Мышеловка

      Арс честно пытается после всего произошедшего держать дистанцию. Но ничерта не выходит. Потому что они с Антоном переписываются, кажется, круглыми сутками. И хотя на первый взгляд в их диалоге нет вообще ничего странного – они ни словом, ни намеком не упоминают того, что случилось, но Арс знает – за все предыдущие годы совместной работы они суммарно не написали друг другу столько, сколько за последнюю неделю.       Арсений возвращается в Питер. И впервые в жизни ненавидит этот город всей душой. Низкое тяжелое небо грозит его раздавить, липкий воздух едва пригоден для того, чтобы им дышать. Город не хочет принимать Арсения, он будто бы разлюбил его, не смог простить ему его слабости.       Арсу хочется в Москву. Хотя и это не совсем правда. Ему хочется к Антону. Еще хотя бы раз ощутить вкус его губ и жар его кожи. Еще хотя бы раз…       Однажды, глубокой ночью, переписка с Антоном опасно приближается к самой заветной теме.       «Помнишь, – пишет Шастун около двух часов ночи, неожиданно прерывая абсолютно невинное обсуждение нового выпуска ЧБД, – ту импровизацию, в которую мы с тобой играли вдвоем? Пока будем называть ее «утро в моей квартире», потом придумаем что-нибудь покороче».       «Помню», – отвечает Арсений и больше ничего не пишет, со страхом ожидая продолжения разговора. Больше всего на свете он боится, что Антон сейчас напишет ему все забыть. Но этого не происходит.       Шастун пишет:       «Для тебя принципиально в ней вести?»       «Всю жизнь было принципиально», – отвечает Арс. Ответа нет слишком долго, и он пишет вдогонку: «Для тебя это проблема, верно?» Боится, что Антон сейчас замолчит.       «Вообще да, – признается он. – Мне некомфортно. Я не готов быть ведомым».       Арс перечитывает сообщение несколько раз с позорным отчаянием. Видимо, на этот раз молчание пугает уже Шастуна, потому что на экране появляется:       «Но сама идея мне пиздец как нравится. Ее нужно играть. Я хочу».       У Арса – улыбка на пол-лица и заинтересовано вставший член в штанах от этого разговора, так что он не имеет морально права не написать:       «Да, я тоже».       «Можно что-то придумать, а?» – спрашивает Антон.       «Мы вполне можем играть ее в том виде, в котором сделали это в прошлый раз. Незачем углубляться».       Он несколько раз перечитывает диалог, пытаясь понять, продолжают ли сообщения выглядеть невинными со стороны или уже стали слишком провокационными. И мучительно ждет ответа.       «Окей, – отвечает Антон и тут же пишет вдогонку: – Еще я освою ту фишку, что ты мне показал, в этом можешь не сомневаться».       Воображение тут же услужливо рисует Антона с членом во рту, и Арс едва не стонет вслух.       «Проверю при первой же встрече», – пишет он.       «Обязательно», – отвечает Антон и присылает стикер.       Больше они это не обсуждают, да и вообще двусмысленностей себе не позволяют. Перебрасываются мемами, обсуждают насущное, даже делятся фотками, когда обсуждают погоду. Но не подходят к обсуждению, пожалуй, самого важного вопроса. Оба боятся быть пойманными.       Арсению до неспособности спать и есть хочется все бросить и уехать в Москву. И плевать, что потом. Но в Питере у него семья.       Еще трое суток Арс взвешивает самые тяжелые «за» и «против» в своей жизни. Ничего не произносит вслух, никак не выдает Антону в их странной бесконечной переписке того, о чем думает. Трое суток принимает, возможно, одно из самых непростых решений в своей жизни. И, наконец, озвучивает его самому себе поздним вечером, когда Кьяра уже спит в своей комнате, а Алена чем-то занята на кухне.       Арс садится за кухонный стол и делает несколько глубоких вдохов и выдохов. Потом выключает телевизор.       – Случилось что? – очень спокойно, совершенно буднично спрашивает Алена.       – Сядь, пожалуйста, давай поговорим, – у него все никак не находится достаточно сил, чтобы посмотреть ей в глаза, хотя он знает, что это нужно сделать.       Она откладывает полотенце, садится напротив него и складывает руки на груди.       – Алена, – он все же собирает волю в кулак и смотрит на нее прямо, очень надеясь, что не выглядит при этом жалко. – Давай разведемся.       Она несколько секунд молчит. Не меняется в лице, не движется. Молчит так, будто даже не услышала его. Потом встает, открывает один из верхних шкафчиков и достает пачку сигарет.       – Ты заметил, что сказал это без вопросительной интонации даже? – спрашивает она и выходит на балкон.       Арс идет следом. Прикрывает за собой дверь. И спрашивает, как дурак:       – Ты снова куришь?       – Больше года уже, – все тем же абсолютно ровным голосом отзывается она. Арс хочет, чтобы она раскричалась или расплакалась. Так было бы легче. Но она не теряет лица, не злится и вовсе не собирается рыдать. Только выглядит очень усталой. – А случилось-то что?       Он отвечает сразу, боясь, что передумает и что-нибудь соврет:       – Я тебе изменил.       – В первый раз что ли? – вздыхает она. Дым от ее сигареты крутится в воздухе причудливыми спиралями. Арс не знает, издевается ли она над ним или спрашивает всерьез, поэтому на всякий случай отзывается:       – Да. Алена, ну ты же не маленькая. Понимаешь ведь. Не в сексе дело.       – Мужчина, да? – спрашивает она и горько улыбается. – Что ж… С этим я никогда не могла соревноваться.       – Алена, я…       – Да. Ты любил меня, ты благодарен мне за дочь и за все то, что я сделала для тебя. Понятно. Пропустим эту часть. Нужно будет завтра поговорить с Кьярой. Всем вместе. Я подумаю, как ей рассказать.       – Сказать правду? – спрашивает Арс и тогда впервые видит осколок эмоции на Аленином лице – она закатывает глаза, будто он сказал неимоверную глупость.       – Арсений, нельзя сказать маленькому ребенку «знаешь, на самом деле, мама с папой давно друг друга не любили и даже не слишком-то притворялись, просто жили вместе по привычке, вот и все. А теперь папа влюбился в другого дядю и хочет быть с ним, а не с тобой и мамой». Нужно подумать, как выразить это аккуратнее.       – Хорошо, – шепчет он. В груди больно так, что Арс всерьез опасается, что это – инфаркт или какой-нибудь сердечный приступ. Алену хочется обнять, прижать к себе. Хочется остаться рядом с ней – рассудительной, спокойной, мудрой женщиной, которая всегда знает, что делать и как поступить лучше. Которая всегда найдет нужные слова.       – Я спрошу, ладно? – произносит она осторожно. – Не чтобы тебя отговорить. Просто я должна знать. Ты уверен? В том, что ради этого человека стоит… Все менять? И в том, что сможешь быть осторожным? Арсений, если о таком романе станет известно, твоя карьера…       – Я понимаю, – он не дает ей договорить, потому ему больно ее слушать. – Я уверен.       – Просто не теряй головы, хорошо?       От этого странного разговора ему становится так тягостно, как никогда не было. Потому что едва ли в мире существует еще один человек, который бы любил его достаточно сильно, чтобы даже в такой момент не проклинать его, не злиться, не называть идиотом или извращенцем… А заботиться. Переживать о нем.       Горло сжимается так сильно, что дышать нет никакой возможности.       Той же ночью, когда Арс уже практически проваливается в сон, ему приходит от Антона сообщение, перечеркивающее все предыдущие игры. Потому что прочитать это как-то невинно или хотя бы без странного подтекста не получится даже при всем желании.       «Не могу перестать думать о тебе», – пишет Шастун, и у Арсения заходится в каком-то уж совершенно сумасшедшем ритме сердце, аж к горлу подкатывает.       «Осторожнее с этим», – пишет Арс едва подчиняющимися пальцами, вкладывая в эту фразу все, что только возможно вложить в пятнадцать букв и два пробела.       Осторожнее с такими сообщениями – мало ли кому потом попадет в руки эта переписка.       Осторожнее с такими заявлениями – мне срывает от них крышу, и я не могу тебе гарантировать, что в следующую минуту не брошусь на вокзал, чтобы примчаться к тебе.       Осторожнее с такими мыслями – один из нас уже и так потерял контроль, не хватало только обоим рухнуть в пропасть.       От собственных мыслей кружится голова. Антон долго что-то пишет, Арс даже начинает нервничать от такой длинной паузы.       «Только не злись, окей?», – пишет Антон, и у Арса нехорошо екает под ребрами. Ответить он не успевает, потому что вслед за этим уже приходит новое сообщение: «Я сказал Ире, что у меня встреча в Питере. Я приеду завтра».       Арс садится на диване. На всякий случай несколько раз перечитывает сообщение, потому что не может в него поверить.       В тот самый день, когда Арсений озвучил жене, что им нужно развестись, потому что он влюблен в другого человека, в тот самый день Антон пишет ему, что приедет, соврав своей девушке.       Арс, как молитву повторяет про себя Аленины слова: «не теряй головы, не теряй головы, не теряй…», но разве у него может получиться в эту минуту думать хоть о чем-то, кроме того, как бесконечно он счастлив.       «Во сколько?» – пишет он.       «В 9:31».       Арс присвистывает и набирает, не прекращая улыбаться:       «Этот поезд отправляется в шесть утра. Ты готов так рано встать?»       «В 5:45», – уточняет Антон.       И следом пишет: «Готов».       А потом еще «Ты польщен?».       Арсений улыбается так, как, по ощущениям, не улыбался уже миллионы лет.       «Польщен. И я, и целый город, кажется. Никогда еще в такую рань Антон Шастун не вставал!»       «Потому что ни на кого еще никогда у Антона Шастуна так не вставал».       Арсений сдерживает смешок и отправляет какой-то глупый стикер. Через несколько минут Шастун пишет:       «Я почищу переписку», – и удаляет последние сообщения, начиная со своего признания в том, что думает об Арсении. Оставляет только «В 9:31». Будто боится, что Арс может забыть.       Арсения одновременно радует то, что в диалоге не осталось компромата, но и огорчает то, что близость так быстро растаяла. Подумав, он пишет все же: «Я заберу тебя с вокзала». И только тогда откидывается на диване и засыпает, все еще улыбаясь.       Утром Арс подскакивает за десять минут до звонка будильника и сразу же окунается в панику. Ему кажется, что странная ночная переписка ему только приснилась, что не может быть, чтобы Антон действительно ехал в Питер. К нему. С замиранием сердца (когда оно уже остановится-то?!) Арсений открывает мессенджер. И не может не улыбаться.       «В 9:31».       «Я заберу тебя с вокзала».       Позавтракать не получается от волнения, а в душе Арсения совсем накрывает. Он замирает, подставив голову под плотную струю воды и, кажется, даже ненадолго перестает дышать. Грудь обжигает чувством сладкого стыда и предвкушения. Антон не готов быть снизу, это факт. А Арсений чертовски давно не шел ни на какие уступки. Подобные эксперименты остались так далеко в молодости, что теперь и вовсе кажутся чужими. Он не верит сам себе.       Не может же быть, чтобы Арсений, который на миллион процентов уверен в том, что он актив, который ненавидит те несколько минут своей жизни, в которые был «с принимающей стороны», готов и – какая дикая мысль! – хочет в буквальном смысле лечь под Шастуна. Не может быть. Исключено.       Именно с этими мыслями, закусив губу, чтобы ненароком не издать лишнего звука, он себя и растягивает, очень стараясь не называть себя придурком. До одури влюбленным и счастливым придурком.       