Очередной день за разборкой документов, решением вопросов налогообложения в Обелии и применением более сильной магии, чтобы проверить свои знания, только теперь всё проходило под чутким контролем Феликса. Этот рыцарь уже целую неделю меня преследовал и ни словом не обмолвился об Ати, чего уж говорить про её опекуншу вместе с Рубиновым дворцом. Такое поведение порядком раздражало, но он даже и не думал отступать. Это была наглость, которой оставалось лишь посочувствовать, ведь Робейн буквально рисковал жизнью и шансом продолжать занимать свой пост. Я обречённо откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, зачесывая чёлку назад. Прошло почти три года с момента моего появления во дворце, и я наконец привыкла ко всем причудам вымышленного мира. Будь то парящие в воздухе чашки или возможность наложить на себя заклинание для отвода взгляда. Маны было предостаточно, чтобы лишний раз не тратить физические силы и использовать их по мере необходимости. Также я всё-таки нашла подробную информацию о влиянии количества маны на человека, его продолжительность жизни, да и внешность, а то раньше были лишь небольшие заметки и короткие абзацы, посвящённые данным темам. Нестабильность магии императорской семьи после правления предка можно было приписать туда же.
От мыслей меня отвлекло вежливое покашливание со стороны и, обернувшись к источнику звука, заметила непривычно хмурое выражение лица Феликса. Уголки губ были опущены вниз, он смотрел куда-то за меня, и румянца на щеках будто никогда не было. Такой вид не мог не озадачить. Я поджала губы на мгновение и, покачав головой, наконец решила спросить о неожиданной смене настроения, манере поведения и вообще исходящей от рыцаря ауры. Было откровенно некомфортно. Хотелось вернуть прежнего мальчишку, который мог говорить и говорить о прошлом, событиях в других дворцах, новостях относительно быстрого развития моей дочери, её небольших победах в играх. Вот этого вот «чуда», терпеть мне не хотелось от слова совсем.
— Знаешь, твоё поведение меня разочаровывает с каждым разом. Что на тебя вообще нашло, Феликс? Говори, — подперла щеку рукой и выжидающе посмотрела. Пара листов бумаги могли подождать моей печати и подписи, а выяснение отношений — нет. Робейн почти подавился воздухом от такого неожиданного допроса, но тут же взял себя в руки.
— Ваше Величество, как бы сказать… Скоро же день рождения принцессы Атанасии, и мне бы не хотелось, чтобы Вы провели его вдалеке ото всех, — на мой немой вопрос он зарылся всей пятернёй в густые рыжие волосы и тяжело вздохнул, продолжив. — Не поймите меня неправильно, я не говорю, что Вы могли бы совершить глупость в это время, но и не отрицаю такой возможности. Тем более тема леди Дианы для вас очень щепетильна. И топить горе в алкоголе…
— Довольно. Я тебя понял. Перефразирую: «Из-за смерти Дианы есть большая вероятность того, что Вы могли бы совершить самоубийство, а вид дочери, похожей на покойную, помог бы избавиться от навязчивых мыслей или заглушить неприятные воспоминания», — с каждым моим словом Феликс ещё больше бледнел, вероятно, я слишком резко выразилась, но от этого бы суть не поменялась. Недовольно цокнув, поднялась с места и, махнув рукой, мол, иди за мной, покинула рабочее место. Портить себе настроение видом невыполненной работы — увольте, лучше было пока отложить её до лучших времён, а потом и желание появится, или напоминая рыцаря достанут.
Несколько минут, и я уже была в саду (его я приказала посадить ещё в первый год моей жизни во дворце), который стал небольшой отдушиной, местом для отдыха и личных разговоров. У прошлого Клода, ставшего частью меня самой, тоже имелась тяга к уединению, где никто посторонний не тревожил, и можно было собраться с мыслями, наконец-то поспать, восстановить силы. Алые розы. Они украшали, дарили эстетическое наслаждение, и в один момент я глубоко задумалась, чтобы попросить придворного художника написать мой портрет среди них. Очарование доставшегося мне тела, красота цветов могли бы принести невообразимый результат. Бархатные лепестки, острые шипы и символика красного цвета подошли бы как никогда. Это была месть старшему брату Анастасиусу, их междоусобной войне, во время кровопролитных сражений которой часто использовались красные флаги. Это был яркий цвет, отдававший сильной энергией и действительно стоящим значением. Кто-то назвал бы его слишком вульгарным, дерзким, на то есть, были и будут свои причины. Между бровей залегла небольшая морщинка, взгляд сосредоточился. Мгновение, и я сорвала бутон, пока Феликс копошился поодаль. Прочистила горло и продолжила разговор:
— То, что смерть Дианы на меня повлияла, бесспорно правда, но не думаешь ли ты, что для императора Обелии, развивающего с каждым днём государство и налаживающего отношения с другими странами путём взаимных уступок и взаимовыгодных соглашений, это слишком недальновидно? У меня в прямых наследниках несовершеннолетняя дочь, которую я ещё не вывел в свет, не дал достойного образования ввиду возраста, не помог с изучением обязанностей? Возможно, я мог бы сделать тебя регентом Атанасии, — уголки губ растянулись в улыбке — мысли, конечно, были забавные, но поистине глупые. Слишком рано мне было уходить к несостоявшейся возлюбленной Клода. Ати пока только говорила и занималась всякими детскими шалостями, и это было бы нечестно по отношению к её светлоту будущему. И будет ли оно вообще. Прошлась вдоль кустов с розами, и настроение сразу поднялось, подталкивая продолжить мысль. — Мог бы. Только вот ни желания, ни достаточных оснований для этого у меня нет. Поэтому не надо думать, что твой повышенный контроль как-то поможет мне. Лучше бы подготовил подарок для Атанасии, чем надумывал себе всякие глупости. В который раз убеждаюсь, что у тебя слишком богатая фантазия. Её бы в правильное русло — цены бы тебе не было. И на день рождения я приду, хотя бы в этот раз.
