышка поднимается с кровати и элегантной ланью несётся умываться; Не смотря на второй пункт, Пак Чимин в момент пробуждения выглядит как взъерошенный цыплёнок, и это очень мило; Пак Чимин выглядит совсем не мило в сером костюме в тонкую светлую клетку. Юнги залипает на то, как старший продевает пуговицы в чёртовы дырки своими пальцами. Оголённый торс скрывается за тканью белой рубашки. Язык смачивает миновы губы, напоследок ряд зубов прикусывает нижнюю. У Юнги в голове белый шум. Чимин что-то говорит. Младший гипнотизирует кожаный ремень, который охуенно смотрится на том месте, где должны проходить тазовые косточки. Кстати, там же красуется та самая V-линия, на которую только бы молиться. А ещё эта рубашка так хорошо заправлена, что пальчики сами тянутся её вытащить; а потом можно встать на колени, расстегнуть ремень, следом ширинку брюк и прижаться щекой к... — ...даю тебе последний шанс, и если через пять минут ты не будешь стоять собранный, то я оставлю тебя здесь одного в неоплаченном номере. Юнги не уверен, что из этого пугает больше: факт того, что Чимин уедет без него или то, что номер он сам сто процентов не оплатит. А старший явно не шутит — в условии звучал именно тот требовательный и приказной тон. За пять минут из положения "лежать голым в кровати и пускать слюни на старшего" Юнги оказывается в положении "типа привёл себя в порядок, можно и за шавухой в соседний ларёк".

***

Юнги не сильно удивляется, когда Пак открывает для него переднюю дверь серебристого лексуса, а сам садится за руль. Не сильно его удивляет и купленное американо на вынос в симпатичных черных стаканчиках и непринужденный разговор о прошлом, который Мин всеми силами старается поддержать. Ладно, враки. Юнги охренеть как удивлён. Он честно старался контролировать своё выражение лица и держать напускное спокойствие, как обычно это делает преподаватель. Но оленьи глаза и непонимающий взгляд выдаёт его с потрохами, когда он гипнотизирует то руки старшего на руле, то крафтовые стаканчики на подставке. Юнги старается не думать, потому что так легче. — Эй, Земля вызывает Марс, — мягко улыбается Чимин, и одна его бровь вопросительно выгибается. — Да, я, эм, прости, — несмотря на обстоятельства, Юнги чувствует себя хреново. Ощущение, что это последняя их встреча, стягивается колючими кольцами вокруг горла. — Задумался. — Сидеть не больно? — тон заботлив и мягок, и младший хочет ударить себя по лицу за то, что уже привык к этому. — Нет, всё хорошо, — на удивление, ягодицы действительно не болят. Болит в другом месте. Произошел сбой, и вместо того, чтобы забивать на всё один большой и толстый болт, сердце Юнги, кажется, сделало что-то не то. — Так как ты пришел к этому? — К чему? — К переодеванию. Чертов Пак без комплексов Чимин. На самом деле это немного болезненная тема для Юнги, но, возможно, если он кому-нибудь расскажет, то станет легче? Он прочищает горло. — В средней школе я стал засматриваться на девушек как не на предмет обожания, а как на образ эстетики. Ну, знаешь, все эти юбки, чулки. Даже в обычной форме некоторые девушки выглядели просто потрясающе. И, типа, когда тебе что-то очень нравится, — вещь или образ, — ты хочешь перенести это на себя, — Юнги благодарен старшему, что тот молча смотрит вперед и не меняется в лице. — В семнадцать лет я первый раз попал на тусовку и там была девушка в колготках в сетку. Она выглядела так соблазнительно и, честно, я пялился на нее с нескрываемым восхищением весь вечер. После этого я первый раз в жизни примерил эти чертовы колготки. Это было странно, но мне понравилось. Потом я начал худеть, закупаться через интернет всякими аксессуарами и косметикой. Страшно было только, что никто не примет меня таким, что посчитают фриком и извращенцем. Да я до сих пор боюсь, просто стараюсь абстрагироваться от плохого. О моём увлечении знаешь только ты и моя подруга. Ну и три тысячи фолловеров в блоге. На последних словах он сначала усмехается, но осознав всю ситуацию, замирает. Сердце начинает колотиться где-то в ушах. Что если преподаватель посчитает Юнги еще большим извращенцем? Да, ему нравится выставлять своё тело на всеобщее обозрение и получать отзывы. Это поднимает самооценку, стимулирует к покупке новых вещей... Это же не за деньги. Хотя Хваса пару раз предлагала пойти в вебкам и грести деньги лопатой на взрослую самостоятельную жизнь, но парень еще морально до такого не дорос. Чимин молчит, а машина останавливается возле многоэтажки, где живет Хваса. Юнги заранее попросил отвезти его сюда. — Как по мне, ты в любом виде смотришься потрясающе соблазнительно, принцесса, — старший смотрит спокойно, в его взгляде нет осуждения. Мин натянуто ему улыбается. Он не понимает: стоит ли ему ждать прощальный поцелуй или лучше просто выйти из машины. — Спасибо. И спасибо, что подвёз, — избегая прямого взгляда в глаза, Юнги держится за ручку двери изнутри и нажимает на нее. — Юнги-я, — он всё-таки встречается с глазами, от которых льётся тепло. Не зря говорят, что там можно увидеть больше, чем где-либо еще. Пак Чимин именно такой человек. Старший подаётся вперед и оставляет на розовых губах сладкий и медленно-тягучий поцелуй. — Пожалуйста. Береги себя. Юнги выходит из машины и старается не оборачиваться. Только когда он уже подходит к подъезду, а со спины слышится удаляющийся звук шуршащих об асфальт шин, он смотрит на уезжающий серебристый лексус. Кажется, Пак Чимин сегодня первый раз назвал его по имени.