«И когда я говорю, что ты для меня самое любимое, пожалуй, это тоже не подлинная любовь; любовь — то, что ты для меня нож, которым я копаюсь в себе.» Франц Кафка «Письма к Милене»
Черный конь - мой друг единственный, Острый меч - защитник праведный. Я иду путем извилистым, Не привыкнув жить по правилам. Ольга Громыко
Третий день они ехали вдоль течения речки Аскар, отделявшей находившиеся на ее северном берегу владения Карантира от удела Амбаруссар, простиравшегося на южном. Сам Карантир за эти дни ужасно вымотался и страдал от царившего в этих местах послеполуденного зноя. В середине лета на южных границах Таргелиона жара отвоевывала у прохлады даже ночные часы, что же было говорить о дневных, когда одетым в чехлы и броню воинам свиты казалось, что они вот-вот расплавятся внутри безжалостно нагреваемых солнцем панцирей и шлемов. Карантир ехал на любимом вороном коне огромных размеров в авангарде отряда верных воинов рядом с другом юности, звавшимся Тьяро, и мысленно проклинал жару, непрестанно круживших вокруг назойливых насекомых и свое желание отправиться к южным границам. — Завтра повернем обратно, — проворчал он, бросив колючий раздраженный взгляд на командира личной стражи и друга. — Мы не встретили ни души за все время, что провели здесь! — Это-то меня и беспокоит… — задумчиво произнес Тьяро, глядя куда-то вдаль, в сторону опушки густого леса, из-за которого, могло показаться, в безоблачное небо поднимался слабый дымок, тут же рассеивавшийся в прозрачно-лазурном воздухе. — А я говорю, что делать нам тут нечего! — снова принялся убеждать его, да и себя, начинавший тут же горячиться Карантир. — Откуда здесь взяться тварям, если на севере стоят наши заставы, с востока путь преграждают горы и селения кхазари*, а на западе лежат владения синдар, которые не позволяют даже пичуге пролететь над своей землей без их ведома? — У меня предчувствие, что здесь что-то нечисто… — протянул в ответ Тьяро. Казалось, он настороженно прислушивается к звукам из росшего впереди них леса. Карантир лишь презрительно хмыкнул в ответ, не желая спорить с не раз спасавшим его жизнь приближенным. Ему казалось, что все они попусту тратят время, которое он мог бы провести дома, в стенах своего замка, отдать чтению или тренировкам с мечами или заняться штудированием нескольких чудом сохранившихся у него ценных вышивок, сделанных рукой его талантливейшей бабки Сериндэ. В свободные от военных приготовлений, тренировок и переговоров с соседями часы он любил, для успокоения, вышивать гладью. День близился к полудню, а потому Карантир начинал подумывать о том, чтобы приказать разбить стоянку и готовить обед для проголодавшихся воинов отряда. Однако самому ему из-за жары совсем не хотелось есть. Покосившись на текшие рядом прозрачные воды, Карантир представил, как было бы хорошо окунуться сейчас в их прохладу и позволить нести себя волнам бегущей на запад неширокой спокойной в этом участке речки, в направлении течения которой они неспешно продвигались. — Орки! Резкий крик стремглав бежавшего прямо к ним из леса дозорного мгновенно вырвал Карантира из плена мыслей о еде и купании. — Сразу за лесом большой отряд орков! Они осадили крохотный форт и пытаются выкурить оттуда засевших там атани! — задыхаясь, громким встревоженным голосом рапортовал дозорный. Немедленно тут и там послышались не менее встревоженные голоса воинов. Обнаружение орочьего отряда стало для всех полнейшей неожиданностью. — Тише! — крикнул на них Карантир, поднимая вверх руку и призывая к молчанию. — Отряд, говоришь… Сколько их там? — обратился он к дозорному. — Точно не скажу, мой Лорд, — испуганно глянул на него дозорный. — Не менее тысячи, и они свирепы как волки, что почуяли слабость добычи. В форте за частоколом атани. Тех не больше пары сотен. Вокруг него я видел их обезображенные трупы. Долго им не выдержать… — Довольно! — прервал его рассказ Карантир. — Не знал, что на моих землях живут смертные, — досадливо проговорил он, щурясь и осаживая всхрапывавшего вороного. — Должно быть, они пришли из-за восточных гор, — предположил внимательно слушавший слова дозорного Тьяро. — Что скажешь, Кондонья*? Что делать с орками? — Уничтожить… — процедил сквозь сжатые в холодной ярости белые зубы Карантир, блеснув глазами на друга. — Разделимся. Ты с половиной наших обойдешь лес и атакуешь их справа, со стороны реки. Я с остальными пойду напрямик. — Будет исполнено, — ухмыльнулся Тьяро и, хлопнув Карантира по плечу, махнул рукой следовавшим за