Песнь, зовущая меня во тьму

Лань Чжань на белый экран телефона смотрит затравленно, сжимает в кулаке полы своей рубашки и мельком цепляет взглядом отдельные слова. /Люблю. Увидимся. Целую. До встречи. Обещаю. Ты тоже./ И закрывает глаза рукой, откидываясь на спинку кровати. Гасит ночник, с трудом нашарив рукой выключатель на стене, и вслушивается в мерный стук капель дождя по подоконнику. Нет, он не должен этого видеть. Эти слова не должны разъедать его сознание, словно кислота, оставляя кровавые разводы. Это вообще не то, что должно его волновать. Он просто должен удалить эти диалоги, выбросить Вэй Ина из головы и, как обещал, вплотную заняться учебой. По полу скребутся маленькие коготки и пушистый комочек прыгает к нему на кровать, но не достает и, цепляясь когтями за простынь, жалобно пищит, привлекая внимание Лань Ванцзи. Котенок вызывает в груди прилив тепла. Парень улыбается, аккуратно притягивая малыша к себе, тычется носом в черную шерстку, целует того в нос. Мысли закручиваются в голове убийственным вихрем и лишь тихое мурчание под пальцами заставляет его сдерживать слезы сквозь слабую улыбку. Он ведь такой хороший порядочный мальчик, опора и надежда старшего брата, дальновидный и перспективный наследник их общей компании. Должен выучиться на адвоката и пойти по стопам родителей вместе с Лань Сиченем. Должен быть тем самым /сумасшедшим/ законопослушным гражданином и не пропагандировать эти радужные, как выражаются его туповатые одногрупники, отношения. Небо рассекает светлым зигзагом и комната на мгновение озаряется неровным бледным светом. Котенок жмется к его горячей ладони, испуганно прижимая маленькие ушки к голове. Лань Чжань в другой руке сжимает кружку с остывшим чаем до побеления напряженных пальцев, с трудом делает несколько глотков, которые обжигают колючим холодом горло. Почему-то от мыслей о неправильности подобных отношений, которые навязаны ему стереотипным обществом, тошнит. От количества «должен» тем более. Должен всем, кроме себя. Не нужен никому, кроме Вэй Ина. т о ш н о Чашка возвращается на прикроватную тумбочку и парень обнимает себя, прижимая дрожащими руками Окари к груди. Котенок благодарно мурчит и, коротко лизнув его в руку, касается лапкой его подбородка, игриво заглядывая в грустные глаза хозяина. Но Лань Чжань этого не видит. Он вспоминает то, что его всегда угнетала эта тяжесть невыполненного долга перед умершими родителями, давила на горло мертвым грузом, перекрывая доступ необходимому кислороду и вызывая ежедневное головокружение. Ему от этой жизни уже плохо настолько, что хочется проблеваться за углом, выплевывая все те остатки светлого и милого мальчика, которым он когда-то был, а после залить это все максимально дешевым вином, чтобы забыть все начисто. И больше никогда ничего не вспомнить. Но он не может и, наверное, почти не хочет, поэтому единственное доступное для него лекарство это Вэй Ин. Его сильные, горячие руки. Хриплый голос, пропитанный теплом и любовью. А теперь Цзян Ваньинь мягко, но требовательно просит оставить его ненаглядного шисюна в покое, пускай, мол, тот и дальше интересуется своими девушками, смущает их, заглядывая каждой под юбку, но, главное, забудет о своей глупой, беспечной влюбленности к нему. Она их до добра точно не доведет. И у него сердце колет до противного досадно, когда он вспоминает уверенный взгляд Вэй Ина, пронзающий его душу. Он практически ощущает на пальцах чужие шелковистые волосы, пахнущие медом и инстинктивно тянет руку к лицу, чтобы вдохнуть знакомый запах фантомного видения. Но родной образ, словно глупая шутка, рассыпается на глазах, и любимая улыбка, скрашивающая его последние несколько лет жизни, исчезает последней, оседая серым пеплом на кончиках холодных пальцев. Лань Чжань трепетно касается своих губ, насилу вспоминая чужие робкие прикосновения наполненные горячей нежностью, которая заполняла их до краев и щурится, смаргивая жгучие слезы. Болезненно-хриплый голос разрывает тишину комнаты: — Вэй Ин, прости. В пустоту, в горящий огонь чувств и желаний, разрывая грудную клетку до кровяного основания сбившимся к чертям дыханием. Что будет, если Вэй Ин все-таки узнает об этом нелепом разговоре и о жестоком желании его шиди? Чьи тогда чувства будут ему дороже и важнее? И сможет ли он его в таком случае оставить? Просто отпустить? Дать тот самый ненужный шанс на чистое будущее? Он ведь тогда останется совсем один в этом мире со своими запретными чувствами. Но Окари вдруг протестующе мявкает, цепляя когтями нежную кожу на бледной руке. Котенка подарил как раз таки Вэй Ин, видя, как его возлюбленный медленно сгорает, он просто не мог не порадовать его милым зверьком, который хоть немного развеет его грусть. И пагубные мысли при очередном воспоминании безумно любимого человека колючей проволокой опутывают его разгоряченные легкие, впиваясь ядовитыми иглами в эти глупые детские мечты, которые, на самом деле, такие хрупкие, словно фарфоровые шарики и разбиваются они с противным хрустом дробленых костей. И его шатает от разбушевавшейся боли внутри. Хочется плакать, разрывая путы, сковавшие его тело и кричать, что он ни за что его не отпустит и никогда не позволит кому-то другому касаться тела, что безоговорочно и навсегда принадлежит ему. Он никогда не сможет ему сказать. Никогда не сможет добровольно отказаться от этого человека. От того, кто готов его любить и ценить. От того, кому он нужен больше всех людей и этой странной больной жизни. н и з а ч т о