Арс ждет Шастуна в машине, не выходит встречать на платформу. Во-первых, потому что он ненавидит вокзалы и всегда поддается там хандре. А во-вторых, из-за того, что боится, что кто-то может узнать двоих из «этой, ну как ее там, там еще Воля и шокеры». Шаст забавно высится над толпой – Арсений его сразу замечает. Антон улыбается. Поудобнее перехватывает рюкзак. Поправляет челку. Арс ловит каждый его жест и с ужасом чувствует в животе тех самых чертовых бабочек, которые ему давно не по статусу.       – Привет, – Антон падает на пассажирское сиденье, тут же ругается, что ему мало места и отодвигается до упора назад. Перекидывает рюкзак на заднее сиденье, едва не снеся детское кресло, и снова ругается. Живой и настоящий. И такой близкий, что Арс боится от этой близости опьянеть.       – Я сплю? – смеется он. Ему хочется выглядеть спокойным, разве что чуть-чуть довольным, но слишком активная мимика выдает его с головой.       – Сейчас всего половина десятого утра, – говорит Антон вполне серьезно, – так что не исключено.       – Можно я не буду просыпаться? – спрашивает Арс шепотом. И снова расплывается в улыбке.       – Поехали отсюда скорее, – заговорщицки говорит Антон. – Потому что я блядски сильно хочу тебя поцеловать.       И если это не самая прекрасная фраза, которую Арсений слышал в своей жизни, то что тогда?       Они едут практически молча, лишь перебрасываются парой ничего не значащих фраз. Арсению хочется поговорить всерьез, но он не решается. Вопросы бьются изнутри в черепную коробку, как дурные ослепленные светом лампы мотыльки. Антон кажется спокойным и уверенным, и Арс боится все это разрушить любой неудачной репликой, поэтому молчит, хотя слова буквально жгут ему язык.       Спустя минимум тысячу лет по ощущениям он паркуется возле маленького неприметного отеля на окраине. У туристов это место не пользуется популярностью, потому что требует слишком больших денег за крайне неудачное расположение. Зато Арс уверен в том, что персонал здесь неболтлив и умеренно невнимателен к гостям. Это место не раз выручало его в молодости, когда с очередным каким-нибудь «ненадолго лучшим» негде было уединиться. А потом и в зрелости, когда нужно было на несколько дней съехать из дома, потому что не было сил находиться рядом с женой.       Словно угадав эти мысли, Антон спрашивает, впрочем, кажется без всякой ревности:       – Многих сюда возишь?       – Я давно женат, Антон, мне такие места без надобности.       Шастун только хмыкает – пытаться вытянуть из Арсения правду, если он не признался сразу, бессмысленно.       Номер встречает их крайне лаконичной обстановкой. Серо-золотые обои, плотно зашторенное окно, кровать, стол в углу, телевизор и минибар – ничего лишнего. Арс застывает у входа, заперев дверь, потому что понятия не имеет о том, с чего и как начать. Неловкость в воздухе становится почти физически ощутимой, того и гляди начнет капать на пол.       К счастью, Антон вовремя решает проявить инициативу. Он отбрасывает рюкзак вместе с курткой куда-то в угол и сумасшедшим торнадо с удивительно сильными руками сгребает Арсения в охапку, принимаясь лихорадочно его целовать.       – Я соскучился, – шепчет он. – Я так пиздецки сильно по тебе соскучился!       Арс не отвечает – не может, потому что переполненное счастьем сердце давит ему изнутри на горло. Антона хочется так сильно, что нет никаких сил этому желанию сопротивляться.       Странным многоногим и многоруким чудовищем они двигаются к кровати почти наугад и оба облегченно выдыхают, когда, наконец, падают на скользкое покрывало. Арс пытается сбросить его, чтобы добраться до постели, но при этом отказывается прерывать поцелуй, а потому только приводит кровать в совершеннейший беспорядок, сминая все под собой и разбрасывая.       – Мне нужно поговорить с тобой, – признается он, наконец, отстраняясь от Шастуна. У них у обоих при этом лихорадочный, абсолютно безумный вид.       – Все потом, Арс, – стонет Антон и тянется за новым поцелуем. – Все… потом…       – Тоха, – выдыхает Арсений, когда тот силком укладывает его на кровать и поспешно, будто боясь передумать, расстегивает его ширинку. Впрочем, дальше ничего сказать не получается.       – Я не буду снизу, Арс, – произносит Антон скороговоркой. – Но я обещал тебе кое-чему научиться. Я много почитал. И посмотрел.       Он улыбается, и у Арсения от этого начисто сносит крышу.       Антон соскальзывает по кровати вниз и принимается выцеловывать узоры у Арсения на животе, попутно стягивая с него джинсы и трусы. У Арса стоит так, словно ему снова пятнадцать. От предвкушения все внутри сжимается в пружину.       Антон медленно спускается поцелуями вниз, мягко, не очень уверенно проводит рукой по члену, а потом почти невесомо целует головку, словно пробуя на вкус.       – Приятно, – шепчет он, не поднимая глаз, и Арсений не может сдержать стона.       Антон еще несколько раз проводит рукой вверх и вниз, а потом наконец принимается целовать и облизывать член. Арс изо всех сил старается быть сдержанным, но у него решительно нихера не получается.       – Возьми его в рот, – просит он, едва не поскуливая. – Пожалуйста! Боже, Антон…       Ему хочется… Нет, просто жизненно необходимо что-то большее, чем поцелуи.       Антон подчиняется. Глубоко, впрочем, не берет, но головку ласкает восхитительно – влажно и жарко, так что Арс снова стонет и опасно приближается к грани, за которой не сможет себя контролировать. Ему до звезд перед глазами хочется схватить Антона за голову и начать вколачиваться ему прямо в горло, а еще лучше – опрокинуть на кровать, подмять под себя и трахнуть так, чтобы это навсегда запомнилось им обоим. Но он ограничивается тем, что кладет руку Шастуну на затылок и сжимает волосы в кулаке.       Когда Арс соображает, что Антон спустил с себя штаны и неистово надрачивает, у него совсем отказывают тормоза.       – Иди сюда, – давясь стоном, не просит – приказывает он.       Антон выпускает его член изо рта и проводит языком по влажным, чуть припухшим губам. Но не спешит подчиняться.       – Я хочу, чтобы ты кончил, – шепчет он, и у Арса все мышцы разом сводит спазмом.       – Я кончу. Но не так.       – Арс, я же сказал, – в глазах Антона мелькает паника, будто он боится, что его заставят делать то, чего он не хочет.       – Я тебя услышал и понял, – уверяет Арсений, поглаживая его по щеке и подбородку. – И я еще в первый раз пообещал тебе, что не сделаю ничего, чего ты не захочешь. Поэтому сегодня ты трахнешь меня.       Кажется, воздух в этот момент взрывается. Антон одним движением приближается и нависает сверху. Тягуче-сладко целует, потом ласково проводит языком по шее и шепчет куда-то Арсению в ключицу:       – Ты уверен?       – Ни-ху-я, – по слогам отвечает Арс. – Так что не переспрашивай, ладно? Пользуйся секундной слабостью и действуй.       Они оба смеются. Антон продолжает целовать. Грудь. Живот. Снова шею.       – Тебе нужно в душ? – спрашивает он.       – Я подумал обо всем заранее. Но тебе придется проявить терпение и меня подготовить.       – Расслабься, – чертовски сексуально шепчет Антон, отчего у Арса точно подкосились бы ноги, если бы он уже не лежал. – Это я умею.       Арсений изо всех сил старается в этот момент не подумать об Ире – «приносить» кого-то третьего в постель с Антоном кажется на редкость грязным извращением.       Шастун в один момент меняется до неузнаваемости. Из перевозбужденного неопытного мальчика он превращается в большую хищную кошку, которая ласково гладит кончиками пальцев, тут же слегка прихватывает кожу зубами и зализывает укус.       