— Ваше Величество, как же я рад, что Вы доверились мне и поделились своими мыслями. Я лишь слишком сильно беспокоился о Вас, вероятно, напрасно, — Феликс шумно выдохнул и подошёл ближе, после чего поджал губы, скрестив руки на груди. Он хотел было ещё чем-то дополнить слова, как в него поспешно врезалось маленькое существо с характерным звуком. Я обернулась и заметила весьма живописную картину: маленькая Атанасия с обиженным лицом потирала лоб, сидя на траве, а Феликс же рассыпался в извинениях. Зато не плакала… Только как она нашла нас? За ней обычно присматривала Лилиан с остальным сборищем служанок, хотя сбежать для проворного ребёнка было проще простого.
— И кто же у нас тут? Атанасия, разве я не говорил тебе, что убегать от Лилиан — плохо, — проигнорировав полный негодования взгляд и даже слегка строгий тон, девчушка расплылась в радостной улыбке и протянула руки ко мне.
— Па… папа! Я очень-очень скучала по папочке, — вместо ожидаемого поднятия на руки, я опустила ладонь на светлую макушку и потрепала по волосам ребёнка. Видимо, такой вариант её совсем не устроил, и тут же началось хныканье. Одёрнув руку, красноречиво посмотрела на рыцаря. А чего он стоял в стороне? Помогал бы — я не хотела, чтобы к моей извечной усталости добавилась ещё и головная боль.
— Эм, Принцесса Атанасия, давайте, я Вас возьму? Видите? Ничего страшного! Смотрите, смотрите, какой красивый вид на цветочки, — Робейн быстро приноровился и стал отвлекать ребёнка всеми возможными способами. Если смотреть со стороны, мужчина сильно привязался к ней и уже считал полноправной «племянницей». Однажды мне даже удалось услышать, как Ати обратилась к нему «дядя Феликс», и, каюсь, я умилилась. Разомлев от такого чудесного обзора на парочку, позволила себе улыбнуться довольно и присесть в тени, пока они наслаждались прогулкой. До меня доносились обрывки фраз, но подступающий сон оказался сильнее.
Он не знал, нет, не желал снова узнать, что такое любовь, и продолжил целовать столь желанные губы, согревая в своих объятиях ту, что появилась в его жизни так внезапно. Клод не успел толком прийти в себя, как запомнил каждое её плавное движение, каждый мимолётный взгляд, подаренный лишь ему одному, чистый и искренний смех, каждую нежную улыбку. Клод стал одержим танцовщицей из Сиодона, которая уделяла больше положенного императору внимания и бросала тонкие намёки на приёмах, но прекрасно понимала, что такая увлечённость ни к чему хорошему не приведёт. Она была простолюдинкой, он же — правителем всей Обелии. Он хотел быть с ней всегда и держать подле себя, а она не любила сидеть на одном месте и покорство. Они были полными противоположностями друг друга. У Дианы был размашистый почерк, девушка не любила писать, ей подавай рассказы о приключениях группы друзей, которые непременно нашли бы своё счастье, Клод же писал каллиграфическим почерком, и ему это было в радость, особенно когда нужно было посвятить танцовщице большое длинное письмо с признанием в чувствах. Диана ценила нежные прикосновения, осторожные объятия, короткие поцелуи в щеку и много-много игр одними лишь глазами, переглядки. Клод, наоборот, жаркие поцелуи, укусы и засосы на нежной коже, неприличные касания в любом удобном месте, дарить подарки и говорить, что этого было мало, чтобы описать свои чувства. Всё-таки это болезнь, и Клод был болен ею. Один раз заболел, и на всю жизнь.