ним воинам. — Веди! — приказал Карантир дозорному, которому уже подвели его лошадь. — Приближаемся тихо, — обернулся он к остальным. — Я хочу сделать им сюрприз… Через лес пробирались шагом, с предосторожностями, двигаясь цепочкой и стараясь производить как можно меньше шума. Отправленные вперед дозорные высматривали средь зеленых зарослей лазутчиков врага, которые могли засесть в лесной чаще и тоже вынюхивать следы других атани или эльдар. Когда вышли к кромке леса, еще не доходя до опушки, Карантир и его воины увидели то, что оставалось от небольшого и хлипкого на вид частокола, стоявшего на пологом холме, расположенном над местом впадения речки Аскар в полноводный Гелион. Вокруг форта догорали оставленные с ночи орочьи кострища, на которых жарили и сжигали трупы. Смрад ощущался в нагретом предвкушением битвы воздухе, разносясь вместе с серым дымом. Орки сгрудились вокруг частокола. Одни пытались проломить его с помощью грубо сработанных из древесных стволов таранов, другие, отойдя на расстояние, целились из луков в находившихся за стеной, иные, вооружившись тесаками, карабкались вверх по приставным лестницам. Они визжали, улюлюкали, громко отфыркивались и жутко хохотали леденящими кровь своей мерзостью голосами. Надвинув на нос обмотанный вокруг шеи и успевший пропитаться потом платок, Карантир подозвал давешнего дозорного: — Иди к Тьяро, скажи, чтобы выждал со своими… Дозорный кивнул и исчез за деревьями. Сам же Карантир надел шлем и поднял вверх правую руку. Остальные воины, последовав его примеру, покрыли головы шлемами. Ехавший рядом воин, внимательно следивший за движениями Карантира, поднес к губам боевой рог и глубоко вдохнул, готовый в любой момент подать сигнал к атаке. Сконцентрировавшись на сгрудившихся вокруг начавшей подаваться тарану стены орках, Карантир ощутил, как жаром обдает все тело. Внутри разгорался огонь, стремительно бегущий по венам вместе с кровью. Это предвкушение схватки будоражило и пьянило не хуже крепкого вина. — Вперед! — рыкнул Карантир и взмахнул рукой. Вороной сорвался в галоп от одного этого рыка своего хозяина. Крепче сжав бедрами его бока, Карантир на скаку выхватил из ножен мечи-сабли и летел во весь опор прямо на разбегавшихся перед ним в панике орков. Он жаждал крови, хотел убивать, желал приносить смерть. Этого требовало полыхавшее внутри него обжигающее пламя. Свирепость в бою и беспощадность к врагам были тем, за что Карантира называли Темным, а вовсе не его ровные волосы цвета воронова крыла. В больших сражениях Тьяро всегда прикрывал его с тыла. Так Карантир мог не опасаться ударов в спину и разить врагов, изощренно действуя обоими мечами, не слезая при этом с лошади. Однако сейчас, когда верного друга не было рядом, Карантир не думал об осторожности, одним из первых влетев в самую гущу застигнутого врасплох орочьего войска. Орки визжали, таращили глаза, целились из луков, рычали, пыхтели и невыносимо воняли. Они бросились врассыпную, когда увидели стремительно приближавшихся к ним воинов во главе с Карантиром. Кто-то на бегу пытался метнуть отравленный смертоносным черным ядом нож, кто-то, отбросив меч, несся в сторону реки в надежде спастись. Были и те, у кого достало храбрости принять вызов и драться с внезапно появившимся врагом. Этих Карантир и его свита разили, вихрями проносясь мимо, отсекая головы и руки, разрубая надвое, опрокидывая наземь и топча конскими копытами. Карантир как фурия носился на своем вороном вдоль частокола, ища все новых противников. Бросаясь на них, он чудом избежал отравленной стрелы, что прошила раскалённый воздух совсем рядом с ним, вонзившись в обточенный деревянный столб изгороди. Отряд под командой незаменимого Тьяро появился неожиданно даже для рьяно бившихся нолдор Карантира. Его воины атаковали тех орков, что пытались переправиться на южный берег Аскара, преследуя их и умерщвляя уже успевших нырнуть в воду. Через три часа непрерывного изматывающего сражения стало ясно, что враг побежден. Нолдор оставалось лишь перебить немногих все еще сопротивлявшихся орков и уничтожить тех, кто пытался бежать. Победные крики воинов Карантира огласили холм у слияния Гелиона и реки Аскар. Вскоре к ним присоединились и воодушевленные возгласы чудом избежавших верной гибели смертных. Эти атани жили очень обособленно в Таргелионе. Истинных хозяев этих земель они видели впервые. Они неохотно, но все же общались с нандор и авари, населявшими Оссирианд, и освоили их язык, а также могли изъясняться на синдарине.***