Он отлучается всего на несколько секунд – взять из рюкзака смазку и презервативы. И вернувшись с лихвой возмещает эти моменты отсутствия.       Он действительно действует аккуратно и терпеливо. Ласково оглаживает пальцами вход, не прекращая при этом целовать все, до чего может дотянуться. Щедро льет в ложбинку смазку, параллельно несколько раз проводя свободной ладонью по члену Арсения. Потом садится между его разведенных ног и медленно-медленно входит одним пальцем.       Арс размеренно дышит, не отводя от Антона взгляда. Растрепанную челку очень хочется поправить, а приоткрытые губы – зацеловать до красных следов. Антон улыбается ему, коротко наклоняется, чтобы чмокнуть в ухо, жарко шепчет:       – Какой же ты охуенный! – и добавляет второй палец.       Арс с замиранием ждет неприятных ощущений. Обмануть себя у него вряд ли получится – тело слишком хорошо знает, как будет дальше. Антон разводит пальцы, как ножницы, и тяжело дышит. Арсений знает – Шастун слишком возбужден, ему хочется сию же минуту войти наконец. Арс даже хочет прошептать «давай уже», но что-то в нем сопротивляется подобному альтруизму. Нет, он еще не готов.       Он ложится удобнее, закрывает глаза и сам обхватывает свой член. Не хватало еще, чтобы от всех этих переживаний, у него сегодня были проблемы с эрекцией. Антон добавляет еще смазки и вводит третий палец, заставляя Арса поперхнуться воздухом. Несколько первых движений не приносят ничего, кроме дискомфорта, так что Арсений невольно весь напрягается, хотя и пытается заставить тело оставаться расслабленным. Но потом Антон попадает по простате, и Арс наконец стонет в голос, даже не пытаясь сдержаться. В этом удовольствии хочется утонуть, чтобы больше никогда не возвращаться в реальность.       Антон заставляет его подняться и стать в коленно-локтевую. Арс предпочел бы видеть его, а не упираться лбом в свои скрещенные руки, но не спорит. В том, чтобы подчиняться уверенным рукам Антона, есть что-то поразительно приятное, почти гипнотическое.       За спиной он слышит удивительно возбуждающие сейчас звуки, с которыми Антон открывает и раскатывает по члену презерватив и добавляет еще смазки. Он проводит головкой вверх и вниз в ложбинке, размазывая сколькую холодную влагу, а потом кладет ладонь Арсу на поясницу и медленно, но решительно входит.       – Блядь! – вскрикивает Арс и рефлекторно пытается уйти от ощущений. Дискомфорта настолько больше, чем психологического удовольствия, что единственным желанием сейчас является все прекратить.       – Такой узкий, – невнятно шепчет Антон и продвигается еще немного. – Такой охуенно горячий и узкий. Ну же, Арс, расслабься. Давай.       Его пальцы так сильно сжимают бока Арсения, что сомневаться в том, что очень скоро там расцветут синяки, не приходится. Арс прогибается в спине, несколько раз смаргивает, чтобы избавиться от выступивших было слез, и очень злится сам на себя. За то, что не может, как нормальный человек, просто получить удовольствие, впервые занимаясь сексом с человеком, в которого бесконечно давно влюблен.       Назло собственному телу, он сам движется назад, стараясь принять как можно глубже. Потому что знает, что если сейчас этого не сделает, то просто сдастся и вообще все прекратит.       Антон – Арсений отдает ему должное – вовсе не теряет самообладания. Он движется очень медленно и постепенно, умудряясь даже сдерживать внезапный пыл разозлившегося на самого себя Арса. Антон держит себя в руках достаточно долго, чтобы ситуация, наконец, изменилась.       В какой-то момент Арс вдруг понимает, что ему больше совсем не больно и даже дискомфорта он особенно не испытывает. Это внезапное осознание так удивляет его самого, что он вскидывает голову и протяжно стонет от удовольствия. И вот только тогда Антон дает себе волю. Он, кажется, отпускает самого себя и принимается вколачиваться так, что под Арсением жалостно скрипит кровать.       