— Ты сегодня была удивительна. Останься со мной хотя бы на пару часов, пожалуйста, Диана, — вздохнул он и отвел взгляд в сторону, не решаясь посмотреть на девушку напротив. Она безмолвно согласилась, обхватывая породнившееся лицо императора руками, и оставила несколько поцелуев: на подбородке, в уголке губ, на щеке, на лбу. Отрадой для души было видеть, как Клод постепенно оттаивал, щёки приобретали розоватый оттенок, и он уже сам требовательно целовал в ответ.
— Ваше Величество, спасибо, что остаётесь рядом. Только… нам придётся сократить встречи и сменить место. Я не хочу, чтобы поползли лишние слухи, которые могут навредить Вам, — сказала предельно серьёзно и отстранилась от поцелуев, заглядывая в глаза Клода, сравнимые с драгоценными камнями. Их она любила больше всего на свете, ведь глаза — отражение души человека. А душа любимого страдала, и помочь унять боль ей показалось самым необходимым делом.
— Что? О чём ты говоришь? Твои шутки сейчас просто неуместны, но я всё равно их люблю, — нервно улыбнулся, будто стараясь отогнать навязчивые мысли, пока не пришло осознание, что Диана действительно говорила без юмора. Клод стиснул зубы от негодования и мысленно перебрал варианты, которые могли спровоцировать танцовщицу на такое поспешное решение. Слуги, наложницы, Феликс… Последний вряд ли как-то был причастен, но он больше всех контактировал с девушкой, из-за чего раньше просыпалась небольшая ревность. — Всё хорошо? Разве тебя раньше они настолько сильно волновали?
— Прошу, отпустите. Если Вы действительно любите меня, позвольте быть счастливой. Я постараюсь забыть Вас и нашу любовь, вычеркну все воспоминания из жизни, лишь бы Вы были счастливы, — врала. Какая же она была глупая — позволила себе мечтать о счастливом конце с возлюбленным, где они жили вместе, воспитывали детей, и всё было хорошо. Глупое сердце, которое готово было вот-вот разбиться от одного неверного слова, действия. Диана влюбляла в себя многих, игралась с чувствами людей, откровенно забавлялась их реакцией, но не думала, что когда-нибудь сама попадётся на чужую уловку. Оступится и беспамятно влюбится в парня, чьи волосы напоминали золото, чьи глаза были сравнимы с топазами, чья улыбка даровалась только ей. В какой-то мере она считала себя эгоисткой, что забирала Клода у наложниц, у подчинённых, у остального народа.
— Не говори глупостей, пожалуйста! Мы слишком многое прошли вместе, чтобы так просто бросить всё и оставить друг друга навсегда, — воскликнул блондин, старательно ища в чужом взгляде поддержку и слова о поспешном решении. Он обхватил Диану за плечи, сердце ускорило свой ритм, а в лёгких предательски не хватало воздуха. Перед глазами пронеслись десятки совместных воспоминаний, как он писал ей письма и с нетерпением ждал ответа, торопя Феликса, чтобы поскорее доставил его, как одаривал дорогими подарками, не совсем понимая, что предпочитала танцовщица, как приглашал уединиться в любимом саду и выпить по чашечке чая, который стал его фаворитом после её слов. Только вместо ожидаемого Диана скинула породнившиеся руки и грустно улыбнулась, покидая возлюбленного.
Открыв глаза, осмотрелась, ведомая каким-то странным наваждением. Сон мне совсем не запомнился, но почему-то слёзы наворачивались на глаза. Ощущение было такое, будто распрощалась с частичкой самой себя. Тяжело. Очень тяжело. Сделала пару глубоких вдохов и обратила внимание, что находилась под пледом, а время подошло к вечеру. Сразу же поднялась с места, сложила ткань и оставила в саду — слуги потом заберут — сейчас надо было возвращаться к работе. Как мог Феликс не разбудить меня? Знал же, сон полезен, но не в моём случае, когда дела копились и копились, сколько бы не решала их. Тем более стоило написать ответ на послание принцессы, что уже долгое время вела со мной переписку. Кто-то бы сказал про неприемлемое поведение, недостойное императора, я же могла с уверенностью ответить: пока никто не обратил внимание — можно. Серьезно, с ней интересно вести диалог, она была умна не по годам, и наше общение никак не вредило её будущему в качестве невесты герцога родной страны. Мы были всего-то друзьями по переписке. Только переступила порог кабинета, как заметила мирно сидящую парочку в лице Феликса и Атанасии, которые обсуждали её рисунки. Как ни в чём не бывало, рыцарь поднял взгляд на меня и расплылся в улыбке.
