Мышеловка

      Третий, последний на сегодня, мотор летит как-то слишком быстро. Арс никак не может собраться – не выдает ничего, кроме дурацких штампов и не слишком свежих шуток, будто бы уже где-то слышанных. «Вырежут нахрен», – думает он про себя, когда над его очередной попыткой что-то из себя выжать смеется только Антон. Это, впрочем, не показатель успеха, Шастуна рассмешить – раз плюнуть. Такой уж он человек. Совершенно удивительный. Любой нормальный юморист со временем черствеет и почти перестает воспринимать чужие шутки. Но только не Шастун. Этот ржет над чем угодно. Потому что остается живым.       Арс не может перестать думать об Антоне ни на одну долбанную секунду. Не может перестать вспоминать. Как Антон умеет заглядывать в глаза до самого дна души. Как жадно и жарко целуется. Как стонет и тяжело дышит во время секса и как обожает, войдя до упора, на несколько секунд замереть, будто желая слиться в одно.       Эротические флэшбеки бьют Арсения с такой яростью, что все его силы уходят только на то, чтобы не дать встать члену. Какие уж тут шутки.       Антон стал чем-то вроде усилителя вкуса. С ним все обрело яркость и осмысленность. И как только он уехал из Питера, оставив Арсению довольствоваться только перепиской, жизнь стала пресной и неинтересной.       Арс закрутился с разводом и переездом в съемную квартиру, потом снимался, так что вырваться в Москву не было никакой возможности, и они с Антоном увиделись только на съемках. Которые теперь трещат по швам, потому что Арсений никак не может перестать думать и вспоминать. Будто забывает, как это – существовать отдельно от Антона.       Он знает, что сегодня Ира в зале. У нее выдался выходной, так что она приехала поддержать Антона и просто повеселиться. Арсений это знает, а потому шутит еще хуже – все время срывается в тяжелые мысли о том, что даже сегодня, после долгой разлуки, вынужден сдерживаться даже лучше обычного, потому что если стороннего наблюдателя еще можно обмануть, то любящую женщину – едва ли.       Когда Стас, наконец, произносит: «На сегодня все, мы закончили, всем спасибо!» и павильон взрывается аплодисментами, Арс едва не падает с ног от усталости. Шумной разноголосой толпой они едут в какой-то бар, пить и праздновать.       Арс не знает, в какой момент компания делится и едет разным маршрутом, не помнит, после которого бара уехал домой Сережа, и как так вышло, что в очередном каком-то сомнительном караоке он остался только со Стасом. Шеминов пьет и ржет, явно дико веселясь по какому-то поводу, который сам с трудом может сформулировать. Арсу тошно, тесно и скучно. Ему хочется к Антону. Прижаться к нему всем телом, поцеловать так, чтобы оба сбились с ритма дыхания. И рассыпаться на миллион мелких сияющих звезд от удовольствия.       Шастуна не хватает так ощутимо, что Арсений даже не удивляется, когда вытаскивает телефон из кармана – поразительно только, что он еще нигде не потерял его, сменив за ночь минимум десяток баров – и начинает писать крайне откровенные и совершенно несдержанные сообщения.       Антон долго не отвечает, заставляя Арса задуматься – не спит ли он уже в теплой кровати, прижимая к себе Иру. Ревность тут же затапливает кислотной волной, так что Арс даже чувствует горечь на языке. Он опрокидывает в себя рюмку, уже не совсем соображая, насколько сильно пьян, и продолжает бомбардировать чат с Антоном сообщениями. Вместо того, чтобы написать что-то в ответ, Шастун звонит.       – Где ты? – спрашивает он удивительно трезво.       – Я должен был сказать, – продолжает прерванный звонком поток сознания Арс. – Я…       – Ты бухущий в хлам, – устало произносит Антон, – скажи, где ты, я тебя заберу.       – Дос-дослушай! Черт тебя…подери! – он раздражается от того, что слова даются ему с огромным трудом, а Шаст все никак не хочет помолчать. – Ты никогда не слушаешь!       – Адрес, Арсений, – требует Антон, и от его голоса мурашки пробегают у Арса по позвоночнику. Он не может ослушаться, не может даже подумать о том, чтобы не подчиниться, поэтому послушно говорит название этого чертового караоке. Шастун что-то прикидывает, а потом говорит по-прежнему очень серьезно: – Я буду через полчаса, не проебись никуда. Жди.       Арс нестепимо хочет договорить и признаться наконец, произнести фразу, которая так сильно жжет ему нутро. Сказать уже, облечь в слова самую главную мысль, которая буквально сводит его с ума.       «Я люблю тебя. Люблю. Бесконечно тебя люблю. Понимаешь? Я тебя люблю», – как заведенный думает он. И это кажется самой простой, самой очевидной вещью в мире. Он ничего больше не хочет от жизни, кроме маленького шанса на счастье – возможности быть с Антоном. Навсегда. Или хотя бы в этой жизни, в которой все так долго шло наперекосяк.       Ему хочется верить, что просто так никто не срывается забрать пьяного коллегу из дурацкого караоке, прочитав перед этим его путанные сообщения, о том, что жизнь без любви не имеет смысла. Хочется думать, что Шастун едет за ним по ночной Москве не потому что «так нужно».       Арс пытается выпить еще, просто потому что не знает, что еще делать, особенно после того, как уезжает домой Стас, но алкоголь обжигает горло до тошноты, и Арс пугается, что совсем выйдет из строя и не сможет поговорить с Антоном. Тот едет немного больше обещанного получаса, и Арс успевает накрутить себя до нервной трясучки.       «Выходи, я тут», – лаконично пишет Антон и Арс бросается к выходу едва ли не бегом, по пути больно врезаясь бедром в один из столиков, так что из бара он выходит совсем не так элегантно, как хотелось бы.       – Ну ты даешь, – со смешком выдыхает Антон, выпуская изо рта облачко табачного дыма. – Ты как так умудрился-то надраться всего за пару часов?       Арс улыбается, как полный придурок, тянется обнять, но теряет равновесие и всем весом наваливается на покачнувшегося от такого бурного приветствия Антона.       – Я люблю тебя, – без всяких предисловий выпаливает Арс и зажмуривается, потому что вдруг оказывается, что ждать ответной реплики очень и очень страшно.       – Воу… – только и успевает произнести Антон, но тут же затыкается и напрягается, потому что из темноты у Арса за спиной раздается заметно нетрезвый низкий голос.       – Эй! – окликает их потрепанного вида мужик и скалится хищной улыбкой. Антон весь подбирается, словно готовится к прыжку, и силком ставит Арсения так, чтобы он стоял ровно. Мужик подходит ближе: – Голуби что ли? Слышишь, – окликает он кого-то еще скрытого темнотой, – сейчас будем петухов раскрашивать.       Он сплевывает себе под ноги и приближается еще. За его плечом возникает вторая похожая фигура. Арс постыдно отступает на шаг и снова покачивается. Он слишком давно не дрался, да и на ногах стоит не лучшим образом, так что больше всего на свете ему сейчас хочется просто щелкнуть пальцами и раствориться в воздухе.       – Мужики, вы че? – обманчиво-спокойно спрашивает Шастун, отбрасывая окурок. Он выглядит слишком спокойным для ситуации, но Арса прошибают мурашки, когда Антон шепчет едва слышно: – очки сними…       Арс даже успевает это сделать – снять их и спрятать в карман, а потом резко оказывается лежащим на асфальте, прижимая ладонь к пылающей болью челюсти. Даже не пытаясь сообразить, как это все так внезапно случилось, он рефлекторно откатывается в сторону и видит, как Шаст резко отталкивает того, кто ударил Арса, а потом сильно – даже звук слышен – бьет по лицу второго.       – Вставай, быстро! – кричит он, и Арсений кое-как поднимается на ноги, а в следующую секунду Антон больно хватает его за запястье и слишком быстро куда-то тащит.       Арс подчиняется, ни о чем не думая, просто старается побыстрее переставлять ноги, чтобы поспевать за бегущим Антоном. Они сворачивают в какие-то совсем темные дворы и так отчаянно петляют, что Арса начинает тошнить.       Наконец, Шастун забегает в какой-то подъезд и толкает Арса к стене.       – Тихо! – шипит он, хотя преследователи давно от них отстали. – Покажи лицо. Сильно прилетело?       – Фигня, – врет Арс, хотя челюсть все еще болит. Антон кладет ладонь ему на подбородок и ласково гладит большим пальцем по губам. Свет, включившийся было, когда они вбежали, гаснет, и от этого Арсению становится так хорошо, как будто в его жизни происходит что-то удивительно прекрасное.       – Арс… – окликает Антон, но больше ничего не говорит, припадает губами к приоткрытым губам Арсения и целует так нежно и ласково, что от этого однозначно можно свихнуться.       – Я люблю тебя, – шепчет Арс, – я серьезно…       – Стой, – Антон отстраняется и громко топает ногой, чтобы в подъезде снова загорелся свет. – Ты бухой и нихера не соображаешь, не нужно такие вещи говорить.       – Я скажу тебе это и трезвым. Миллион раз.       – Арс… – он отходит на шаг и смотрит таким потерянным взглядом, что у Арсения сердце проваливается в желудок. – Не надо.       – Давай будем вместе, – просит Арсений сиплым шепотом, потому что на большее сил не хватает. – Никому ничего не скажем, будем скрывать, но… Я хочу быть с тобой.       – Я не могу, – произносит Антон, заставляя Арсения сжаться, как под градом ударов, – я люблю Иру, и… Давай не усложнять… Мне хорошо с тобой, честно. Очень хорошо, но давай не будем…       Он тянется за поцелуем, но Арс решительно выставляет вперед руки, даже радуясь тому, что получилось слишком резко. Болезненно.       Ему не хватает воздуха. Ему больно так, словно с него сняли кожу. Хочется кричать и плакать, хочется отмотать время назад и ни за что в жизни не прикасаться к Антону. Никогда.       «Как же больно», – позорно думает он и сжимает пальцы на толстовке Шастуна. Ему нужно что-то, за что можно держаться, потому что весь чертов мир летит в тартарары. Единственная мысль бьется в череп изнутри, как заблудившаяся пуля: «Неужели может быть так больно?!»       Он шепчет, надеясь что Антон его услышит и сможет понять:       – Я так не могу. Ты нужен мне весь. Я не смогу делить тебя с ней. Антон… Ты нужен мне, – звучит ужасно пафосно и банально, но никаких других слов Арсений подобрать не может. Ему приходится говорить с расстановкой, потому что каждое слово дается с огромным трудом и грозит его задушить: – Если это не взаимно, то больше никогда не целуй меня.       Антон снова отступает на шаг и поднимает руки, словно демонстрируя, что он безоружен.       – Уверен? – спрашивает он тихо.       «Нет-нет-нет, я передумал, я больше всего на свете хочу, чтобы ты снова коснулся меня, и я не знаю большего счастья, чем целовать тебя», – думает Арс. Но вслух произносит только:       – Да.       Антон закрывает глаза и стоит так несколько секунд. Потом говорит таким убитым голосом, словно они на похоронах:       – Я вызову тебе такси тогда.       – Я сам. Иди.       – Хочу убедиться, что ты нормально доедешь домой.       – К Сереге, – поправляет Арс. Дома у него нет нигде, ни тут, ни в Питере. Потому что у него нет ни единого человека во всем мире, кто ждал бы его и кто скучал бы. Боль выламывает ему ребра, грозит раскрошить его, стереть в пыль.       Антон разворачивается и выходит из подъезда, оставляя Арса одного в непроглядной темноте. И дело не только в том, что снова погас свет. Просто его мышеловка сломала ему хребет.