Они оба стонут, так что голоса их сплетаются влюбленными змеями – попробуй разбери, где один, где другой. Они оба выкрикивают что-то неразборчивое, но несомненно бесконечно пошлое. А когда Антон, слегка сбиваясь с ритма, принимается быстро и настойчиво Арсу дрочить, тот едва не теряет контроль.       – Я л… – выкрикивает он, но, впрочем, умудряется себя остановить.       – Что? – хрипло переспрашивает Антон, не прекращая двигаться.       – Я сейчас кончу, – шепчет Арс, стараясь не задумываться о том, что только что чуть было не проговорился. Чуть было не признался Антону в любви.       Арсению очень хотелось бы, чтобы они сорвались в оргазм одновременно, как в любовных романах, но не получается – он кончает раньше. С громким стоном изливается Антону в руку и едва не падает без сил. Антон догоняет всего через несколько мгновений. И если его пульсирующий под аккомпанемент рваных громких стонов член – это не самое прекрасное, что Арс когда-либо чувствовал, то, значит, он ничерта не смыслит в удовольствии.       На какое-то время Арсений совершенно выпадает из реальности. Время вокруг него замедляет свой ход и воздух становится густым, как желе. Арс счастлив так, что боится пошевелиться, чтобы не спугнуть это ощущение.       Острые мысли о том, что что-то не так, настигают его только спустя добрых полчаса, когда он соображает, что Шаст, давно вернувшийся из душа, ни разу даже не порывается обнять его или хотя бы коснуться. Арсений долго пытается игнорировать настигшую его панику, но больше не может. Он идет в душ, старательно ни о чем не думая. Потом возвращается и падает на кровать, надеясь, что там ему снова будет хорошо и спокойно, но ощущение счастья, кажется, утеряно безвозвратно.       Антон курит в форточку, забив на все запреты. Арс садится на кровати и произносит, собрав волю в кулак:       – Я сказал Алене, что нам нужно развестись.       У Антона напряженно замирают плечи. Он впускает струйку дыма. Не поворачивается, спрашивает тихо:       – Почему?       – Я ее не люблю.       – У вас ребенок, – весомо говорит Антон.       – Это не повод ломать друг другу жизни.       – Арс... – Антон выбрасывает окурок в окно. – Давай решим все на берегу.       Он поворачивается и складывает руки на груди. Явно долго подбирает слова.       – Говори уже, – требует Арс, которому не хватает выдержки.       – Слушай... Все это, – он обводит взглядом комнату, – было просто охуенно. И я с радостью повторю это еще много раз. Но мы ведь не можем быть вместе всерьез.       – Почему?       – Примерно по тысяче причин. Арс, братан... Честно говоря, я не думал, что ты воспримешь это... Так.       Арсений понятия не имеет о том, что нужно сделать или сказать, чтобы было не так тошно. Он с удовольствием выбросился бы в окно, да жаль, с третьего этажа вряд ли расшибешься.       – Я тебя услышал, – наконец выжимает он из себя.       Антон проходит мимо кровати, поднимает с пола свой рюкзак.       – Стас звонил, – говорит он, проверив телефон. – Надо бы перезвонить.       Он пытается сделать вид, что им подвластно нормальное человеческое общение. Арс с этим не очень-то согласен.       Он не отвечает. У него нет сил ни на притворство, ни на игры. Ему бы собрать самого себя по кускам хотя бы в каком-то относительно приемлемом порядке.       – Что скажешь Ире? – спрашивает он, когда Антон возвращается и ложится рядом.       – Что в Питере предлагали один проект, – слишком очевидно не глядя на него, отвечает Шастун, – но я не согласился.       У Арса так сильно болит душа, что физический дискомфорт на этом фоне почти незаметен.