— Ваше Величество, Вы наконец проснулись. Я уж было хотел позвать леди Энн, чтобы она разбудила Вас, — сдержанно промолчав, присела за стол и устало вздохнула. Ати тут же спрыгнула с дивана и подбежала ко мне, довольно улыбаясь, да пытаясь заглянуть в бумаги. Мы долгое время не виделись — по большей части сыграла моя занятость и некая усталость от одного только присутствия ребёнка. Честно говоря, я быстро перегорала в общении с кем-либо, поэтому мне нужен был определённый отдых и время на раздумья. Робейн же был исключением: сколько бы я ни просила или ни приказывала держаться от меня подальше, он всё равно маячил перед глазами и говорил-говорил-говорил. Спасибо большое прежнему Клоду, который свои всплески маны передавал рыжему, создавая из близкого человека «Воронулю», и откровенно издевался, называя его волосы уродливыми, дав из-за них прозвище «кровавый рыцарь». Только с возвратом тактичности не прибавилось. — Атанасия, разве тебе не пора возвращаться к Лилиан? Она может беспокоиться о тебе.
— Ати не хочет к Лили, Ати будет с папой! — требовательности ей было не занимать. Подняв девчушку себе на колени и поудобнее устроив, вопросительно посмотрела на слишком уж довольного Феликса. Внимание тут же привлекло поведение ребёнка: Ати протянула свои маленькие ручки к моим волосам и стала дергать их, заливисто смеясь. Атмосфера в кабинете неожиданно переменилась. Я и Робейн прекрасно понимали, что такое поведение хоть и свойственно детям, переступать черту всё-таки не стоило. Недовольно цокнув, попыталась предотвратить нападки на свои волосы, ещё больше раззадоривая Атанасию. — Папочка весёлый, он хочет играть с Ати. Феликс старый и быстро устаёт.
— Ну, спасибо Вам, Принцесса. Я не ожидал от Вас такой благосклонности к своему рыцарю, — со стороны дивана стало доноситься возмущённое сопение Феликса. Я не сдержала усмешки и, поцеловав в щеку ребёнка, опустила обратно на пол. Пора было им обоим честь знать, мне ещё с герцогом Альфиосом следовало выбрать дату, чтобы представить наших детей друг другу. Моей главной целю этой встречи была Дженнет, которую обязаны были взять с собой, ведь я успела услышать про воспитанницу в их поместье и упомянуть в разговоре. Слишком долго тянула, хотелось бы, чтобы последствия моей нерасторопности не оказались критичными. — Эх, нам пора, Принцесса. Его Величеству нужно работать, а Вам вернуться к леди Лилиан и не забыть хорошенько поесть, ладно?
— Да, Феликс… Пока-пока, папа, — Робейн подхватил на руки девчушку, пока та радостно улыбалась и махала на прощанье. Дверь закрылась, и я облегчённо откинулась на спинку стула. В моей жизни не было уже три года никаких электронных устройств, привычной еды из доставки или ближайшего супермаркета, не было плакатов любимых музыкальных групп. Я не знала, что происходило с любимыми артистами, в каких ещё фильмах, сериалах, ситкомах успели сыграть. Не знала абсолютно ничего, и это опустошало. Сколько бы не убеждала себя в пользе избавления от траты драгоценного времени, с самовнушением у меня всегда были проблемы. Отправлюсь на прогулку в город и проветрюсь, а то такими темпами впаду неизвестно куда. Вытащив из самого дальнего ящика стола бумагу, выгнула бровь на мгновение и, усмехнувшись, принялась писать ответное письмо принцессе, снова отложив дела на неопределённый срок.
Получатель: Аннелис Абели Вибек Бернсторф
Отправитель: «К»
Надпись на конверте:
Письмо той, кто знает, что: «Встарь руку отдавали вместе с сердцем, а в наши дни лишь руки отдают».*
Когда мы впервые встретились, во время того самого торжества, посвящённого дню Обелии, подумать не смел, что Вы согласитесь продолжить общение. Я помню нашу встречу так, словно она случилась вчера, и официальную аудиенцию, где наконец смог узнать, что Вы всё-таки были рядом с самого начала. Те жалкие несколько часов, что мы провели вместе, показались мне глотком свежего воздуха в моей весьма однообразной жизни.
Слышали ли Вы про новую постановку сэра Батори? Вы многое рассказывали о его деятельности и, каюсь, я даже мельком встретился с ним. Поистине интересный человек с большим будущим. Было бы прекрасно, если бы Вы посетили его постановку, она определённо стоит Вашего внимания.
Удивительно, но с каждым днём становится всё холоднее, хотя с Вашим климатом не идёт ни в какое сравнение. Надеюсь, что Вы всё ещё носите мой подарок и не пренебрегаете заботой о своём здоровье. Берегите себя.
С наилучшими пожеланиями,
«К».
P.S.: К этому письму прилагается небольшой подарок, не отказывайтесь. Это ответ на ранее подаренные Вами перчатки. За них я очень благодарен».