Едва все закончилось, Карантир, хищно озираясь по сторонам в поисках недобитых орков, направил уставшего вороного в сторону реки. Пот тек с него градом, капал с волос, щипал глаза и насквозь пропитал нательную рубаху. Вороной тоже был в мыле и, как и его хозяин, желал окунуться в речные воды, чтобы смыть с себя следы сражения. Звук приближавшихся лошадиных копыт заставил Карантира резко обернуться — к нему, пустив коня быстрой рысью, спешил Тьяро. — Прикажешь стать здесь лагерем? — спросил он, поравнявшись с конем Карантира. Тот кивнул и спросил: — Убитые есть? — Нет, но несколько наших ранены. — Ночуем здесь и завтра отправляемся домой, — отрезал Карантир. Ему хотелось как можно скорее покинуть это провонявшее орочьей заразой место. — Что с атани? — окликнул его остановивший своего коня Тьяро. — Оставь, — бросил ему Карантир. — Это не наша забота. Он уже развернул вороного и собирался пустить его рысью к пологому речному берегу, когда чья-то рука крепко ухватила подбородный ремень уздечки. Вороной дернулся, но схвативший его не желал так легко расстаться со своим трофеем. Карантир в великом раздражении натянул повод, понуждая коня стать смирно. Державшая его женщина-атанет приосанилась и подняла на Карантира светло-голубые, блеснувшие недобрым блеском глаза. Вид ее был отталкивающим и казался странным: всклокоченные волосы стянуты в подобие одной толстой косы, рослая для ее расы фигура с ног до головы покрыта копотью и сажей, многочисленные порезы и царапины на оголенных плечах блестят еще не до конца запекшейся кровью, грязные лохмотья вместо одеяния, кровоточащая рана на бедре перевязана грязным куском тряпки. — Ты здесь главный? — сорванным, хриплым голосом спросила она на синдарине, не отпуская ремня. — За спасение наших благодарю тебя, но ведь им сейчас еда и лечение нужны. Зачем спасать, если не будешь заботиться? Ничего нельзя делать вполовину, князь. Сказав это, она снова заблестела своими светлыми глазами, буравя ими возвышавшегося над ней Карантира. Последний опешил от слов казавшейся неправдоподобно бесцеремонной и непочтительной атанет. Кровь бросилась в его и без того раскрасневшееся во время битвы лицо. Сердце зашлось, заколотилось нарастающим гневом. — Кто ты, что смеешь так говорить со мной?! — гневно воскликнул он, подавив брезгливость и желание отшвырнуть ее от себя. — Я — Халет, дочь Халдада! — напрягая голос, отвечала она. — Отец и брат вверили мне наш народ. И сейчас он в нужде… Она нахмурилась и склонила голову. — Ты просишь нашей помощи, атанет? — спросил было Тьяро, но Карантир жестом приказал ему замолчать. — Чем ты расплатишься за спасение и помощь? — с усмешкой спросил он, снимая шлем. — Ты и твоя горстка ничтожных смертных заслуживаете лишь презрения. Отойди от меня и не смей трогать сбрую вороного, иначе я прикажу ему затоптать тебя! — гневно прорычал Карантир, вымещая на ней остававшийся запал гнева и злобы. На что она крепче схватилась за уздечку, полыхнув вмиг загоревшимися глазами: — Лучше быть затоптанной твоим конем, чем видеть, как мои люди медленно умирают от голода и ран! — прорычала женщина, всем своим видом показывая, что готова умереть под копытами. — Моргот тебя дери! — выругался Карантир. — Ну же! — с вызовом прокричала она, вытянув шею и оскалившись. Светло-голубые глаза ее горели таким огнем, что Карантир невольно отпрянул. Она уже попрощалась с жизнью и готова была встретить смерть. «Ей нечего терять…» — от одной этой мысли мороз прошел по его коже. Эта женщина напомнила нолдиэр, что самоотверженно, не жалея себя, сражались наравне с мужчинами, если того требовали обстоятельства, защищая раненых и детей. Вглядевшись в нее пристальнее, Карантир обратился к Тьяро: — Прикажи дать её верным все, о чем они попросят, — отрывисто произнес он и тут же, хмурясь, отвернулся. — Будет исполнено, — отозвался Тьяро. Женщина, меж тем, недоуменно взглянув на Карантира, затем на командира стражи, медленно отпустила узду вороного и с облегчением выдохнула, рухнув без чувств прямо под его копыта. — Проклятье! — вырвалось у Карантира. Он соскочил с коня, отбросил шлем и склонился над женщиной, приподняв ее за плечи. От нее несло орком, гарью и немытым телом. — Жива, — констатировал Тьяро, прикоснувшись к ее шее, а затем приблизив голову к ее груди. Взвалив на плечи, словно мешок, бесчувственное тело, Карантир поднялся с земли. — Куда ее теперь? — спросил он, оглядываясь и высматривая место, где целитель отряда расположил раненых в сражении воинов.